Сергей Зверев
Мертвый дрейф
Палуба приближалась, до нее уже оставалось несколько метров. Вертолет завис. Яркие фары освещали рифленые неровности палубы, вывернутые столбики опор отсутствующих контейнеров. Все насквозь прогнило, покрылось разводами…
– Ну, что же ты, водитель кобылы?! – нетерпеливо крикнул Глеб. – Ступор одолел? Сажай на палубу свою колымагу!
– А ступор мы можем дезактивировать! – нервно хохотнул Никита. – Достаточно лишь отправить сообщение с коротким словом…
– Ну вас на хрен, мужики! – прокричал осторожный пилот. – Там все сгнило! Откуда мне знать, что это трухлявое хозяйство нас выдержит? Провалюсь же к чертовой матери! Давайте сами выкручивайтесь! Да поживее, мужики, мне на базу надо возвращаться – не дай бог, вся система «Осьминог» полетела! Представляете, какой геморрой?
Удовольствия, конечно, было мало. В поисково-прицельную систему «Осьминог» входили гидроакустическая и радиолокационная станции, прицельно-вычислительные устройства, радиоакустические буи. А если вместе со связью полетела информационно-вычислительная подсистема со всеми индикаторами тактической обстановки – то вообще труба. «А совпадение ли это?» – мелькнула тревожная мысль.
– Как мило, – скрипнул чужак Котов, а его испуганная коллега ничего не сказала, только втянула голову в плечи.
Заработало установленное у грузовой двери подъемное устройство – электролебедка ЛПГ-300. Заурчал механизм поворота и опускания стрелы. Десантировались на палубу в лямочных сиденьях. «Как космонавты, – пошутил Никита, – только в обратную сторону».
– Крамер, Лодырев, пошли! – скомандовал Глеб. – Факт приземления комментируем громко и четко!
– И заранее, – хмыкнул Никита. – Да поосторожнее! – Он не удержался. – Работает снайпер…
Первый – пошел! Увешанный оружием и амуницией Крамер проехался со всеми удобствами два метра, выпутался из лямок.
– Есть! – отбежал на пару метров, рухнул на колено, взял под наблюдение свой сектор.
Съехал Платон, метнулся в обратную сторону, перевалившись через проржавевшую двутавровую балку, что-то грозно проорал, выставил ствол «ПП-91» в предрассветную хмарь.
Глеб съезжал третьим – обнял перчатками металлизированный трос, голова закружилась от избытка кислорода и холода (вот оно какое, наше лето!), – и сразу выдуло порывом ветра страх из организма, адреналин хлестнул в кровь! Какой-то мимолетный азарт, временно поднялось настроение… и в следующий миг он уже сбрасывал с себя лямки, отправляя сиденье обратно. И обострились все чувства – слух, зрение, интуиция. Палуба контейнеровоза покачивалась от умеренного пятибалльного шторма. Волны бились в правый борт, но отбойные козырьки предохраняли палубу от попадания брызг. Уже светало, свет фар становился неактуальным, хмурые тучи беспорядочными колоннами двигались на север, к американскому побережью, которое в приснопамятные времена было русским…
Он отбежал от точки приземления, стащил с себя рюкзак, отбросил в сторону – не пропадет. Присел на колено, принялся осматриваться. С заунывным причитанием:
– Море волнуется раз, море волнуется два… – съехал Никита, сел на корточки, расправил объятия, и через пару секунд в его загребущие лапы с тоскливым причитанием съехала Даша Ольшанская в развевающейся штормовке и надвинутой на уши шапочке. – Замри, морская фигура, – коряво закончил он считалку и засмеялся. – Эк вас вштырило, девушка, – у вас такая милая перекошенная улыбка, вам так идет улыбаться…
– Да уйдите вы от меня… – хныкала Даша, выпутываясь из его неловких объятий.
Уже рассветало, появлялась слабая видимость. По личику девушки растекалась покойницкая бледность, и снова у Глеба мелькнула мысль, что женская фигура в данной обстановке выглядит довольно странно. Неважно, что в контейнере, неважно, в какой компании она трудится и на какой должности, но… неужели мужчины не нашлось в пару к Котову?
– Я вам не нравлюсь, – со вздохом резюмировал Никита, ставя девушку вертикально, и начал растворяться в сизой мгле, из которой вскоре донеслось с укоризненными нотками: – Подумаешь, я и не готовился к тому, чтобы вам понравиться…
Спустился Котов, раскачиваясь, как на тарзанке, выбрался из лямок, куда-то повалился, шумно отдуваясь – голова у человека закружилась. Последним десантировался Вадик Морозов – весьма расстроенный тем обстоятельством, что он всегда оказывается последним.
Вертолет ревел над головой, расшвыривая потоки воздуха – он прижимал людей вниз, не давал поднять голову. Красно-белое брюхо покачивалось над палубой.
– Улетай! – махал ему Крамер, ловя свой убегающий рюкзак. – Улетай отсюда к чертовой матери! Чего он не улетает, Глеб?!
– Привяжем к нему шарики, и он улетит? – захохотал из-под разбитой опорной стойки Никита.
Обстоятельному пилоту нужно было убедиться, что все люди спустились, не оставили чего-нибудь важного. Убедившись, что все в порядке, он повел машину вверх – вертолет красиво развернулся, сделал вираж по дуге и, прерывисто треща, начал удаляться на запад. «Сделали дяде ручкой и забыли», – подумал Глеб, наблюдая за тающей в пасмурной дымке машиной.
Он снова ощущал нервозность. Возвращались неуверенность, злость на самого себя. «А ведь если эта «шаланда» потонет, то нам каюк, – неожиданно подумал Глеб. – Как всегда – хоть что-нибудь, да не предусмотрели. Могли бы надувную лодку оставить ради приличия».
На востоке неохотно светало, тучи, сгустившиеся на российской стороне, уже не казались такими черными и безнадежными. Дул холодный ветер, гоня по океану стада белых барашков. Глыба контейнеровоза дрейфовала на северо-восток, скрипя и покачиваясь. «Такое ощущение, что мы на астероиде, – мелькнула мысль, – который неумолимо приближается к Земле».
Он встал, взяв автомат на изготовку, дал виток вокруг оси. С кем воевать, интересно, собрался? С призраками старого контейнеровоза? Металлический пол под ногами гнулся и подрагивал. Поскрипывали остатки крепежных механизмов. Метрах в семидесяти возвышалась зияющая пустыми глазницами трехэтажная надстройка – наверху, по всей видимости, кокпит и навигационный мостик, ниже – пультовая, пост управления, или как там его… Еще ниже – бытовые помещения корабельного руководства… Он всматривался вдаль – сплошной вздымающийся океан, никакого намека на сушу. Видимо, до встречи с островами, на которые несет «Альбу Майер», еще достаточно долго – в противном случае не стали бы так рисковать, оставляя группу спецназа наедине с неизвестностью…
Спецназовцы поднимались с колен, осматривались. Вступать в перестрелку здесь, похоже, было не с кем. Привстал Котов, тоже начал с любопытством озираться.
– Сидите, – предупредил Глеб, – встанете, когда разрешим. И не кривитесь, Котов, это связано, прежде всего, с вашей безопасностью. Сядьте рядом с вашей спутницей и не отсвечивайте. Кстати, где она?
Раздался характерный звук исторгаемой желудком рвотной массы. Заворошилось что-то под отбойным козырьком, прорисовалась исполненная страдания женская мордашка. Даша стояла на коленях, шатнулась, теряя равновесие, уперлась ладонями в ржавый металлический лист. Похоже, ее здорово мутило.
– Боже правый, у вас еще и морская болезнь, Дарья, – посетовал Глеб, подходя к ней и протягивая руку. – Давайте я вам помогу.
Она не стала отказываться от помощи, хотя и смотрела на майора спецназа с нескрываемой нелюбовью. Оперлась на руку, привстала. Он отвел ее к Котову, усадил, прислонив к двутавровой балке. Она закрыла глаза, стала размеренно дышать, избавляясь от тошноты.
– Глеб Андреевич, это самое… – подал голос Вадик Морозов.
– Ну что? – он раздраженно вскинул голову.
– Я только спросить… – смутился молодой офицер и как-то выразительно кивнул на носовую часть судна. Ах, ну да, там же что-то «шевельнулось»…
Трое остались с гражданскими – всматривались в серые хляби, укрывшись в «складках местности». Глеб сместился к левому борту, нарисовав Вадиму знаками, чтобы «отзеркаливал». Не имел он желания насмехаться над человеком, которому что-то показалось. Вадик пусть и молодой, но не первый год в спецназе – наблюдательный, на зрение не жалуется, могло и впрямь что-то «шевельнуться». Пригнувшись, он перемещался вдоль борта, перебираясь через проржавевшие преграды – разбитые твистлоки – запирающие элементы крепления контейнеров, проеденные коррозией направляющие из стального профиля. Машинально перегнулся через борт – восемь метров до пенящейся воды, высоковато, «третий этаж», однако… На носовую палубу когда-то имелся проход, но сейчас его перекрыла рухнувшая загородка, из которой торчали рваные пучки арматуры. Он подался в обход, перелез через ворох бесхозного кабеля, поднялся по короткой скрипучей лестнице… и соленые брызги попали в нос, защипало глаза – волна, ударившая в левый борт, нашла свою жертву. Он перебирался через обломки, вздыбленные фрагменты настила, ориентируясь на остов радиомачты. Насколько можно было судить, посторонних на полубаке не наблюдалось… Но вот метнулась справа тень, раздался металлический грохот, что-то покатилось! Глеб присел – и тут же над хаосом металлических изделий воздвиглась моргающая голова Вадика Морозова. У парня, похоже, возникли проблемы с «отзеркаливанием».
– Ты чего? – не понял Глеб.
– Ничего, Глеб Андреевич, – огрызнулся лейтенант. – Сам в себя сзади врезался. Да живой я, все в порядке, упал немного…
– Запиши это в личные достижения, – усмехнулся Глеб. – Убедился, Фома неверующий, что здесь все чисто?
– Не считая вон того люка, – кивнул Вадим и перебежал поближе к рифленому стальному листу, снабженному приваренной рукояткой и двумя солидными скобами. И снова Глеб почувствовал сухость в горле. Возможно, на этом плавучем призраке и не было посторонних (хотя еще вопрос, кто здесь посторонний), но что-то с этой грудой металла было не в порядке. Они подкрадывались к плохо закрепленной, поскрипывающей крышке, как к вражескому доту, в котором засел пулеметчик. Вадим присел, повинуясь беззвучному приказу, осмотрелся, облизнул губы, взял на изготовку «Кедр». Глеб рванул крышку. Она оторвалась от палубы на несколько сантиметров и застопорилась. Он всунул в щель обломок радиомачты – кусок трубы сантиметра три толщиной, просунул внутрь, нажал. Крышка люка оторвалась с душераздирающим скрежетом – а вместе с ней разболтавшийся штыревой засов. Из люка на заглянувших в бездну спецназовцев смотрела убийственная темнота…
– В общем, понимай, как знаешь, Вадик, – осмыслив ситуацию, усмехнулся Глеб. – Либо всё тебе померещилось и этот люк всегда был закрыт изнутри, либо кто-то спустился и запер его за собой. Не знаю, как тебе, а лично мне первый вариант нравится больше.
– Гранатой попробуем? – Вадик потянулся к закрепленному на бедре подсумку.
– Сдурел? – испугался Глеб. – Да тут малейший дисбаланс, выведем эту штуку из равновесия – и потонем же на хрен…
Вадик извлек из подсумка не гранату, а фонарь в резиновой оплетке, опустился на колени и осветил уходящий в недра судна проем, из которого ощутимо тянуло кислым и невкусным. Проход, очевидно, не для общего пользования – ржавый растрескавшийся короб, приваренные ступени, перила – попробуй догадайся, что там за изгибом…
Они вернулись на грузовую палубу, немного озадаченные и пожимающие плечами. Люк на всякий случай завалили хламом, а сверху упрочили обломком штанги радиомачты. Их встречали хмурые взгляды сослуживцев, занявших на палубе круговую оборону. Исподлобья таращился молчаливый Котов. Облизывала губы и моргала Даша – шапочка сбилась на затылок, показалась челочка, слипшаяся от пота. Возникла иррациональная мысль, что, похоже, никому из присутствующих, включая гражданских, не хочется спускаться в трюм. Снова возникало сопротивление неизученной природы, ныла голова, интуиция пыталась пробиться до мозга через толщину лобной кости…
– Ты можешь еще, конечно, помолчать, Глеб, – проворчал надувшийся Никита, – но мент уже не родится, так и знай.
– У командира мысли, – рассудительно изрек Платон. – И он их думает, итить его…
– Ага, – согласился Никита. – Время от времени мы все пытаемся думать.
– Подъем, золотая рота, – ворчливо бросил Глеб. – Любите вы, парни, отдыхать – до того, как устанете. И языками чешете, когда не надо. Крамер – остаешься со штатскими. Остальным – оставить все лишнее, и за мной.
Зачистка шкафута и надстройки отняла довольно долгое время. Даже здесь – на открытом пространстве – хватало потайных закутков. Открытые участки чередовались наслоениями железа и фрагментами погрузочно-подъемных устройств, которые концентрировались в основном на корме и носу. Разбитый вдребезги поворотный кран – валялись оторвавшиеся друг от друга секции. По одному перебегали к надстройке, просачивались внутрь. Надстройка представляла собой возвышение в три яруса, растянутое в ширину от борта до борта (минус незначительное пространство для прохода), и в глубину порядка пяти метров. Внутри царило запустение – как и следовало ожидать. Два прохода в трюм – они открывались, но с трюмом пока решили подождать. Короткие коридоры, лестницы с перилами, помеченные пятнами ржавчины. Несколько бытовых помещений – что-то вроде кают-компании, где все изрядно пропылилось и куда уж точно давненько не ступала нога человека. Заплесневевший экран телевизора, полужесткие диваны, пустой бар, осколки на полу, голые кровати в соседнем помещении (и в голове немедленная зарубка: почему, собственно, голые? Где белье, покрывала?). В каюте капитана сохранилась обстановка – лакированные панели еще не отвалились, постель была аккуратно заправлена, но посреди покрывала красовалось огромное ржавое пятно, под кроватью валялись обломки потолочного покрытия, а над головой зияла дыра, из которой торчали порванные по сварке элементы перекрытий и обрывки кабелей. Выше на посту управления сохранился относительный порядок. Вытянутое помещение по всей длине надстройки, шкафы с автоматикой, провода и кабели, заросшие плесенью, опутывали стены. Две лестницы на капитанский мостик – поднимались синхронно, попарно, прощупывая и осматривая каждый метр пространства. Кокпит представлял собой жалкое зрелище, и сразу стало понятно: даже запустив дизельный двигатель, обрести власть над грудой железа под названием «Альба Майер» уже нереально. Такое впечатление, словно в центр капитанского мостика вонзился артиллерийский снаряд. Свернутый штурвал, раскуроченные панели управления, опрокинутые тумбы с аппаратурой. Спецназовцы бесшумно обтекали препятствия, стараясь ничего не трогать. Вадим присел на корточки, уставился на засохшее бурое пятно на полу, на разводы того же цвета на соседней тумбе. Прикоснулся пальцем к пятну, зачем-то потер его, понюхал.
– Кровь, – компетентно заметил Платон, проскальзывая мимо.
– Человеческая? – удивленно поднял голову Вадим.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Лодырев, – может, куриная. Естественно, человеческая, чудак-человек. Люди здесь гибли и получали ранения, неужели не ясно? Смотрите, мужики. – Он тоже пристроился на корточки и коснулся двух округлых отверстий в жестяной дверце тумбы. Осторожно приоткрыл ее, облегченно крякнул, не обнаружив за дверцей ничего интересного. – По ходу, тут шли напряженные бои с переменным успехом, парни, стреляли, между прочим, из автоматов. Странно, е-мое, нет? Ну, выжили после всех этих катаклизмов, так чего пулять-то друг в дружку? Не иначе охренели от потрясения, крыша поехала…
Невольно подобрались – согласно имеющейся информации, таинственный груз сопровождали уполномоченные сотрудники охранной фирмы, вооруженные автоматическим оружием. Сомнительно, что по итогам пятнадцати месяцев они еще бегают тут со своими автоматами, но чем черт не шутит…
– А теперь внимание сюда, – как-то глуховато произнес Никита и тоже присел на корточки. Взорам собравшихся спецназовцев предстало очередное зрелище из разряда «хрен знает, что это такое». Между разоренным пультом управления, из которого торчали обрывки схем и проводов, и штурвалом, напоминающим свернутый нос, пол был усеян цементной крошкой, осыпавшейся с прохудившегося потолка. И на этой крошке практически идеально отпечатался след мужского ботинка сорок третьего размера. И самое противное, что этот след был… не такой уж старый. Глеб примостился рядом с Никитой – он давно уже дал себе зарок, что нужно стоически относиться к странностям этого судна и голосам из подсознания. Экспертом он не был, но определенно этот след оставили недавно – кромки в углублении протектора еще не осыпались, не сгладились. Покосившись по сторонам, он обнаружил отпечаток второй ноги (это был не одноногий капитан Сильвер) – менее заметный, но такой же материальный. Кто-то совсем недавно стоял на капитанском мостике и зорко смотрел вдаль…
Спецназовцы затаили дыхание и как-то исподлобья уставились друг на друга. «Летучий» контейнеровоз поскрипывал и кряхтел. Порывистый ветер влетал в разбитые окна, проникал во все углы, забирался за шиворот. Черт… Глеб резко распрямился в полный рост. С высоты надстройки распахнулся зловещий вид. Небо от края до края затянули косматые тучи, океан вздымался и раскачивал никчемную массу железа. С капитанского мостика просматривался полубак, обломок радиомачты, перекрывший люк. Под ногами вспучивалась грузовая палуба… Глеб облегченно перевел дыхание – с людьми, оставшимися снаружи, был полный порядок. Котов и Даша сидели рядышком, закрытые от ветра опорной стойкой для крепления «стандартизированной многооборотной тары». Они не касались друг друга. Даша куталась в свою штормовку, прятала лицо в коленях. Котов вертел головой и как-то нервно поглядывал на часы. На концерт опаздывал? Крамер расположился особняком, автомат лежал на коленях. Он быстро вычислил наблюдателя в верхней части надстройки и начал подавать нетерпеливые знаки: дескать, хватит любоваться на красоты, пора и честь знать… Глеб послал ответную «телеграмму»: мол, все под контролем, а спешка нужна лишь в тех случаях, которые давно описаны…
Сверху хорошо просматривались люковые закрытия в центральной части палубы и съезд в трюм, прикрытый смыкающимися створками. Когда они находились на палубе, эти объекты не очень бросались в глаза. С мерами предосторожности спецназовцы покинули надстройку, отправили Никиту в охранение, а сами исследовали кормовую часть, обнаружив там еще парочку закрытых люков. Выводы не напрашивались – состояние этих люков могло означать все, что угодно. Но напряжение росло. «Глаза у вашего страха велики, – бормотал, стараясь казаться невозмутимым, Платон, – тому следу уже в обед сто лет. Ну, конечно, были когда-то здесь живые, да кончились, блин… Вы что, не понимаете, мужики, больше года болтаться по волнам – да тут только призраки и остались, и то они вряд ли сохранили свои эксплуатационные качества…»
По большому счету, Платон был прав. Они пробороздили носом всю надстройку и ни разу не видели емкостей с питьевой водой. Лишь несколько пустых полиэтиленовых баков – парочка таковых валялась под лестницей, еще один, изрезанный ножами, был отмечен в кают-компании. Возможно, имелся танкер в одном из трюмов в районе кубриков, но все равно – емкость его неизвестна, а пятнадцать месяцев блуждания по океану – практически вечность…
Съезд в трюм оказался заперт – автоматика не работала, ручного привода для тяжелых створок не было, а если и был, то где его искать? Они отбрасывали люковые закрылки в центральной части палубы – металл проржавел, упорно сопротивлялся. Прибежал Крамер – помочь своим. И сильно пожалел – он с трудом отодрал створку люка, когда свирепый порыв ветра пронесся по палубе, и его едва не придавило тяжелой створкой! Ахнув, товарищи бросились спасать коллегу, а когда выяснилось, что Крамер отделался легким испугом, посыпались шуточки: мало каши ел, не носи фанеру в ветреный день… И вновь обнажилось черное нутро, изъеденное прожорливым грибком. Пахнуло тяжелым духом – и Вадим, имеющий привычку лезть, куда не просят, отшатнулся, зажал нос. Лестница прогнила, но человеческий вес, в принципе, выдерживала. Глеб спустился на полкорпуса, светя фонарем. Стены в разводах, проход закрыли рухнувшие трубы с массивными вентилями. Коридор был узок и явно имел техническое назначение. Глеб замешкался, он напряженно прислушивался к ощущениям. В узких проходах особенно не развернешься. Если допустить – ну, чисто так, гипотетически, – что призраки, обитающие в недрах контейнеровоза, способны устроить засаду, то лучшего места не придумаешь…
– Ну что, Глеб Андреевич? – В голосе Никиты звенела натянутая струна. – Войдем такие, с балалайками?
Глеб колебался, угрюмо смотрел, как подходят, опасливо ежась, Котов и Даша.
– Послушайте, майор, может, достаточно этих ваших перестраховок? – недовольно вопросил Котов. – Неужели вы всерьез полагаете, что на судне остался кто-то живой, способный оказать сопротивление вам и вашим людям? Побойтесь Бога, это полная чепуха. И зачем им оказывать сопротивление? Если вы не намерены сопроводить нас вниз, мы с Дарьей Алексеевной сделаем это сами, и черт меня побери, если вы сможете нам помешать! – Котов осмелел, глаза поблескивали от страха, но ноздри шустро раздувались. – Прекращайте тянуть резину, майор! Мы хотим убедиться, что курируемый нами объект находится в сохранности либо, наоборот… – он покосился на вздрогнувшую Дашу и оборвал свою пламенную речь.
– А мы хотим, чтобы вы заткнулись, Котов, – без особой агрессивности обронил Глеб, – и не мешали нам выполнять свою работу. И предупреждаю: если кто-нибудь из вас займется несанкционированной деятельностью…
Он повел свою команду на полубак – к заваленному мусором люку. Необъяснимое чувство подсказывало, что этот путь наименее чреват. Они просачивались по одному в чрево контейнеровоза, включали фонари, передергивали затворы. Такое ощущение, что спускались в заброшенное подземелье под большим мегаполисом…
В первую очередь насторожили запахи. Пахло тленом, ядовитой ржавчиной, тяжелой, застоявшейся сыростью. Воздух был сперт, и чем дальше они отдалялись от люка, тем тяжелее и зловоннее делалась атмосфера. Очевидно, это тоже был один из технических коридоров, не имеющих непосредственной связи с трюмами. Но что-то подсказывало, что рано или поздно все дороги приведут в трюм… Переплетения ржавых труб, гидравлической аппаратуры, огромные стояки, прорезающие потолок, сварные жестяные кожуха – и узкий петляющий проход между этими «доисторическими» нагромождениями. Коридор имел логическое завершение, воздух становился свежее, забрезжила галерея с двумя отдаленными друг от друга лестницами. Спецназовцы выскальзывали по одному на открытое пространство, рассредоточивались, держа автоматы наготове. Гражданские не лезли поперек, пыхтели за спиной, придавленные мрачностью окружающих реалий. Под галереей находилось что-то вроде мастерской – верстаки, стеллажи, станки для обработки металла, горы разбросанного металлического мусора. Просматривалась приоткрытая дверь – а за дверью непредсказуемая чернота, означающая, по всей видимости, проход в трюм…
Спускались по одному, ощупывая рифленые ступени. Крамер сместился дальше по галерее, начал осваивать параллельный спуск. За ним подался Вадик Морозов…
Инцидент случился, когда практически все уже сошли вниз и пробивали дорогу через разбросанный по полу хлам. Испуганный вскрик, затряслись дряблые перила, и кто-то повалился, гремя амуницией. Сдавленно охнула Даша, Глеб схватил ее за плечи, насильно усадил на корточки. Он видел, как поблескивают ее глаза, чувствовал, как дрожит тело под ворохом одежд. Спецназовцы рассыпались, попадали.
– В чем дело? – сорвавшимся голосом прошипел Глеб.
– Это я… – простонал из темноты Вадик. – Слушайте, я не нарочно, меня кто-то за ногу схватил, честное слово… Нога застряла, помогите…
Глеб полз, извиваясь, осветил место происшествия, машинально отбрасывая в сторону руку с фонарем. Если будут стрелять, то на свет… Вадик корчился на лестнице, лодыжка застряла в узком пространстве между ступенями. Глеб осветил черноту под лестничным пролетом, еле сдерживаясь от соблазна резануть по ней очередью. Под лестницей валялись какие-то железные коробы, обломки труб, крошка на полу. Пространство слишком низкое, человек там не встанет даже на корточки. Он может, конечно, протиснуться, если он червяк… Прыгающий свет выхватывал из мрака трубы, соединенные фланцевыми муфтами, черную нишу, в которой что-то капало. Атмосферно, нечего сказать…
– Чисто… – свистящим шепотом возвестил Глеб. – Вадик, ты чего пургу несешь? Ты только и делаешь, что падаешь…
– И что мне теперь, пол сменить? – злился угодивший в ловушку боец. – Да клянусь, Глеб Андреевич, меня за ногу схватили – ну, не мог же я сам так ногу подвернуть… Помогите, черт побери, вытащите меня…
– Ну, все, поперлась гора к Магомету, – заворчал Никита и потащился вызволять товарища из неприятностей. А Глеб тем временем прополз под лестницу, еще раз внимательно изучил предельно суженное пространство. Нет, нереально там протиснуться человеку. Разве что теоретически, извиваясь, как червяк, между этими трубами…
– Ты в порядке? – ворчал Никита, отгибая пружинящие ступени.
– В порядке… – кряхтел Вадим, сползая к основанию лестницы и судорожно пытаясь принять естественную позу. – В каком-то хреновом, случайном, но порядке… Клянусь вам, мужики, не мог я сам упасть… Как схватило меня что-то, да как потащило…
– Штырь тут торчит, – невозмутимо поведал Крамер, осветив лестницу, – Обычный металлический штырь. За него ты, Вадик, и зацепился – и нечего тут обстановку нагнетать сверх положенного.
– Согласись, что накосячил, – проворчал Платон.
– Не соглашусь, – пристыженно бурчал Вадим, ощупывая пострадавшую ногу. – Если соглашусь, то еще больше накосячу… Ну, в натуре, мужики, все это очень странно – я же не идиот, чтобы штырь не отличить от руки…
Остался осадок на душе. Популярно объяснив помрачневшим бойцам, что это ОН имеет право на ошибку, а остальные не имеют, Глеб приказал двигаться дальше, и бойцы по одному просачивались в грузовой трюм, рассредоточивались у стен, залегали…
Внутренности контейнеровоза производили впечатление. На мгновение забывалось, что это всего лишь судно, плывущее по океану по воле волн. Не покачивайся пол под ногами, не издавай вся эта гигантская стальная рухлядь протяжных старческих кряхтений, можно было вообразить, что люди оказались в подземелье. Громадное объемное пространство, с высотой потолков не менее пяти метров, уставленное стандартными двадцатифутовыми контейнерами. Многие были сорваны с опор, наезжали друг на дружку. Судно явно перемещалось с недогрузом – контейнеры располагались в один ярус вместо двух, – сиротливо мерцали вертикальные направляющие для установки контейнеров сверху друг на друга (так называемые cell guides). Свет фонарей добивал до потолка, ощупывал ближайшие контейнеры, опорные направляющие (относительно неплохо сохранившиеся, в отличие от тех, что наверху). Просматривался фрагмент межпалубного пандуса. Отметилась характерная и не очень-то приятная деталь: большинство контейнеров, из тех, что попадали в зону видимости, были вскрыты…
– Котов, вы меня слышите? – прошептал Глеб.
Шевельнулась фигура, сидящая на корточках у него за спиной.
– Я вас даже вижу, майор…
– Где находится ваш чертов контейнер?
– Он еще ниже, майор, под нами, – там есть еще один грузовой трюм. Но мы не сможем прямо отсюда спуститься – видите, контейнеры сбились в кучу, перегородили спуск. Нужно пройти вдоль всего трюма, воспользоваться противоположной лестницей…
Как это мило… Но все равно они обязаны обследовать эту махину, прежде чем делать предварительные выводы о наличии живых существ. Несколько минут они прислушивались к посторонним звукам. Только злость аккумулировать – здесь ВСЕ звуки были посторонние! Три ряда контейнеров, четыре прохода (между стенами и крайними рядами оставалось свободное пространство порядка метра). Подсадили Вадима, отправив его с фонарем по крышам, а каждому из оставшихся достался собственный проход. Глеб шел по правому центральному, обнажив все чувства. Палец на спусковом крючке, на лбу поворотный фонарь, нервы на пределе… Временами он оглядывался, убеждался, что «приданные» личности не отстают, снова зорко водил глазами. Где-то наверху поскрипывал Вадим, перепрыгивая с контейнера на контейнер. Практически все стальные короба в этой части судна были вскрыты. Видимо, те, кто выжил после катаклизма пятнадцатимесячной давности, искали еду. Но вряд ли ее нашли. Машинально отмечался характер груза: где-то валялись выброшенные ящики с оргтехникой, какая-то мебель, тюки с одеждой, прочные полиэтиленовые мешки с чем-то сыпучим – судя по размерам мешков, не наркотики, а удобрения… В нескольких контейнерах стояли машины, японские мотоциклы, другие до отказа были набиты запчастями, разобранными кроватями, ортопедическими матрасами. Он где-то читал, что в подобном контейнеровозе однажды перевозили целое судно водоизмещением пятьдесят тонн – разобрали на части, упаковали в контейнеры, доставили морским, а потом железнодорожным транспортом в порт назначения, собрали заново…
Протяженность грузового трюма была не менее восьмидесяти метров. Прошло минут пятнадцать, прежде чем спецназовцы начали собираться на противоположной стороне – у короткой лестницы, вздымающейся к очередной галерее, огороженной разболтанными перилами. Происшествий не было, за исключением засохшего пятна крови, в которое, в силу «незрячести», вступил Платон. Да еще Крамер, прибывший последним, неохотно признался, что всю дорогу ему мерещилось, будто за ним кто-то идет. Неприятное чувство сверлило затылок, лично он никого не видел. Чушь все это! Несколько раз он делал остановки, прятался, поджидая в засаде «невероятного» противника, – никого не увидел! Нет на судне посторонних, просто у страха глаза по полтиннику!
– Мы можем спуститься прямо здесь, – пробормотал Котов, показывая на лестницу, извивающуюся вниз. – Под нами нижний трюм…
– Почему вы так торопитесь, Котов? – неласково бросил Глеб. – Лично я считаю, что если за год с хвостиком с вашим грузом ничего не случилось, то лишние полчаса уже ни на что не повлияют, верно? Наберитесь терпения, мы должны осмотреть бытовые помещения и машинное отделение.
Котов раздраженно дернулся, но тут его за рукав схватила Даша, принялась что-то тихо выговаривать, давая понять, что «общая» бестолковость характерна не для всех представительниц слабого пола. Несколько фигур с автоматами наперевес просочились в относительно просторный коридор, отделанный стеновыми панелями. Судя по всему, здесь находились каюты членов экипажа. Добротные двери, обросшие плесенью плафоны на потолке. Отдельные двери были заперты, и возникла мысль: если тут было царство голода, то выжившие обязаны были вскрыть все помещения, где теоретически могла находиться еда. Особым изыском и кубатурой местные кубрики не отличались – небольшие квадратные мешки, отделанные теми же панелями, откидные столы, подвесные кровати на растяжках, вроде тех, что используются в поездах. Незначительная бытовая мелочь – пустая пластиковая и жестяная тара, почерневшая от времени разовая посуда, какие-то тряпки, одеревеневшие носки. В прикроватной тумбочке валялся мятый покетбук из серии дешевых детективов, початый блок сигарет, вполне «ходячие» часы, упаковка зубочисток, фото полненькой, но миловидной барышни, снятой на фоне новенькой «Лады Калины».
