bannerbannerbanner
Морской волкодав

Сергей Зверев
Морской волкодав

Полная версия

Глава 5

Андреевский стяг, неподвижно провисевший целый день на флагштоке, внезапно ожил, затрепыхался. Первым это заметил командир гидрографического судна, наблюдавший за палубой из капитанской рубки. Поначалу он не придал этому никакого значения, мол, поднялся небольшой ветер, значит, так же неожиданно в скором времени и пропадет. Но через некоторое время, когда солнце зашло за тучи, а море стало неспокойным, он не на шутку забеспокоился.

Выходить на связь со штабом учений он не рискнул, а точнее, не видел в этом никакого смысла. Он заранее знал, какой последует приказ – оставаться на месте и продолжать учения. Да и если бы что-нибудь случилось, командование обязательно вышло бы с ним на прямую связь и предупредило об опасности.

Но командир – бывалый моряк, мог безошибочно определить признаки надвигающегося шторма. А сейчас этих самых признаков было более чем достаточно: затянутое тучами небо, темный горизонт, стремительно нарастающий ветер. Впору задуматься о безопасности своей команды и самого судна.

– Направление ветра? – обратился командир к своему помощнику.

– Норд-вест, – отозвался тот.

– Лево руля, – прозвучало решительно.

Небольшое гидрографическое судно было маневренным и потому быстро развернулось. Теперь командир немного успокоился – судно повернулось носом в том направлении, откуда в скором времени должны были появиться большие волны.

– Задраить все люки.

Ждать долго не пришлось. Уже через несколько минут на горизонте показались пенные валы. Сталкиваясь и ударяясь друг о друга, они стремительно катились в сторону гидрографического судна.

– Маневрировать двигателем. Оставаться на месте, – напряженно произнес командир.

Первая волна с легкостью вознесла судно на гребень, после чего так же легко его опустила. За ней налетела вторая, третья, четвертая... Выбранная командиром тактика действовала эффективно. Вместо того чтобы уходить от волны, судно целиком и полностью отдавалось в руки стихии. Все шло гладко – и ничего не предвещало катастрофы. Казалось, что стоит перетерпеть еще какое-то время, и неожиданно начавшийся шторм стихнет, волны улягутся и опасность минует. Но вскоре случилось то, чего ни командир, ни его команда, ни тем более командование на берегу ну никак не могли предвидеть.

В миле от судна из воды вырос смерч. Черной извивающейся воронкой он стремительно поднимался к небу. Вода под ним закружилась, принимая форму гигантской спирально закрученной пробки.

– Я... – старпом с ужасом смотрел на разрастающуюся воронку, – что прикажете... делать... товарищ... командир? – старпом осекся, замолчал.

Командир судна и сам потерял дар речи. Но вскоре взял себя в руки. Как-никак, а от его действий зависела жизнь всей команды. Бездействовать и отмалчиваться, наблюдая за тем, как смерч подбирается к судну, было равносильно самоубийству.

– Сворачиваемся. Уходим к берегу, – на последнем слове казавшийся ровным голос командира все же дрогнул.

Рулевой начал менять курс на обратный, используя небольшое затишье между валами. Судно завибрировало и задрожало, пытаясь развернуться посреди бушующих волн. Но ветер был такой силы, что корабль стал неуправляемым. Волна ударила в корму, прокатилась по палубе. И его боком потянуло в сторону смерча.

Натужно стучал двигатель, но его мощности явно не хватало, чтобы поспорить с взбесившейся стихией.

Командир и весь экипаж отчаянно боролись за живучесть судна. Но уже было понятно, что из объятий смерча им не вырваться. У людей оставалась последняя надежда – спасатели, которые все же могли попытаться эвакуировать с судна часть людей. Тем более что до берега было не так уж и далеко.

– S.O.S., S.O.S., – отчаянно выдавал в эфир сигнал бедствия радист гидрографического судна.

– Попытайтесь выйти из зоны урагана к северу, – послышалось в ответ. – Непогода носит локальный характер, к сожалению, мы не можем сейчас прийти вам на помощь. Ветер и волнение слишком сильные, чтобы подняться в воздух.

– Понял, – прошептал командир и уже беззвучно добавил: – Идите вы к черту.

Корабль наклонило так, что трубка старого переговорного устройства сорвалась с рычага и закачалась на проводе, ударилась о стойку и хрустнула. В разломе показались зеленые проводки.

Командир гидрографического судна сложил ее и, придерживая руками, выслушал доклад. В трюме уже плескалась, прибывала вода, мотопомпы не успевали ее откачивать.

– Отойди-ка, сынок, – бросил командир рулевому, – попробуем прорваться.

Тот молча отошел от штурвала. Теперь судьба судна была в руках командира.

Но смерч не стихал, а даже наоборот, набирал силу. Гидрографическое судно словно магнитом тянуло к нему. Как ни старался командир изменить курс судна, вырвать его из объятий смерча, все тщетно. Корабль, надсадно стуча двигателем, не мог преодолеть силу течения. Он ходил по кругу, и с каждым оборотом радиус этого круга становился меньше.

Наконец, бурлящая воронка, кружившая вокруг смерча, подхватила и закружила гидрографическое судно. С надстройки сорвало тарелку спутниковой связи, посыпались люди, вещи. Все перемешалось. Командира и рулевого отбросило в противоположную – дальнюю часть рулевой рубки. Первый ударился головой о стенку и на несколько секунд потерял сознание. Второй вывихнул руку и расшиб лоб.

«Я должен спасти судно. Я должен», – не переставал твердить себе командир.

Схватившись за поручень, он поднялся на ноги. Перед его глазами все кружилось и ходило ходуном. Каждый шаг давался с огромным трудом. Командир медленно, но все же приближался к штурвалу.

Треснувшее органическое стекло большими кусками посыпалось на пол из перекошенной рамы. Несколько осколков полоснули по лицу командира. Не обращая внимания на глубокие порезы, он продолжал идти к штурвалу. Через мгновение пальцы сжали рулевое колесо. Это была последняя попытка увести судно от беды.

Командир поднял голову и бесстрашно посмотрел на огромный черный столб смерча. Корабль еще несколько раз прокрутился внутри воронки и, коснувшись бортом ее стенки, перевернулся.

Вода в считанные минуты пробралась в отсеки, каюты, рулевую рубку. Оставшиеся в живых барахтались, пытались выплыть, но смерч штопором вкручивал их обратно на глубину.

Вскоре все было окончено. Сделав свое черное дело, смерч медленно пополз в направлении берега. На том месте, где еще совсем недавно виднелось гидрографическое судно, теперь плавали вещи, обломки и спасательные жилеты, которыми так и не успели воспользоваться члены экипажа.

Глава 6

Огромные волны с вспененными гребнями неслись по морю, сметая все на своем пути. Задействованные в военно-морских учениях катера, моторные лодки, корабли были бессильны перед взбушевавшейся стихией. Волны играли ими, как бумажными корабликами, швыряя из стороны в сторону. Многие из маломерных кораблей переворачивались, заваливались на бок, тут же исчезая под водой.

Перед глазами старшего лейтенанта промелькнул оранжевый спасательный жилет. В нескольких метрах от него пронеслась на гребне волны лежащая на боку моторная лодка с еще работающим гребным винтом. Кто-то вдалеке надрывно закричал, прося о помощи. Михаил Павлов хватил ртом воздуха и поднырнул под волну.

Воздуха в баллонах акваланга было не так много, чтобы добраться на нем до берега в подводном положении, и старлей использовал любую возможность плыть, дыша воздухом на поверхности. Его тряхануло, закрутило и затрясло, будто зерна в кофемолке.

Выбившись из сил, он вновь всплыл на поверхность. Глазами, затянутыми туманной пеленой, посмотрел на горизонт. Непонятно почему, но волны таяли на глазах, превращаясь во взбитую пену. Ветер слабел, море успокаивалось. Однако это было скорее затишьем перед настоящей бурей, нежели ее окончанием.

Павлов с ужасом смотрел на гигантский черный столб, штопором ввинчивающийся в море. Смерч не стоял на месте, а стремительно подбирался к гидрографическому судну. Старшему лейтенанту было хорошо видно, что гидрографическое судно оказалось слишком близко к смерчу, чтобы оно могло вырваться из объятий стихии.

На глазах у старлея судно затянуло в воронку, где оно перевернулось, закрутилось как волчок и исчезло под водой. Полундре было больно видеть, как гибнут его сослуживцы, с которыми он еще не успел толком перезнакомиться. Но помочь им он ничем не мог. К тому же где-то там, в смерче, тонул его старый боевой друг, встретиться с которым он договорился сегодняшним вечером.

Смерч, потопивший гидрографическое судно, совершенно неожиданно поменял направление и двинулся в то место, где находился Михаил Павлов. И хотя тот был еще далеко, Полундра стал ощущать, как вновь приходит в переменчивое движение вода вокруг него. У старлея сложилось такое впечатление, словно его вбросили в барабан стиральной машинки, только-только набиравший обороты. Он понимал, что уйти от смерча ему уже не удастся, конечно, если тот не изменит направления. Но, судя по тому, как целенаправленно двигалась в его сторону гигантская черная воронка, ожидать подарка от судьбы не приходилось.

У Михаила Павлова оставался только один путь – попытаться, невзирая на нехватку воздуха, как можно глубже уйти под воду. Все же на большую глубину смерч может и не добраться.

Прикусив загубник, Полундра ушел под воду. Глубина была небольшой – до тридцати метров, а глубже с легким аквалангом и не опустишься. Но даже там уже чувствовалось близость смерча. Вода закручивалась в спирали, постоянно меняя направление. Со дна поднимались струи мелкого песка и ила. Старлея бросало из стороны в сторону, но он продолжал упорно продвигаться вниз.

До слуха Михаила Павлова донесся приглушенный гул. Звук нарастал. А вместе с его усилением передвигаться под водой становилось все сложнее и сложнее. Полундра не знал, насколько глубоко он заплыл. Но чувствовал, что глубина недостаточно большая, чтобы скрыться от смерча.

 

Старший лейтенант Павлов оказался в ловушке. Нависший над ним смерч образовал глубокую вертящуюся воронку. Она тянула его вниз, перемалывая в потоках воды...

Глава 7

Японское море считается одним из самых коварных морей на нашей планете. Штормы, циклоны и ураганы свирепствуют здесь круглый год. Даже страшно себе представить, сколько кораблей покоится на его дне, сколько моряков утонуло в его негостеприимных водах, сколько прибрежных поселков было затоплено и разрушено его гигантскими волнами. И с каждым годом море продолжает забирать новые и новые жизни. Не зря его окрестили вторым Бермудским треугольником. Хотя, в отличие от Карибского, Японское море куда безжалостнее к тем, кто осмелился выйти в его воды.

Для середины сентября небо над нейтральными водами Японского моря было на удивление ясным. Лишь кое-где на синеве просматривались небольшие обрывки белоснежных облаков. Слабый ветер неторопливо тянул их по небу. Он словно играл с ними – то разгонял их в стороны, то сбивал в большой ватный ком.

Высоко в небе, цепляя крылом ошметки облаков, летел американский военно-транспортный самолет «Геркулес». По серебристому фюзеляжу самолета, подгоняемые встречным ветром, скатывались почти закристаллизовавшиеся капли воды. Ледышки хрустели и трещали, отбивая по металлу рассыпчатой дробью.

В заиндевевший иллюминатор, наполовину завешенный шторкой, смотрело бледное лицо в роговых очках с толстыми линзами. Очкарик задумчиво кусал нижнюю губу, время от времени переводя взгляд на пожилого мужчину, сидевшего в кресле напротив него.

Поседевший мужчина в генеральской форме с важным видом пыхтел сигарой, выдыхая клубы дыма прямо на табличку «No smoking». Он то и дело причмокивал толстыми губами, издавая похожие на коровье чавканье звуки. На гладко выглаженной военной форме без лишней скромности блестели ордена, врученные за военные кампании в Панаме, Ираке и Афганистане. Про таких принято говорить – прошел огонь и медные трубы.

Рядом с высокорослым генералом худощавый и сгорбленный очкарик выглядел просто убого. Он не мог похвастаться ни мускулами, ни орденами, ни количеством убитых солдат противника. Но всего этого ему и не надо было. Очкарик всю свою жизнь посвятил совершенно другой работе, на первый взгляд не имеющей ничего общего с военным делом.

Майкл (так его настоящее имя – Михаил – произносили теперь на американский лад) Бауман был ученым от бога. Он уже успел сделать в своей научной области – климатологии – не одно открытие. Правда, все его достижения, в отличие от открытий других ученых, не придавались огласке и не были известны всему научному миру. Все, чем он занимался, держалось в строгой секретности и являлось государственной тайной Соединенных Штатов Америки. Это немного угнетало Майкла Баумана, но для него, человека творческого, был важен сам процесс, а не конечный результат исследований. Хотя, без сомнений, попади его открытия на страницы научных журналов, выступи он на нескольких конференциях, ему непременно присвоили бы престижную премию.

Одним словом, Бауман был одним из ученых-невидимок, темной лошадкой, проводящей для Пентагона секретные исследования. Его работа обязывала вести отшельнический образ жизни, который вмещался в простую трехзначную формулу: работа – дом – работа. Любое отклонение от этого графика было невозможным. Специально приставленные к нему люди следили за каждым его шагом, вели круглосуточное наблюдение, фиксируя все происходящее возле его дома на камеру и отражая в своих ежедневных отчетах. Такой работе точно не позавидуешь, пускай и получаешь за нее неплохие деньги. Но все же жаловаться на существующий порядок вещей Майклу Бауману было грешно. Вся его жизнь могла сложиться куда плачевнее, не согласись он в свое время на одну авантюру.

По теперешним документам Майкл Бауман якобы родился в небольшом провинциальном городке штата Иллинойс, окончил университет в Филадельфии по специальности климатолога, прослужил в армии и был принят на работу в научно-исследовательский институт имени Джефферсона. Но так гласила лишь официальная версия и карточка налогоплательщика. Настоящую же, полную правду знали только два человека – он сам и седовласый генерал Хаутауэр.

На самом деле ученый родился не в каком-то там провинциальном городишке штата Иллинойс, а в самой что ни на есть столице, к тому же не Соединенных Штатов Америки, а России. Некогда коренной москвич Михаил Новосядов, переехавший после распада Советского Союза в США и получивший там документы на имя и фамилию Майкла Баумана, трудился в одном из столичных НИИ. Такую фамилию – Бауман – он выбрал себе сам. Ее носила до замужества его мать.

В начале девяностых, когда страну охватил кризис, институт расформировали. Как это обычно бывает, оставшийся без работы человек пристрастился к спиртному. Хватило всего одного года, чтобы ученый превратился в хронического алкоголика. А когда от него ушла жена с ребенком и пришлось разменять квартиру, Михаил Новосядов вообще запил по-черному. За долги ему пришлось даже продать свою комнату в коммуналке и переехать жить на дачу. Казалось, что на этом нормальная жизнь ученого закончилась, и началось бесцельное существование. Но в одно прекрасное утро, проснувшись после очередной попойки, Михаил твердо решил начать новую жизнь.

В те времена в России и на просторах бывшего Советского Союза активно проводил свою спонсорскую деятельность небезызвестный фонд Сороса. Американский миллиардер целенаправленно искал талантливых, творческих людей, труд которых на родине стоил сущие копейки. Взамен жалкого существования он предлагал им гранты на продолжение уже готовых разработок. В перспективе, если разработки находили желающих их финансировать в полном объеме, появлялся шанс получить хорошую работу, зарплату, жилье, но, естественно, при условии, если ученый переезжал на постоянное местожительство за границу. В этот фонд в далекие девяностые и подал заявку Михаил Новосядов.

Не прошло и месяца, как ему пришел положительный ответ. Не раздумывая, ученый тут же покинул родину. В США его таланты по достоинству оценили и взяли на высокооплачиваемую работу. Тогда он еще и предположить не мог, что его исследованиями заинтересуются ЦРУ и высокие военные чины из Пентагона, один из которых сидел сейчас напротив него.

– Кто бы мог подумать, мистер Бауман? Это просто превосходно, – не мог нарадоваться генерал, – у русских начались серьезные проблемы. – Военный протянул ученому стопку распечаток-фотоснимков, от которых попахивало свежим картриджем: – Полюбуйтесь, мистер Бауман. Это настоящий прорыв в деле развития климатического оружия.

Майкл молча и без особого энтузиазма пролистал фотографии, после чего понуро опустил голову.

– Что с вами? Разве не над этим вы трудились последние годы? Разве вам не приятно видеть все это? – удивился генерал. – Хотя, подождите... кажется, я знаю, в чем тут дело. – Он подался чуть вперед и положил руку на плечо ученого. – Я понимаю – жалко. Мне тоже очень жаль всех этих людей. Но вы же ученый, и кто, как не вы, должны понимать, что во имя науки можно пожертвовать многим.

– Но люди ведь не подопытные крысы и кролики, – возразил ученый и с неприязнью дернул плечом.

– Прекращайте переживания, мистер Бауман. Люди – людьми, а наука – наукой. И второе всегда выше первого. Ведь, не будь науки, человечество никогда бы не достигло таких технологических высот, которыми оно пользуется сегодня. А вооружение всегда было приоритетом научных изысканий.

Из-под толстых линз на генерала смотрели полные усталости глаза. Испытание взглядами могло длиться еще очень долго, если бы военный примирительно не улыбнулся и не произнес:

– Подумайте лучше о том, как вы распорядитесь этой кругленькой суммой, – генерал Хаутауэр порылся в нагрудном кармане и положил на стол синеватый банковский чек, – он хранится у меня уже целую неделю. Но я отдаю его вам только сейчас, потому что вы только что доказали мне свою состоятельность. Теперь я действительно верю в ваши способности.

– Вы уверены?

– В чем?

– В своей вере.

– Безусловно.

– Вы человек слова. И постарайтесь вспомнить все свои обещания, данные мне.

– Я помню все до единого.

Синеющий на белой столешнице чек магнитом притягивал взгляд ученого. Желание схватить его и посмотреть на сумму было столь велико, что Бауман чуть было не поддался искушению. Но в последний момент, когда рука уже сама тянулась к заветной бумажке, он резко откинулся на спинку кресла и закинул ногу за ногу, сделав безразличный вид. Генерал даже немного растерялся, не ожидая от ученого подобной выдержки и терпения.

– А вы крепкий орешек, мистер Бауман, – скрестив руки на груди, произнес генерал. – Но двести тысяч – это только аванс, – и Хаутауэр перевел взгляд на чек. – Только аванс, – повторил он.

Названная генералом сумма пьянила разум. Ради таких денег можно было простить многие обиды и унижения. А их у Баумана к Хаутауэру за время их продолжительного сотрудничества накопилось ох как много. Но на то они и большие деньги, чтобы решать любые проблемы, в том числе и такого толка.

– Представьте, что вас ждет в будущем. Ведь это только начало, – генерал испытующе смотрел на ученого. – Вам предстоит создать свою научную школу, подготовить талантливых учеников. А там можете идти и на покой. Если, конечно, захотите.

Каменное лицо Баумана, казавшееся до этого непроницаемым, поддалось эмоциям: на губах появилась еле заметная усмешка, щеки покраснели, а глаза суетливо забегали по сторонам.

– Я ценю вашу заботу обо мне и понимаю, как важны для вас мои исследования. И было бы глупо отказываться от предложенной суммы, – осторожно начал ученый, медленно дотягиваясь рукой до заветного чека, – но вы обещали, что я буду заниматься исключительно фундаментальной наукой – климатологией. Я и предположить не мог, что мои разработки применят в иных целях. Тем более на российской территории.

– Люди – людьми, а наука – наукой, – рассуждал генерал. – И второе всегда выше первого... Или я не прав? И не надо притворяться, что вы не знали о последствиях.

Ученый краем глаза посмотрел на чек и, убедившись, что там действительно значится упомянутая генералом сумма, выписанная на предъявителя, тут же спрятал его в карман. Теперь обратного пути у него не было. Этим поступком он окончательно согласился со всем тем, что уже произошло.

Бауман мило улыбнулся собеседнику:

– Вы не подумайте, что я недоволен тем, как со мной здесь обходятся. В частности, ваши люди.

– В чем проблема?

– Иногда они слишком навязчивы в том, как опекают меня. Хотелось бы, чтобы они были более, как бы это сказать…

– Ненавязчивы?

– Вот именно.

– Тут уж я ничего не могу поделать. Ненавязчивым может быть только официант в очень дорогом ресторане. Он будет стоять у вас за спиной в течение всего вечера. Угадывать ваши желания. А вы просто не будете его ощущать. Он умеет вести себя, как мебель.

– Понимаю ход вашей мысли, сэр, – Бауман поудобнее устроился в кресле. – Вы имеете в виду, что только дорогой ресторан может позволить себе держать на работе дорогих официантов?

– И это тоже. Мои же люди получают не такие уж и большие деньги. Правительство вечно экономит на армии. Но каждый на своем месте стремится делать свою работу честно, Других у меня просто нет. Я ставлю задачу, а они ее выполняют, как умеют. Ваша безопасность для них превыше всего.

– Вы не станете отрицать, что это иногда утомляет? Определитесь, кто вам важней. Работоспособный ученый или же те, кто за мной присматривает?

– Я определился с самого начала. Мне важно, чтобы проект, над которым мы все работаем, стал жизнеспособным, и вы это отлично доказали.

– Проект, проект… не люблю этого слова. В науке есть открытия и рутина.

– Я что-нибудь придумаю, чтобы скрасить вашу серую жизнь, – пообещал генерал.

– Только не забудьте, что я стараюсь избегать шумных мест. Слишком оживленных компаний.

– Мне говорили, живя в России, работая против нас на Кубе, вы придерживались других взглядов.

– Грехи молодости. Там у меня было больше желаний, но меньше возможностей. Издержки возраста.

– Не скажите, желания с годами никуда не исчезают. И старые грехи иногда дают о себе знать. По себе знаю. А я прожил насыщенную жизнь.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru