Сергей Зверев
Зловещий рубеж
Лейтенант, соглашаясь, кивал в такт словам взбудораженного военкора. Действительно, на фронте случился перелом. Теперь стратегическая инициатива на стороне Красной армии, наступательные операции будут идти одна за другой до полного освобождения земли от немецких захватчиков. Но для лейтенанта Соколова его путь к победе отличался от передовиц в газетах и политических агиток. Холод, голод, сотни смертей товарищей и едва знакомых ему людей, десятки столкновений с врагом, когда экипаж танка оказывался в отчаянном положении, на волосок от смерти, остались навсегда в памяти парня. За три года войны он с каждым боем становился все более опытным, сдержанным воином, который предпочитает молчать о кровавой цене победы. Кирилюк же говорил без умолку, забыв о дремлющем за их спинами командире пехотной роты. Грузовичок резко вильнул, сделав поворот, и они оказались у военного поста на въезде в деревню, где наряд проверял документы у прибывавшего из разных частей корпуса офицерского состава.
Совещание проводилось в большом здании Дома пионеров, где в сохранившейся части строения отвели для проведения совещания большой светлый зал. Разбитые от бомбежек окна были крест-накрест заколочены досками, но в зале топилась буржуйка, так что танкисту даже пришлось от тепла расстегнуть куртку. Алексей с попутчиками заняли места рядом, на одной из наспех сколоченных лавок. Окончательно проснувшийся Завьялов ушел искать туалет, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Боевой командир чувствовал себя очень неуютно в грязной шинели среди чистеньких штабистов. Соколов не обратил внимания, когда он вернулся, доклад командира танкового корпуса Бахарова уже начался. Лейтенант достал карту из планшета и внимательно отслеживал маршрут наступления, о котором говорил генерал. Тот же, невысокий и крепкий, в потертой форме с широкими погонами, скинул полушубок и папаху, чтобы с указкой в руках показывать на большой карте на стене, как будет далее развиваться наступление:
– Задача Красной армии прорвать оборону противника, разделить группу немецких армий «Центр» и «Юг». Главный удар направлен на оборону противника на линии Липняки – Ястребка. Наши войска вплотную приблизились к Гомелю, заняли позиции в Добруше и Новобелице, задача – разрушить сильную оборону немцев вокруг Гомеля и в междуречье Сожа и Днепра. Верховным командованием принято решение перебросить части к Лоеву, форсировать Днепр и наступать в направлении Речицы. Одновременно начнется наступление через реку Сож от деревни Хальч, – чеканил слова громкий голос генерала. – Наш Заднепровский плацдарм в районе Лоева нависает над гомельской группировкой противника. Гитлеровское командование стягивает сюда силы с других участков фронта. Немецкое радио и печать шумят и кричат о «неприступности Восточного вала»… – Генерал вдруг замолк и обвел глазами сидящих перед ним боевых командиров. Каждый из них командует десятками и сотнями людей, и от них зависит результат наступления. Он должен вдохновить их, зажечь, чтобы ни один человек в этом зале не сомневался в победе над немцами. Голос командующего взвился, так что у Алексея побежали мурашки по коже под танковым комбинезоном. – Это не просто обычная для гитлеровской Германии пропагандистская шумиха, – говорил командующий. – Немецкие генералы сделали все возможное, чтобы не допустить прорыва пресловутого Восточного вала. У противника прочный рубеж, и для успеха наступления нужен смелый маневр, чтобы обмануть вражеское командование. Маршалом Рокоссовским было принято стратегическое решение. Демонстрируя сосредоточение крупных сил на одном участке фронта, где действуют шестьдесят девятая армия под командованием генерал-полковника Колпакчи и одиннадцатая армия Федюнинского севернее Гомеля, подготовить и нанести удар совсем в другом направлении. Неожиданный удар будет нанесен с Лоевского плацдарма, в первом эшелоне наши шестьдесят пятая и шестьдесят первая армии генерала Батова.
– Хитро, вот что значит военная тактика! – прошептал Кирилюк.
Военные командиры дисциплинированно молчали, ожидая окончания выступления командующего. Десятки глаз лишь внимательно изучали стрелки на карте, жадно всматриваясь в каждое движение указки. Отличный стратегический ход на бумаге и словах выглядит всегда блестяще, но вот какими силами будет осуществляться удар по немецким укреплениям? Каждый из них знал, что такое «Восточный вал» и линии «Вотан» и «Пантера», протянувшиеся от Балтийского до Черного моря.
С августа 43-го года, после победы КРКА на Курской дуге, Гитлер отдал приказ о строительстве укрепленной линии на Восточном фронте. Советская разведка доносила сведения о гигантских масштабах готовящихся укреплений сил вермахта. Противник после поражения готовился к масштабному сражению и сооружал в быстром темпе, с помощью военнопленных, широкую и длинную линию фортификаций разнообразного профиля. Всего было построено свыше 6000 дотов и дзотов силами плененных советских граждан. Проволочные заграждения растянулись на 180 километров, естественные препятствия в виде озер и рек немцы укрепили километрами противотанковых рвов. Делали фашисты свои окопы с немецкой педантичностью, надеясь масштабной стройкой остановить победное шествие соединений советских войск.
Самое страшное, что просто отдавать обратно оккупированные земли Германия не планировала. Было подготовлено к затоплению большое количество территорий, прилегающих к укрепленной линии районов, города и села вермахт запланировал превратить в «выжженную землю»: уничтожить всю инфраструктуру и выслать все население в концентрационные лагеря.
От мысли, что Оля может сейчас быть в смертельной опасности и он никак не может повлиять на скорость освобождения оккупированной Белоруссии, Соколов сжал кулаки и стиснул челюсти. Необходимо нанести удар до того, как разведка немцев разгадает их обманный маневр.
Алексей почувствовал над ухом чужое дыхание, Завьялов тоже с вниманием водил взглядом по его карте, представляя себе план наступления, нарисовал пальцем на карте окружность вокруг Гомеля и прошептал:
– Знатные клещи получатся.
После окончания совещания генерал дал команду «вольно», и офицеры зашевелились, заговорили, обсуждая новости. В просторном холле среди движущейся толпы Алексея Соколова заметил высокий капитан с танками на петлицах. Он с добродушным видом кивнул:
– Смотрю, молодой лейтенант, значит, тот самый Соколов. Капитан Тарасов, Петр Максимович, командир пятьсот восьмидесятого танкового батальона. Ты теперь в составе моего батальона – пятнадцатая гвардейская танковая бригада первого гвардейского танкового корпуса.
Лейтенант Соколов остановился и отчеканил приветствие новому командиру. После него зазвучал знакомый голос, Кирилюк тоже решил представиться и сразу озвучить просьбу:
– Товарищ капитан, разрешите с ударной танковой группой пойти в наступление, собираю материал для статьи о разгроме фашистов!
Широкий рот командира растянулся в улыбке, кончики острых ушей и широкие залысины порозовели от приятного воспоминания.
– Глаголом жечь сердца людей – это верное решение, товарищ Кирилюк. Слово важно для поддержания боевого духа в бойце Красной армии. Сам работал на гражданке учителем литературы, знаю, как правильные слова действуют. Поступаете под командование лейтенанта Соколова до окончания операции. – Капитан Тарасов стал серьезным, нахмурил широкий лоб. – Лейтенант, вы слышали доклад генерала Бахарова, сейчас поясню вашу задачу. Сегодня ночью начнется форсирование Днепра, наша задача – овладеть укрепленным плацдармом противника на правом берегу Днепра. Ударим все разом по сигналу, линия наступления запланирована шириной в сто километров. Ваш сектор в двадцати километрах западнее общей переправы. Роту тебе я уже сформировал, познакомишься с экипажами, как вернемся обратно в лагерь. Сейчас разворачивай карту, сразу покажу ориентиры.
Молодой танкист торопливо расстегнул планшет, вокруг сгрудились Завьялов и Кирилюк.
– Вот здесь мелководье, можно будет вброд перебраться танкам. Остальная часть батальона переходит реку вброд или по построенным переправам. Атака начнется в шесть тридцать при поддержке артиллерии и самолетов штурмовой дивизии по сигналу ракеты. Под ваше командование поступают девять танковых отделений, список держите, позже ознакомитесь. – Капитан протянул лист бумаги с заполненным от руки текстом. – Надо быстро разобраться со своей ротой, лейтенант, познакомиться, времени на раскачку нет. Ночью нам в подкрепление перебросили части стрелковой дивизии для сопровождения танков во время боя. Возьмете к себе на броню три взвода штрафников для огневой поддержки.
– Так точно, прибыли ночью, – прокаркал осиплый голос Петра, нового знакомца Алексея. – Командир штрафной роты, лейтенант Завьялов.
Тарасов скользнул внимательным взглядом по грязному обмундированию и усталому лицу офицера:
– Доложите о количестве личного состава и вооружении, товарищ лейтенант.
Пока Завьялов перечислял, сколько оружия и боеприпасов осталось, у комбата на широком лбу залегла глубокая морщина. Он кивнул и вдруг заговорил неофициальным тоном:
– Сейчас возвращайтесь в деревню, там бойцов одеть, накормить, выдать оружие и патроны и отправить на постройку средств для переправы. Инструмент и веревки запросите у начхоза. Кто не поместится на броне, сплавляются на плоту. Командир ударной группы лейтенант Соколов, пехота поддерживает боевые действия танковой роты.
Его обычная речь, без военного официоза, понравилась лейтенанту Соколову. Тарасов напоминал ему заботливого и надежного Бабенко, который в силу возраста понимал, что голодным и в холоде долго не провоюешь. Он поставил не только задачи, но и позаботился, чтобы вымотанная рота штрафников привела себя в порядок перед атакой.
– Лейтенант Соколов, – голос комбата вырвал Алексея из собственных мыслей, – проследите за подготовкой техники к водной переправе, вы будете командовать наступлением в вашем секторе. Плацдарм хорошо укреплен, дзоты, окопы, сооружения для огневых точек. Воздушную разведку засекали мгновенно, так что получить точных данных не удалось. Чего там только немцы не натыкали, и рвы, и надолбы. Вот карта с укреплениями, которую передали партизаны. Это все, что мы знаем о сооружениях на том берегу Днепра. Разберетесь?
Соколов кивнул и осторожно убрал вытертый листок в планшет. На кривой осьмушке бумаги кто-то мелкими неровными линиями и значками обозначил расположение немецких укреплений на противоположном берегу. Конечно, это не привычная карта или схема военных укреплений, но нарисовано вполне понятно. А самое важное: он хотя бы будет представлять, что же ждет танковую роту после переправы через Днепр.
– Бой будет тяжелым, берег высокий, мы перед немцами как на ладони. Они эту занятую высоту так просто не отдадут. Но пути назад нет, не можем мы отступить. – Тон у Тарасова был такой отеческий и теплый, что Соколов не выдержал, ответил не по уставу:
– Мы не подведем, товарищ капитан, возьмем плацдарм! – И тут же смутился от своего мальчишеского обещания.
Но Тарасов совсем не возмутился его импульсивным ответом, даже обрадовался, что молодой лейтенант настроен на победу. Хотя, конечно, не понравился ему горячий порыв парня, война прежде всего – это холодный расчет, а потом уж сантименты. После победы.
– Выполняйте приказ, лейтенант, – кивнул комбат, внимательные карие глаза ощупали молодого командира: не растеряется ли, не положит ли всю свою ударную группу под огнем противника.
На обратном пути Кирилюк делал пометки для будущей статьи, наблюдая за Завьяловым и Соколовым. Командиры танкового и пехотного отделений сразу нашли общий язык, принялись с ходу разрабатывать план общей операции. Зря сомневался комбат Тарасов в Соколове, разумности и стратегического мышления у Алексея хватало с лихвой. Он тоже придерживался мнения, что хорошая подготовка дает больше шансов на победу. Лейтенанты развернули на коленях карту, приложили к ней самодельную схему от партизан и с помощью курвиметра стали разбираться с расположением противотанковых укреплений и огневых рубежей немцев на другом берегу Днепра.
Корреспонденту очень хотелось засыпать их вопросами, но при первой же попытке это сделать колючий взгляд Петра остановил любопытного военкора. Нет у них времени на пустую болтовню, пускай и важно это – поднимать боевой дух личного состава Красной армии, агитировать со страниц газеты, но сейчас для них было важно другое. Представить себе схему укреплений противника на каждом метре плацдарма, скоординировать общие действия двух сил – техники и людей, так, чтобы выбить немца одним ударом. Из-за обилия незнакомых слов – опорный пункт, командная высота, огневая площадка, передний рубеж обороны, блиндаж, колючка – Григорий никак толком не мог понять, о чем же они говорят. Поэтому ему оставалось только вслушиваться в разговор двух опытных военных, хотя по возрасту они и были примерно ровесниками. Но и Соколов, и Завьялов за несколько лет на фронте накрепко усвоили, что в бою может произойти всякое. Пехота дрогнет от неожиданного сопротивления, или немец устроит засаду с пулеметами и выкосит за пару минут весь личный состав подразделения, но лучше быть готовым ко всему, понимать этапы захвата каждого метра названной высоты.
После возвращения из КП начались хлопоты подготовки.
Бабенко, обстоятельный и хозяйственный, с остальными механиками-водителями танков аккуратно забивал паклей щели в машине, щедро заливая ее солидолом. Инженер, в прошлом водитель-испытатель Харьковского завода, он знал Т-34 как свои пять пальцев, испытывая к технике отеческую заботу, словно к жене, которой у скромного Семена Михайловича не было. Одновременно мехвод проверял и чужие танки, подмечая проблемы с подвеской или плохое состояние траков. Ну не мог он сидеть без дела ни минуты, когда столько техники требует его внимания, только и удалось сделать перерыв на перекур, чтобы подымить душистой самокруткой. Бочкин возился с боеприпасами, укладывая и пересчитывая снаряды, а сам прислушивался, когда уже прибудет полевая кухня. В бою мысли о еде в голову не лезли, а вот во время затишья молодой организм давал о себе знать.
Лейтенант Соколов собрал на остатках разгромленной поленницы возле дома, куда их приютили, своих новых командиров отделений. Он всматривался в незнакомые лица, задавал вопросы и пытался понять, проникнуть каждому в мысли и в душу. Ведь утром ему с ними идти в страшный бой, где нет возможности для отступления. За кормой танков будет Днепр, а впереди превращенная немцами в крепость территория. «Только это наша земля, – подумал Сколов, – и мы ее заберем обратно любой ценой».
– Командир танка «ноль двадцать», лейтенант Кравченко! – смущенно представился смуглый парнишка, видимо, недавний выпускник школы танкистов.
За ним прогудел раскатистый густой бас:
– Экипаж пятьдесят два, Русанов, и машина «ноль пятьдесят», тоже Русанов.
– У кого номер побольше, тот Русанов-старший? – уточнил Алексей, поглядывая на двух очень похожих танкистов. Оба в черных комбинезонах, оба с белесыми бровями и светлыми ресницами, лишь у командира «050» экипажа вместо отцовских морщин гладкие щеки с едва видным золотистым пушком.
Русанов-старший по-своему понял внимательный взгляд ротного:
– Вы не сомневайтесь, товарищ командир, Родион три года отвоевал радистом в моем экипаже. Танковую науку знает от и до. Если что не так, вы только скажите. – Отец сжал в большой кулак крепкую руку.
– Хорошо, – кивнул Соколов и заглянул в список, что выдал ему Тарасов. – Коробов, танк с номером ноль одиннадцать.
– Барабанные палочки, – по-мальчишески хихикнул Кравченко и тут же залился свекольным румянцем под тяжелым взглядом Русанова. Из-за спин других командиров показался невысокий щуплый танкист с лычками старшины, на его лице расползся свежий багровый шрам от ожога. «Горел уже в танке, опытный в бою», – подумал Алексей, и карандаш в его руках задвигался дальше по строчкам, мысленно же он делал для себя пометки: медлительный Радченко с задумчивым взглядом – 21-й номер, Буренков – танк «061», высокий, с энергичными движениями длинных рук, Бочковский Владимир – собранный мускулистый крепыш, который, казалось, прямо сейчас готов броситься в бой. Номер его машины «003» очень подходил командиру отделения, словно повторяя его крепкие округлые мускулы плеч и рук.
Соколов старался запомнить их имена, лица, отмечая сразу более опытных танкистов, чтобы поставить их в первый эшелон во время атаки. После знакомства он разложил на поленнице карту и объяснил приказ командира бригады, потом обвел глазами военных:
– Необходимо провести разведку местности, высота берега не позволит рассмотреть фортификацию немцев и военный арсенал, но отправную точку на берегу необходимо осмотреть. Для танков контакт с водой всегда опасен.
– Я готов отправиться на разведку местности, – раздался тихий голос Коробова. Из-за тяжелого ранения говорил мужчина медленно, стянутая на лице кожа не давала возможности свободно шевелить губами.
Алексей отправил трех человек получать боеприпасы, подвижный Буренков зашагал к танкам, чтобы контролировать матчасть у механиков. Молодой командир снова стал рассматривать карту, потом, прихватив бинокль, решительно зашагал в сторону полосы деревьев, где скрывалась извилина широкой реки километрах в десяти от их расположения. Потратит часа три, но своими глазами вживую увидит берег реки, откуда завтра сплавляться, чтобы не ждали его неожиданные препятствия в самом начале операции. В сторону противоположного берега двинулся Соколов в сопровождении неразговорчивого Коробова. Больше часа они молча пробирались по редкому лесу до тех пор, пока Соколов не указал на опушку, которая, судя по карте, была самой высокой точкой на ближайшие километров пять. Взобравшись на пологий холм, он прижал бинокль к глазам. В него был виден другой берег, высокий и крутой, на который танкам будет тяжело взбираться. А вот для противника идеальная позиция, чтобы обстрелять их с высоты еще во время переправы. Неужели нет другого места, с более пологим берегом? Соколов подумал о том, что завтра, как только танки пойдут по воде, противник тотчас откроет по ним огонь, что принесет тяжелые потери. От нарисованной картины парень снова схватился за карту, чтобы посмотреть и согласовать со штабом другой маршрут переправы. Но сдержанный Коробов тихо его остановил, угадав размышления командира:
– Здесь больше нигде нет мелкоты и берег везде высоко. Брод только в этом месте. Днепр река глубоководная, танки лучше по переправе вести на тот берег.
– А вы откуда знаете, местный? – заинтересовался Алексей и сложил карту. Ну что ж, раз нет другого хода, то придется надеяться, что ранним утром немецкая оборона не будет готова к неожиданной атаке. Мост через реку за ночь им не возвести, да и на той стороне неприятель мгновенно засечет любую активность советских подразделений. Судя по карте, первые же наблюдательные и защитные посты расположены буквально через несколько метров друг от друга.
– Нет, я здесь в сорок первом отступал, хорошо эти места запомнил, каждый километр, – тихо и мерно, в такт своим шагам поделился обожженный танкист. – Со своим экипажем шел… – Весь путь обратно он молчал и только перед деревней выдал сокровенное, больное: – Я с ними всю войну прошел и вот не уберег… все сгорели в подбитом танке, а меня вытащили после боя, вылечили…
«Не представляю, что он чувствует, потеряв свой экипаж, с членами которого воевал бок о бок каждый день. Товарищи для тебя важнее, чем ты сам. Жизнь за них готов отдать», – от мысли, что его верные соратники, его отделение может погибнуть, у Алексея Соколова побежал холодок по спине, а в горле встал ком. Совсем не по уставу, не по-командирски он осторожно сжал изуродованную кисть танкиста в знак поддержки.
– Каждый из них герой, погиб, чтобы дети, семьи наши в мире жили. В памяти они останутся навсегда. И вы должны за себя и за них жить и воевать.
Поникший от тяжести своего горя мужчина только и смог, что кивнуть в ответ. Но потом пришел в себя и уже деловым тоном предложил:
– Пехоту можно на плоты посадить и между танков ее пустить. На броне людей пулеметом скосят до конца переправы. А так будут как в люльке железной ехать. Танку-то что пулемет, что ружья не помеха.
Соколов, испытывая к Коробову благодарность, кивнул:
– Хорошая мысль. Главное, чтоб материала хватило и времени, столько плотов соорудить.
Лейтенант Завьялов тем временем принимал пополнение в свое подразделение. Перед ним топтались два десятка новых рядовых, одетых вразнобой, в ватники и шинели. Он отмечал в списке новоприбывших, вглядывался в лица, задавал вопросы. Командир спрашивал, где воевали, чтобы понять, на что годны новые бойцы. Рядом на пеньке восседал политработник с пачкой личных дел. С суровым лицом он уточнял причины попадания в ряды штрафников. Вновь прибывшие вели себя по-разному: кто-то смущался своего проступка, говорил с опущенными в землю глазами, а кто-то с наглецой и бравадой цедил сквозь зубы статью, по которой был судим. Петр Максимович за время командования штрафной ротой привык к разношерстному контингенту, по манере держаться научился вычислять заранее, кто из бойцов готов искупить вину отвагой, а кто пересидит атаку в траншее, пользуясь неразберихой боя. Бывали у него разные бойцы, некоторых приходилось под угрозой расстрела отправлять в атаку. В штрафную роту за разного рода проступки ссылали не только военных, но и обычных урок, что предпочли тюремному заключению участие в боях за родину. У многих были страшные статьи, от ограблений до убийств, поэтому чаще всего Петр не надеялся на чувство долга таких бойцов или их желание искупить вину. Бывшие зэки признавали его за крутой нрав и жесткую дисциплину, мгновенно чуяли звериным нутром стальной стержень в ротном. И подчинялись, выполняли приказы, хотя политрук в штрафной роте скрипел зубами от ежедневного зубоскальства и резких шуточек солдат над советской властью.
Остальная часть роты штрафников после нескольких часов отдыха взялась за топоры и ножи, чтобы заготовить в редком лесу плоты. Логунов с Омаевым срубили несколько бревнышек и обрезали их от сучков, а теперь поясняли штрафникам, с которыми предстояло идти на прорыв вместе:
– Вот сначала плот, а потом веревки перережешь, и будет деревянный колейный мост через ров для танка. Вам маленько только протащить их придется.
– Разогнаться и проскочить эту яму, а то тащить еще эту тяжесть. У меня винтовка, магазин, скатка. А тут вы со своими бревнами. Руки не казенные, танки обслуживать, – выкрикнул жилистый мужичонка с куцыми колючками щетины на впалых щеках.
– Если танки остановятся, то у тебя после немецкого пулемета одни дырки останутся, а не скатка! – вспыхнул от злости Руслан. – Мы впереди пехоты на немцев идем, чтобы разрушить огневые точки противника! Или ты что, в пулеметчика из винтовки попадешь с пятисот метров?
– А попаду! – в запале крикнул в ответ клочкастый.
От такого заявления меткий стрелок Омаев пружинисто вскочил на ноги и ткнул куда-то в вершину дерева:
– Вот давай, попади вон в то гнездо! Тогда можешь впереди нашего танка бежать!
– Ты, что ли, попадешь! Придумал, нет там никакого гнезда! – огрызнулся штрафник, испугавшись резкой реакции чеченца.
Но младшего сержанта уже было не остановить, он вытянул из кобуры пистолет и прицелился в невидимую цель на вершине дерева. Сейчас он покажет, как учат стрелять на Кавказе. На плечо разозленного парня легла тяжелая ладонь. Логунов вполголоса, так, чтобы хруст обрубаемых веток заглушал разговор, сурово отчитал забияку:
– Ты что творишь, Руслан? Утром через несколько часов в бой, каждая пуля на счету. Ты ею можешь жизнь спасти себе или товарищу, а ты по гнездам вздумал палить.
От его слов парень сразу же остыл и виновато опустил голову. А опытный Василий Иванович воспользовался минутным затишьем, нашел среди солдат взглядом взрослого мужчину с военной выправкой и, подмигнув, зычно сказал:
– Ну-ка, мужики, давайте учение проведем вам по танковому бою. Нам завтра вместе как часики надо сработать. Чур, впереди танка не бежать. – Ответом ему был дружный смех бойцов. – Вот подберемся мы на танке к врагу, а там земляная ловушка вырыта для нашей машины. Яма в пять меня высотой и в два шириной. Не перескочить ее машине, тут ваша помощь нужна. Ползком, ползком, бревнышки уложили через противотанковый ров и назад.
Отмеченный взглядом взрослый боец, командир взвода, сметливо притащил чурку и пару веток, чтобы старшина мог показать наглядно преодоление переправы. Тот принялся размахивать руками, укладывать чурку на ветки и показывать, как танк преодолеет ров по уложенным бревнам. Бойцы замерли с топорами и ножами в руках, слушая крепкого танкиста.
Лейтенант Завьялов подошел с новоприбывшими к делянке, где его рота заготавливала бревна для сплава. Встретила его тишина. Потрепанные бойцы разбитой в недавнем бою роты замерли вдоль всей полянки. Угрюмые, все в разномастной одежде, они стояли, с вниманием следя за объяснениями рослого танкиста. На каждый его вопрос старались выкрикнуть подсказку, как прилежные ученики.
– Если в колючки? – гудел богатырь.
– Ползти и кусачками резать, – выкрикнул кто-то из толпы, застывшей возле заготовленных бревен.
– Она высотой под метр, под пулеметом не встанешь, – тут же осек кто-то из солдат.
– Вот! – шлепнул тяжелую чурку на наваленные горизонтально палки старшина. – А танк порвет эту немецкую паутину! И дальше можно идти свободно. Танк как камень, все развалит, снесет. Но и вам, мужики, помочь надо, чтобы в яму он не завалился.
– Вот это у вас театр военных действий, – сощурился Петр Максимович, в уголках глаз спряталась улыбка. Какой молодец этот крепкий танкист. – Принимайте новеньких, взводные. Потом построение на обед, полевая кухня прибыла. Командирам взводов отчитаться о готовности плавсредств.
Смущенный появлением офицера, Василий Иванович с усердием взялся перевязывать веревкой свежие, еще влажные бревна, чтобы потом стянуть всю конструкцию в плот. Завьялов кивал в такт доклада подчиненных, а внутри все горело от стыда. Правильно все делает этот широкоплечий могучий вояка, сначала объяснить все надо, научить тактике, приемам рукопашного боя. Когда рядовые будут понимать, как обойти каждое препятствие, зачем нужны те или иные действия в атаке, тогда не будет этой дороги из изуродованных тел, оторванных конечностей, обломков винтовок, брошенных пулеметов, что тянется за его спиной уже три года. Но времени нет на учебу и объяснения, винтовку или автомат в руки – и вперед в бой. Сначала отступали, теперь атакуем, а штрафники, нет, не штрафники… люди все так же громоздятся кровавой горой на каждом километре отвоеванной земли. Особенно они, рядовые штрафной роты, которых бросают на самые страшные плацдармы прямо под огонь противника, где их ждет верная смерть. Ни шагу назад – по личному приказу Сталина. Награды, форма, письма из дома – для нормальных солдат, а у них только один шанс получить послабление за свои преступления – искупить вину кровью.
Год назад при стычке с агитатором роты у Петра после тяжелой атаки не выдержали нервы, и он разразился упреками: где же оружие, где техника, теплая одежда для фронтовиков? От обвинения в саботаже за крамольные речи его спас командир, срочно перекинув Завьялова, офицера Красной армии, командовать странным сборищем преступников, дезертиров, бывших зэков. Пару месяцев лейтенант ходил мрачнее тучи, даже не пытаясь запомнить фамилии своих бойцов, относясь к ним, ему тогда казалось соответствующе, как к людям второго сорта. Тем более после каждого боя состав роты мог смениться больше чем наполовину, ибо бойцы погибали на очередной высоте или береговом укреплении. Взамен присылали вагоны с новыми осужденными сержантами, старшинами, рядовыми.
Но бойцы послушно шли по его приказу в атаку, дрались отчаянно, иногда практически голыми руками, в минуты отдыха уступали командиру теплое место у печки. И незаметно для себя перестал Петр Максимович обращаться к ним с официальным «товарищи», часто удивляясь, какой же малости достаточно, чтобы оказаться в его воинской части. От назойливых попыток политрука роты обсудить статью и политическую благонадежность новоприбывших солдат ротный командир отмахивался, больше переживая, прибудет ли сегодня полевая кухня или опять его солдатам придется тянуть на сухарях с салом. И ныло у командира внутри от досады, когда рассказывал он своим бойцам о предстоящем наступлении. Солдаты внимательно, а кто вполуха, слушали приказы ротного, у которого внутри все скручивало от мысли, что через несколько часов у некоторых бойцов окаменеют лица, а их застывший взгляд уставится в небо или уткнутся солдаты холодным лбом в землю.
«Хорошо, что на сон приходится мало времени, но потом после войны наверняка мертвые солдаты будут сниться каждую ночь. После войны… Сколько ей тогда будет? Сейчас Лиде семь лет, школьница уже», – мелькнуло в голове и тут же отдало такой острой иглой в сердце, что Петр Максимович еле удержался на обмякших ногах, лишь махнул командирам взводов, чтобы вели личный состав на обед. Никогда не позволял он себе такие мысли: думать о доме, о погибшей во время артобстрела жене, о дочери Лиде, попавшей после ее смерти в детдом. Не думал, даже когда двое суток удерживали, обороняясь от немцев, железнодорожный мост, чтобы не допустить подрыва важного объекта.
«Как заговорили о переломе в войне, сразу расчувствовался как тряпка, домой захотел. Отставить, ты боевой офицер», – отдал себе Петр приказ. Выпрямил спину и зашагал в сторону дымка, шедшего от полевой кухни, чувствуя спиной удивленный взгляд богатыря-танкиста. Логунов с недоумением проводил глазами резко побледневшего до синевы высокого, широкоплечего командира штрафников. Сильные руки старшины стягивали веревку в прочные узлы, он прикинул, что как раз успеет закончить одну сторону, если Руслана отправить за кашей.
– Младший сержант Омаев, приказываю обеспечить командование горячей пищей, – проговорил он, обращаясь к радисту. – Беги за котелками, на всех принесешь. Соколов в лес ушел местность присмотреть, Бабенко весь в солидоле, а мне узлы доделать надо на трех бревнах.
Проворному Руслану уже махал у частокола пустой посудой крепыш Бочкин. За время службы парни сдружились, хотя иногда пробегала между ними черная кошка из-за дерзких шуток и взрывного характера Омаева. Но сейчас они дружно зашагали по влажной от осенней мороси дороге в сторону дразнящих запахов полевой кухни, прибывшей на конной подводе. При виде их спин, узкой подвижной Руслана и покатой широкоплечей Николая, пальцы у Логунова дрогнули, рассыпав сложную складку из веревки. Уже несколько недель после чтения политруком сводки Информбюро о победе Красной армии на Курской дуге, он отгоняет и отгоняет от себя это теплое ощущение, хрупкую надежду на то, что война скоро закончится. Потому что нехорошее это чувство со слабиной, надежда порождает страх смерти, который превращает бойца в испуганного зайца с колотящимся сердечком. Вот и не позволял Василий Иванович этому чувству овладеть собой, гнал от себя как назойливую муху.
