Сергей Зверев
Другие. Солдаты вечности
И он выстрелил. Промазал, по всей видимости, так как никаких дополнительных действий в стане врага этот хлопок не вызвал. Он выстрелил во второй раз, и, кажется, попал. Удача его окрылила, и он, совершенно позабыв, что магазин его оружия предназначен лишь для восьми патронов, стал частить со спусковым крючком.
И даже удивился, когда после громких выстрелов его пистолет затих. Затвор давно отскочил в крайнее заднее положение, ствол дымился, и в этом состоянии оружие было совершенно бесполезно.
«Это осечка, – в запале подумал Ждан. – Патроны не могли закончиться так быстро. Верни затвор в обычное положение и стреляй!..»
Передернув затвор, он перекатился из-за кустов за лавочку и прицелился. На мушке его пистолета замер тридцатилетний парень. Свою смерть тот не видел и вертел головой в поисках преследуемого.
Щелк… Как жалок был этот звук. Он перечеркнул все надежды на дальнейшую точную стрельбу. Оставался быстрый бег.
Ждан рывком поднял свое сильное тело из-за лавочки, вложил в него всю свою, подпитываемую адреналином мощь и побежал в сторону арочной выемки на стене дома…
Первая попытка узнать что-то о найденных им в Другой Чечне предметах оказалась безуспешной.
Вскоре ученый из НИИ, который переводил письмо, погиб. Он упал с высоты пятнадцати метров, с балкона, прямо на бетонный пол. Несчастный случай. А через месяц после окончания исследований, отравился суррогатным спиртным и доктор. Зубов долго не мог понять, как совершенно непьющий врач мог выпить бутылку купленной в Ведено «паленой» водки, но вскоре успокоился, поскольку встречался в своей жизни и с более противоречивыми и удивительными событиями.
Так Ждан стал единственным носителем информации об Источнике, существующем в Другой Чечне. Но без помощников отыскать Источник было невозможно. Заместитель начальника УИН не мог, сославшись на какие-то причины, закинуть рюкзак за спину и отправиться на поиски Грааля, фонтана, камня – чего бы то ни было. И тогда он вспомнил о способе, который Стольников обозначил единственным для встречи. Группа, вышедшая из Другой Чечни в мае две тысячи первого года, должна была собраться на втором этаже московского ЦУМа, при появлении в газете «Доска объявлений» объявления следующего содержания: «ООО Стольников» требуется юрист, оплата невысокая». На второй день явились двое: бывший штурман российских ВВС старший лейтенант Пловцов и сержант Крикунов. А Ждану и не было нужно больше помощников. Он думал что делать, если придут более двух. Все складывалось удачно. Некоторое время пришлось потратить на объяснение причин, заставивших Ждана экстренно созвать группу. Чтобы лишить Пловцова и Крикунова возможности сомневаться и дожидаться Стольникова, Ждан сообщил им, что командир погиб. Как погибли все, кого Стольникову удалось собрать месяцем ранее.
– Странно, – выдавил ошеломленный сообщением Пловцов. – Я покупал все газеты…
– Зубов нашел Стольникова по своим каналам. А тот, в свою очередь, разыскал тех, кому доверял больше всего. Вы думаете, у него не было связи с теми, с кем он хотел бы продолжить общение?..
Пловцов был смят и подавлен. В том же состоянии находился и Крикунов.
– Нам нужно найти Источник, – в конце долгих переговоров сказал Ждан. – Деньги – ничто, по сравнению с тем, что мы будем искать. Мы будем искать – бесконечное будущее.
Пловцов и Крикунов устали от скитаний. Потому Ждан так легко вывел из состава группы двоих людей.
И теперь эти двое в Другой Чечне искали Источник, в существовании которого Ждан уже не сомневался. А Ждан не прекращал подавать в газету объявление. Ему нужен был последний из группы.
И он уже почти согласился с тем, что не найдет третьего… Мало ли что могло произойти с человеком за последние одиннадцать лет? Наводнение в Таиланде, землетрясение в Турции, пожар в Оренбурге – да мало ли что.
Но через три недели оставленный на втором этаже московского ЦУМа человек сообщит полковнику Ждану, что в указанное время на встречу прибыл еще один человек. Этот мужчина лет тридцати с небольшим на вид ходил по второму этажу в темных очках, поглядывал на часы и в конце концов ушел. Но появился он и покинул второй этаж ЦУМа именно в тот отрезок времени, что был указан одиннадцать лет назад Стольниковым.
– Неужели на объявление в газете откликнулся последний из них? – пробормотал Ждан. – Это Лоскутов…
Описание совпадало с воспоминаниями Ждана. С Лоскутовым в тот период он общался очень мало, но память хранила образ коренастого парня в группе капитана – тогда еще капитана – Стольникова. Тот мало говорил, все чаще молчал. И хотя был ранен в руку, не жалуясь, делал свою работу.
– Последний герой, – скрипнул зубами Ждан. Воспоминания о тех временах, когда сам он был юн и романтичен, нервировали полковника и принуждали вспоминать, кто он сейчас.
«Если не явиться на встречу, по планете будет гулять человек, который знает о Другой Чечне, – подумал полковник. – Это может нарушить мои планы».
Можно было провести Лоскутова так, как он провел Пловцова и Крикунова. Тем более что Крикунов пропал без вести во время поисков Источника, и штурману подняло бы настроение появление знакомого человека. Но Ждан не хотел рисковать. Если Источник существует – а он верил в это безоговорочно – Лоскутов его найдет. Зачем ему напарник?
Ждан приказал своему человеку в Москве явиться на следующий день в ЦУМ к одиннадцати часам. Если подозрительный молодой мужчина появится и в этот раз и если он захочет уйти ровно в двенадцать, нужно будет подойти к нему и сделать то же, что однажды было сделано в отношении Пловцова и Крикунова. Главное, заманить Лоскутова в НИИ. А дальше…
А дальше все произошло по плану – Лоскутов пришел на встречу и вот уже десять дней находился в темной камере площадью семь квадратных метров в подвале НИИ…
Глава 1
К рассвету бойцы стали приходить в себя. Некоторых еще мучили ломота в висках и потеря координации, но Стольников уже был уверен – это временно. Сознание и здоровье возвращались к каждому из его людей по-разному, в зависимости от индивидуальных особенностей. Айдаров, тот уже ночью проснулся и пил воду так, словно сутки перед этим пьянствовал. А потом уселся и, разговаривая со Стольниковым, чистил «винторез» как ни в чем не бывало. Хуже всех пришлось Акимову. Лейтенант и с лучами солнца выглядел больным и уставшим. Но ближе к обеду к нему вернулась способность действовать…
Группа поднялась на высоту и теперь расположилась где-то на середине пути до ее вершины. С места, которое Стольников выбрал для стоянки, хорошо просматривался Мертвый город. Он больше не волновал своими размерами и величием и уже не казался парящим. В бинокль хорошо были видны точки на равнине. Словно кто-то склонился над зеленым листом бумаги и яростно истыкал ручкой лист. Это лежали тела убитых солдат и офицеров Ибрагимова, тоже погибшего…
– Здравы будем, бояре! – бросил Стольников, видя, что группа отдохнула и готова к перемещению. – Кажется, в ближайшее время нас некому будет преследовать.
– Куда двинем, командир? – поинтересовался Ключников.
Стольников облизал губы и, отвернувшись, посмотрел на стену города. Он должен был дать ответ, но ответа не было. Редкий случай для майора Александра Стольникова, командира разведывательного взвода.
– Нам сейчас ничто не мешает выйти к тоннелю. Разве что своры потерянных. Но это ерунда. Вопрос другой – как мы войдем в тоннель? Ждан усадил перед входом – я видел – около взвода отморозков. А тем только дай команду… В игольное ушко мы не пройдем.
– А если попробовать огнеметами? – Акимов кивнул на шесть подобранных после боя «шмелей».
– А если обвалим вход в ангар?
– Ты забыл еще о боевиках в «Мираже», – напомнил Жулин.
– Я не забыл. Просто считаю, что они не выйдут из «Миража» для уничтожения нашей группы.
– Это почему же? У Ждана никого, кроме них, больше нет!
– В «Мираже» они удерживают полковника Бегашвили и неизвестное нам количество преданных ему людей. Им нужно держать ситуацию под контролем.
– Там около пятисот душ! Одну сотню отправить – что помешает?
Стольников задумался.
– Не знаю…
– А еще – пусковая установка «Искандер», – напомнил Акимов. – Рядом с ними тоже какие-то силы. Расчеты – понятно. Но Ждан не мог их оставить одних, зная о потерянных.
– Ну, пусть взвод охраны, – Стольников ломал ветку и бросал обломки перед собой, глядя куда-то в долину. – Мне важно понять, что сейчас намерен предпринять Ждан. С него спрашивают, я уверен. Спрашивают за проделанную работу… Он не может отвечать вечно – подождите, господа-исламисты… Так что же он сейчас сделает?
– А что бы ты сейчас сделал? – спросил Акимов.
– Я? – Стольников поморгал. – Сейчас я бы лег в ванну, в горячую воду, откупорил пару бутылочек пива и лежал бы до тех пор, пока вода не остыла. А потом вышел бы на улицу и направился к ближайшему водоему уток булкой кормить.
Кто-то вздохнул…
Стольников посерьезнел.
– На месте Ждана я бы сейчас ударил «искандером» по «Миражу».
– Что?.. – Жулин поперхнулся, и вода из фляжки выплеснулась ему на брюки.
– Под обломками погибло бы не более пятидесяти. Остальные вырвались бы за пределы «Миража». Доложил бы исламистам о взрыве природного газа в системе обеспечения тюрьмы и запросил инструкции. Руководимые им люди в пекло не полезут, начнется паника и сбор совещаний. То есть пойдет отыгрыш так необходимого мне времени. Потом на месте Ждана я бы устроил подрыв входа и подрыв НИИ с жертвами. И ушел из Ведено. В смысле, из Чечни. Капиталов у него хватит. Вход после подрыва института не найти никогда. Информации у оставшихся в живых – ноль. В Другой Чечне боевики рано или поздно выйдут на Село и будет бойня. Потерянные помогут, если крови будет мало. Если и этой не хватит, мы добавим. Своей и чужой. Ждан с другими документами растворился в дымке. Что делать с НИИ без Зубова, Кремль не знает. Что делать теперь без Ждана на развалинах – Аль-Каида не знает. Самое время осесть на островах близ Пасхи или поселиться в Мексике.
Все замолчали. План Стольникова никому не нравился. Если Ждан решит поступить так, старость и смерть придется встретить здесь. Причем не обязательно в этой последовательности.
– Командир, надо что-то делать, – тихо проговорил прапорщик.
– Я знаю, что делать.
Даже из уст Стольникова это звучало сейчас невероятно.
– Может, поделишься?
Стольников опустил винтовку на землю и оперся на локти. Осмотрел группу усталым взглядом и вздохнул.
– Один раз у меня это вышло. Почему не выйдет во второй?
– О чем ты?
– Тогда Ждан ждал меня. Поэтому я прошел через охраняемый вход в лабиринт без помех.
– Ты хочешь?..
– Я хочу оказаться в НИИ. Это единственный способ попробовать взять ситуацию под контроль. Мы не можем скитаться по Другой Чечне вечно. Идет время. Скоро у кого-то из нас заболит живот или случится приступ малярии. Это нам повезло, что до сих пор не случилось никакой болезни, связанной не с ранением. Мы в мышеловке, и единственный способ выбраться отсюда – войти в НИИ. Проникнуть сразу и одновременно мы не сможем. Поэтому я пойду один.
– А мы будем дожидаться, пока тебя убьют? – хмыкнул Ключников.
– Нет, вы пойдете туда, где могут убить вас. Мне нужно отвлечь внимание от входа в лабиринт. Пусть Ждан решит, что группа в полном составе решила захватить «Мираж».
– Захватить «Мираж»? – Мамаев даже подскочил. Следом за ним поднялся и Айдаров.
– Командир, – пробормотал Жулин, – это же нереально…
– Я не приказываю вам захватить тюрьму. Вы должны будете увязнуть в перестрелке. Тот, кто держит в плену Бегашвили и его людей, тут же сообщит о нападении Ждану. Этим он лишит его даже подозрения на то, что кто-то из нас попытается пробиться в тот же момент в НИИ. Это ясно?
– Вполне! – рассмеялся Ермолович. – Когда выступаем?
– Как только стемнеет.
Когда напряжение неизвестности спало, прапорщик подсел к майору.
– Саша, ты уверен, что это хорошая идея?
– Другой нет.
– Но там, ты сам говорил, около взвода цепных псов и оружия выше крыши?
– Да.
– И тем не менее?
– И тем не менее, – Стольников перекусил сухую травинку и отбросил в сторону, – в НИИ сосредоточены все нервные окончания тюрьмы. Оттуда Ждан ведет за нами охоту. Окажись на нашем месте люди с меньшим стажем ведения боевых действий в горах, группа давно прекратила бы свое существование. Я должен добраться до НИИ.
Жулин некоторое время сидел молча.
– Средств нападения у нас маловато, Саша… Я уже не говорю о силах. Трудно представить, как мы сможем завязать бой с пятьюстами боевиками у ворот тюрьмы. Ты сам знаешь – Крепость, до того как на ее месте появилась тюрьма, стояла как на ладони. Ближайшая «зеленка» в трехстах метрах от стен.
– Олег, – раздраженно заговорил Стольников, глядя на прапорщика. – Я должен думать за тебя? Акимов!..
Лейтенант, отделившись от бойцов, с которыми горячо обсуждал перспективы скорого боя, приблизился и сел.
– Акимов, я хочу, чтобы ты помог прапорщику Жулину. В мое отсутствие вы должны управлять ситуацией, а не она вами.
– Да понятно все, Саша, – недовольно бросил Жулин. Его недовольство было связано с тем, что майор решил для управления группой привлечь фактически человека со стороны. Тем не менее Олег понимал, что сам виноват в случившемся. Нужно было поменьше думать вслух.
– Сколько боеприпасов? – спросил Стольников.
– По двести-триста патронов на единицу оружия. Да эти шесть «Шмелей».
Стольников освободил жилет от своих магазинов и отдал винтовку Айдарову.
– Мне это ни к чему. «Гюрза» и нож – это все что нужно. Итак, Олег… Необходимо завязать бой на подступах к «Миражу». Думаю, там есть пешие патрули, так что будьте внимательны. В схватку не ввязываться, в случае выхода из тюрьмы больших сил противника – отойти. Оборону не занимать. Откатываться до тех пор, пока противник не прекратит преследование. Потом – сначала.
– И до каких пор?
– Пока я не появлюсь в образе архангела Михаила и не скажу: «Полноте, Олег, стрелять. Ступайте с миром домой».
Ключников хохотнул.
«Это не нервный смех. Хороший признак, – подумал Саша, – учитывая, что им сейчас предстоит».
– Мне нужен ваш постоянный огневой контакт с «Миражом». Ждан должен находиться все время во взвинченном состоянии. Он не знает, что мне нужно в «Мираже», и менее всего ожидает появления нас у стен тюрьмы. Внимание ко входу будет ослаблено. А сейчас, думаю, там… Там сейчас, думаю, его люди с оружием в руках даже в туалет ходят.
Последний привал случился у подножия высоты, в которую ударила первая ракета. Окрестности были выжжены, словно пилот распылил с самолета бензин, а после бросил спичку. Все, что оказалось в радиусе двухсот метров от эпицентра взрыва, представляло собой уголь. Выбрав место почище, вдыхая вонь гари, Саша остановил группу. Разговаривать сил не было. Вода во фляжках закончилась полчаса назад. Но Стольников знал – в пятистах метрах от крепости есть водоем. Там он одиннадцать лет назад настиг помощника атамана Трофима из Крепости – Николая. Бойцы напьются и умоются. А сам он потерпит.
Правее места их привала стояли три грузовика, на которых прибыло последнее подразделение Ибрагимова. Можно ли на них передвигаться, он не знал. До сих пор их никто не использовал, чтобы вернуться к входу в лабиринт. Это могло означать что угодно. Но Стольникова устраивал тот вариант, при котором все люди Ибрагимова погибли и некому было возвращаться.
Через полчаса майор поднялся. В таких ситуациях не прощаются, поэтому просто махнул рукой.
– Это все. Доберусь на машине. А если пешком – у входа в лабиринт я появлюсь, дай бог, к вечеру.
– Ни пуха, – бросил Ермолович.
– Пошел к черту.
– Когда мы встретимся? – крикнул Мамаев в спину поднимающемуся на высоту майору.
Саша остановился. Он не верил, что они смогут теперь встретиться.
– Скоро, Мамай! Очень скоро! Нужно только немного потерпеть.
Уже сколько раз бойцы слышали это…
Глава 2
Ирина относилась к тем русским женщинам, красоту которых можно было разглядеть, лишь поговорив. Есть такие женщины, они как первый снег: вот он выпал, и ничего необычного или удивительного в том, что он выпал, кажется, нет, и уже никогда не будет. Первый снег замечают лишь для того, чтобы, посмотрев в окно, согласиться с тем, что зима близко. Выйдя же на улицу и пройдя первые сто шагов, некоторые начинают обращать внимание на то, что сегодня необыкновенно хорошо. Этот снег, готовый растаять если не сегодня, то завтра – точно, совершил некоторые изменения. И изменения эти связаны не только с изменениями в погоде. Выходишь в первый снег на улицу, кажется, что и звук доносится издалека, и даже слышно, как на другом конце улицы кто-то тоже вышел на крыльцо, хрустя этим мягким, еще несовершенным снегом. В воздухе витает та очаровательная свежесть, что невозможна ни зимой, ни летом. Первый снег и пахнет по-особенному приятно. Но почувствовать это можно только выйдя на улицу…
Так же и эти женщины. Разглядеть их красоту и внутреннее очарование с первого взгляда нелегко, потому что они не предпринимают никаких усилий для того, чтобы понравиться. Они кажутся обыкновенными, встречаясь мужчинам на улице, неброскими и даже невидимыми. Однако стоит только заговорить, как в душу тут же начинает прокрадываться ощущение красоты и свежести первого снега…
Этих женщин никогда не окликают на улицах подпитые гуляки, их не приглашают в дорогих ресторанах на танец ямальские буровики. Причин такому невниманию несколько. Во-первых, эти женщины ничем на первый взгляд не примечательны, а в условиях жесткой конкуренции внимание дарится, как правило, тем, кто бросок внешне.
Эти женщины – элита слабой половины человечества. За простецкой внешностью скрывается невероятной глубины талант и сила. Эти женщины влюбляют в себя с мощью, равновеликой мощи электростанций, и влюбляются столь же сильно…
Москвичка во втором поколении, Ирина Зубова относилась к очерченному выше кругу очаровательных внутренних красотой женщин в полной мере. Ее отец, генерал-полковник Зубов, оставил дочери крупные счета в банках, дающие право новой владелице не заботиться о будущем. Однако последние события убеждали в том, что само существование рода Зубовых поставлено в очень невыгодное положение. Единственная наследница капиталов не слишком заботилась обретением нового для себя смысла жизни. Вместо того чтобы принять предложение Ждана и стать обеспеченной женой и свободным человеком, она выбрала любовь беглеца Стольникова и запрет на выезд с территории НИИ. Теперь, когда Ждан властвовал в НИИ, а, следовательно, и в УФСИНе по Северному Кавказу, он мог отдавать любые распоряжения, и они были законны. Чечня то место, где правит сильный. Ждан таковым и являлся. И поэтому Ирина, попытавшись однажды покинуть территорию городка при НИИ без уведомления Ждана, больше не могла даже приблизиться к воротам КПП.
Ей хотелось поскорее покинуть это ужасное место, чтобы, заручившись поддержкой власти, разгромить это осиное гнездо. Не было сомнений в том, что смерть отца – дело рук Ждана. И что Саша Стольников со своими людьми не может выйти из Другой Чечни по вине Ждана. Она знала, была уверена.
Но ничего не могла сделать.
Генерал Зубов так и ушел к праотцам в твердом убеждении, что род закончен, фамилия исчерпана. Быть может, за мгновение до того как вставить в рот ствол пистолета и нажать на спуск, он думал о том, что сам виновен в отсутствии сыновей. Но тогда, чувствуя, что превращается в потерянного, лежа у дерева в «зеленке» близ Южного Стана, генерал признавался себе, что никогда не любил никого так, как дочь свою, Ирину.
Попытки знакомства дочери с отпрысками известных в Москве фамилий не принесли никаких результатов. Своенравная дочь всеми силами сторонилась подобного рода знакомств, будучи убеждена в том, что он должен найти ее непременно сам, без протеже и подводов на полуправительственных раутах и гуляниях бомонда.
За Ириной имелся внушительный капитал, и многие, наверное, хотели бы быть к нему причастны. Однако некоторых останавливала неброская внешность дочери Зубова, другие считали капитал не столь великим. Ирина же не думала о капитале вовсе. Она думала о мужчине, который найдет ее и полюбит… Но ей и в голову не приходило, что мужчиной, которому это удастся, станет мужчина из касты, которую она презирала.
Ирина всегда с недоверием и долей пренебрежения отзывалась о людях, посвятивших себя службе в армии. Несмотря на то что отец был именно таким и она уважала и горячо любила его, офицеров, а особенно тех, кто участвовал в боевых действиях, она считала сухарями, лишенными интеллекта и фантазий.
Но встреча в «Мираже», когда Стольников явился для того, чтобы спасти ей жизнь, заставила ее сравнить всех мужчин, которых знала, с этим немного грубоватым офицером. И выходило, что этот военный вдруг полностью завладел ее сознанием. Она не знала о нем ничего. Абсолютно ничего. Известно ей лишь было, что Стольников не женат. Вот и вся информация. Но время шло, минуло две недели, и Ирина вдруг поняла, что и не скучает даже по Саше, а беспредельно тоскует. Этот человек разломал придуманные ею рамки портрета офицера, лишил Ирину аппетита и сна. И, наверное, была еще одна причина, которая заставляла Ирину думать теперь о Стольникове, о нем, и только о нем. Сорокатрехлетнего майора, покрытого шрамами и побитого сединой, любил и уважал ее отец. И, видимо, ненапрасно именно его отец попросил спасти девушке жизнь, когда это потребовалось. Стольников стал нитью, связывающей Ирину с отцом, полюбить которого по-настоящему ей помогла лишь его потеря.
Однако глупо было бы предполагать, что Ирина Зубова в свои двадцать шесть лет слыла старой девой и сторонилась мужчин по примеру монахинь. У нее был друг, и еще до своего несанкционированного появления в тюрьме «Мираж» она все чаще задумывалась о перспективах этих отношений. Приносящая удовлетворение постель в жизни Ирины значила, как и для подавляющего большинства мужчин и женщин этой планеты, не самое главное в жизни. Ее друг в Москве был человеком, наверное, неплохим. Наверное, в глубине своей души, где-то очень глубоко, настолько глубоко, что это чувство еще ни разу не проявлялось, он был человеком хорошим. Но сколько бы Ирина ни ждала проявления этого доброго начала, – а ждала она уже больше двух лет, – оно решительно отказывалось выбираться из норы и поражать свет своим великолепием. Вероятно, стеснялось.
Кроме того, в ней жило подозрение, что она у друга не одна.
Секс своего мужчины на стороне, хотя бы и не дававший потомства, Ирину не устраивал. А потому связь с московским другом ей начинала казаться все более и более обременительной. Просто взять и уйти тоже казалось невозможным. Он уверял, что любит, и ей в это верилось.
Но когда она встретила Стольникова, все изменилось. Понятие «мужчина» для Ирины стало, наконец, осязаемо. И теперь она думала, как спасти жизнь Стольникова, однажды спасшего ее жизнь…
Ей хотелось поскорее увидеть человека, о котором могла сказать – «я знаю его уже давно, но я его совершенно не знаю». Стольников виделся ей уже другим. Нет, он не деревянный военный… Он красивый мужчина без изъянов. Он человек слова, он верен долгу, мудр и порядочен…
И теперь, когда она познала еще одну, неведомую ей ипостась мира мужской души, отсутствие недостатков у своего московского друга представлялось ей главным его недостатком. Сейчас, находясь почти в плену в Чечне, Ирина думала о том, что, пожалуй, смогла понять превосходство Стольникова над всеми известными ей мужчинами: его душа не очерчена рамками любого из известных ей форматов.
Поступки таких мужчин нельзя понимать разумом. Их нужно чувствовать. Не распознавать с применением известных с девичьих времен формул, а настраиваться на волну и чувствовать. Их мир, как полотна Пикассо, и этот мир не хочет понимать большинство людей. В мире гениев нет формул. Но сами они точно знают, что хотели сказать тем или иным мазком, и проходит время, и даже те, кто считал таких людей безумцами, начинают признаваться в том, что рядом с ними жили, творили и поражали мир одаренные Богом…
«Не влюбляюсь ли я?» – думала Ирина.
«Не влюбилась ли уже?»
И вдруг поняла как никогда ясно – она не может жить без Стольникова.
Она уже не сомневалась, что полковник Ждан удерживает Сашу в Другой Чечне силой. Раз так, то в планы рвавшегося к ее сердцу мерзавца Ждана входит и уничтожение майора Стольникова. Ирина вдруг испытала неожиданный страх. Только сейчас она поняла, насколько близко опасность. Она знала двоих офицеров в НИИ, которые уважали Зубова и считали своим наставником. Как же не догадалась обратиться к ним за помощью?!
Ирина сняла с аппарата внутренней связи, установленного в кабинете Зубова, трубку, и попросила оператора соединить ее с капитаном Дольским. «Быстрее, быстрее!» – подгоняла она застрявшего где-то капитана. Еще минуту назад она была спокойна как кремень, обдумывая планы разоблачения Ждана. А теперь девушку лихорадило.
– Капитан Дольский, – прозвучало в трубке.
– Дольский, это Ирина Зубова!
– А, Ирочка! Здравствуйте! Чем могу служить?
– Дольский, миленький, вы меня очень обяжете, если немедленно придете в квартиру моего отца!
– А что случилось? – в голосе капитана послышалась тревога.
– Ни о чем сейчас не спрашивайте! Возьмите с собой Лукьянова и немедленно идите ко мне!..
– Ирочка, у нас тут совещание…
– Немедленно!
– Сейчас буду.
Ирина бросила трубку, побежала в свою комнату, вытянула из-под кровати чемодан и стала срывать с вешалок в шкафу одежду. Когда в распахнутом чемодане образовалась разноцветная гора, она пришла в себя. «Что я делаю?..»
Пошла на кухню, чиркнула спичкой, включила газовую конфорку. В Чечне газ не имеет цены, она условна. Электричество дороже.
Стук в дверь успокоил бурю в ее голове. Зубов не любил электрические звонки. Они напоминали ему следственный изолятор. В дверь генерал-полковника Зубова всегда стучали.
– Дольский, Лукьянов, хорошие мои! – вскричала Ирина, заливаясь слезами и бросаясь на шею первому.
– Да что случилось-то, Ирочка?
Сбиваясь и путаясь, она рассказала все что знала. Во время этого сумбурного повествования Дольский с Лукьяновым несколько раз обменивались взглядами.
– Ирочка, а давайте мы вам нашего врача пришлем? – предложил Лукьянов.
– Вы что… – прошептала она. – Не верите мне? – в глазах у нее потемнело. – Мать вашу, капитаны!.. Отец доверял вам, значит, и я могу положиться на вас! А вы ведете себя как два…
– Узнаю генерала Зубова, – пробормотал с улыбкой Лукьянов. – Но, Ирочка… ваш рассказ о какой-то Другой Чечне… Вы же понимаете, что это, как бы так сказать… он немного преувеличен?
Ирина внезапно успокоилась.
– Как вы думаете, что находится в центральном блоке НИИ, для проникновения в который нужен доступ высшего уровня?
– Вероятно, секретный объект, – предположил Дольский. – Но почему вы спрашиваете?
– Потому что именно там находится вход в Другую Чечню! Точнее – к перрону, с которого отправляются поезда по тоннелю! Мой отец убит, вы знаете? Он убит Жданом! Ждан хочет погубить теперь и Стольникова с его разведгруппой!
Капитаны знали о Стольникове. Он был представлен Зубовым на совещании. Но рассказ дочери генерала все равно выходил за рамки здравого смысла.
– Послушайте, – Ирина внезапно успокоилась, – не хотите верить мне, не верьте. Но сохранить жизнь-то вы мне поможете?
– Да в чем дело? – рассердился Дольский.
– Пока майор Стольников и его люди в Другой Чечне, я являюсь единственной свидетельницей ее существования. Он обязательно уберет меня, понимаете?
– Кто, Стольников?
– Боже, как отец мог доверять вам? – она заплакала.
Дольский переглянулся с Лукьяновым.
– Ирочка, вот мы что сделаем, – предложил Лукьянов и, усевшись в кресло, расстегнул пуговицу на куртке. – Мы побудем с вами. А вы еще раз, без эмоций, расскажете нам историю с самого начала. До вечера мы свободны. Так что в полном вашем распоряжении. В любом случае, мы не оставим вас.
Ирина направилась к засвистевшему чайнику.
В кабинете начальника НИИ, с двери которого уже была снята табличка с именем генерал-полковника Зубова, в кресле сидел Ждан и постукивал трубкой по подбородку. Только что оператор сообщила ему о странном телефонном разговоре, случившемся между дочерью Зубова и капитаном Дольским.
– Ты сама решила свою судьбу, Ирочка, – пробормотал Ждан. Вместе с тем надежда быть с женщиной, приворожившей его сердце, в нем не угасала. Он дошел до того состояния, что готов был убить девушку в любой момент, если она заявит, что принадлежит другому.
Он вызвал командира комендантской роты и приказал поместить дочь генерала под арест. В ответ на изумленно вскинутые брови уже немолодого капитана вскричал:
– Вам пора научиться выполнять приказы мгновенно, черт вас возьми! Хотите оказаться где-нибудь в Грозном в должности начальника вещевого склада?!
– В НИИ всего одна камера, и она занята.
– Значит, посадите ее к нему!
– Женщин нельзя содержать вместе с мужчинами, вы же знаете.
Ждан посмотрел на него с ненавистью.
– Есть, – коротко бросил майор и вышел. За дверью прошептал: – Сука…
– Вернитесь! – послышался голос Ждана.
Он вошел в кабинет и прикрыл дверь. Не может быть, чтобы Ждан услышал его шепот!
– Вам ее доставят.
– Кого ее?
– Ту, которую вы должны поместить в камеру. Вы меня удивляете, капитан. Удивляете своей непонятливостью.
– Я все понял. Ту, которую мне доставят, я должен поместить в камеру.
– Ждите. А сейчас свободны.
Майор направился к двери.
– Кстати, вы что-то сказали, когда вышли из моего кабинета в первый раз?
– Я? Сказал? Я ответил «есть» и вышел.
– Значит, мне послышалось.
Телефонный звонок смел с него налет раздражения.
– Слушаю! – прокричал он в трубку, ожидая доклад из тюрьмы. Раз в два часа ему докладывали об обстановке.
– Пятнадцать минут назад одна из машин отправилась на плановый обход, – не спеша начал его связной в тюрьме.
– И что? Это важно?
– Теперь машина стоит на краю «зеленки».
– Ну, помочиться вышли. Им же в здании, где сотня писсуаров, не хочется ссать! – Ждан почувствовал, как им снова овладевает раздражение.
– Они не могут мочиться четверть часа.
Ждан облизал губы.
– Ты хочешь сказать, что машина стоит уже пятнадцать минут и не трогается с места?
– Именно это я и хочу сказать.
– Ну так отправь туда мобильную группу, пусть проверят, в чем дело. И доложи! – он бросил трубку и стал ходить по кабинету. – Черт знает что происходит… Эти дикари угробят и меня, и себя… Их только огнем нужно… Не зря Ермолов тут всем головы рубил…
Полчаса он потратил на то, чтобы принять главного инженера, и на другие, привычные текущие заботы руководителя НИИ. А через тридцать минут услышал в трубке:
