Вечерело. Погода стояла просто прекрасная – и очень подходящая для того, чтобы выбраться куда-нибудь на природу. Однако не все предпочитали шумные пикники на свежем воздухе, тем более что на Гавайях не так уж много подходящих мест для подобного времяпрепровождения. Некоторых вполне устраивали многочисленные кафе и небольшие ресторанчики. В небольшом и весьма уютном придорожном заведении на окраине Гонолулу сидели два немолодых, но еще очень крепких белых джентльмена, выбрав в полупустом зале самый дальний от входа столик, стоявший в довольно темном и прохладном углу. Одеты эти двое были как самые обычные туристы с материка, шатающиеся по городу без какой-либо определенной цели, – в шорты и пестрые рубашки. Рядом на свободных стульях валялись соломенные шляпы с широкими полями, на краю стола примостились ненужные при таком освещении темные очки.
Правда, ни фотоаппаратов, ни видеокамер, ни просто больших ярких пакетов или сумок при них не было. Это выглядело немного странно, но не более того. По крайней мере, в глаза не бросалось. Бармен, от нечего делать обративший на это внимание, сам же себе и объяснил эту странность – эти два джентльмена наверняка живут в какой-нибудь гостинице поблизости и вышли оттуда исключительно для того, чтобы посидеть в уютном местечке, каковым, без сомнения, является означенный ресторанчик. Поэтому и не прихватили с собой ничего, кроме шляп, очков и, конечно же, своих набитых кошельков.
Два джентльмена неспешно и вполне мирно о чем-то беседовали, потягивая виски «Джонни Уокер» из маленьких рюмочек, – в том, что касалось алкоголя, вкусы этих двоих однозначно совпадали. Хотя со стороны смотрелась парочка немного странно. Если специальный агент ФБР Джозеф Фергюсон умел стильно носить любую одежду и даже в шортах и рубашке-гавайке выглядел не то крупным бизнесменом, не то малоизвестным политиком, то майор Гарри Гарланд, редко выходивший куда-либо в штатском, смотрелся в таком наряде в лучшем случае спортсменом, в худшем – бывшим уголовником. Впрочем, главное, что в этой одежде майор не похож на военного, мимолетно подумал фэбээровец, иначе бы мы привлекали много ненужного внимания. А так никто в эту сторону не смотрит. Сейчас Гориллоид выглядел несколько озадаченным. Слегка раскрасневшийся после первых порций виски, выпитых с очень небольшими интервалами, майор расслабился и озвучил вопрос, сильно его интересовавший:
– Слушайте, Фергюсон, может, вы мне наконец скажете, почему Митчелла до сих пор не отправили в «Долину цветов», уже ведь все давно решено, да и столько времени прошло?
Тот, к кому он обращался, тоже глотнул виски и покачал головой с циничной усмешкой:
– Гарри, друг мой, поймите, такие экстраординарные результаты теста на полиграфе меня лично лишний раз убеждают: Митчелл – вовсе не новичок в шпионском деле, нет, он – матерый враг, раз умеет внушать этой умной машине вывод о своей невиновности!
– Тест? И что? Тоже мне, проверка на вшивость. По мне, так этот ваш тест ничего не объясняет, – Гориллоид сердито нахмурился, – и я не могу быть спокоен, пока наш подопечный не окажется в надежном месте. А вдруг ему уже готовят побег? Вы же сами говорите – если он действительно вражеский агент, то агент очень ценный. Такого человека просто так не бросят. Кто знает, сколько его сообщников бродит вокруг и что они могут сделать? Вы же сами говорили, что он связан с целой агентурной сетью, причем неизвестно, чья это сеть! К тому же, если они вдруг не знали об аресте Митчелла, вы же лично позаботились, чтобы об этом знали все Гавайи!
Фэбээровец улыбнулся: некоторая прямолинейность мышления майора его забавляла. Настоящий вояка. И почему он до сих пор не генерал? Наверное, исключительно в силу ограниченной численности Корпуса морской пехоты и недостатка в нем генеральских вакансий.
– Гарри, друг мой, у нас нет прямых доказательств вины Митчелла. Только косвенные. А хороший адвокат от них камня на камне не оставит. Думаете, он не найдет себе толкового юриста? Не забывайте и о суде присяжных. Это я и мои люди пасли его несколько месяцев, это вы и ваши люди участвовали в задержании. Мы видели чертову птицу и знаем, ЧТО унес с собой в окно этот почтовый голубь. Нам с вами не нужны доказательства, что Митчелл – шпион. Мы-то знаем, что он не случайно оказался той ночью в том ангаре. Для нас он вполне достоин электрического стула или как минимум двадцати лет тюрьмы строгого режима без права на досрочное освобождение. А вот в глазах присяжных, которым приятно строить из себя беспорочных людей с улицы, Митчелл предстанет этаким простым американским парнем, которого ФБР хочет упечь за решетку за чужие грехи – лишь потому, что Бюро даже не сумело выяснить, кому ушли государственные секреты США. Имейте в виду, друг мой, что большинство потенциальных присяжных при всем своем патриотизме до сих пор не слишком жалуют военных, но ФБР они симпатизируют еще меньше – 11 сентября не всех излечило от заблуждения, что демократия – это прежде всего права рядового гражданина. Гарри, вы же видели его рожу – с него плакаты для вербовочных пунктов рисовать надо. Типа «хочешь быть таким крутым парнем – иди служить в морскую пехоту». Чего доброго, они еще решат, что парень с таким честным и открытым лицом просто не может быть шпионом, и не отступятся от этого мнения, даже если мы вывалим им вагон доказательств, то есть то, чего у нас нет, а не то, что у нас есть. Не обижайтесь, друг мой, я вовсе не хотел сказать, что на военную службу сейчас набирают всякий сброд… Я сейчас не об этом. Короче, мы просчитали, сколько примерно времени могло понадобиться русским или китайцам, больше некому, чтобы экстренно собрать и отрядить сюда спасательную экспедицию. Получается, что их люди уже где-то здесь, готовятся его освободить. Мы в принципе тоже уже готовы. А это значит, что послезавтра, в полном соответствии с нашим сценарием, Митчелла в присутствии толпы журналистов отправят на этот ржавый списанный авианосец, переоборудованный под федеральную тюрьму. – Фергюсон надолго замолчал, опрокинул в себя еще порцию виски, потом задумчиво добавил: – Хотел бы я знать, кто придумал ей такое забавное название – «Долина цветов», надо же. Какие, однако, цветочки там собрались…
– Это… как ловля на живца? – внезапно воодушевился Гориллоид, до которого наконец дошла суть затеянной ФБР операции. – Мы их захватим во время попытки освобождения подозреваемого, и тогда доказательств для суда будет предостаточно?
– Конечно же, да, Гарри! Потому-то я и засветил для журналистов по максимуму факт отправки нашего подопечного в плавучую тюрьму. Потому и хочу сделать его публичным актом. А отсрочка устроена специально – чтобы противник мог решить, что у него есть время на подготовку. На самом деле этого самого времени у них в обрез, но незачем давать им это понять. Но и у нас в запасе отнюдь не вечность. Теперь вся надежда на то, что вы и ваши люди сработаете слаженно. Моя команда без вас не справится.
– Рискованно, – в задумчивости сдвинул брови майор, – но я уверен, что мои парни не подведут.
– Очень на это надеюсь, – в явном сомнении скривил губы Фергюсон и налил себе еще виски.
Петр Романчук стоял на палубе корабля-базы, так похожего со стороны на обычный рыболовный траулер, и любовался смонтированным «Громобоем». Чудо-вертолет уже проверили на работоспособность электронных систем, заправили и даже ненадолго запустили двигатели. А потом майор – все-таки не зря именно его взяли в проект пилотом, летал он лучше, чем Петруха стрелял, – легко, без каких-либо проблем, поднял машину в воздух и облетел корабль по небольшому кругу. Все работало так, словно и не спускалось на парашютах в океан с восьмикилометровой высоты и не качалось полдня на волнах. Ни у людей, ни у аппаратуры никаких сомнений и подозрений не возникло. Сейчас техники снова складывали крылья и лопасти винтов – полностью развернутый и сориентированный по оси корабля «Громобой» едва умещался в ширину палубы. Да и «свернутый», он оставлял совсем немного места для работы обслуги. А ведь его еще требовалось укрыть от посторонних глаз. К тому же разобранные до поры контейнеры заняли весь небольшой трюм.
Бывший сторожевик принадлежал к крупной серии эскортных, противолодочных и пограничных кораблей, построенных по проекту 1124 в семидесятые годы прошлого века. В натовской классификации этот тип имел забавное обозначение – «Гриша». Для роли траулера, даже океанского, «Гриша» был суденышком довольно крупным, все-таки более семидесяти метров в длину, а вот в качестве носителя для тяжелого вертолета он напоминал коробку для обуви, в которую запихнули ботинки на три размера больше. Вон, вся хвостовая часть «Громобоя» висела даже не над палубой – над слипом, по которому лебедками втаскивали модули на корабль всего несколько часов назад. Сказать по правде, в качестве полноценной плавбазы их вертолету больше подошел бы какой-нибудь гражданский сухогруз или танкер. И запас хода у них изрядный, и трюмы просторные, и у разных там пограничников они меньше подозрений вызывают… Вот только скорость у гражданских судов подкачала. Ну что такое обычные для них 15–20 узлов полного хода? Или, говоря по-сухопутному, 27–36 километров в час? У «Гриши» же скорость полного хода доходила до 35 узлов, этот «траулер» вполне мог потягаться с современными эсминцами. Не говоря уже о том, что с легкостью оторвался бы от большинства кораблей береговой охраны США, даже имея на борту «свернутый» вертолет, плюс запас топлива и вооружения к нему – дополнительный вес наверняка «съедал» несколько узлов.
Эх, водочки бы сейчас, совершенно неожиданно для себя подумал старший лейтенант, с мимолетной ностальгией вспоминая гарнизон в Таджикистане, откуда его целую вечность назад выдернул генерал Острохижа. Там, по крайней мере, задачу ставили всю сразу, а не по частям. А тут жди, догадывайся, что придется делать в конечном итоге. Хотя нет, тряхнул он головой, здесь все же интереснее… Петр посмотрел на крыло надстройки, где виднелись крупные латинские буквы, составлявшие название корабля – «GABRIEL FERRERA», ничего не говорившее ему испанское имя, потом перевел взгляд на мачту, на которой яростно трепыхался либерийский флаг, и хмыкнул. Хитро. Под флагом этой страны ходят десятки, если не сотни судов, никогда не заходивших в ее территориальные воды. Да и в этом районе полно корабликов с такими же флагами на мачтах. Необязательно либерийскими – на Кипре тоже, говорят, зарегистрирован целый флот, которого в местных портах никто никогда не видел. Что там какой-то рыболовный траулер… Вот только этот «траулер» изнутри оказался не так уж прост. Многие элементы надстроек, выглядевшие снаружи вполне натурально, изнутри оказались чистой декорацией, скрывавшей как «пустоты», так и массу дополнительного оборудования неизвестного назначения. Во всяком случае, для ловли рыбы оно явно никогда не применялось. Романчук не был большим специалистом по рыболовному снаряжению – с рыбалкой на прежнем месте службы была изрядная напряженка, но в этом своем ощущении не сомневался. Да и название у корабля наверняка имелось другое, во всяком случае, до последнего выхода в море. Если его, конечно, не заменяла какая-нибудь буквенно-цифровая абракадабра. Он снова перевел взгляд на «Громобой» – техники уже заканчивали натягивать на «сложившийся» вертолет маскировочный тент.
Сзади подошел Иванисов и хлопнул его по плечу:
– Любуешься, оператор? Правильно, есть на что поглядеть. Я вот тоже не насмотрелся еще. Изнутри не все видно.
– Где генерал? – не отводя взгляда от вертолета, поинтересовался стрелок.
– Сейчас придет. Я так думаю, сегодня Василий Петрович нам что-нибудь интересное расскажет.
– Ага, – фыркнул Романчук, – опять в час по чайной ложке.
На лице майора нарисовалось выражение, с которым любящая мамаша смотрит на глупого ребенка.
– Тебе никто не говорил, что знать все и сразу – скучно?
Ответить Георгию какой-нибудь фразочкой позаковыристее стрелок не успел. На палубе показался генерал. Появившись из неизвестно какой двери, он оглянулся, заметил вертолетчиков и сразу же направился к ним. Острохижа окинул подчиненных придирчивым взглядом, посмотрел на укрытый тентом «Громобой», потом заговорил:
– Итак, товарищи офицеры, пришло время озвучить то, ради чего, собственно, мы забрались так далеко от дома. Понимаю, что вам хотелось услышать это раньше… Но нельзя было.
Генерал выдержал паузу, словно подчеркивая важность и секретность того, что скажет дальше:
– Начну с напоминания, что сейчас мы находимся в нейтральных водах. Однако всего в нескольких милях отсюда начинаются территориальные воды США. Там, – генерал махнул куда-то за горизонт, – Гавайские острова. Гавайи, иначе говоря. Пятидесятый штат. Главная военная база США на Тихом океане. Так вот. – Острохижа жестко посмотрел на вертолетчиков. – Пока ставлю задачу в общих чертах. Нам с вами предстоит любой ценой спасти нашего человека. Разведчика. Задание, сразу скажу, не из легких. Ситуация такова, что даже «Громобой» не слишком облегчит нашу работу. Но вам будут помогать наши люди в Гонолулу.
– Там есть наши люди? – недоверчиво проговорил Петруха.
Майор с неудовольствием посмотрел на стрелка – и кто только его за язык тянет? – но ничего не сказал.
– Наши люди есть везде, старший лейтенант Романчук! – «придавил клопов» генерал.
– А… Людмила? – спросил Иванисов и удивился своему вопросу – сам-то чего таким любопытным стал?
– Она уже на месте. В любой момент может выйти на связь. Можно сказать, уже ждем.
Генерал, кажется, собирался сказать что-то еще, но тут к ним подбежал офицер из экипажа «Габриэля Ферреры» и сказал, что генерала зовут в радиорубку. Острохижа отсутствовал всего несколько минут, но когда он снова вышел на палубу, лицо его было мрачным и замкнутым. Явно что-то случилось, причем однозначно нехорошее, тревожно подумал пилот. Генерал повернулся к вертолетчикам:
– Экипаж, слушай мою команду…
После теста на «детекторе лжи» капитана Митчелла снова надолго оставили в покое, препроводив обратно в камеру-одиночку. Довольно комфортабельную, впрочем, камеру. В положенное время принесли обед. И все. Понятное дело – применять какие-то «особые» методы ведения допросов в отсутствие серьезных улик фэбээровцы опасались. Это могло разрушить и без того шаткое обвинение. А так у них есть хотя бы «сопротивление при аресте». Хотя если приспичит, могут на это и наплевать. После 11 сентября 2001 года к юридическим заморочкам в Соединенных Штатах относились с куда меньшим трепетом, чем прежде, – много чего рухнуло в тот день вместе с башнями Всемирного торгового центра. Так что Митчелл не сильно обольщался насчет стойкости следователей в верности соблюдению прав человека. Рано или поздно их терпение закончится, и… За час до ужина в коридоре послышался приглушенный звук шагов. Неужели на допрос?
Молчаливые конвоиры, двое здоровенных негров в форме тюремных охранников, привели арестованного в ту же комнату без окон, где с ним впервые беседовал седой фэбээровец, назвавшийся специальным агентом Джозефом Фергюсоном и возглавлявший операцию по его задержанию. Значит, все-таки допрос.
Здесь, как и тогда, стояли простой стол и два стула – для следователя и для подследственного. Телекамеры в углах под потолком тоже никуда не подевались. В дальнем углу сидел стенографист, которому предстояло вести запись допроса. Конвоиры усадили капитана на железный стул, привинченный к полу. Руки завели за спину и пристегнули наручниками к специальному крюку сзади спинки стула. Ноги тоже «зафиксировали». Умно. Не вырваться.
Сделав свое дело, конвоиры так же беззвучно покинули помещение, и тут же в комнату без окон быстрым шагом вошел Фергюсон. Закрыв за собой дверь, фэбээровец подвинул к столу второй стул, в отличие от первого – пластиковый и не привинченный к полу. Стул жалобно шаркнул и заскрипел, разъезжаясь ножками под немалым весом «человека из Бюро», но, достигнув своего предела гибкости, затих. Устроившись поудобнее, Фергюсон резко сменил темп, словно внутри него сработал переключатель скоростей, уже совсем не спеша извлек из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет и положил на стол. Потом вытряхнул из пачки сигарету, сунул в зубы, щелкнул зажигалкой. Затянулся. И только после этого внимательно посмотрел на сидящего напротив капитана, до сих пор невозмутимо хранившего молчание. Их взгляды встретились. Наконец Фергюсон выпустил струйку дыма и заговорил.
– Знаете, Митчелл, я восхищаюсь вами. Так блестяще избавиться от улик, когда я уже считал, что они у нас в кармане… Великолепно. Просто фантастика. Вы в пять секунд спустили псу под хвост несколько месяцев нашей оперативной работы. А я, каюсь, имея дело с разными суперсовременными технологиями, уже давно списал почтовых голубей на свалку истории. Да, поторопился, признаю. А как вы дрались, хотя понимали, что шансов вырваться у вас нет. Вы очень достойный противник. – Фэбээровец помолчал, снова пустив дым. – Я ценю вашу стойкость, Митчелл. Не сдали никого из своих людей на Гавайях. Только не говорите, что вы работали один, не поверю. Я лично уверен, что вы – часть настоящей паутины, опутавшей наш милый островной штат. Возможно, очень важная ее часть, но только часть. Продолжаете молчать? Да, ваша уверенность в себе впечатляет. Вы даже не признались, на какую страну работаете. Похвально. Но лично я думаю, что вы передавали сведения русским. «Орион», бортовой компьютер которого вы обчистили, патрулировал те сектора Тихого океана, которые представляют интерес прежде всего для них. Хотя и китайцы нашли бы в этих файлах немало полезного для себя и даже, возможно, использовали бы эту информацию с гораздо большей эффективностью, чем их северные соседи. Так как? Скажете, для кого из них вы так старались? Или будете продолжать упорствовать в молчании?
Капитан равнодушно пожал плечами и усталым голосом проговорил, глядя в одному ему известную точку за спиной фэбээровца:
– Я никому ничего не передавал, мистер Фергюсон. Все это ваши фантазии, основанные на том, что моя мать была русской. Замечу, однако, – можете не заносить это в протокол, – что она никогда не пыталась связаться с родственниками, которых она никогда не видела, или уехать в Россию. Ее, кстати говоря, тоже никогда никто оттуда не искал. И даже ее родителей. Да и родилась она в Балтиморе. И разговаривать по-русски меня учила бабушка – мать знала язык плохо, он ей в жизни нигде не пригодился, кроме как в родительском доме. С этой стороны у вас претензий быть не должно. Максимум, что вы сможете мне предъявить, так это сопротивление при задержании. Если, конечно, знание такого иностранного языка, как русский, не усугубит моей вины.
– Верно, друг мой. Мы предъявим вам только «сопротивление». Но и этого будет достаточно, чтобы упечь вас в тюрьму на пару лет.
– Любой толковый адвокат, мистер Фергюсон, докажет, что я, как офицер охраны авиабазы, находящийся на дежурстве, мог совершенно законно присутствовать в том ангаре, даже если это не входило в мои прямые обязанности в ходе несения службы, – спокойно возразил капитан. – Помнится, вы там что-то говорили о голубе, который вылетел из ангара. Вы видели, что это я его выпустил? У вас есть фотографии или видеозапись, подтверждающие хотя бы это? Даже ваши люди этого не видели. Нет, конечно, они могут дать нужные вам показания, но ведь это не будет правдой, и кто-нибудь наверняка до этого докопается. То, что вы не обнаружили там никого другого, еще не значит, что этот другой не мог спрятаться или просто вовремя покинуть ангар. А что если я просто спугнул вашего шпиона, и он скрылся прежде, чем вы ворвались? И вы сцапали меня по чистой случайности? Как думаете, сложно будет убедить в этом присяжных?
Фэбээровец расхохотался:
– Браво, Джордж Митчелл, браво! Вы еще скажите им, что это мы с майором Гарландом воровали секретные данные и просто хотели свалить все на вас, раз уж вы под руку подвернулись. И сцапали вас как вражеского агента, пока вы на нас не донесли. Браво! Но попробуйте представить, что присяжные все же сочтут, что вы превысили пределы допустимой обороны, и вы все-таки сядете – пусть всего лишь за банальное рукоприкладство и членовредительство? Хорошо еще, что вы никого не убили. Но ведь не хулиганов каких покалечили – сотрудников ФБР. Ну? Что скажете? Есть у вас шанс отправиться за решетку, хоть и не за шпионаж? Думаю, что да. А там, глядишь, и улики пропавшие найдутся. Кстати говоря, необязательно те же самые. И несколько лет или даже месяцев мгновенно превратятся в пожизненный срок, причем без права на помилование. Шпионов наши судьи не любят, да и присяжные тоже. А впрочем, даже искать или фабриковать улики нам не придется. Вы даже перед судом не предстанете. Зачем? Не хотите помочь следствию? Дело ваше. Но все же… Как вы думаете, Митчелл, как будут относиться к вам в тюрьме сокамерники, если им шепнуть, что вы на самом деле русский шпион? Ведь, учитывая серьезность предъявленного вам обвинения, мы имеем право содержать вас до суда в тюремной камере. Здесь есть один маленький нюанс, который вы, по-моему, упускаете из виду. Среди американских уголовников, знаете ли, процент патриотов весьма высок, как это ни странно. Они очень любят страну, против которой совершили преступления. Боюсь, что в тюрьме вы не доживете даже до вынесения приговора, не то что до истечения срока заключения. Даже с поправкой на вашу прекрасную физическую форму. Даже если присяжные вам поверят и дадут лишь пару лет. Ладно, пусть несколько месяцев. Все равно это будет вполне достаточный срок, чтобы умереть абсолютно случайно. Однако, друг мой, оставим эти юридические тонкости суду. Мы-то с вами не «законники». И оба хорошо понимаем, что вы работаете на противника Соединенных Штатов. Хорошо, пусть не Россия, этой страной может быть и Китай, и даже Северная Корея, хотя не представляю, что они могли вам пообещать – поскольку им нечем вам угрожать. Но этот момент для меня не имеет принципиального значения. Пусть даже Япония или Британия, хотя мне трудно представить, что за этим могут стоять давние союзники США. Все равно. В любом случае вряд ли ваши хозяева могут предложить вам намного больше, чем вы получите в Соединенных Штатах за сотрудничество с ФБР. Добавлю, что я некрофилией не страдаю, для меня лично ваш труп ценности не представляет, и если вас прирежут в тюрьме, мне это радости не принесет. Вот майор Гарланд, наверное, обрадуется, если это случится, но его понять можно – для него вы просто предатель, которого он считал своей правой рукой, своим другом и единомышленником. А для меня сейчас вы прежде всего хранитель важной информации. И потому живой стоите для меня гораздо больше, чем мертвый. С мертвецом нельзя найти общий язык. Помогите нам раскрыть эту шпионскую сеть, Митчелл, и вместо пожизненного заключения я гарантирую вам свободу – вы пройдете по нашей программе защиты свидетелей. Имейте в виду – она весьма надежна. Не стоит верить голливудским триллерам, в жизни процент сбоев стремится к нулю. Если вы нам поможете, пойдете на сотрудничество с нами, Соединенные Штаты Америки сочтут нанесенный вами ущерб возмещенным. Вам изменят внешность, выдадут новые документы, помогут обустроиться на новом месте жительства. И дальше вы будете вольны делать все, что вам вздумается. В разумных пределах, конечно. Вы исчезнете, по крайней мере, для своих бывших хозяев.
Фергюсон замер: он понял, что заинтересовал собеседника – в глазах капитана появился странноватый блеск, а взгляд впервые с начала разговора сфокусировался на собеседнике. Но капитан продолжал молчать, словно не решаясь заговорить. И Фергюсон решил дожать Митчелла:
– Имейте в виду, друг мой, что даже если суд вас оправдает за недостатком улик, это не значит, что вы далеко уйдете живым, выйдя из зала суда. Или вы уверены, что те, на кого вы работаете, простят вам провал? Поверят, что вы никого не сдали? Ведь, если суд вас оправдает, мы защищать вас не будем. Хотя и без внимания не оставим, не надейтесь. Безнаказанно исчезнуть мы вам не позволим. Итак, Митчелл, что скажете? Каким будет ваше решение?
Губы капитана чуть заметно шевельнулись:
– Я… могу подумать над вашим предложением?
Фэбээровец был безжалостен:
– Нет. Не можете. У вас очень мало времени, капитан Джордж Митчелл. Завтра вас переводят в тюрьму. Откладывать это больше не в моих силах. Если я уйду, не получив вашего положительного ответа, я вернусь лишь завтра с предписанием о переводе. Решайте сейчас, пока еще в вашей воле выбрать – тюрьма или свобода.