Сергей Зверев
Порт семи смертей
Весна. В Новороссийске тепло.
Апрельские крыши невысоких пятиэтажных домов, крытые листовым железом, прогреваются на солнце. Теплолюбивые коты вылезают на крашенный когда-то коричневой краской металл и греют кости после мерзкой зимы. Тут же прохаживаются слегка отощавшие, но не утратившие оптимизма по поводу собственного благополучия голуби, что играет тем же котам на лапу.
Почки распустились несколько недель назад. Дворы утопают в свежей зелени и ароматах цветущих деревьев. Город ждет лета, а с ним и нового туристического сезона.
Уже появились первые отдыхающие с северов, несчастные сбежали от городского гнета к открытой воде и местным кафешкам. Пришельцев легко вычислить на набережной по белой коже и любопытным физиономиям, свойственным людям на экскурсиях. Они стоят парами, или целой семьей, или группами и тупо смотрят на кромку Черноморского моря у их ног.
Потом кто-то поднимает гальку с берега и начинает ее бросать в воду. Остальные зомби смотрят на чудака, как бы говоря самим себе: «Ух ты, вон как, оказывается, можно делать». И тоже берут в ладони камушки и бросают их в воду, наслаждаясь непродолжительным полетом крохотной частички природы и едва слышным бульком. Сеанс выздоровления и медитации проходит для пациентов мягко и незаметно. Изможденных бетонными муравейниками восстанавливает и заряжает на новые подвиги огромное море.
Но есть в Новороссийске и те, кто не только любит море, но и живет им, живет в нем. Те, кто выбрал морские походы своей работой и своей судьбой. Потомки прадедов, отстоявших в прошлом веке в аду Второй мировой войны Малую Землю, приняли эстафету поколений и, повинуясь зову сердца и долга, в урочный час надели на себя черные бушлаты морской пехоты.
* * *
Где-то вблизи Новороссийска, где точно, нам знать не положено, на военной базе, затерявшейся между сопками, поросшими соснами и акациями вперемешку, проходил срочный инструктаж с постановкой боевой задачи.
Мягкий морской воздух очень сложно наэлектризовать. Электричество не концентрируется из-за обилия водяных паров. Благодаря буйной энергии, распирающей военный класс, кусок атмосферы не искрил, а кипел от напряжения и от каменных, сосредоточенно внимавших докладчику лиц.
Едва успевший закончить свой отпуск капитан второго ранга Татаринов, подполковник по-сухопутному, сидел в джинсах и футболке, пытаясь вспомнить, кто он и где.
Море. Если тебя никто не достает в течение двух недель, ты начинаешь становиться нормальным человеком. А потом снова на работу, а потом снова в дурдом. Там, где приходилось работать Татаринову, не каждый протянет и месяц. А он тянул. Потому как выбрал себе занятие – воевать. Ничего другого по-серьезному, по-настоящему, профессионально и не умел. А с годами стал понимать, что уж лучше делать что-то одно хорошо, чем иметь сто средненьких и никому не нужных навыков.
Когда кавторанга был пацаном, он мечтал о кроссовках «Adidas», непонятная для современных мальчиков и девочек мечта, им теперь i-продукцию подавай. Но в то время…
Татаринов смотрел на носки новеньких туфель. Детская мечта, сколько ж лет прошло. Но кроссовки классные. Улыбаясь своим мыслям, командир отряда боевых пловцов где-то далеко впереди слышал голос незнакомого ему офицера. Некий силуэт стоял рядом с экраном, на который лучи проектора проецировали мысли докладчика.
Голос стал нарастать и отвлекать от воспоминаний о рыбалке. Знаете, он какого окуня поймал два дня назад… Здоровый, сволочь, спиннинг едва из рук не выдернул.
Среди братьев по оружию Татаринов сейчас выделялся не только отсутствием формы, но и отсутствием мыслей. Ну и пусть где-то кипит воздух и до кого-то пытаются довести необходимую вводную. Ему хорошо, ну и пусть он опоздал. Звонить надо заранее. Ни помыться, ни побриться. Вокруг него сидели серьезные люди в полевой форме и слушали инструктаж с меняющимися слайдами, а он балдел.
Для того чтобы контрастность была лучше, окна в классе прикрыли жалюзи, и Татаринов мог видеть вокруг себя лишь в серых тонах. «Когда это все закончится? – с раздражением подумал он. – Все понятно было за три минуты. Зачем этот политический брифинг?»
Спиной к экрану и лицом к слушателям стоит, кажется, подполковник, да, точно, и водит лазерной указкой по появляющимся картинкам. А Татаринов продолжает находиться в отпуске. Там тихо, птички щебечут в небе, какие-то огромные ярко-красные цветы, маленький водопад, разбивающийся и брызжущий у ног.
Неожиданно прилетела маленькая колибри, таких птичек в отпуске не было! Она зависла у него перед носом, плавно превращаясь в мужскую руку. Такую мечту загубили! Как красиво было!
Старший лейтенант Голицын махал рукой перед глазами шефа, пытаясь вернуть его в реальность. Очнувшись, Татаринов сфокусировал взгляд на докладчике. Тот пристально еще пару секунд смотрел на него, мол, что-то вы, товарищ, не с нами, а дело государственной важности.
Судя по всему, от докладчика прозвучал какой-то вопрос в его адрес, но Татаринов не слышал и теперь сидел в задумчивости. Не зная, что ему ответить, он посмотрел на Поручика (так уж получилось, по песне: «…поручик Голицын, раздайте патроны. Корнет Оболенский, надеть ордена». Да, если твоя фамилия Голицын или Ржевский, ты в России можешь быть только Поручиком). «Надо бы еще Оболенского завести, для полного соответствия. Выпросить себе адъютанта, что ли», – продолжал туго возвращаться в реальность Татаринов. Старший лейтенант подсказал:
– Через сколько мы будем готовы?
Тут кавторанга быстро пришел в себя и перебрал весь личный состав:
– Голицын, Диденко, Марконя, Малыш, Бертолет, Док, все на месте?
– Все в классе, – подтвердил Голицын. – Я Голицын, товарищ кавторанга, я в классе. Не узнаете, после отдыха-то.
Капитан мог позволить поприкалываться над собой внутри группы, но не на людях. Поэтому он едва слышно оборвал Голицына:
– Разговорчики…
Капитан второго ранга Татаринов вернулся на службу.
– Два часа на сборы, товарищ подполковник.
Ведущий семинара одобрительно кивнул и продолжил:
– Командовать операцией назначается майор Кривошеев.
По правую руку от Татаринова поднялся майор, чья огромная грудная клетка и отсутствие шеи выдавали морского пехотинца с потрохами.
«Породистый военный, – согласился про себя Татаринов. – Это хорошо».
Когда офицер сел, стоящий у экрана подполковник одернул и без того ладно сидящий китель и официальным тоном заявил:
– Приказываю: зайти на борт сухогруза и обеспечить его разгрузку в порту Джибути…
Татаринов навел фокус на изображение, которое было на экране. Баб-эль-Мандебский пролив. Между Красным морем и Аденским заливом. Бутылочное горлышко, знакомое Татаринову вдоль и поперек. Он бывал там так часто, что ему порой начинало казаться, что у него там дача.
– …Вначале сухогруз зайдет в сирийский порт Аден, где вы погрузитесь на него, и только затем отправитесь в Джибути…
После того как инструктаж закончился, Татаринов пошел знакомиться с майором, так как раньше они никогда не встречались. Кривошеев также сделал несколько шагов навстречу.
Пожав руки, они вышли из класса на воздух, чтобы попытаться наладить взаимодействие. Майор понимал, что по табели о рангах Татаринов старше его, но в данной операции именно на нем лежит ответственность за выполнение задачи.
А в небесах порхают птички, стрижи да ласточки, синички. Красота. Стоит терпеть зиму, чтобы ценить весну.
Татаринов спросил:
– Сколько у вас людей?
– Двадцать восемь человек. Больше не дали. Но и ваших, как я уже заметил, шестеро. Вместе с нами получается тридцать шесть. Плюс усеченный экипаж судна – пятнадцать человек. Но они так, ни то ни се. Готовьтесь. Даю вам два часа, как вы и просили. Небольшой запас времени у нас еще есть.
– Есть начать готовиться, – Татаринов сделал полшага назад, чтобы не махать клешней перед носом командира, и отдал честь.
* * *
Старший лейтенант Голицын любил сладкое и тягучее время выбора. Минуты горящих глаз, мгновения бесплатной распродажи. Да, такие бывают… но только в армии. Когда ты заходишь на армейский склад и мир ластится у твоих ног, словно маленькая подхалимистая собачонка перед своим хозяином.
Бесплатный оружейный магазин. Непрекращающаяся дискотека непрерывной смерти в воплощениях сотен и тысяч способов убийства. Чего там только нет, в этих закрытых от посторонних глаз пороховых погребах… и опять нам не положено знать всех подробностей. Враг не дремлет. Мы лишь можем приоткрыть полог тайны и взглянуть на некоторые полки, штабеля и стеллажи одним глазком.
Ты берешь, снимаешь, открываешь и тащишь, наполняешь, пересыпаешь, сматываешь, продуваешь в случае необходимости, режешь, наполняешь, пересчитываешь, прикручиваешь, собираешь, вставляешь и снова берешь, и снова тащишь, волочешь и переносишь ко входу. И время вроде бы есть, но успеть надо так много, что его уже нет. Рюкзак за рюкзаком, сумка за сумкой, цинк за цинком.
– Ох-ох-ох, далеко лететь, далеко лететь, – причитает старший мичман Диденко, словно ему не четвертый десяток идет, а восьмой, стоя рядом с Голицыным и затариваясь гранатами. – Еще и шашечек дымовых положу, а то ничего под рукой не найдешь, когда она самая тебе так сильно требуется. А из баб там только негритянки, – неожиданно заключил он, аккуратно стаскивая с полки ящик с магнитными минами.
Капитан-лейтенант Марконя, отвечающий за связь, пошел в другой конец длинного ангара за батарейками и аккумуляторами. Насытившись на несколько лет коротковолновыми рациями, антеннами, наушниками, кабелем и гарнитурами, он поспешил доложить Татаринову, что закончил комплектоваться.
Командир подозвал Малыша. Здоровый мичман показался из прохода между ящиками с крупнокалиберным пулеметом в руках. Глядя на него снизу вверх, Татаринов одобрительно кивнул, велел поставить агрегат на асфальт и, указав направление, повел в другую секцию склада, где лежали цинки с патронами. Когда они отодвинули брезентовую занавеску, у мичмана непроизвольно выделилось большое количество слюны. Пришлось сглотнуть. Не плеваться же перед командиром.
Представшие перед ними бесконечные ряды боеприпасов, такие знакомые и милые сердцу стопки ящиков, стоящие на поддонах, всегда поднимали силу духа и настроение. Смертоносные запасы нельзя было мерить в штуках. Упорядоченную груду чудовищной мощи, заключенную в деревянные рубашки зеленого цвета, хотелось просто осознать и объять, но сделать это практически было невозможно. Кэп – как называли подчиненные командира, начал отсчитывать ящики.
– Один, два, три, четыре, пять, десять. Ты только не думай ничего, Малыш. Ты новости, наверное, давно не смотрел, дружище. Перенеси к выходу все вот это. Через пятнадцать минут подходит машина. Погрузим, и в аэропорт. На юг полетим. Красота.
Татаринов вышел на свежий воздух, принимать и оценивать все то, что насобирали его бойцы.
Малыш как младенцев перетаскал полуторапудовые ящички и вернулся к остальным на склад оборудования. Не находя себе занятия, так как все свое он уже подготовил, здоровяк пристал к своему коллеге-подрывнику старшему лейтенанту Бертолету:
– Чего Кэп про новости говорит? Чего там в Джибути?
Старший лейтенант, не отрываясь от осмотра подводного снаряжения, со вздохом, который иногда испускает профессура в адрес аспирантов, прокомментировал слова командира:
– Столица государства Джибути, город Джибути, оригинально, правда? Малыш, ты бы в берлоге жил, да? Зачем тебе какие-то дальние страны?
– Неправда, – обиделся мичман, – я путешествовать люблю. Что и делаю, причем на халяву.
– Революция там, понимаешь. Мы им продовольствием поможем. Мукой. Будем охранять мешки, чтобы еда тем, кому надо, в руки попала.
– Выходит, серьезные дела.
– Серьезней не бывает, – согласился Бертолет, продолжая упаковывать амуницию. – Если бы там все тихо было, нас бы туда не дернули. Пойди, делом займись.
– А я уже все собрал, – несколько обиженно ответил Малыш, поглядев на сложенные в углу свои «личные» вещички общим весом килограммов сто пятьдесят. А так они, наверное, насобирали тонны на полторы всякого разного и нужного, и на всякий случай, и на непредвиденные обстоятельства, и для души.
Подкатил «Урал». Из кабины на землю соскочил небольшого роста плотный солдатик и побежал к первому встречному, а им оказался добрый доктор Айболит по прозвищу Док, и поспешил доложить ему о прибытии.
– Вон Татаринов, – кивнул медик, продолжая ковыряться в своих причиндалах, необходимых в случае чего для быстрого ремонта военнослужащих на поле боя.
Больше похожий на киндер-сюрприз, чем на пехотинца, животастый и румяный мамин сын быстрым шагом подошел к Татаринову и доложил о прибытии, оповестив следующим предложением командира боевых пловцов о том, что до вылета осталось три часа и им нужно поторапливаться.
После того как были отодвинуты примитивные задвижки, задний борт грузовика чинно громыхнул, возвещая о начале погрузки. Внутрь стали споро загружаться двухсредные автоматы, подводные ружья, глушители, гидрокостюмы, маски, системы замкнутого дыхания, боеприпасы, запасные ремонтные комплекты, несколько десятков пластиковых упаковок с сухим пайком – так надежнее. От дома будешь далеко, надейся на себя…
В самый последний момент интендант в звании капитана, командующий огромными безмолвными хранилищами, эдакий повелитель уснувших бетонных големов, услышав, что началась погрузка, поспешил подойти к грузовику.
– Эк вы захаписты, – прокомментировал он, посмотрев в кузов.
Татаринов молча протянул ему заполненный бланк, на котором было расписано все то, что они забрали с собой.
– В компьютер теперь все это рука вбивать устанет, – пожаловался интендант, а сам с удовольствием начал рассматривать, как морпехи, словно крестьяне в компьютерной игре, таскают тяжелое снаряжение. По роду службы он частенько наблюдал картину, как имущество тягают то на склад, то со склада. Никогда не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на то, как работают другие. Но все закончилось настолько быстро, что он даже не успел расслабиться.
– Куда едем? – как бы невзначай спросил капитан.
– Государственная тайна, – ответил ему Татаринов, хотел прочистить мозги в отношении бдительности, но сдержался и, пожав капитану руку, запрыгнул в кабину, а впрочем…
– Капитан, ты меньше лысого гоняй и больше печатай, нарабатывай навык.
– Что?! – вскипел глава големов.
– Смирно! – рявкнул Татаринов…
Капитан понимал, что перед ним не киношный герой. Будешь перечить, еще и по голове настучит. Они же все чокнутые в этом спецназе.
* * *
Погода благоприятствовала. Море не доставляло никакого беспокойства экипажу сухогруза, идущего со скоростью 10 узлов к порту назначения Джибути. Четыре тысячи тонн пшеницы – подарок российского правительства новой власти, которая успела несколько раз публично признаться в любви далекой большой северной стране. Политическую проституцию принято оплачивать.
Капитан судна, Евгений Леонидович Пожаров, лежал в одних трусах в своей каюте и почитывал увлекательный детектив, когда старший помощник Селиверстов, несущий вахту, доложил ему о необходимости пообщаться с Москвой.
Поднявшись в рубку, капитан взял трубку и воткнулся в нее жесткими усами. На проводе оказался лично директор компании, владеющей судном. Слушая, что им нужно будет зайти в порт Аден, для того чтобы взять на свой борт военных, капитан быстро высчитал в голове, хватит ли ему топлива. Запас был.
– А что случилось? – забеспокоился Пожаров.
– Ничего особенного, просто страховка, – ответила трубка.
Капитан уже давно перестал верить телефонным басням, тем более из уст хозяев.
Пожаров аккуратно положил говорилку, после чего прокомментировал:
– Жопа. Белая, мягкая жопа прекрасной прачки.
Старший помощник Федор Селиверстов или, как его запросто все называли, Федя или Федюнчик, вопросительно смотрел на капитана ровно столько, сколько требовалось начальнику для того, чтобы сформулировать следующие распоряжения:
– Скоро пролив. Так вот, повернешь на восток, а не на запад. Вначале пойдем к арабам в Аден, там возьмем на борт морпехов. Такие дела. – Капитан посмотрел на линию горизонта. Закурил…
Больше десяти лет назад Селиверстов служил на военном флоте. Корабли тогда больше стояли у причалов, но какое-никакое представление о службе он все-таки получил. Столь срочная переброска десанта на борт никак не поднимала настроение. Когда тебе тридцать шесть, ты полон жизненных планов, тебе еще нужно вырастить детей, ты уже давно не заглядывал к Любке-соседке и не проверял, все ли у нее в порядке под юбкой, ты еще не купил свой «Мерседес»… а тут ба-бах, и война.
– Ты чего так побледнел, – усмехнулся Пожаров, постукивая детективом по приборной панели.
– Товарищ капитан, – предупредил Селиверстов, показывая глазами на книжку.
Капитан резко отдернул руку, перестав колотить корешком рядом с кнопками и тумблерами. По переговорному устройству попросил кока сварить кофе.
* * *
16.04. Вылетели из аэропорта Адлера и взяли курс на Йемен.
«Ту-154 м» легко проглотил взвод морпехов вместе с багажом, разбежался по взлетной полосе и взмыл в небо.
Солдаты развалились на креслах. Каждому досталось по три штуки в одни руки. Не тесно. Лететь чуть менее четырех часов, есть время и поспать.
«Пока перелетим ближе к экватору, будет уже тьма», – подумал Татаринов, засыпая, но машинально успел окинуть взглядом салон, где вместе с ним сидело три десятка молодых и здоровых парней, однажды выбравших, точно так же, как и он несколько лет назад, службу, а не торговлю тряпками или еще какую-нибудь ерунду.
Когда шасси снова коснулись земли, капитан второго ранга открыл глаза. Похвалил сам себя, что он успел подремать.
Кривошеев и Татаринов сошли на землю, в то время как солдаты еще оставались в самолете. Наступил вечер. Темнота скрывала от посторонних глаз подробности происходящего на аэродроме.
Совсем не свежо, расстроился Татаринов, пытаясь вдохнуть полной грудью. Воздух вроде и был. Но его вроде и не было. Не остыл еще кислород с азотом. Когда же у них холодно-то?
У трапа военных встретил высокий лысый человек. Дорогой темный костюм. Белая рубашка. Очки в золотой оправе.
Дипломат.
На полном лице сама собой появилась отработанная улыбка. Поздоровался с прибывшими и сообщил, что является послом в Народно-Демократической Республике Йемен, что фамилия его Морж и что он должен с ними переговорить в своей служебной машине.
Офицеры сели в уже не новый, но большой «Мерседес». У Татаринова меж тем в голове продолжала пульсировать одна и та же мысль о малой нужде, которая постепенно превращалась в большое неудобство. В самолете не успел. Приходилось терпеть. Пытка та еще. Каждый знает.
Морж отправил водителя покурить, а сам с переднего сиденья пассажира повернулся к офицерам.
– Я должен сообщить вам, что за последние сутки ситуация в Джибути обострилась. Пока местным военным удается сдерживать отряды оппозиции, но возможны провокации, поэтому будьте готовы к тому, чтобы отразить угрозу при заходе нашего корабля в порт Джибути и при разгрузке судна. По нашим данным, там пока не так все плохо. Есть небольшой контингент, состоящий из легионеров на французской военной базе, но их человек сто, и они предпочитают ни во что не вмешиваться.
Сейчас подадут автобус, и мы поедем в порт. Корабль уже у причала.
Татаринов как бешеный енот выскочил из машины и с лицом, наполненным злобой, подошел к самолету и помочился на его переднее колесо. Наплевать на Кривошеева, наплевать на посла, наплевать на водителя посла.
Когда Татаринов вышел из-под фюзеляжа самолета, увидел на трапе командира «тушки».
Не найдя слов, Татаринов отдал ему честь. Больше отдавать было нечего. Он не виноват, что всю дорогу спал, а потом беги к российскому послу в Йемене. Йемен? Где это? Ночь, ничего не видно. Может, это Саратов, а не Йемен.
«Й-е-м-е-н» – вот назвали. Но звучит, звучит, не откажешь.
* * *
Несмотря на фон, складывающийся из шума бьющихся о пирс волн, рычания двигателей тяжелых грузовиков, шептания лебедок портовых кранов и лязга контейнеров, капитан, стоя на мостике, отчетливо услышал топот армейских ботинок по заранее сброшенному трапу.
Хочешь не хочешь, надо приветствовать гостей.
Первое, о чем подумал Кривошеев, глядя в глаза капитана корабля, это возраст. Хорошо, что капитан не молод. Опыт – штука ценная, его не пропьешь.
А Пожаров почему-то подумал, что повесить на рее этого военного никак не получится. Его фамилия не соответствовала фигуре. Какая кривая шея, ее вообще нет. И рожа, отставить, у старшего офицера лицо, ну на крайний случай физиономия, так это каменный шар в кепке, как-то так.
Татаринов, ступив на борт, обернулся и посмотрел вниз, где его подчиненные начинали разгружать свой хитрый и тяжелый багаж.
Выбравшись из старого автобуса и потопав по асфальту, для того чтобы размять онемевшие от перебросок по воздуху и суше ноги, Голицын посмотрел на сухогруз. Вместе с ним задрали головы и остальные прибывшие.
– Это что, шутка такая, – не понял Диденко, тыкая пальцем, как ребенок, в название корабля.
– Нормальное название, – не согласился Голицын. – «Василий Теркин», разве плохо?
– Поручик, он же не настоящий герой, а литературный…
– Мы тоже не настоящие. Нас тут нет, так что все очень даже в тему.
Бертолет, схватив свои манатки, вспомнил на ходу о том, как они пару лет назад хорошо провели время на одной яхте, принадлежащей миллиардеру. Покутили, постреляли. Какое было время. А кто-то еще и с девахами из обслуги порезвился…
– Да уж, здесь условия скромнее, – согласился Диденко, поглядывая на обшарпанную надстройку на юте.
Каждому пришлось сходить туда-сюда по десять раз, что помогло, с одной стороны, разогнать застой в организме, а с другой – в минуты, когда приходилось тянуть тяжести вверх по трапу, думать о том, что, может быть, не надо было так жадничать на складе.
На комфортные условия обитания никто не рассчитывал. От одного порта до другого всего каких-то сто двадцать морских миль. Потом сама разгрузка должна была занять минимум времени… С учетом того, что на сухогрузе еще советского производства были установлены три крана, позволявшие перебрасывать с корабля на сушу и обратно по пять тонн сразу. По современным меркам «Василий Теркин» – небольшой, даже, можно сказать, маленький, всего сто двадцать метров в длину и пятнадцать в ширину. Зато на нем без проблем можно проходить через любые каналы и шлюзовые системы, которые понастроены человечеством за долгую историю цивилизации. Небольшой удобный кораблик.
Если сказать, что с прибытием военных команде корабля пришлось потесниться, это значит ничего не сказать. Несмотря на усеченный экипаж, все равно коек всем не хватило. Но народ не унывал. Стелили прорезиненные коврики на пол тесных кубриков или же прямо на палубе под открытым небом.
Как только погрузочные манипуляции были совершены, сухогруз отошел от берега.
Капитан и офицеры уединились в небольшой каюте.
– Какие новости? – Пожаров с надеждой посмотрел на прибывших соотечественников, втайне желая услышать, что никакая опасность им в дальнейшем не грозит.
Вошел кок, которого звали Тургун. Небольшого роста худенький узбек принес жареную картошку на сале, салат из огурцов и помидоров, обильно посыпанный зеленью и политый оливковым маслом.
Когда матрос ушел, майор на правах командира группы обрисовал ситуацию.
– Вы мне, капитан, вот что скажите, местные ждут нас? – поинтересовался Татаринов, начиная уплетать картошку.
– Ждут, точно, – подтвердил Пожаров. – Они же сами просили помочь. С разгрузкой проблем не будет. У меня все три крана рабочие. Главное, чтобы принимающая сторона не подвела.
– Будут крутиться, – поддержал Пожарова майор. – Они же жрать хотят, – и тоже набросился на хрустящую картошечку.
Офицеры поели, и их подчиненные, разложив оружие, боеприпасы и снаряжение, приступили к ужину, который успел до их приезда приготовить Тургун.
Потом, не желая толкаться в тесном пространстве кубриков, народ высыпал на палубу и расселся, как кому было удобно.
В силу своей специфики, да и в силу сложившихся обстоятельств, ныряльщики Татаринова держались несколько особняком от взвода морских пехотинцев. Стороны не проявляли особого внимания друг к другу. Единственный, кто произвел впечатление на морпехов, так это Малыш, и то лишь своими габаритами. Заслужить уважение этих людей можно было только реальным делом, ну а большая фигура – ну да, ее издалека видно.
Поручик, сидя под яркими звездами, обдуваемый теплым ветром, смотрел на удаляющийся йеменский берег, который был покрыт огнями. Словно множество светлячков слетелись в Аденскую бухту и прилипли к невидимым лепесткам гигантского бутона на разной высоте, бросая во тьму световые вспышки от ярко-синих до красных.
– Ты чего, Дениска, такой задумчивый, все о бабах грезишь? – подколол Голицына Дед.
– Да, Диденко, тебе бы только бабу, вози с собой резиновую письку, что-ли.
– Не-е-е-т, задумчивый ты какой-то, лирически настроенный, – не унимался старший мичман. – К негритянкам едем, развлекаться. Должен держать хвост пистолетом.
– Как настроение? – Татаринов подсел к своим людям. – Завтра в одиннадцать часов, за час до подхода к Джибути, общее построение и постановка задачи, а сейчас всем отдыхать, это приказ.
* * *
Утро началось с общего построения и инструктажа…
Майор морской пехоты пока без бронежилета и каски вышел и встал перед строем.
– Слушай боевую задачу, – начал он. – Приказываю, перед заходом судна в порт укрыться в жилых отсеках корабля и без приказа не демаскировывать свое присутствие до конца разгрузки. При этом находиться в состоянии повышенной боевой готовности. По данным разведки, возможны вооруженные провокации, а также нападение на корабль. В случае боестолкновения силами взвода отразить атаку противника с применением всего имеющегося оружия. Группе капитана второго ранга Татаринова обеспечить невозможность минирования и подрыва судна диверсантами противника.
Товарищи военнослужащие, довожу до вашего сведения, что ситуация осложняется наличием рядом с городом французской военной базы. Ни в коем случае не допустить ранения французских военнослужащих, при условии отсутствия непосредственной угрозы с их стороны для жизни и здоровья членов экипажа корабля.
Время на разгрузку – одни сутки. Без приказа никто из личного состава на берег не сходит. Все. Выполнять поставленную задачу.
Татаринов попросил у майора двух человек, и, что ему очень понравилось, тот просто ткнул пальцем в первых попавшихся.
– Сержант, младший сержант, переходите в подчинение капитана второго ранга Татаринова.
Для того чтобы обеспечить под водой охрану периметра такого длинного судна, требовались свободные руки – таскать гидрокостюмы и снаряжение.
Когда джибутийский берег был уже достаточно хорошо виден, майор велел людям покинуть палубу и зайти в надстройку.
Глядя на приближающийся морской порт, Голицын поделился мыслями со стоящим рядом с ним Марконей, разглядывая унылый пейзаж.
– Это что такое, Луна или Марс? Ни тебе цветочков, ни тебе кусточков.
Берег действительно выглядел крайне пустынно. Растительности практически не было. Невдалеке сквозь дымку просматривались очертания невысоких гор. И больше ничего. Малоэтажный город посреди пустоты. Скучный и несколько мрачноватый пейзаж.
Когда подошли ближе, кроме портовых кранов стали видны еще и жилые кварталы с микроскопическими пятнышками цветастых тряпок, развешанных повсюду, что несколько скрасило первое впечатление.
Полуденное экваториальное солнце позднего апреля делало свое дело. Температура поднялась до тридцати градусов. Светило раскалило надстройку, в результате чего солдатам, сидящим в душных помещениях и готовым в любую секунду выбежать на борт, приходилось крайне несладко.
Пожаров в который раз выразил свое беспокойство тем, что возможен таможенный досмотр, но Кривошеев поспешил его успокоить. Военный бросил пару фраз о том, что их президент в контакте с нашим министром иностранных дел. Все договоренности достигнуты, иначе бы они в такую даль не перлись.
Получив удовлетворяющий его на настоящий момент ответ, капитан связался с диспетчером порта и выяснил причал, к которому ему необходимо швартоваться. Когда он понял, что им предлагается встать достаточно далеко, почти на самой оконечности длинного и широкого пирса, Пожаров в душе возмутился, но ничего не стал выговаривать диспетчеру…
Не успели они отдать швартовы, как к кораблю потянулась колонна из старых, но еще крепких американских грузовиков.
Из кабины первой остановившейся перед сухогрузом машины вышел человек с кожаной папкой. Одетый в белую рубашку с коротким рукавом и белые брюки, резко контрастирующие с его черным цветом кожи, он помахал капитану Пожарову. Тот, стоя у трапа, пригласил его подняться на борт. Но местный настаивал на том, чтобы капитан спустился вниз.
Собрав все имеющееся у него спокойствие и получив одобрение со стороны Кривошеева, усатый капитан судна пошел вниз по трапу.
Мужчины поздоровались. Капитан сообщил, что они готовы приступать к отгрузке немедленно. Встречающая сторона также была настроена по-деловому и предложила начать загружать подходящие порожние машины.
Огромные краны ожили. Мифические клешни стали цеплять поддоны с мешками муки, извлекать их из трюма и поднимать в воздух. После чего кран поворачивался и медленно опускал на очередной грузовик доставленный груз. В открытом кузове стояла пара рабочих, которые ловко принимали товар. Они отцепляли гигантский крюк, и грузовики уезжали по пирсу в сторону города.
Бойцы не могли видеть, как идет разгрузка, только те, кому посчастливилось сидеть в проходе, смотрели, как работают краны, дышали свежим воздухом, чего не могли делать их товарищи, которые находились в глубине надстройки.
Ни Диденко, ни другим членам группы Татаринова некогда было глазеть на разгрузку. По противоположному борту, скрывшись от лишних глаз за надстройкой, они спускались в воду, облаченные в гидрокостюмы с дыхательным аппаратом ИДА-2000.
Для того чтобы предотвратить возможную диверсию, решили работать сменными группами по три человека. Один у носа, второй у кормы, третий в середине, контролируя подходы к днищу судна и страхуя пловцов на флангах.
Это очень привычно, это почти купание, когда ты знаешь, что тебе делать, когда ты знаешь, куда тебе нужно смотреть. Единственное, ты не знаешь, чего тебе ожидать.
Поручик, Марконя и Бертолет пошли в первой смене. Им предстояло провести в воде три часа в постоянной боевой готовности. Кислорода в аппарате замкнутого цикла хватало на четыре часа … Глубина примерно пятнадцать метров… Одну смену выдержать – не проблема, а если таких смен предстоит восемь в круглосуточном режиме? Не каждый выдержит…
