Сергей Зверев
Акула в камуфляже
1
Конец января в Уругвае – чуть ли не самое жаркое время года. Для тех, кто живет в Южном полушарии планеты, это настолько же привычно, как январские морозы для москвичей или, скажем, монреальцев. Так что январь для уругвайцев, чилийцев, бразильцев и всех прочих южноамериканцев – самый разгар лета. Вот и сегодня солнышко, весело сияющее в ярко-синем небе, основательно прогрело воздух и воду Атлантического океана, что смешивалась с могучим потоком, струящимся из речного устья величественной Ла-Платы.
Вода, словно подсвеченная изнутри, из самых глубин, переливалась лазурью и бирюзой.
До чего же живописная картина открывалась при взгляде на полоску пляжей подле Монтевидео! Муравьиное копошение в прибойных волнах и на желтом песке многих тысяч загорелых тел, белые чайки над океанской синевой и мощная стена то темно-, то светло-зеленой прибрежной растительности, среди которой мелькают такие же белые, как чайки, виллы, гостиницы, кемпинги… За катерами мчатся лыжники, водяные брызги соревнуются в блеске с искрящимся песком пляжей. Крохотные осколки перламутра придают побережью поразительно нарядный вид. Яркие пляжные тенты, блики солнечных лучей на лакированных боках и крышах автомобилей…
Но главное в этой изумляющей глаз радуге – паруса, паруса, еще раз паруса… То белые, как снег, то оттенка берлинской лазури, то нежно-зеленые, словно весенняя травка, то киноварно-красные. Парусов даже в обычные дни хватает: одни бесчисленные серфингисты чего стоят, да еще владельцы собственных спортивных и прогулочных яхт, каждый из которых из кожи вон вылезает, лишь бы утереть всем нос подбором своей, самой яркой палитры громадных нейлоновых полотнищ.
Однако именно сегодня разноцветных парусов было вовсе не счесть: в полдень брала старт престижная парусно-крейсерская гонка Монтевидео – Сидней. По своему весу и значению она почти не уступала розыгрышу Кубка Америки – АСМ – America’s Cup Management. Яхтсменам не нужно объяснять, что значит участие в международном парусном фестивале такого уровня.
А уж если призовое место или даже победа…
О!.. Это не только колоссальный авторитет среди тех, кто любит и понимает парусный спорт, не только признание международной общественностью чести флага твоей страны, – это очень, очень солидные призы. Желающих побороться хватает… Сегодня на старт Атлантическо-Тихоокеанской гонки Монтевидео – Сидней вышло семьдесят небольших парусников с экипажами из двух яхтсменов. На соревнование прислали своих участников тридцать пять стран и флотов – ведь яхтсмены распределяются не только по странам, но и по флотам, существует такая традиция.
Россия и Балтийский флот были представлены лишь одной яхтой, на коричневом борту которой золотом светилось: «Кассиопея». Яхт, несущих, к примеру, британский «Юнион Джек», насчитывалось аж десять.
Зато экипаж «Кассиопеи» по праву считался не просто отличным, а выдающимся. Эта пара могла задать жару кому угодно, даже самым прославленным и просоленным морским волкам, участвующим в крейсерской гонке.
На спортивном паруснике нет ни капитана, ни штурмана. Исстари повелось, что старший в двойке именуется рулевым, а младший – шкотовым, или попросту матросом. Понятное дело, что в многодневной крейсерской гонке шкоты – снасти для управления парусами – приходится тянуть и рулевому, а за румпелем стоять и матросу. То же самое, кстати, и в коротких гонках на регатах, где состязание экипажей длится часы, а не недели. И все же главный в экипаже – рулевой. Именно он подбирает себе матроса.
На «Кассиопее» рулевым был Андрей Александрович Муличенко; вскоре он готовился отпраздновать свое сорокалетие. Среднего роста, ширококостный, он казался, на первый взгляд, слегка тучноватым, но это впечатление было обманчивым. Ни грамма избыточного жира, лишь великолепно тренированные мышцы, без которых в парусном спорте на успех рассчитывать не стоит. Муличенко начинал лысеть, но ему это даже шло, делая его лоб шире и выше. А еще весьма украшала лицо Андрея Александровича коротко постриженная шкиперская бородка, такая же рыжеватая, как поредевшая шевелюра. Типично славянский нос картошкой, из-под густых бровей весело и дружелюбно смотрят небольшие серые глаза.
Его шкотовый матрос, Сергей Иванович Зарнов, был младше своего друга и командира почти на восемь лет. Зарнова отличал весьма высокий рост: чуть больше двух метров. И вес соответствующий: сто пять килограммов. Для шкотового это просто прекрасно: чем он выше и тяжелее – тем лучше, такова специфика парусного спорта. Но при непременном условии: матрос должен быть ловким, двигаться быстро и легко, обладать безукоризненной координацией движений. Здесь Сергея никто бы не упрекнул: когда Зарнов работал с бегучим и стоячим такелажем, он напоминал громадного кота, вроде тигра или ягуара. Силой Зарнов обладал просто неимоверной, куда там Муличенко, хоть и рулевого «Кассиопеи» небеса в этом отношении не обделили. Сергей одной рукой – что правой, что левой – мог десять раз подряд выжать краспицу. Это такая перекладина на мачте для разноса вант и штагов, и весит она почти четыре пуда.
Темные волосы Сергея слегка курчавились, на носу имелась чуть заметная горбинка. Глаза карие, большие и широко открытые. С веселым блеском глаза, как и у рулевого. А улыбка какая, просто загляденье, куда там голливудским! Во все тридцать два сияющих белизной зуба.
Подбородок Зарнов брил, но зато носил тонкие, в нитку усики. Чем-то напоминал Сергей привычный типаж донского казака, разве что чубчика не хватало. Этакий молодой Григорий Мелехов из экранизации «Тихого Дона». Мужикам с подобной внешностью и улыбкой надо с собой кусок рангоута носить, чтобы от женщин отбиваться.
Вдвоем Муличенко и Зарнов ходили под одними парусами четвертый год. Ходили и до того, но в разных экипажах. Они ведь оба были профессиональными спортсменами. В наше время, если желаешь добиться серьезных результатов, нельзя уже смотреть на парусный спорт как на отдых, хобби, развлечение. Работа, любимая, конечно же. Профессия. Впрочем, это к любому спорту относится, кроме доминошного «козла» и перетягивания каната.
Что интересно: до встречи с Муличенко Сергей тоже был рулевым. Но, когда Андрей Александрович пригласил его стать матросом, согласился почти сразу. Почувствовал, что возможности перед ним откроются совсем иные. Кроме того, Муличенко сразу показался Сергею необыкновенно симпатичным дядькой. Кстати, взаимно, иначе не стал бы Андрей Александрович его приглашать. Если люди, составляющие пару, не то что плохо, но хотя бы безразлично относятся друг к другу, ничего у них не получится, будь они хоть трижды атлетами и умницами. Это вам любой опытный яхтсмен подтвердит.
Оба не прогадали. Результаты прямо-таки прыгнули вверх. В первый же год – второе место на Балтийской регате в олимпийском классе «Звездный». Еще через год – золотая медаль открытого первенства Европы в Киле. Тогда же – первый результат на Кингстонской регате, а это не фунт изюма. Наконец, полгода назад – серебро на первенстве мира в Неаполе, причем американцы, занявшие первое место, выиграли у российской пары всего два очка! Повернись последняя гонка регаты чуть по-другому, не лопни во время смены галса грота-шкот, – не видать бы американскому экипажу золота. Словом, среди «звездников» их пара заслуженно считалась одной из сильнейших в мире.
Было, правда, одно существенное «но». В крейсерских гонках экипаж Муличенко – Зарнов участвовал впервые. А это совсем другое дело, нежели спринтерские гонки на регатах. Другой тип яхты, громадное расстояние, совершенно иные тактика и стратегия. К тому же на регате можно проиграть один заезд из шести или семи, – от случайностей никто не застрахован. Не беда – можно наверстать. Крейсерская гонка не повторяется, здесь единственная ошибка станет роковой. А если вдруг пробоина? А если полетит перо руля? Треснет киль? Все. Пиши пропало. Пусть даже ухитришься с неимоверными трудами исправить поломку, толку от того немного: соперники ждать не станут.
Но оба яхтсмена мечтали именно о крейсерской гонке, сложной, длинной, многодневной. Межконтинентальной! Вот такой, как эта: из Южной Америки в Австралию, через пролив Дрейка, вокруг знаменитого своим суровым характером мыса Горн. Крейсерское плаванье – это занятие для мужчин. В нем проходят испытание на мужество, выдержку, находчивость, товарищество.
Парус окутан многовековой романтикой. Кто из мальчишек не бредил в детстве парусами, кого не волновали звучные морские термины? Каравеллы Колумба, барки и бриги, стремительные и сказочно прекрасные клипера…
Не так много сохранилось в современном парусном спорте от старинных парусников. Но осталось главное – прежде всего борьба со стихией. В такой борьбе острее ощущаешь, для чего ты родился на свет!
И вот мечта сбывалась. А с красавицей «Кассиопеей» они справятся: ведь строилась она на стапелях верфи Санкт-Петербургского яхт-клуба по их заказу и под их наблюдением. Да и обкатать «Кассиопею» друзья успели: не меньше тысячи миль накрутили взад-вперед по Балтике.
Согласно регламенту трансконтинентальной гонки Монтевидео – Сидней, лимитировался лишь тоннаж яхты, число и общая площадь парусов. А в остальном – насколько фантазии да точного конструкторского расчета хватит.
«Кассиопея» задумывалась и строилась как гоночно-крейсерская яхта, своеобразный гибрид. В основном она походила на классическую, самую популярную крейсерскую яхту – 12-метровик. Но кое-что – немало! – в своих обводах, в схеме парусного вооружения «Кассиопея» взяла от гоночной яхты олимпийского класса «Солинг». Три паруса: стаксель, грот и спинакер – его ставят при попутных ветрах на стороне, противоположной гроту. Кокпит – вырез в палубе для экипажа – крытый и даже с небольшой надстроечкой, так что вышло нечто похожее на крошечный кубрик. Правильно: будет где спрятаться от непогоды, приготовить пищу, не страшась соленых брызг, поспать спокойно одному из экипажа, покуда другой на вахте.
Корпус и мачта «Кассиопеи» выполнены из стеклопластика, армированного углеродной нитью. Очень прочный и необыкновенно легкий материал. А до чего малое трение об воду! Чем оно меньше, тем лучше скольжение, тем быстрее пойдет яхта.
Муличенко и Зарнов прямо-таки влюбились в «Кассиопею». Красавица, ничего не скажешь! А умница какая: слушается каждого движения, словно хорошо обученная кавалерийская лошадь своего всадника.
…За полтора часа до полудня буксировочные катера потащили яхты в стартовый створ. Северо-восточный ветер силой до четырех баллов разогнал океанскую волну, швырял в лицо водяную пыль. Стало немного прохладнее: ветер смягчил полдневную январскую жару.
Белые облачка, появившиеся за час до старта, стремительно надвигались, точно в высоте небесные парусники боролись за скорость в своей воздушной регате.
Десятиминутная готовность.
«Трудный здесь старт, – озабоченно подумал Муличенко. – Ветры то с гор, то с океана… Характер волны сложный… Опять же сильные подводные течения… Так, решено: стартую левым галсом, сразу же уваливаю под ветер, и переносим паруса на другой борт».
Над створом вспыхнула ослепительно-зеленая стартовая ракета.
Трансконтинентальная крейсерская гонка Монтевидео – Сидней началась. «Кассиопея» отправилась в долгий путь.
2
С затянутого тучами неба сыпался мелкий, серый дождик. Сквозь его частую сетку виднелись пологие горбы таких же серых невысоких валов, идущих с норда, из Аргентинской котловины.
А вот настроение у Муличенко и Зарнова было, не в пример пасмурной погоде, самым радужным! Пока что гонка складывалась для «Кассиопеи» исключительно удачно, словно русским яхтсменам сам Нептун помогал.
Уже были пройдены пользующиеся недоброй славой заливы Сан-Матиас и Сан-Хорхе, где ветра совершенно непредсказуемы и коварны. На этом отрезке пути приходилось постоянно галсировать, яхта почти все время шла бейдевинд, ветер дул в переднюю половину ее горизонта. Поэтому скорость была невелика, а ведь вдобавок приходилось бороться с встречным Фолклендским течением!
Но «Кассиопея» не подвела свой экипаж, а он – ее, и вот эти тяжелые дни, заполненные изнурительной работой, остались позади. Муличенко принял весьма грамотное тактическое решение, отклонился к востоку, несколько удлиняя путь, но резко выигрывая в скорости.
Утром этого дня к востоку от яхты проплыли, словно темные тучи, опустившиеся прямо в океанскую воду, Фолклендские острова. «Кассиопея» миновала первый промежуточный этап.
Жизнь налаживалась! Ветер сменился, теперь он устойчиво дул в корму яхты, она шла фордевинд. О таком любой яхтсмен мечтает! Можно было ставить спинакер, что Сергей и сделал, по команде Муличенко. Оранжевое полотнище паруса, такое яркое и веселое в обступившей яхту хмари, гордо выгнулось вперед. «Кассиопея» резко прибавила ход, понеслась по отлогим волнам. Как тут не радоваться?! А погода – что погода? Самая лучшая погода, другой не надо. Яхтсмену ли сырости бояться? Да и штормовки с зюйдвестками имеются.
Существовала еще одна причина для повышенного настроения. Дело в том, что это ведь не короткая гонка на регате, где видишь своих соперников и представляешь, на что рассчитывать, точно знаешь, впереди ты, сзади или посредине. Тут ты видишь вокруг только океан, а чтобы в поле зрения появилась хоть одна из соревнующихся с тобой яхт, так это уникальный случай. Расстояния-то тысячемильные!
Крейсерские гонки делятся на два типа. В первом яхтсмены не знают своего положения на трассе относительно конкурентов до самого финиша. Только там выясняется, кто первый, кто десятый, а кто последний. Такой тип диктует самую простейшую тактику: гони во весь дух, и все тут. Но во втором типе, при прохождении промежуточных этапов, с яхтсменами связываются и сообщают им, как они идут. Какое место в гонке они занимают на текущий момент, насколько опережают соперников или отстают от них.
Так вот, гонка Монтевидео – Сидней относилась ко второму типу. Час тому назад Андрей Александрович получил по спутниковой связи сообщение: «Кассиопея» – первая, мало того, она уходит в солидный отрыв. Вот когда сказалось его решение «вильнуть» перед Фолклендами к востоку!
Победы это, конечно же, не гарантировало, но шансы на нее давало немалые, а уж про настроение и говорить нечего.
Когда яхта, как по струнке, идет фордевинд, когда не нужно лавировать, постоянно меняя галсы, управлять яхтой совсем несложно. Особенно если океан впереди пустынен, разве что на Морского Змея налетишь ненароком.
Появляется возможность слегка расслабиться, передохнуть, поговорить. Сейчас наступил как раз такой момент. Румпель был закреплен, оба яхтсмена сидели в кокпите, тесно прижавшись друг к другу.
– Слышь, Саныч, – весело обратился к своему рулевому Зарнов, – а ведь того! Можем устроить всем чучу! Вот эт-то будет номер! В смысле – наше первое место, а?! Первый раз попробовали крейсировать, да всех и уделали! Нет, ты только представь!
– Э-э! Не говори «гоп»… Сглазить можешь. Вечно ты торопишься и кипятишься, Серж! – спокойно ответил рассудительный Муличенко своему более молодому, рисковому и горячему другу. – Мы куда сейчас идем с тобой? Правильно, на запад. К мысу Горн, в пролив Дрейка. Ты же, Серж, не мальчик. Знаешь, что за райские уголки такие.
Хм! Еще бы Зарнову не знать, когда об этом на школьных уроках географии рассказывают. Мыс Горн – один из самых опасных для мореплавания пунктов, большинство кораблекрушений в Южном полушарии как раз там и случаются. Да и пролив Дрейка… Тут тебе и бешеные шквалистые ветра, и близость Антарктиды, а значит, ледовая опасность, айсберги, плотные туманы с нулевой видимостью и много прочих прелестей, от которых моряки седеют.
Словом, местечки были того сорта, что без необходимости туда никто не заглядывал. Да и при необходимости совались неохотно… Вот разве что такие сумасшедшие, как Муличенко с Зарновым.
– Уж и помечтать нельзя! – делано обиженным голосом откликнулся Сергей. – А то мы, Саныч, всяких горнов-дрейков испугаемся!
– Помечтать, конечно, можно, – легко согласился Муличенко, который ни на секунду не купился на «обиду» друга. – Мне, Серж, тоже мечтается…
Кстати, история того, как сложились их обращения друг к другу: «Саныч» и «Серж», довольно любопытна.
Ну, с «Санычем» все просто. Поначалу Зарнов, сделавшись шкотовым у Муличенко, обращался к тому на «вы» и не иначе как «Андрей Александрович». Сергей был младше по возрасту и положению в экипаже, он очень уважал Муличенко, и все прочее в том же духе.
Только продолжалось это вежливое «выканье» недолго и само собой сошло на нет. Попробуйте во время гонки, когда каждая секунда на счету, выговорить «Андрей Александрович»… Все понятно? Вот и редуцировалось обращение до ласково-уважительного «Саныча».
С «Сержем» дело обстояло куда интереснее.
Международный язык парусного спорта – английский. Так сложилось, что гордые британцы и здесь умудрились стать зачинателями, законодателями, хранителями традиций и прочее, и прочее. Так что плох тот яхтсмен, который английского не знает и общаться на нем не в состоянии. Вообще говоря, сие не только к яхтсменам относится, весь мир по-английски говорит, и никуда от этого не деться.
Когда Муличенко и Зарнов впервые попали в Киль уже вдвоем, они вдоволь контачили со своими коллегами из других стран. Особенно Сергей, он был моложе и общительнее спокойного, чуть флегматичного – на берегу! – Андрея Александровича. Английский оба знали очень неплохо, хотя бы потому, что не были новичками в парусном спорте и за границей России оказались отнюдь не в первый раз. Так что и старых знакомых встречали, и новые знакомства заводили. В каком-то смысле девиз шахматистов «Gens una sumus!» – «Все мы – одна семья!» – яхтсменам тоже подходит.
Когда Муличенко и Зарнов оказались вдвоем в гостиничном номере, Андрей Александрович сказал, добродушно усмехаясь:
– Знаешь, хочу тебе дать один совет. Ты, если захочешь представиться какому-нибудь иностранцу, особенно – англичанину или американцу, говори, что зовут тебя Серж. Этак на французский манер. Но не Сергей.
– Это почему? – поразился Зарнов. – Чем вам мое имя не нравится?
– Мне нравится. Очень. Только вот для человека, привыкшего говорить по-английски, твое имя звучит, извини, похабно. Сергей. Сэр гей. За границей тоже не все от геев с лесбиюшками в восторге. А тут получается не только гомосексуалист, но еще и с претензией на аристократизм.
Услышав столь оригинальную интерпретацию своего имени, Зарнов сперва пару раз икнул от удивления, а затем безудержно расхохотался. Чуть не пять минут успокоиться не мог.
Полугодом позже, когда отношения между ними окончательно сложились, он как-то спросил Муличенко:
– Саныч, признайся честно, ты меня тогда на вшивость проверял? Есть у меня чувство юмора или я дурак набитый?
– А ты как полагаешь? – усмехнулся в ответ Андрей Александрович. – Сам подумай: зачем мне в экипаже набитый дурак без чувства юмора, хотя бы и твоей кондиции? Вместо мачты ставить?
Однако привилось. Так вот и стал Сергей Зарнов для своего рулевого Сержем.
…Ветер становился все сильнее. Его порывы срывали с волн клочья пены, швыряли их вдогонку убегающей яхте, но «Кассиопея», казалось, только радовалась этому, все прибавляя ход. А уютно устроившиеся в кокпите яхтсмены не на шутку размечтались.
– Как делить станем, поровну или по справедливости? – азартно поинтересовался Зарнов. – Если по справедливости, так мне и сорока процентов хватит. Ты же у нас не только по названию, но и по делу рулевой.
Сергей нимало не кривил душой. В чем в чем, но в жадности и склочности Зарнова обвинять бы постеснялись даже злейшие враги, которых у Сергея, кстати, не было.
– Поровну. Не обсуждается. И что ты со своей половиной делать станешь? Женишься, наконец? На какой-нибудь топ-модели? – с легкой, необидной усмешкой спросил Муличенко.
– Не решил еще… – столь же усмешливо отозвался Сергей. – А что? Может, и женюсь… Хоть мне, Саныч, этого добра без того девать некуда, а уж с такими деньжищами… А ты?
– Я? Эх, медведь еще в лесу бегает, а мы с тобой о шкуре… Знаешь, если серьезно, то… Очень бы мне деньги кстати пришлись. Ты вспомни, что я малость постарше тебя. Мой спортивный век подходит к концу, ничего тут не попишешь. Галина запилила: мол, старый я дурак, ни ее толком не вижу, ни дочку. Мол, пора на берег. Ведь права, как ни печально! Нет, годик-другой я еще шкоты потяну и румпелем поверчу, подожду, пока ты себе кого в пару не подберешь. А потом… Потом нужно уходить. В любом случае лучше уходить непобежденным. Но я ведь без паруса не проживу! Кстати, я ничего больше толком не умею. Ты вот раньше на флоте служил, так хоть специальность приобрел нужную, пока не уволился из рядов. Связисты твоего класса и на гражданке пригодятся, тебе будет чем на хлеб с маслом заработать, когда придет пора на якорь становиться. А я, смешно сказать, по образованию – историк русской литературы, каково? Чуть за диссертацию не взялся, да вовремя опомнился. Оч-чень востребованная специальность!.. Если бы не парус, давно бы с Галкой ноги протянули с голодухи. Так вот, появилась у меня с год тому назад одна идейка…
Сергей слушал спокойный голос друга в немом изумлении: ни фига себе, лихо «развернулся под ветер» шуточный разговор о дележе шкуры того самого медведя!
– Хорошо бы открыть в каком-нибудь пригороде Питера детско-юношеский яхт-клуб. Стал бы я его директором, сам бы туда переселился с Галиной и Наташкой. Ага, в пригород. Построили бы себе коттеджик. Чем по подворотням клей нюхать и пиво пить, пусть лучше занимаются пацаны благородным парусным спортом. И заработал бы я со временем на этом неплохо. Хвастать не буду, но с моим опытом… Да через десять лет я команду чемпионов натренирую! И в одиночном разряде, и в двойках.
«А ведь натренирует!» – подумал Зарнов.
– Но ты представь, какие деньжищи нужны на раскрутку! Эллинги, яхты, аренда земельного участка, проектные работы, строительство, накладные расходы… На одних взятках миллионер разорится! Власти? Половину, скорее всего, дадут. Если хорошо попросить. Я же не бордель или лавку по сбыту анаши открывать собираюсь. Был у меня один… э-э… предварительный разговор. В спорткомитете. Но – не хватит. Половина – это половина и есть. А вот вторая половина – тут бы мне очень призовые денежки пригодились.
– Во-он ты как! – уважительно сказал Сергей. – Это да! Это дело! Чего ж ты раньше-то молчал?
– А что толку было воздушные замки строить? Вот если выиграем гонку…
– И наши призовые денежки не зажилят… – закончил его фразу Зарнов.
– Зришь в корень. Н-ну… Тогда замок может получиться не совсем уж и воздушный.
Некоторое время оба задумчиво молчали. Слышен был лишь свист ветра в снастях да плеск океанской волны за бортами яхты.
– Вот ведь какое дело, – задумчиво сказал Зарнов, – если ты из спорта уйдешь… Нет, какие тут обиды, ты ведь прав. До пятидесяти шкоты не потягаешь, меня это тоже ожидает. Только я, вроде того лебедя из песни, в другую пару не впишусь!
Даже ведя разговор на столь серьезную тему, не мог Сергей Зарнов не похохмить! «Лебединую верность» вспомнил, надо же…
– Ни рулевым, ни, тем паче, шкотовым. Матросить я только у тебя согласен. В другой класс уходить? – продолжал Зарнов, все более горячась. – В одиночки? Так для одиночного швертбота уже я староват, да. Я вот как поступлю. Если у нас дело выгорит, то походим мы с тобой еще с год, а потом уйду и я. Не возражай! Кто только что говорил: лучше непобежденным? У меня тоже давняя мечта. Построю одиночную крейсерку под себя и отправлюсь в кругосветку, да.
«Дакать» в конце фраз Зарнов начинал, если тема разговора основательно цепляла его за живое.
– Один? В кругосветное парусное плаванье? Ты серьезно?
– Более чем. Раз уж у нас такой серьезный разговор пошел. А что? Думаешь, не потяну?
– Честно? Не знаю. Но понимаю тебя прекрасно. Можешь потянуть. Прославишься на весь мир.
– Ага. Когда меня вместе с моей малюткой кашалот проглотит, – рассмеялся Сергей. – Вернусь из кругосветки – пойду в твою школу тренером, да. Возьмешь?
– Спрашиваешь! С руками и ногами. Со всеми прочими частями тела в придачу. Особенно – с головой, она у тебя варит.
Они переглянулись и дружно рассмеялись.
– Если мы с тобой гонку выиграем, – сказал мечтательным тоном Сергей, – то власти, тот же самый спорткомитет, к тебе совсем по-другому относиться станут! И с арендой поддержат, и взятки давать не придется. Да и мне с кругосветкой солидно помогут, да!
– Это почему? Шибко зауважают? Дождешься от них! – скептически откликнулся Муличенко. – А уж относительно взяток, так прямо ненаучная фантастика про драконов. Ты забыл, в какой стране живешь?
– Забудешь такое… Наш НОК заставит нас уважать. Ага, национальный олимпийский комитет. И те, кто его патронирует. Есть ведь еще МОК! И чего-то он решит, а?
– А, ты вот о чем! – Андрей Александрович заинтересованно хмыкнул. – Слушай, Серж, а ты ведь прав. Говорил я, что у тебя башка хорошая. До финального заседания МОК в Гватемале всего полгода… Да, если мы станем первыми в такой престижной гонке, это еще один аргумент в пользу Сочи.
– И немалый, да! – убежденно сказал Зарнов.
– Замечтались мы с тобой, а ведь пора определяться с координатами, – сменил тему Муличенко. – Вот ты и займись. Тебе, как бывшему флотскому связисту, это как-то ближе. Я никак привыкнуть не могу, да и не умею толком этой навороченной техникой пользоваться. На обычной регате определять координаты как-то без надобности. Вот он – Киль. Или Неаполь. В пределах видимости, так что не заблудишься. Вся техника на яхте – ты сам, хронометр да обычный компас. Да простейшая рация, а последнее время и мобильниками обходились. А у нас на «Кассиопее» столько наворочено… Не знаю, что бы я без тебя делал!
– Это точно! – довольно кивнул Сергей. – Спутниковая связь с видеоинтерфейсом, хоть онлайновые конференции проводи. Джи-Пи-Эс, опять же, так что с координатами проблем не будет. Я тебе их сейчас за пару минут с точностью до сотых долей угловой секунды определю. И широту, и долготу. Можно, кстати, высоту над уровнем моря. С точностью до двух метров, да.
– Высоту не нужно, – решительно возразил Андрей Александрович. – Она без того известна. Мы вроде бы не взлетели над волнами.
– И не потонули, ха-ха-ха! – весело рассмеялся Зарнов. – Вот такой аспект позиционирования по вертикали мне в голову не приходил, ха-ха-ха! Слышь, Саныч, если булькнем на грунт, так в штабе гонки это сразу засекут, вот умора!
– Типун тебе на язык с такими шутками! Просветил бы лучше бывшего филолога, что эта Джи-Пи-Эс за зверь такой? А то я слышал звон, но не знаю, где он. И что там звенит.
– Джи-Пи-Эс не зверь, а система глобального позиционирования, – охотно пояснил Сергей. – Или спутниковой навигации, чтобы тебе понятнее было. Придумали и организовали ее янкесы, но Россия в ней уже лет пятнадцать участвует. С тех пор, как стали мы с американцами лучшими друзьями. Сейчас, правда, спохватились и что-то свое в том же духе в космос запускаем. ГлоНаС называется. Глобальная навигационная система. Это хорошо, что спохватились, а то с такими друзьями, как янкесы, врагов уже не надо! Принцип простой, как мачта. Над шариком на геостационарных орбитах крутятся двадцать четыре американских спутника. И десять наших. Имея специальную аппаратуру, типа приемопередатчика, ты можешь в любой момент определить свое местоположение на шарике. Что я сейчас и сделаю, да.
– О-о-о! Лихо, ничего не скажешь! – уважительно протянул Муличенко. – Постой, система американская, я правильно понял?
– Ага.
– Так почему ж у нас на «Кассиопее» какая-то южнокорейская хреновина стоит?! Нам, случаем, нос не натянули господа спонсоры? А то ты сейчас определишь год рождения моей бабушки с точностью до угловой секунды.
Зарнов снова расхохотался.
– Саныч, не боись, все в порядке! Это спутники американские, а приемопередатчики хоть Республика Чад может выпускать. Хоть у нас можно, в мехмастерских деревни Мухосранцево. Так что нам повезло: Южная Корея – это круто. У них аппаратура продвинутая. И досталась нам бесплатно, за красивые глаза. В оргкомитете еще уговаривали, чтобы мы взяли.
Понятно, почему бесплатно. Среди титульных спонсоров трансконтинентальной крейсерской гонки числилась известная южнокорейская фирма, которая специализировалась на системах связи и навигации. Кто ж от возможности такой рекламной акции откажется!
– Успокоил, – отозвался Муличенко. – А у нас вся эта аппаратура не сдохнет по пути? Сырость, то да се… Или без питания останется… К хорошему быстро привыкаешь, хотелось бы до самого Сиднея такие навигационные возможности иметь. Да и отзваниваться в штаб гонки мы дважды в сутки обязаны.
– Снова не боись! Там все по уму сделано. И аккумулятор новейшей конструкции, продвинутый по самое не могу. Хватит до Австралии, будь уверен.
– Превосходно. Как определишься, выйди на палубу, посмотри, как там с румпелем. Поправь, если крепеж расшатался, курс подкорректируй. Еще проверь, не провисает ли грота-шкот, а то в такой сырости все может быть. Я пока посплю здесь в тепле, а потом сменю тебя на вахте. Не забудь через три с половиной часа передать в Монтевидео, в штаб, что все тип-топ, морской дьявол нас не схавал. Славная рифма, а? Знай бывшего филолога!
Сергей улыбнулся, согласно кивнул.
– А хорошо поговорили, правда? – вопрос Зарнова прозвучал скорее как утверждение.
…Очередной день гонки завершался. Дождь иссяк, воздух заполнила жемчужно-серая туманная мгла, через которую так и не могли пробиться лучи заходящего солнца.
«Кассиопея» бодро и резво шла на зюйд-вест, приближаясь к грозным водам пролива Дрейка.
