Сергей Зверев
Стальное крыло ангела
© Зверев С., 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018
Глава первая
Это был выходной день. Даже для майора Центра специального назначения ФСБ России Алексея Томилина, чей отдел отвечал за безопасность строящегося Крымского моста, этот день считался условно выходным.
…Я открыл глаза, пошевелил руками, чтобы повернуться на бок. Маслянистая, очень вязкая жижа выталкивала на поверхность. Я лежал на ней, как на разделочном столе. Утонуть в такой субстанции невозможно – даже если сильно постараться. Озеро Корчак считалось самым минерализованным в Крыму – 28 процентов. Под зеркалом озера, достигающего в глубину аж полутора метров, скрывался кратер грязевого вулкана. Иногда эта жижа бурлила – пополнялись запасы целебной грязи. По горло в грязи было приятно, и я прекрасно понимал радость поросят, сидящих в деревенских лужах. Биологические часы в глубине черепной коробки показывали примерно полдень. Над головой простиралось безоблачное небо. Вторая половина мая, курортный сезон в Крыму еще не начался, но объяснить это людям было невозможно. Последний месяц весны выдался мягким и теплым. Из озера торчали головы отдыхающих – все покрытые грязью, с белыми кругами вокруг глаз. Кто-то лежал на спине. Кто-то плавал (хотя процесс перемещения в этом киселе выглядел крайне смешно), кто-то просто сидел в грязи и общался со знакомыми и родственниками. Над гладью озера стоял монотонный гул.
Я сделал пару плавных движений, отплыл и уперся головой в глинистый косогор, на котором лежала моя сумка и аккуратно сложенная одежда. Хотелось курить, но я терпел – обществу, в котором было много детей, это могло не понравиться. Теперь я фактически полусидел, раскинув руки, сканировал видимую часть «спектра». Со стороны могло показаться, что мужчина отдыхает. На самом деле мужчина работал.
Я находился в двух шагах от узкой пересыпи, отделяющей целебное озеро от Азовского моря. Озеро Корчак находилось на севере Керченского полуострова, в двенадцати верстах от центра Керчи и шестнадцати – от порта «Крым» и Керченской переправы. Диаметр водоема составлял не больше ста метров – эдакая вулканическая лужа в трех метрах от моря. На дальнем берегу находились мостки с перилами, к воде спускались ступени, там же стояли столики, беседки, раздевалки, душевые кабины – южная часть «курорта» была отчасти цивилизованна. С обратной стороны все выглядело дико, рельефно и скользко, но многие купались и здесь. Ближе к морю было меньше людей и больше свободного пространства.
Я скользил равнодушным взглядом по прибывающей публике. Смеясь и чирикая, из озера выбралась стайка девчат в экономных бикини, двинулась к морю тесно сбитой кучкой. Обмазанные грязью, они казались обнаженными. Тела блестели, призывно покачивались бедра. Наличие одежды выдавали лишь завязки стрингов и лямки бюстгальтеров. Девчонки, звонко смеясь, пропадали за косогором.
Объект не появлялся. Я проводил неторопливый «мониторинг». Справа находилась галечная гряда, намытая волнами, слева, в стороне, домики пансионата – их участки выходили к морю. За пансионатом – зеленый мыс Рюк, там располагалось местное кладбище, автобусная остановка и братская могила морских десантников с обелиском. Основание мыса огибала дорога на восток – на Восково и Керчь. К восточному берегу соленого озера примыкал крохотный пресноводный пруд и стыдливо прикрытые сеткой руины – развалины грязелечебницы, построенной в XIX веке. За развалинами просматривалась автомобильная парковка.
Отъехал микроавтобус, запылил на выезд. На парковку въехал серебристый «кореец», приткнулся на свободный пятачок. Я насторожился. Водительское место покинула молодая женщина. Она забралась на заднее сиденье, отстегнула от детского кресла трехлетнего малыша, поставила на ноги и стала проводить строгий инструктаж – как вести себя в опасном месте. Автомама, блин… В стороне смеялась над мужем пожилая дама: мол, свинья везде грязь найдет. «Девушка, не потрете спинку?» – хихикал какой-то юморист. «Перебьешься, я тебе супруга, а не прислуга», – бормотала блондинка в телесах, расплываясь по соляной жиже.
Я устроился удобнее, зачерпнул грязь, задумчиво смотрел, как она стекает с пальцев. В древности на Керченском полуострове случались тектонические движения, разрывалась земная кора. Появлялись грязевые вулканы. Смешивались глинистые массы, газы, рапа – соленая вода с переизбытком мертвых рачков. Все это обогащалось йодом, метаном, серой, железом, еще половиной периодической таблицы, включая минеральные и органические вещества. В итоге получалось нечто, напоминающее матово блестящий маслянистый крем. То, что штука полезная, выяснили еще в древности. Здесь лечился властелин Боспора Митридат. На грязи приезжали после ранений бойцы Александра Македонского и крымских ханов. Здесь купали рабынь – в качестве предпродажной подготовки, – чтобы лучше выглядели на аукционах. Жидкий кисель, сочащийся между пальцами, продавался по баснословной цене – только за золото. Бизнес на грязи был доходной статьей местных царств. Список болезней, излечиваемых грязью, тоже впечатлял: суставы, нервы, экземы, проблемы с кровью, кожные и сердечные заболевания. Грязь разглаживала морщины, убивала целлюлит, поднимала тонус…
Лично мой тонус уже болтался где-то в верхних слоях атмосферы. Дополнительные полчаса в этой луже – и нервный срыв обеспечен. В кармашке сумки включился телефон. Пришлось выползать, извиваясь ужом. Я вытер руки вафельным полотенцем, осторожно извлек телефон. Канал был защищен – пробить препоны, расставленные в эфире, не смог бы даже гениальный хакер.
– Приветствую, майор, – ровным голосом известил начальник оперативного штаба полковник Мостовой Игорь Борисович. Штаб располагался на Таманском полуострове, вблизи порта Тамань и станицы Таманской, одноименной железнодорожной станции и в двадцати верстах от станицы Тамань, находящейся на берегу Таманского залива. Слово «Тамань», вырванное из контекста, не несло в себе никакой информации. Поселок, где размещался штаб, назывался, к счастью, Волна.
– Здравствуйте, Клара Соломоновна, – я покосился на парочку средних лет, которая тоже выползла из озера и расположилась по соседству.
– Ты словно в тылу врага, – неодобрительно проворчал полковник, – я что-то пропустил, и Крым уже вернули Украине?
– О, это невозможно, Клара Соломоновна. Что, как говорится, с воза упало…
– Ладно, шутки в сторону. Ты сегодня, как я понимаю, частично не на службе…
Я чуть не рассмеялся. Часть меня действительно находилась в другом месте.
– Да, с утра был выходной, Клара Соломоновна…
– А сейчас?
– После вашего звонка – не знаю… – я сместился в сторону, не выпуская из вида вещи и ближнее окружение.
– Ладно, расслабься, все в порядке, – успокоил начальник. – Чем занимаешься?
– Грязелечением…
– А что, хорошее дело, – рассудил Игорь Борисович. – Я слышал, от бесплодия помогает.
– Я учту, Клара Соломоновна.
– Агент не появлялся? Судя по твоему скучному голосу, ты прозябаешь в одиночестве.
– Пока жду. Как долго это продлится, не знаю.
– О прикрытии не подумал?
– Незачем. Принять грязевую ванну я смогу и сам, Клара Соломоновна. Вы пока отдыхайте, по дому займитесь. Как решу дела, приеду, и мы поговорим.
– Ладно, не буду отвлекать. Да, забыл тебе сказать, – спохватился Игорь Борисович, – грязи, помимо бесплодия, благотворно влияют на хронический простатит и нарушение потенции.
Полковник, злорадно хихикая, отключился. Люблю, когда у начальства хорошее настроение.
Вещи остались на косогоре, я с телефоном перешел тропку и спустился к морю. Пристроил гаджет на камне, осмотрелся. Пляж был галечный, кое-где чернели камни, пробивались чахлые кусты. Азовское море сегодня умеренно штормило. Вода была мутная, серая, не такая, как на Черном море. Волны штурмовали берег, вылизывали гальку. Вода еще толком не согрелась – 18–19 градусов. Но народ уже купался. Молодые люди бросались на волну, гоготали, когда она вышвыривала их обратно. Тут же бежали назад, ждали «губительного» девятого вала. Метрах в двадцати от берега, где волны сглаживались, плавала стайка девчат. Честно говоря, под слоем целебной грязи их мордашки смотрелись симпатичнее. «Я не утопленник, я дайвер!» – смеялся в меру поддатый мужчина, шумно уходил под воду и выныривал.
Выделяться среди толпы «бойцовским» вхождением в воду и заплывом до Бердянска как-то не хотелось. Я быстро окунулся, смывая грязь, проплыл по малому радиусу. Вода бодрила. Дрожа от холода, я вылез на берег, обсыхал под палящим солнцем. Потом забрал телефон и вернулся к вещам. На озере ничего не менялось. Плакал ребенок, наглотавшийся соленой грязи. Бесцельное времяпровождение начинало раздражать. Мое место в «болоте» под горкой камней оставалось свободным. Я снова занял его, предварительно пристроив телефон под голову.
– Добрый день, Алексей Михайлович.
Источник звука находился в метре от меня. Там возлежал еще один отдыхающий – мужчина средних лет с абсолютно непримечательной внешностью. Он прижался к каменной горке, над гладью озера торчали голова и плечи, полностью покрытые грязью. На носу сидели крупные солнцезащитные очки. Он походил на человека-невидимку – казалось, снимет очки, а под ними – черная пустота…
Пароль, похоже, не требовался, я узнал его.
– Здравствуйте, Петр Анатольевич. – Я отвернулся от него, уставился вдаль. – Вы опаздываете, надеюсь, причина уважительная.
Мы делали вид, что незнакомы. Он так просил, потому что боялся. Петр Анатольевич Ломарь, 38 лет, работник Главного управления разведки МО Украины, являлся штатным сотрудником отдела, занимающегося «временно оккупированными территориями». Его завербовали в прошлом году – в чем немалую роль сыграла его собственная жена, позволившая себе по молодости несколько лет «легкого поведения» в Новороссийске. Тройным агентом этот парень точно не был – наша внешняя разведка выясняла. Ему хватало работы в двух враждебно настроенных друг к другу структурах. Российская разведка приплачивала, обещала «через пару лет» взять под крыло, защитить семью, выдать новую биографию и поселить подальше от тех мест, где его могли бы прикончить.
– Я не опаздываю, – проворчал Ломарь, – я давно здесь. Даже вы меня не засекли, верно? Возникло чувство, что за мной наблюдают. Возможно, издержки профессии, просто страх, не знаю… Я следил за вами последние тридцать минут. Ведь нас обоих могут пасти. Вы ничего не заметили?
– Нет, Петр Анатольевич… – Я автоматически напрягся. Нет, я ничего не чувствовал. Но меня могли и не вести. А господину Ломарю не позавидуешь, если выяснится, чем он занимается в свободное от основной работы время. То, что Крым российский, не означало безопасного нахождения на этой территории. Ломаря спецслужбы контролировали, но не охраняли. А проникнуть в Крым может любой, это не закрытая зона, подобно Севастополю советских времен.
– Ладно, это мои проблемы, – вздохнул агент, – сам влез в эту историю – самому и выпутываться. Вы сегодня в одиночестве?
– Это не имеет значения, Петр Анатольевич. Вы просили о встрече – встреча состоялась. Место вполне подходящее… – Я покосился на плывущую в нашу сторону худощавую пенсионерку, она пыталась грести, но вода выталкивала изъеденные артритом ноги, она клевала носом, отфыркивалась. – Как вы оказались в Крыму, Петр Анатольевич?
– Это неважно… – Он смутился. – По крайней мере, для вас это неважно. На полуострове создается подпольная сеть на долгое залегание, но она не имеет отношения к вашей сфере деятельности. Товарищи с Лубянки уже в курсе, мои коллеги под наблюдением…
– Хорошо, Петр Анатольевич, давайте говорить о том, что имеет отношение к сфере моей деятельности.
– В день открытия автомобильного моста через Керченский пролив СБУ планирует провести крупную диверсию…
– Где именно? – насторожился я. На следующую пятницу назначено долгожданное открытие Крымского моста. Работы завершались. Движение открывалось в два этапа: первый – через четыре дня, для легковых автомобилей и общественного транспорта; второй – ближе к осени, для грузового транспорта. Майское событие разрекламировали – надо, чтобы хоть что-то поехало по мосту! Ожидалось торжественное мероприятие, присутствие высшего лица. Сначала хотели запустить движение к 9 Мая, но потом решили не приурочивать событие ко Дню Победы.
– На мосту, Алексей Михайлович. Во всяком случае, такие у меня сведения.
– Чушь, – фыркнул я. Звучало действительно невероятно. Меры безопасности в акватории объекта – беспрецедентные. Мне ли это не знать? А в свете вероятного прибытия Первого лица – беспрецедентные в квадрате. В Тамани, в Керчи или где-то еще – зависит от умения диверсионных групп и «неумения» противостоящих им спецслужб. Сомнительно, но возможно. Но на мосту – где под прицелом каждый рабочий из «Стройгазмонтажа», каждый водитель, даже каждый охранник, где прощупывается чуть не сканером каждое проходящее под аркой судно…
– Вы ничего не путаете, Петр Анатольевич?
– Вы еще скажите, что я выдаю желаемое за действительное, – усмехнулся агент, – информация достоверная, СБУ готовит диверсию в день и даже в час пуска. Информация засекреченная, но известен сам факт – он просочился. Я не знаю ни деталей, ни подробностей. Этим занимается СБУ, а не Главное управление разведки – отсюда моя некомпетентность. Сам не понимаю, как они собираются это провернуть, но решил поставить вас в известность. В деле отчетливо прослеживается иностранное влияние. Это даже не НАТО, структуры, как бы не имеющие отношения к блоку – так часто делают, чтобы в случае провала не дать запятнать основную контору. Но все прекрасно понимают, чьи уши торчат из этого дерьма…
– Это предположение, Петр Анатольевич?
– Да, в некоторой степени это предположение, – признал Ломарь, – с очень высокой степенью вероятности. СБУ что-то готовит – и засекретило это дело наглухо. Решатся ли осуществить на практике свою «заготовку» – этого не знаю. Если не теракт с массовыми смертями, то все равно диверсия, способная сорвать пуск моста, опустить ниже плинтуса имидж России, а если на пуске будет ваш президент, то еще и его жизнь поставить под угрозу. А это, признайтесь, бомба. Скажите, как часто за последние восемнадцать лет на высшее должностное лицо осуществлялись покушения? Мягко говоря, не часто. Если не сказать большего. Даже если что-то замышлялось, ваши спецслужбы быстро все вскрывали и устраняли…
«То есть это не может быть внешнее вооруженное вмешательство, – подумал я, – в случае последнего чем это может угрожать имиджу России?»
– У вас есть доказательства готовящейся диверсии, Петр Анатольевич?
– Нет…
– Но вы уверены, что она должна произойти? В противном случае не стали бы рисковать жизнью, ища со мной встречи?
– Да…
Я задумался. Провокация? Коллеги вычислили Петра Анатольевича и в качестве искупления грехов отправили дезинформировать россиян? Мол, пусть побегают, поищут то, чего нет. Но это глупо – внешне ничего не изменится, пуск состоится, разве что меры безопасности усилят в десять раз. Какая в этом выгода нашим «коллегам» из киевских ведомств? А Ломарь, как ни крути, человек серьезный, безосновательные слухи, как сорока, распускать не будет.
– Спасибо, Петр Анатольевич. Давайте обобщим. Вы нас предупреждаете, что в день пуска автомобильного моста на мосту может произойти диверсия, которая отсрочит запуск объекта, и России при этом будет нанесен существенный имиджевый удар? При этом никакой информации о готовящейся акции вы предоставить не можете.
– Да, все верно, – согласился Ломарь, – разумеется, если появится информация, я передам ее… по официальным каналам.
– Что мешало по этим каналам передать то, что вы сказали сегодня?
Боковое зрение не самое совершенное, но он точно поежился. Этот человек мне все больше напоминал загнанного в угол зверька. Что, интересно, происходило? Может, зря я сюда приехал один?
– Поймите правильно, Алексей Михайлович, – откашлявшись, начал он, – я знаю вас. Но я знаю далеко не всех людей, через которых пойдет моя информация…
«Паранойя? – мелькнула мысль. – Но внешне вроде дружит с головой…»
– Прошу простить, я должен вас покинуть, – тихо сказал Ломарь и начал выбираться из целебного источника, – я буду осторожен, не волнуйтесь, чего и вам желаю…
Я мрачно наблюдал за ним. Он не оглядывался. Выбравшись из озера, он подхватил сумку, поверх которой висело полотенце, сунул ноги в шлепки и потащился вокруг водоема. Внешне он ничем не отличался от окружающих. Такой же грязный, как все. Никто не оборачивался, не смотрел ему вслед.
Ломарь добрался до мостков, повернул к душевым. У кабинки стояла «огромная» очередь из одного человека. Ломарь пристроился в затылок отдыхающему в безвкусной соломенной шляпе, стал набираться терпения. В мою сторону он не смотрел. Я вылез из озера, взял телефон и отошел в сторону. Душевая кабина выпустила полную женщину. Мужчина в шляпе исчез за дверью. Ломарь сделал шаг вперед и замер – перешел в режим ожидания.
– Слушаю тебя, майор, – живо откликнулся Игорь Борисович Мостовой.
Я вкратце изложил содержание беседы с агентом.
– Издеваешься? – вспыхнул Мостовой.
– Издеваюсь, товарищ полковник, – дерзнул я, – вот больше нечем мне сейчас заняться.
– Ладно, сбавь обороты, – проворчал шеф, – сам-то веришь ему?
– Не знаю, товарищ полковник.
– Где он сейчас?
– Напротив. Стоит у душевой кабины, ждет своей очереди.
– Ладно, я понял. Проводи нашего друга… хотя бы глазами. Потом дуй в Тамань, я тебя жду. И чтобы вся твоя группа стояла передо мной навытяжку. И не просто так стояла, а с полным пакетом соображений и обоснований. Все, жду.
– Я обязательно приеду, товарищ полковник, – пообещал я. – Только не забывайте, где я нахожусь, а телепорты в этом месяце не выдали.
– Что не выдали? – озадачился Игорь Борисович.
Я скомкал беседу и погрузился в ожидание. Предчувствие неприятностей уже надвигалось, как обширный циклонический фронт. Предстоящая рабочая неделя обещала стать незабываемой. От нашей группы зависело многое. Я смотрел на телефон, колебался. Поднимать в ружье своих офицеров? Ладно, успею. Двое сидят в Керчи, третий на ж/д станции Портовая – он вообще рядом со штабом. Доберусь до Керчи – извещу народ…
Душевая кабинка освободилась, Ломарь забрался в нее, заперся. Омываться в море ему, как видно, претило.
Ломарь не задержался в душе, выскочил из кабинки еще не одетый, с сумкой, заспешил на парковку. Видимо, в машине решил переодеться. Я провожал его глазами. Он пошел к парковке, скрылся за деревьями.
Я подтащил свои вещи к воде, бросил их на камни. Постоял, набираясь храбрости. Все же среднее удовольствие – купание в холодном море в мае месяце.
– Какой привлекательный темнокожий мужчина, – прыснула одна из женщин, выходящих из моря. Инстинкты, данные природой, пока работали (впрочем, уже случались звоночки; эта работа доконает даже коня, насыщенного гормонами). Данная парочка выглядела куда привлекательнее предыдущих купальщиц. Обе невысокие, одна крепенькая, другая изящная. Первой было лет тридцать пять, вторая младше лет на восемь. Родные сестры, судя по некоторой схожести.
Я вежливо улыбнулся, посторонился, освобождая проход между горками камней. Женщина постарше стрельнула глазами, как-то непроизвольно вздохнула. Муж в природе имелся, судя по кольцу на пальце, но что-то с ним было не так.
– Пошли, Галка, не останавливайся. Иди уж… – подтолкнула ее сестра, бегло глянув в мою сторону, и при этом лукаво улыбнулась, – потом мечтать будешь, тебя Иван с тетей Таней дома ждут…
Когда я входил в воду, они уже натянули сарафаны, подхватили пляжные сумки и уходили к парковке. На все омовение у меня ушло не больше пары минут. Я выскочил из моря – уже не темнокожий! – схватил полотенце, начал растираться. Вытянул из сумки одежду, из пакета – легкие туфли песочного цвета, начал одеваться со скоростью новобранца, над которым завис дамоклов меч старшины. Джинсы, тенниска, туфли. Сверху жилетка из тонкой кожи – под ней неплохо размещалась кобура, которую я припрятал в сумке. Носить оружие нам полагалось всегда и везде, но перед посещением присутственных мест все же старались от него избавиться.
В стороне под обрывом расположилась на покрывалах большая украинская семья – все упитанные, щекастые, даже дети. У семьи был ланч – женщины галдели, мужчины смеялись; отпрыски носились друг за дружкой, тряся жировыми складками. Ели яйца, сало, консервированные овощи. Ближе к осени потащат на пляж арбузы, помидоры… Отдыхающие украинцы в Крыму вели себя непринужденно. Такие же люди, как и все. Вспоминались вопли украинского президента со всех трибун: украинцев в Крыму подвергают дискриминации, лишают прав, не дают спокойно жить и отдыхать! Я посмотрел по сторонам – никто не подвергал их дискриминации. И кучку татарской молодежи, идущую вдоль моря в неизвестном направлении, никто не третировал – молодые люди громко смеялись, темноволосый парень обнимал худенькую, как кленовый побег, девушку…
Я взобрался на песчано-ракушечную пересыпь, направился к парковке.
И уже зайдя за деревья, услышал истошный женский крик.
