Сергей Волчок
Куда идем мы – 5
– Да ну тебя! – обиделся монах. – Я и так ничего не понял, тут еще ты со своими подначками.
– Можно подумать – я понял, – хмыкнул Псих. – Все это очень и очень странно. Ладно, давай спать. Посмотрим, чем нас завтра Урал встретит.
[1] Стихотворение написано специально для книги «Куда идем мы»
Глава сто первая. г. Камышлов, дер. Надеждинка
(где прошлое продолжает преследовать Психа)
г. Камышлов
Камышловский сектор,
Свердловская локация
56°51′ с. ш. 62°43′ в. д.
– Слава богу, наконец-то город! – простонал Жир. – Хоть поедим.
– Интересно, кто тебе в деревнях жрать не давал? – хмыкнул Псих.
– Шутишь? – взвился свин. – А не у кого там едой разжиться было! Ты как будто не видел – все села пустые стоят. Избы брошенные, ни одного живого человека.
– Видел, – спокойно кивнул Псих. – Это меня и тревожит. Если села безлюдные – значит, кто-то их обезлюдил. Не обязательно – съел. Могли и просто от кого-то драпануть. И вообще, не нравится мне все это. После встречи с деревьями идем как по бульвару. Ни одной стычки за столько дней. Ой, не к добру это…
– Опять за рыбу деньги! – всплеснул руками Жир. – Я же тебе, дураку, сто раз объяснял. Система нам в качестве плюшки за квест организовала спокойную дорогу. По Уралу точно, а дальше посмотрим.
– Ну-ну, – саркастически хмыкнул Псих. – Что хоть за город-то впереди?
– Камышлов, – подал голос Четвертый, восседавший на Драке.
– И что же Пепка про него пишет? – поинтересовался обезьян.
– Ну… – начал было монах, потом смешался, покраснел и признал. – Ну, в общем, там в основном про пиво.
Псих сплюнул.
– А, нет! – обрадовался меж тем Четвертый. – Пишет, что здесь монастырь есть. Свято-Покровский.
– Монастырь – это классно! – обрадовался Жир. – Во-первых, нас покормят…
– И этого с твоей точки зрения более чем достаточно. Во-вторых, третьих и так далее уже не требуются, – подколол товарища Псих, а потом добавил серьезно. – Но в принципе свинка прав, зайти надо. Может, совместное богослужение провести удастся, надо же как-то Четвертому недополученную прибыль компенсировать. Куда идти-то?
Четвертый пожал плечами.
– Пишут – ориентироваться на Собор Покрова Пресвятой Богородицы. Крупнейший храм города.
Псих кивнул и ненадолго вознесся в небеса. Потом спустился и махнул рукой:
– Туда.
***
На подходе к монастырю Псих вдруг начал нервничать.
– Не нравится мне этот монастырь, – остановившись недалеко от ворот, сказал он. – Мутный он какой-то. И пахнет здесь железом и кровью. Давайте туда не пойдем.
– Ты попутал, что ли? – заржал свин. – Пахнет ему… Это что – сказка про мартышку, которая мечтала стать овчаркой?
– Действительно, Псих, – поддержал Жира Четвертый, – что ты как ребенок? Ничем здесь не пахнет, монастырь как монастырь. Пойдем уже.
И монах послал лося вперед.
– Тот, а ты что скажешь? – обезьян упрямо стоял на месте.
Великан-сом пожал плечами.
– Надо идти, потому что мы – монахи, а это – монастырь.
И тоже двинулся в сторону ворот вслед за Жиром и Четвертым.
Псих посмотрел им вслед и полез смотреть системные сообщения.
– Так я и думал… – скривился он. – Абилка «Дар Кассандры» прокнула. Как минимум неделю мне никто верить не будет. Ну спасибо, бабка, чтоб тебе каплуном в курятнике переродиться!
И быстрым шагом пошел догонять товарищей.
На территории монастыря подозрительность Психа выросла многократно. И стражники у ворот сильно упырей напоминали. И келарь, который вышел встречать гостей, имел слишком жуликоватое выражение лица. И монахи с бандитскими рожами очень уж активно толкались вокруг гостей – ни дать, ни взять, в окружение брали.
Паранойя обезьяна достигла пика, когда их повели представляться игумену. К тому времени Драка уже увели на конюшню, Четвертый переоделся в рясу для торжественных приемов и праздничных обрядов, оставшиеся паломники выстроились за ним в шеренгу, стараясь придать своим физиономиям благостный вид, а вся многочисленная монастырская братия толпилась за их спинами.
Наконец, двери открылись, и на высокое крыльцо величаво вышел монастырский игумен.
И тут паранойя Психа исчезла.
Потому, что превратилась в уверенность.
Ни медля ни секунды, он взмыл в воздух, крикнув на взлете:
– Гриф, висельник, ты-то куда? Из тебя игумен – как из Бычары модистка!
– Взять их! – зычно крикнул подчиненным игумен, тоже вертикально уходя на взлет. – А ну стоять, Мартышка!
Но Псих, как пуля быстрый, в небе голубом и чистом с ревом набирал высоту. Причем прямо по его курсу, чуть дальше стен монастыря, появилось зеркало портала – очевидно, там глушилка прыжков уже не работала.
Впрочем, игумен летел гораздо быстрее и неотвратимо нагонял обезьяна.
– Ах-ха-ха-ха! – злобно расхохотался он. – Ты действительно рассчитывал улететь от птицы, обезьянка ты блохастая?!
И тут произошло неожиданное. Псих оглянулся, оценил обстановку и…
Бог его знает, что он там сделал и какое заклинание из своей легендарной коллекции использовал, но выглядело это так, как будто он включил турбо. Скорость примата рывком увеличилась практически вдвое, и стало понятно, что Псих успеет к порталу раньше.
Обезьян уже практически сбежал.
Понял это и игумен, помрачнел лицом и злобно крикнул:
– Держи на дорожку!
После чего махнул рукой вслед бежавшему.
Из широкого рукава догоняющего вылетел металлический шарик и с невероятной скоростью понесся к Психу. На подлете он превратился в огромную кастрюлю, которая накрыла собой обезьяна.
В портал Псих так и влетел – кувыркаясь в кастрюле с захлопнутой крышкой.
А игумен неспешно развернулся и полетел обратно.
Там было еще веселее – четверо местных монахов крепко держали Четвертого в парадной рясе. Предводитель паломников безрезультатно дергался, пытаясь высвободиться, и что-то неразборчиво кричал.
Остальные обитатели фальшивого монастыря столь же безрезультатно пытались завалить Жира и Тота. Свинья с сомом, сжав оружие в руках, стояли спина к спине и шаг за шагом пытались пробиться сквозь толпу, обступившую их со всех сторон, к выходу. И что-то у них получалось – к выходу они далеко не продвинулись, но с десяток демонов на перерождение уже отправили. Тела этих лузеров, угодивших под удар граблей и лопаты, без признаков жизни валялись под ногами паломников.
– О, боги, ну что за дебилы!.. – простонал игумен, извлекая дубинку, усеянную волчьими клыками. – Все самому делать приходится. Ну неужели нельзя на шаг вперед подумать?
Он опустился рядом с плененным Четвертым и громко крикнул:
– Эй, вы! Что башкой вертишь, свинья шелудивая, тебе говорю! Оружие на землю, руки в гору! А не то я вашего монашка прямо сейчас на перерождение отправлю.
Бойцы замерли на секунду. Потом Тот, не изменившись в лице, спокойно и аккуратно положил свою лопату. Жир же скрипнул зубами, глухо выматерился и с размаху швырнул грабли на землю.
– Кто бы знал, как меня задолбал этот хрустальный чемодан без ручки! – с неподдельной экспрессией заявил он, поднимая руки. – Опять из-за него в плену сидеть!
дер. Надеждинка
Муромцевский сектор
Омской локации.
56°24′ с. ш. 75°39′ в. д.
– Князь! Князь, поди сюда! Это тебе подарочек или как? Наверняка ведь по твою душу к нам во двор двадцатилитровую кастрюлю забросили? Да хватит мечом махать, подойди на секунду!
Над кастрюлей с заключенным в ней Психом стояла Лоча и громко кричала, призывая своего быкоголового мужа. Как всегда, новые кухонные девайсы первой обнаруживает хозяйка дома.
– Вы уж извините, что я без спроса, – раздался вдруг голос из кастрюли, – но дальний портал я скастовать никак не успевал, а в ближнем радиусе у меня ваша усадьба – единственное место, где меня гарантированно не съедят по прибытии. А вообще – правильно, невестка, зови этого бычару сюда. Есть у меня к нему пара вопросов.
– А что ты там сидишь, Хан? – раздался густой баритон подошедшего, наконец, быкоголового Князя. – Вылезай уже. Это, в конце концов, не очень вежливо – ходить в гости в кастрюле. Пусть даже незванным.
– Не могу, – честно признался Псих. – Прикинь, Ёви, я не могу вылезти из кастрюли. Поэтому ответь мне, мой старый друг, на один вопрос извне. Не глядя, так сказать, честно в глаза старому приятелю. Ты, бычара затихарившийся, знал? Знал, что наш с тобой друг юности Гриф, которому вообще-то еще сидеть не пересидеть, на самом деле тусит неподалеку, в Свердловской локации?
– Знал, конечно, – признался Князь после секундной паузы. – И не только знал – я ему неслабо помог в первые годы после побега. Он, собственно, и осел на Урале, потому что я ему там это тихое место, этот заброшенный монастырь, нашел. Ну и чтобы от меня неподалеку быть, если честно. Сейчас я ему, конечно, уже нафиг не нужен, он неплохо приподнялся и обустроился в последние годы, но поначалу его пришлось плотно прикрывать. Искали его по-серьезному, носом землю рыли. Ну и ко мне, разумеется, приходили, расспрашивали, в деталях обстановку узнавали. И, главное – не пошлешь расспросчиков. Вернее, послать-то недолго, я поначалу так и сделал… Но очень быстро она меня вышли очень серьезные люди и вежливо, но настойчиво, попросили проявить понимание и пообщаться с людьми, чтобы не портить жизнь ни мне, ни другим.
– Ни фига себе… – глухо отозвался Псих из кастрюли. – Если даже в твою упрямую башку они сумели вложить стремление к сотрудничеству со следственными органами – наверное, это были очень серьезные люди.
– Гораздо серьезнее, чем ты себе воображаешь, – буркнул бык. – Более того – я потом разузнал осторожно, эти расспросчики приходили ко всем, кто имел хоть какие-то дела с Грифом до посадки. Если бы ты тогда под горой не чалился – и к тебе бы пришли. Наша птичка какой-то очень серьезной разработке по работе с пространством ноги приделала, за что, собственно, и присела надолго. Больно уж злы были на него очень серьезные кланы с Верхних Планов. Вот только ты его знаешь – его никакая клетка не удержит. «Летать рожденный – сидеть не будет» – так он всегда говорил.
– Не только говорил, но и делал, – напомнил Псих. – Ладно, давай для начала меня вытащим, а потом обсудим нашего новообретенного друга юности.
– Резонно, – кивнул рогатый демон, – Посиди немного, я за инструментами схожу.
Через полчаса Князь с матюгами швырнул дрель на пол.
– Да чтоб у него чирей на ключе выскочил! Это что за кастрюля-то такая? В нее что – атомную бомбу швырять надо? Ладно, последнее средство. Я попытаюсь свой рог под крышку подсунуть. Есть у меня одно заклинание повышенной пробиваемости рогов, как раз для крайнего случая берег. Если и это не поможет – придется мне брать эту твою дурацкую кастрюлю и вести ее к Грифу, пусть сам свое имущество открывает.
– Да не хотелось бы, – осторожно заметил Псих, к тому времени едва не оглохший от всех ударов, сверлений и пилений Князя.
– Сам не в восторге от этой идеи, – буркнул бык. – Ладно, пробуем.
Эксперимент удался наполовину – быку удалось втиснуть кончик своего рога под крышку, но именно что только кончик. Протиснувшись на пару сантиметров, рог мертво встал и развить успех у быкоголового демона не получилось, сколько бы тот не старался. К тому же стенки кастрюли плотно облегали рог, не оставляя никакого зазора.
– Ладно, – тяжело дыша, Князь, наконец, сдался. – Придется к этому пернатому властелину пространства на поклон идти. Но ты не переживай, при мне он тебя не тронет.
– Зато я его трону, – пообещал Псих изнутри. – Я его так трону, что он у меня сам в эту кастрюлю залезет, чтобы спрятаться от моего гнева.
– Короче, я выдергиваю рог, – предупредил рогатый демон.
– Стоп! – заорал изнутри Псих, которому в голову пришла идея. – Не выдергивай! Ты это… К стоматологическим процедурам нормально относишься?
– В смысле? – не понял Князь.
– Бормашины не боишься?
– Да вроде нет. А что это такое?
– Отлично! – резюмировал Псих, оставив вопрос друга без ответа. После этого заключенный обезьян извлек свой железный посох, уменьшил его до нужного размера и, используя свой любимый девайс как сверло, высверлил в бычьем роге небольшое дупло.
Князь немного помычал, но в целом операцию перенес сравнительно спокойно, хотя и несколько удивленно. Лишь в самом конце не удержался и сказал:
– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Не псы, ты не первое столетие меня знаешь, – отозвался Псих, докручивая последние обороты.
– Поэтому и дергаюсь, братан, поэтому и дергаюсь.
– Все, не дергайся, я закончил!
А Псих превратился в муравья и залез в дупло.
– Выдергивай! – крикнул он.
Оказавшись на свободе, обезьян сразу же принял свой обычный размер.
– Какие интересные новости… – и Князь, и Лоча смотрели на Психа широко открытыми глазами.
– А ты полон сюрпризов, мой старый друг, – продолжил быкоголовый демон, покачивая головой. – Всю жизнь я считал «Минимизацию» байкой, которую травят друг другу подвыпившие завсегдатаи трактиров. За все те несколько столетий, что я прожил на Земле и в Верхних Планах, я слышал о «Минимизации», наверное, несколько тысяч раз, но не видел ни одного достоверного свидетельства ее существования. Вернее, не видел до сегодняшнего дня. Ее нет ни у кого из известных мне сильных мира сего, а я их знаю немало.
– Либо они ее просто не афишируют, – вклинился в монолог Псих, – как не свечу ее я. Те, кто видел, как я ее использую, либо относятся к категории близких мне людей, либо…
– Либо? – эхом откликнулась Лоча.
– Либо никому уже не могут ничего рассказать. Совсем никому. – Псих улыбнулся, но улыбка получилась жутковатой.
– Понятно, – кивнул Князь. – И много у тебя таких… социально близких?
– Было десять. С вами образовалась дюжина, – вновь улыбнулся обезьян. – И я надеюсь, что вашими усилиями эта цифра не возрастет. Скромность, мои друзья. Скромность, умеренность и не болтливость – вот лучший залог дружбы.
И тут же, не дав семейной паре и слова сказать, тут же продолжил тему.
– Кстати, о старых знакомых. Князь, я не прошу помощи, но буду благодарен, если ты меня сориентируешь в обстановке. Разумеется, информацию раскрываешь только в тех пределах, которые ты сам сочтешь достаточными. Лады?
И он цепко посмотрел в глаза Князь. Бык выдержал этот взгляд и молча кивнул.
– Отлично! Тогда скажи мне вот что, старый друг. Гриф наверняка захватил моих спутников, как ты видел, я сам успел в последнюю секунду, сбежав уже, по сути, плененным. Ты, в отличие от меня, знаешь его нынешнего, а не прошлого. Скажи мне честно, Князь, на твой личный взгляд, какие у меня шансы решить дело миром?
– Честно? Минимальные.
Князь очень жестко посмотрел на Психа. Обезьян улыбнулся в ответ.
– То есть Гриф, судя по всему, мало поменялся. Я правильно понимаю, что по-прежнему его главный приоритет – он сам, а на всех остальных ему плевать?
Бык пожал плечами.
– Ну, не все так плохо. Если бы дело касалось только тебя – скорее всего, никаких вопросов бы не было. Ты бы ушел сам, целым и на своих ногах. Он мужик не жадный, возможно, тебе еще и пирушку закатил бы на дорожку. Такую, бюджетную пирушку. С твоими друганами, свиньей и рыбкой, тоже не было бы особых проблем. Не поручусь, правда, что он не попытался бы за твоей спиной сманить их к себе в банду. Но эти двое не производят впечатления умственно отсталых, поэтому без особых на то причин под Грифа бы не пошли. Он пока статусом не вышел, чтобы у него на посылках бегали хаи такого уровня. Так что все было бы прозаически – он предложил, они отказались, и все разошлись, как в море корабли – немного недовольные друг другом, но без особой злобы… Но вот этот ваш монах…
– А что монах? – поднял брови Псих.
– Слушай, у меня большая просьба, – поморщился Князь. – Пожалуйста, не включай дурака при общении со мной. Я воспринимаю это как пренебрежение и меня это обижает. Ты все прекрасно понимаешь, и я знаю, что ты все прекрасно понимаешь. Поэтому выключи, пожалуйста, дурака. Твой монах – это джек-пот, который мечтает сорвать каждый встречный. Если его сожрать, это даст счастливчику-обжоре невероятный буст в развитии. Извини, но Гриф хочет жить. Он знает, что искать его не перестанут и рано или поздно найдут. Единственный вариант выжить – это встретить гостей во всеоружии, изрядно усилившись. Поэтому твоего монаха Гриф сожрет. Без вариантов, и никакая старая дружба этого не отменит.
Глава сто вторая. Надеждинка, Верхние Планы
(где речь идет о реальности жизни и о жизненности реалий, а Псих вербует союзников)
дер. Надеждинка
Муромцевский сектор
Омской локации.
56°24′ с. ш. 75°39′ в. д.
– И ты бы сожрал? – поинтересовался Псих, пристально глядя в глаза быку.
– Сейчас, наверное, уже нет… – пожал плечами Князь. – Но исключительно потому, что он в твоей команде, а я сейчас тебе должен столько, что это перевешивает даже бонусы от буста. Но будь я чуть меньше тебе обязан – монах прожил бы ровно те три дня, которые ему необходимы для очищения перед употреблением.
– Понятно, – улыбнулся Псих. – Ну, спасибо и на этом. Сколько я понимаю, если я хочу вытащить своих друзей живыми, мне надо наглухо валить Грифа. Сколько я его помню – это весьма нетривиальная задача.
– Более чем, – подтвердил быкоголовый. – Я бы даже сказал – невыполнимая. За те столетия, что вы не виделись, ты сильно сдал, Хан, а вот он, напротив – изрядно прибавил.
– Не кажи «гоп», крупнорогатый, не кажи «гоп»… – рассеяно сказал обезьян, явно о чем-то задумавшись. – Выиграть у тебя тоже казалось невыполнимой задачей, однако по итогу ты мне обязан жизнью, а не я у тебя в долгу, прости уж за напоминание. Но в целом ты прав, будем исходить из того, что я слабее. А это значит что?
В ответ бык только фыркнул, но Псих, не обращая на него внимания, сам ответил на свой вопрос.
– Это значит, что необходимо уравнять силы. Позвать с собой, например, кого-нибудь достаточно прокаченного для этой драки. Да, Князь?
И маленький обезьян весело подмигнул старому приятелю.
– Вот ты, например, не хочешь составить мне компанию и заглянуть в гости к нашему старому другу Птичке? Чем мы в конце концов, хуже героев мультфильма? Винни Пух ходил в гости со свининой, а я с говядиной схожу. «Куда идем мы с…». Не хочешь?
Он посмотрел на демона, и этот взгляд сильно диссонировал с его шутовским тоном. Смотрел Псих цепко и жестко.
Князь не спешил с ответом, и в воздухе повисла пауза.
Тяжелая пауза.
– Нет.
Слово, произнесенное быком, было тяжелым и увесистым. Как булыжник.
– А если я напомню о долге? – Псих по-прежнему жестко смотрел в глаза другу и ощутимо давил взглядом. Но Князь уже принял решение.
– Все равно – нет, – рогатый демон, набычившись, помотал своей бычьей головой. – Я тебе должен, Хан, и ты можешь в любую минуту забрать мою жизнь, но я не пойду убивать близких мне людей. Даже ради другого близкого мне человека.
– Что за сопли ты развел, Ёви? – поморщился Псих. – Каких нахрен друзей? Мы оба знаем Грифа, нет у него никаких друзей и никогда не было. Для него эти слова ничего не значат. Он всю жизнь жил для себя, он и в Семерку-то пошел исключительно потому, что быть в компании шести других сильнейших демонов Земли выгоднее, чем быть противником шесть других сильнейших демонов. Ему плевать на всех, кроме себя. Только не говори мне, что он изменился, НАСТОЛЬКО ни люди, ни демоны не меняются. Это доминанта его личности, стержень, на который нанизано все остальное. Мы вот мычишь мне здесь про друзей и «не пойду», а он ведь и тебя, и меня с удовольствием бы продал за гораздо меньшее. И никакие драки спиной к спине в молодости этому бы не помешали. Что – не так, что ли?
– Так, – не стал спорить Князь. – Ему совместно прожитая молодость не помешала бы. Мне – мешает.
– Ёви, у тебя что – башня от переживаний потекла? – Псих явно злился, заводился, и голос его звучал все громче и жестче. – Что ты мне здесь втираешь? «Ах, друзья мои, друзья…». Развел здесь какой-то изгиб гитары желтой. Друзьями мы если и были, то хрен знает сколько лет назад, когда были молодыми и глупыми. А потом несколько столетий замечательно друг без друга обходились и хорошо еще, что не поубивали друг друга. Да что далеко ходить – мы с тобой сколько столетий на ножах были? Ты же, гнида, меня грохнуть мечтал за то, что я твоего пацана к делу пристроил. А теперь мычишь мне здесь: «Ах, я не пойду, ах, Гриф мой друг…». Очкуешь – так и скажи.
Слова обезьяна изрядно зацепили быка, его ноздри бешено раздувались, казалось, он вот-вот бросится в атаку. Но голос прозвучал ровно и спокойно.
– Ты невнимателен, Хан. Я ни разу не сказал – «друзья». Я говорил – «близкие люди».
Псих в голос хмыкнул.
– Как говорил старший брат: «Да? А какая разница?».
– Большая, Хан. Большая. – Князь вдруг успокоился и смотрел на собеседника грустно и даже немного стесняясь. – Ты прав, мартышка, у меня в башне что-то тронулось после того, как ты меня не грохнул. Я ведь в мыслях уже ушел на перерождение. Говорят, что в такие минуты всю жизнь вспоминаешь – я всю не вспоминал, но передумать за ту минуту, что перед тобой без меча стоял, успел изрядно. Вот, думаю, жизнь и кончилась, а что в той жизни было? И понял вдруг, что не так много такого, что хотелось бы успеть вспомнить перед тем, как забыть навсегда. Но и ты, и Гриф в этом списке были. Знаешь, что я понял? Нет никаких друзей и врагов, слишком уж часто люди меняются в этих статусах. Есть просто люди малозначные, которые в твоей жизни мелькнули и забылись, а есть близкие люди – те, что заняли в твоей жизни изрядный кусок. Они могут быть родителями, родственниками, друзьями, врагами, коллегами, начальниками, да хоть актерами, которых ты ежевечерне наблюдаешь в ящике – кем угодно! Их судьбы переплетены с твоей, они, по большому счету – и есть твоя жизнь. Ты живешь в одном пространстве с ними, ты думаешь о них, пересказываешь одним близким сплетни о других близких. Твоя жизнь состоит из них. А потом начинается самое печальное. Знаешь, что?
– Догадываюсь, Ёви, – Псих невесело улыбнулся.
– Правильно догадываешься, Хан. – кивнул Князь. – Близкие люди начинают исчезать. Уходят один за другим, и больше их в твоей жизни не будет. Остаются только воспоминания, но воспоминания, между нами – очень хреновый заменитель.
– Суррогат.
– Чего? – не понял бык.
– Хреновый заменитель называется суррогат, – пояснил Псих. – Богатое слово, я его поэтому когда-то и выучил.
– Тьфу на тебя, блохастый! – немного обиделся крупнорогатый. – Сбил с мысли. О чем я говорил? Да. Ты, конечно, скажешь, что вместо ушедших появляются новые близкие люди. И я даже соглашусь – так оно и есть, природа не терпит пустоты. Но тут другая проблема. Чем дольше живешь – тем меньше живого остается от целых периодов твоей жизни, особенно от ранних. Они истончаются, становятся каким-то призрачными, полупрозрачными, потусторонними. Уходят за грань, на ту сторону, живут только в памяти. И все меньше и меньше побегов, дотянувшихся до нашего времени, тех, что еще держат их в реальности. А когда твое прошлое – только в твоей памяти, это значит, что в реальности его больше нет. И чем больше кусков твоей жизни исчезает в воспоминаниях – тем меньше становится твоя жизнь. Сначала она растет, потом замирает в равновесии, и однажды ты ловишь себя на том, что она стала меньше. Она уменьшается все больше и все быстрее, и однажды растает полностью, как кусок сахара в кружке чая. И тогда ты сам уйдешь туда, чтобы остаться только в памяти.
– Да ты поэт, Ёви… – задумчиво сказал Псих после паузы.
– Да пошел ты… – беззлобно поблагодарил за комплимент быкоголовый демон. – Все ты прекрасно понял, всегда смышлен был. Мы уже не телята, Хан, и наша жизнь давно уже пошла по пути шагреневой кожи. От моей жизни до ухода в Верхние Планы остались только ты да Гриф.
– Ну, теоретически еще Тритошка есть… – протянул Псих, но Князь фыркнул совершенно по-бычьи.
– … о котором никто ничего не слышал уже несколько столетий. Еще раз – от моей молодости остались только ты да Гриф. И я не буду своими руками отправлять этот кусок жизни за грань.
– Хорошо тебе. А мне вот – придется. И скорее всего – собственноручно, – вдруг сказал Псих очень серьезно. – Не обидишься тогда на меня?
– Обижусь, конечно, но переживу, – Князь расплылся в улыбке и фыркнул. – Не настолько уж я поэтичен.
– Да-да, охотно верю, – закивал головой Псих. – «Капитан Блад ошень поэтишный человек. Как он там говорить про яблонь в цвету?».
Обезьян встал.
– Ладно, хозяева, спасибо вам за приют, за ласку… Пойду я. Бывайте, не поминайте лихом. Кастрюлю можете оставить себе. На память долгую, неразрушимую.
– Ты куда? – приподнял бровь бык.
– К призракам прошлого, вестимо. Надо же мне кого-то вместо тебя на Птичку подписать. Но я не прощаюсь, если чо. Мне понравилось твои философствования слушать. Может, и загляну на огонек при случае. Лоча, ты очень благотворно влияешь на этого балбеса. Он даже научился внятно формулировать несложные мысли. Продолжай в том же духе, у тебя получается.
– Вали уже, коль собрался! – не выдержал бык.
– Ухозу, ухозу, ухозу! – замахал руками Псих, подвесил портал и одним прыжком заскочил внутрь зеркала.
– Портал фиолетовый, – задумчиво сказал Князь. – В Верхние Планы прыгнул.
– Помолчал бы уже, кобелина! – неожиданно сварливо отозвалась Лоча. – Новые близкие люди у него появляются. Видали мы, кто у тебя появляется. И сам кобель, и философия у него такая же – кобелиная.
Князь печально вздохнул.
– И пора бы уже привыкнуть к тому, что при порыве откровенности женщина тебя внимательно выслушает и сделает самые неожиданные выводы – но никак не получается. Умеешь ты удивить, красавица моя.
Где-то в Верхних планах.
Никакой вывести на старом доме в переулке не было, но Псих уверенно подошел к двери и толкнул ее.
Внутри был бар, но очень странный.
С одной стороны – невзрачная обстановка, полное отсутствие какой-либо дизайнерской концепции и модных изысков. Как будто кто-то просто купил обычные деревянные столы и стулья, расставил их в произвольном порядке, отгородился от народа барной стойкой, а в компенсацию поставил в зале древний музыкальный автомат, который в данный момент позванивал гитарными рифами минимум полувековой давности.
И заклеймить бы заведение вердиктом «бюджетный вариант забегаловки на районе для не до конца опустившихся местных выпивох» – да посетители мешали.
Внутри сидело всего человек пять, но назвать их местными алкашами язык бы не повернулся ни у кого. Больше всего они напоминали наемников, причем наемников чрезвычайно дорогостоящих. Одно только оружие, заботливо убранное в ножны, выглядело так, будто его продажа может выправить дефицитный годовой бюджет города Челябинска.
Против ожидания, ни малейшего интереса у вошедшего Психа они не вызвали. Вежливо поздоровавшись и получив несколько доброжелательных поклонов в ответ, он прямым ходом направился к стойке, за которой стоял дедушка-божий-одуванчик с плешивой головой, обрамленной редким седым пухом. Дедуля хитро поглядывал на посетителей поверх выдающегося во всех отношениях носа – огромного, размером с небольшой баклажан, мясистого, отвислого и красиво разрисованного многочисленными разноцветными прожилками.
– Здравствуй, Азраил! – кивнул Псих, взгромоздившись на барную табуретку.
– Это очень старое имя, – поморщился старик, не ответив на приветствие. – Настолько старое, что все, кто его носил, уже умерли. Некоторые – несколько раз. Поэтому я даже теряюсь, к кому вы обращаетесь, почтенный Мудрец, равный Небу. Я обычный скромный бармен и люди называют меня Сирано. Я не протестую – если хочется, пусть называют.
– Да мне сирамно, кто там тебя называет Сирано, Азраил, – несколько неуклюже скаламбурил обезьян. – Для героя Ростана ты уже малость староват, в твоем возрасте тыкать шпагой в живого человека и вопить серенады под балконом не к лицу и не по летам.
Старик опять едва заметно поморщился.
– Отсидка не пошла на пользу твоим манерам, Псих, твое воспитание по-прежнему оставляет желать лучшего. Ты знаешь порядки в этом заведении – если ты продолжишь хамить обслуживающему персоналу в моем лице, я позову вышибал и тогда даже тебе не поздоровится.
Удивительно, но Псих не вспыхнул и продолжил нарываться. Он, как ни странно, примирительно кивнул и куда более мягким тоном сказал.
– Извини, старик, я не хотел тебя обидеть. Мне просто казалось, что нам с тобой уже можно не стесняться своих лет.
– Ладно, забыли, – махнул морщинистой рукой бармен. – Горбатого могила исправит. Что тебе нужно? Как ты понимаешь, я не очень рад лицезреть тебя в своем баре, пусть даже твой статус и уровень формально позволяют тебе здесь появляться.
– Я же говорил, – ответил Псих. – Мне нужен Азраил. Очень нужен.
– Азраил давно оставил все дела и ушел на покой. – сварливым тоном отрезал старик. – И уж точно не твое появление заставит его отказаться от решения, принятого пару столетий назад и ни разу не нарушенного за эти годы. Нет больше Азраила, Псих. Считай, что он спит. Вечным сном. Потому что – будем честны – никто не хочет, чтобы он проснулся.
– Кто там тебя… Сирано? Я тебе больше скажу, Сирано – я даже знаю, кто больше всех не хочет, чтобы он проснулся.
– Да ты что? – в деланном испуге приподнял густые брови старик и его непревзойденный нос подозрительно зашевелился, как будто принюхиваясь. – И кто же это? Ты, что ли? Да я тебя и тогда не боялся, а сейчас для этого тем более нет никаких причин. Как поговаривают, желтошапочные обрезали твои умения с изяществом мясника.
– Я? – засмеялся Псих. – Слушай, Азраил, нас с тобой действительно нельзя было назвать большими друзьями, но если у меня и были какие-то обиды на тебя – они давно сгнили там, под горой. Время лечит и не такие размолвки.
– Тогда кто же не желает пробуждения Азраила? – с деланным безразличием поинтересовался бармен, очень нехорошо глядя на обезьяна.
– Гриф, – просто ответил Псих.
Лицо старика мгновенно застыло безжизненной мертвой маской.
– Надеюсь, ты понимаешь, что если это одна из твоих дурацких шуток, у тебя есть все шансы не выйти из этого бара, Псих, – почти не шевеля губами, не каким-то пугающим голосом не сказал даже, а выхаркнул из себя старик.
Впрочем, старик ли?
Бармен разительно изменился – та самая мертвая маска, мгновенно закаменевшая на его лице, изрядно преобразила его. Морщины разгладились, нос заострился, изогнулся, и стал напоминать не баклажан, а орлиный клюв. Куда-то делась старческая осторожная неторопливость, в общем, собеседник Психа вдруг помолодел лет на тридцать.
– Понимаю, – спокойно кивнул Псих. – Даже если ты сам меня не завалишь, твои ребята с гарантией вынесут отсюда вперед ногами. Слава богу, фирма у тебя известная. Как говорили раньше, фирма веников не вяжет, фирма делает гробы. Доброе утро, Азраил. Рад видеть тебя проснувшимся.
