Сергей Зверев
Знайте русских!
Глава 1
Склянки на малом десантном судне «Резвый» только-только отсчитали восемь часов утра, а тропическая жара уже торопилась показать свою прыть. Солнце раскалило железные борта так, что до металлических частей тяжело было дотронуться; к обеду корабль превратится в настоящее пекло.
Собственно, тропиками Аденский залив назвать было трудно, и экипаж «Резвого» называл так скорее жару, чем свое местоположение.
Корабль Тихоокеанского флота уже почти месяц выполнял боевую задачу в районе Африканского Рога, периодически курсируя между Сомали и Йеменом, обеспечивая охрану гражданских судов от нападений сомалийских пиратов. Сейчас судно медленно дрейфовало в нескольких десятках миль от Джибути.
– Товарищи офицеры! – громко подал команду старший помощник, оповещая подчиненных о том, что на мостик поднимается командир. Офицеры встали по стойке «смирно».
– Вольно, – произнес командир. – Ну, что там, Иван Валентинович? – поинтересовался он, принимая из рук старшего помощника бинокль.
– Да вот, хренотень какая-то, – пожал плечами капитан-лейтенант, глядя на море из-под приставленной козырьком ко лбу руки, – шлепает точно в нашу сторону.
– Может, пираты? – предположил командир.
– Да нет, Александр Владимирович, не похоже, – ответил старпом, – слишком медленно идут. Да и орудуют они южнее. Сами знаете.
– Знаю, – согласился командир, – только кто ж их знает, что им в голову придет? Раньше шустрили только у побережья, а теперь, вон, чуть ли не на двадцать миль в океан забираются. Что там по сводкам?
– Только что закончили сеанс дежурной связи с флагманом, – ответил старший помощник, принимая листок бумаги из рук дежурного радиста. – По этим данным, никаких гражданских судов в этом квадрате в ближайшие двое суток не ожидается.
– Поп, – удивленно-растерянно вдруг произнес командир, еще более пристально вглядываясь в море.
– Что? – не понял старший помощник.
– Честное слово – поп! – повторил командир, не отрываясь от бинокля.
Старший помощник нетерпеливо схватил еще один оптический прибор и направил его на неторопливо приближающуюся кавалькаду.
Зрелище и в самом деле представлялось весьма своеобразным. На носу небольшого катера, идущего под эфиопским флагом, и в самом деле стоял облаченный в рясу самый настоящий священник, только чернокожий. В поднятых над головой руках он держал какой-то предмет, очевидно, религиозную реликвию, рассмотреть из-за расстояния было пока что невозможно. В самом катере толпилось еще десятка полтора церковников рангом пониже, а сопровождали их шесть лодок, в которых зулусы плавали у берегов, наверное, еще во времена Колумба. В пирогах сидели такие же, как на книжных картинках, черные воины, разукрашенные перьями и размалеванные самым невероятным образом. Несколько человек били в барабаны, задавая гребцам нужный ритм, клирики гундосили какую-то заунывную мелодию, а гребцы дружно бормотали нечто, напоминающее рэперские отстойные мелодии. И весь этот разношерстный кагал двигался прямо в сторону российского судна с явным намерением вступить в контакт.
– Иван Валентинович, – озабоченно поинтересовался командир у своего старшего помощника, – у нас на борту, случайно, бус стеклянных нету?
– Никак нет, – старпом растерянно пожал плечами. – Могу, конечно, спросить у боцмана, но вряд ли. А зачем?
– Жаль, – разочарованно произнес Александр Владимирович, – сменяли бы у них на что-нибудь ценное. Слоновий бивень или еще что. А так – что теперь с ними делать? – Он кивнул на странную делегацию. – Ведь подарков потребуют однозначно. Иначе какого рожна переться в такую даль, а?
– Не знаю, – озадачился старший помощник, – только я так думаю, что это не торговцы-папуасы. Выглядят, конечно, очень похоже, но сейчас все-таки на дворе двадцать первый век. Это, скорее, представители какой-то религиозной ветви христианства. Только на кой ляд им понадобился крестный ход посреди моря, да еще к нашему кораблю, – ума не приложу.
– Я тоже, – согласился командир. – Что будем делать?
– Думаю, надо смотреть по обстоятельствам. – Старший помощник начал излагать свои соображения: – Эфиопия – страна дружественная, не пиратская. Мы даже когда-то воевали за их независимость. Может, увидели наш флаг и теперь в знак благодарности везут нам что-нибудь.
– Ага, щас, – усмехнулся командир.
– А что? – не унимался Иван Валентинович. – Может, это какой местный вождь, который лет пятнадцать назад окончил наш Университет имени Патриса Лумумбы? Эфиопов там много училось. Вот теперь и хотят отблагодарить, пообщаться. Или просто споют нам серенады под бортом и мирно удалятся. Посмотрим, что им надо.
– Только бы не стали проситься на корабль, – тоскливо произнес командир. – Разбредутся, забьются по щелям, собирай их потом полдня…
И флотское командование, и Совет Безопасности ООН предписывали вести себя с пиратами максимально жестко, в случае малейшего сопротивления уничтожать без сожаления. А вот как поступать с гражданским населением, вроде того, что сейчас направлялось к «Резвому», – это уж на свое усмотрение. Понятное дело, что ни пираты, ни тем более гражданские военному кораблю страшны не были, поэтому принимать местные делегации или гнать их взашей решали командиры исходя из полученных инструкций. Указания же насчет того, как следует вести себя с местным населением, Александр Владимирович Демьянков получил еще во Владивостоке – максимум дружелюбия и приветливости.
Российский флот стал только-только возвращаться на просторы Мирового океана, и портить свою репутацию непредвиденными эксцессами или конфликтами командование не хотело.
Меж тем «крестный ход» остановился под самым бортом российского судна и заголосил в несколько десяток глоток, жестами прося разрешения подняться на борт «Резвого».
– Леший с ними, – махнул рукой командир, – поиграем с ними минут двадцать в «твоя моя не понимай» да отправим восвояси. Иван Валентинович, – обратился он к старшему помощнику, – поспрошай там у команды каких-нибудь значков. Вроде – «За дальний поход», «Отличник ГТО», ну, и в том же духе. Вернемся домой – я им новых надаю. Скажи, шибко надо для братских эфиопских гостей.
Он еще раз с тоской посмотрел на суетливо гомонящую чернокожую публику и обернулся к дежурному офицеру:
– Давай, спускай адмиральский трап, – командир кивнул в сторону незваных гостей, – и через пять минут строй команду по «Большому сбору». Форма одежды – рабочая. Будем оказывать заморским святошам знаки дружелюбия и воинских почестей, но без излишнего энтузиазма. Нечего баловать. А то прикормишь раз, потом не отвяжешься…
Глава 2
– Ну, что там? – вяло поинтересовался Пантелей, медленно опуская за борт транспортера небольшую рыбацкую сеть. – Случилось чего?
– Никак нет, товарищ старший сержант, – отрапортовал его лопоухий напарник, глядя в бинокль на корабельного сигнальщика, – спрашивают, когда возвращаемся.
– Во как братву достали сушеные концентраты, – усмехнулся Пантелей, поглядывая на подрагивающие на мелкой ряби поплавки. – Не успели отойти, а уже подавай им к столу свежую рыбку. Семафорить умеешь?
– Так точно, товарищ старший сержант, – бойко отозвался подчиненный.
– Тогда ответь, что сеть только что поставили. Протралим, и с добычей домой. Через часик пусть ждут. – Закончив установку, он глянул на часы, потянулся и широко зевнул: – Мать честная, только начало девятого, а жарища стоит, как у нас в середине июля. Даже похлеще.
– Это все из-за близости Аравийской пустыни, – поддержал беседу рядовой Курочкин, закончив семафорить. – Это у нас северный ветер – холодный, из арктических широт, а здесь наоборот – горячий.
– Слышь, ты, профессор, я тебя спрашивал?
– Никак нет, товарищ старший сержант, – смутился подчиненный.
– Ну так и помалкивай, – посоветовал Пантелей, – дембель сам знает. А когда надо будет, спросит. Понял, салабон?
– Так точно.
– Ладно, земеля, устраивайся, загорай, – смягчился Пантелей, – нам тут еще не меньше часа болтаться. Можешь прикемарить.
– Я спать не хочу, – бодро отозвался Курочкин.
– А я вот, когда был «духом» вроде тебя, только о том и думал, как бы урвать для сна минут триста. Это вам сейчас лафа, а нас дрючили… – Пантелей выпятил нижнюю губу и покачал головой, что должно было означать нечто вроде: «Не приведи господи!»
– Товарищ старший сержант, а почему одни называют вас «дембель», а другие – «гражданский»? – поинтересовался Курочкин, воспользовавшись добродушным настроением Пантелея.
– Ты сколько служишь? – насмешливо поинтересовался Пантелей.
– Почти четыре с половиной месяца, – тихо ответил Курочкин.
– Для тебя, Гриша… Как тебя по отчеству?
– Сигизмундович, – еще тише отозвался Григорий.
– Так вот, – продолжал Пантелей, – для тебя, Григорий Сигизмундович, как для земляка, сделаю исключение и поясню, хотя другой на твоем месте за подобное незнание уже давно получил бы в ухо. Ты, Гриша, где служишь? – поинтересовался Пантелей.
– В морской пехоте, – бодро откликнулся рядовой.
– Главное слово тут какое? – снова спросил старший сержант.
– Пехота, – без запинки отчеканил Курочкин.
– Молодец, – похвалил земляка сослуживец, – сразу видно – из интеллигентной семьи. Не то что я. И ты, Курочкин Григорий Сигизмундович, и я, Максаков Пантелей Филиппович, служим в пехоте. Называть себя можно как хочешь: морская или, вон как десантура придумала, – крылатая, – Пантелей саркастически улыбнулся, – а все одно – это пехота. Звания у нас, как в пехоте, сроки службы и все такое прочее – как в пехоте. Ну разве что с небольшими особенностями, – пояснил он, поудобнее устраиваясь на небольшом куске брезента. – Моряки – каста особая. У них все по-другому, не как у нормальных людей. Служат подольше, потому и названия другие. У нас ты, скажем, «дух», а у них был бы карась, потом подгодок, годок, полторашник, ну, и так далее, пока не дорос бы до высшей ступени воинской иерархии – «гражданского», что по-нашему означает – «дембель». Поскольку мы с тобой сейчас несем службу на борту малого десантного судна, где экипаж состоит из моряков, то они из уважения ко мне называют меня на свой манер – «гражданский». А для своих я – «дембель». Понятно?
– Так точно, товарищ старший сержант, – Курочкин усердно кивнул.
Произнеся свою тираду, в которой многократно упоминались столь сладкие уху Пантелея слова «дембель» и «гражданский», старший сержант улыбнулся.
– Еще месячишко, и – домой, в Мурманск… – мечтательно проворковал он. – Достала меня эта Африка, это пекло, эта рыбалка… Как ни крути, а дома лучше.
– Товарищ старший сержант, а вы почему на Тихоокеанский флот попросились? – в очередной раз поинтересовался неугомонно-любопытный Григорий Курочкин. – Обычно все дома остаются, на Северном.
– А на фига мне это надо? – удивился Пантелей. – Я что, севера не видел? Или не знаю, что такое полярная ночь? Коль уж загремел на флот, так хоть на такой, где мир повидать можно, косточки под африканским солнышком погреть. Это я сейчас так пою о родном Мурманске, только не такой уж он и приветливый, сам знаешь.
– Так точно, – согласился Гриша.
– Вот ты до службы много в своей жизни стран повидал? – глянул на подчиненного Максаков.
– Пока что ни одной, – ответил Григорий.
– И я ни одной, – сознался старший сержант, – и вряд ли повидаю после службы. Осяду на каком-нибудь заводе, женюсь, детишки, пивко. И – все, прощай жизнь. А так у меня это четвертый поход. И повидал я страны от Южной Америки до Азии и Индии. Теперь вот Африку погляжу. Хоть будет что вспомнить. А вот тебя каким ветром сюда занесло?
– Я хочу стать гидробиологом, – нехотя ответил Курочкин, немного смущаясь за свой выбор.
– Кем?
– Моря изучать, жизнь в них…
– Наши северные, значит, уже изучил, – предположил Пантелей, – теперь решил перебраться, где потеплее?
– Ну, можно сказать, что и так, – согласился подчиненный.
– Ну, земеля, так ты тоже романтик? – насмешливо поинтересовался Максаков и, не дожидаясь ответа, сообщил: – Только вот выбор твой очень неудачный. Сомневаюсь, что морская пехота – это как раз то место, где можно успешно заниматься изучением головастиков. Морская пехота – это…
Несколько длинных автоматных очередей прервали монолог старшего сержанта. Он моментально напрягся и подскочил к борту транспортера.
– Давай к пукалке, – коротко приказал он, старательно вращая головой по сторонам.
Море было чисто.
– Ты что-нибудь слыхал? Или мне показалось? – Пантелей глянул на перепуганного подчиненного, вцепившегося в ручки курсового пулемета.
– Вроде стрельба была… – невнятно пробормотал рядовой, подняв и опустив плечи.
– Точно, – согласился Максаков, – и, похоже, со стороны нашего корабля. Больше неоткуда. Может, наши по банкам или бутылкам шмалякают? – предположил Пантелей. – От скукотищи чего только в голову не придет.
– Наверное, – снова как-то зыбко согласился Курочкин, все еще держа пулемет мертвой хваткой.
– Щас зазырим, – уверенно произнес старший сержант, успокаивая себя и подчиненного и прилаживая к глазам мощный бинокль. Однако едва только в поле зрения оптического прибора попал «Резвый», как уверенность тут же исчезла с лица морского пехотинца. Представшая его взгляду картина, которую он мог рассматривать в деталях, подтвердила его самые худшие опасения. Вся команда малого десантного судна «Резвый» вместе с приданным взводом морпехов стояла на верхней палубе, высоко задрав руки вверх, а рядом с ними находился с десяток африканцев, облаченных кто в поповскую рясу, кто в какие-то нелепые юбочки из пальмовых листьев и травы. Но, несмотря на весь комизм их одеяния, в руках эти люди держали самые настоящие автоматы, а о серьезности их намерений говорили два трупа – мичмана и старшины первой статьи, – лежащих прямо перед строем пленных моряков. Ясное дело, что внутри корабля тоже шел шмон, и жертв могло быть больше. Наверняка убили и вахтенных, и дневальных, посчитав штык-нож грозным оружием.
Один из нападавших поднял вверх автомат, дал в воздух короткую очередь и указал еще дымящимся стволом на один из отдраенных люков, к которому послушно стали двигаться пленники, по одному скрываясь в утробе «Резвого».
– В трюм загоняют, – тихо прошептал Пантелей.
Он на секунду задумался, быстро отложил в сторону бинокль, кинулся к хозящику, достал из него два дюралюминиевых весла и, глянув на Курочкина, громко приказал:
– Ко мне, рядовой! Греби, Жора, – сквозь стиснутые зубы приказал Максаков, вручив одно из весел подчиненному. – Греби так, чтобы сердце выскакивало, иначе тебе его могут пулькой продырявить, – добавил Пантелей, закрепляя тонким фалом руль. Закончив, он присоединился к подчиненному, размашисто вспенивая воду.
Транспортер стал неспешно удаляться от «Резвого». Руль Пантелей закрепил так, что ПТС двигался прямо на солнце, которое пока еще висело над водой довольно низко. Это был их единственный шанс спастись. Ясное дело, что минут через десять пираты закончат прочесывать корабль, изолируют экипаж в каком-нибудь помещении и вот тогда осмотрятся по сторонам, если уже этого не сделали. И ничто не помешает им разглядеть на море транспортер. Разве что только слепящее глаза солнце. На это и поставил Пантелей, стараясь как можно быстрее оказаться подальше от захваченного корабля.
После пятнадцати минут сумасшедшей гребли, когда мокрым от пота стало все, даже баночка, «Резвый» медленно развернулся и, набирая обороты, стал удаляться в противоположную от транспортера сторону. Пантелей еще минуты две поработал веслами и, только когда окончательно убедился, что их не заметили, коротким выдохом скомандовал:
– Баста… Суши… весла… – Он опрокинулся на спину, жадно глотая ртом воздух. Рядом повалился Курочкин, с такими же, как у Пантелея, выпученными от напряжения глазами. Дыхание, а вместе с ним и мысли постепенно приходили в норму.
– Ну, от пиратов оторвались, – пробормотал старший сержант, немного отдышавшись, – ура-ура. А дальше-то что?
– Надо сообщить кому-нибудь, – резонно предположил Курочкин.
– Надо, – кисло согласился Пантелей. – Только вот сразу возникает несколько вопросов: как? кому? и куда? – Он окончательно пришел в себя, привстал, глянул вслед удаляющейся точке и скептически оглядел транспортер: весла, НЗ, которого, если растянуть, хватит на несколько дней, пулемет и стометровая рыбацкая сеть. Вот и все имущество. Ни рации, ни лоций, горючки тоже немного. А главное – совсем мало воды. Кто же мог предположить, что пиратам вздумается и, главное, хватит наглости и смелости напасть на военное судно? Во-первых, можно запросто и головы не сносить, а во-вторых, на кой ляд его захватывать? Выкуп за него не попросишь, поскольку ничего ценного из себя малое десантное судно не представляет. Да и такая наглость наверняка аукнется такой отдачей, что мало не покажется. Так что себе же дороже. Да и пленные морпехи – люди беспокойные и шебутные. Того и гляди, что-нибудь учудят и церемониться особо не станут.
– Ладно, Жорик, – вздохнул Пантелей, прерывая невеселые мысли, – влипли мы с тобой в историю, теперь давай думать, как из нее выпутаться.
– Товарищ старший сержант, а зачем пиратам понадобилось захватывать военный корабль? – поинтересовался Курочкин, в голове которого роились такие же мысли, как и у Пантелея. – Наш взводный на последнем занятии рассказывал, что они корсарят по точной наводке. Значит, наверняка знали, что на борту морпехи есть. Да и только слепой не различит гражданское и военное судно…
– Что ты прицепился, как мокрая тельняшка к заднице? – зло огрызнулся Пантелей. – Я что, пират? Почем я могу знать, какая моча им в голову саданула? Ты лучше бы подумал, что нам с тобой делать, поскольку сейчас мы есть самые настоящие нарушители границы: ни документов, ни жратвы, ни воды. Да еще вооруженные, – Максаков кивнул на пулемет. – Того и гляди, как бы вместо ДМБ не оказаться в какой-нибудь местной африканской тюрьме… – Пантелей скорбно вздохнул и с тоской поглядел на простирающийся вокруг океан.
Глава 3
Яхта «Звезда Востока», которая сейчас плавно покачивалась на океанских волнах неподалеку от берегов Занзибара, ничем не отличалась от почти полусотни таких же судов, одни из которых тесно прижались к пирсу, другие неторопливо бороздили почти прозрачные воды лагуны. Хозяин яхты, седеющий мужчина, предпочитающий европейскому стилю национальные арабские одежды, не любил излишне афишировать ни свой образ жизни, ни тем более род деятельности. И на это у него были веские причины. Многие из укрытых в лагуне собратьев «Звезды Востока» внешне выглядели куда как респектабельнее, зато в изяществе и богатстве внутреннего убранства вряд ли какая из них могла бы потягаться с яхтой далеко не бедного сына Аравийской пустыни, как любил себя называть Омар Фаддель. Да и сам хозяин яхты не отличался склонностью к аскетизму: все десять пальцев его рук украшали увесистые перстни, инкрустированные самыми разными самоцветами, и главная гордость – платиновое кольцо с бриллиантом размером с крупную горошину.
Его гость, местный абориген Самуэль Нгомбо, напротив, всем своим внешним видом выдавал впитанную с молоком туземных матерей сорочью страсть тащить к себе и напяливать все, что блестит под солнцем: несколько разнокалиберных золотых цепей и цепочек украшали его шею и запястья рук, золотая же оправа солнцезащитных очков, блестящие браслеты, сережки, несколько колец. Нелепый, безвкусный внешний вид чернокожего дополняли цветастые одеяния, подходящие скорее манхеттенскому рэперу, чем африканскому туземцу. Клипсу себе в нос абориген, правда, пока еще не догадался вставить, но, судя по всему, дело шло именно к тому.
Омар Фаддель и его нелепого вида гость сидели на корме яхты, потягивали холодный гранатовый сок и любовались видами старого города столицы островного государства. Белые здания, выстроенные европейскими колонизаторами несколько столетий назад, сочетались с узкими улочками в арабском стиле, лавками и палатками торговцев. Особый колорит смеси европейского и арабского стилей добавляли многочисленные небольшие и невообразимо пестрые африканские базарчики, рассчитанные, скорее, не на местных жителей, а на многочисленных туристов, давно облюбовавших этот раскрученный и фешенебельный курортный остров.
В отличие от европейцев, которые в большинстве своем предпочитают отдыхать на островах и побережьях Средиземноморья, в Занзибар стекались преимущественно представители арабских стран, восточных берегов Африканского континента, Индии и даже далеких островов Индонезии. Люди эти все были далеко не бедные, и развлекательно-сувенирный туризм на острове процветал не хуже, а может быть, даже лучше, чем в Испании, Греции и Египте, вместе взятых. Так что жизнь на острове кипела почти повсеместно днем и не прекращалась глубокой ночью.
– Ну что ж, – негромко произнес хозяин яхты, прерывая томную паузу, – с помощью Аллаха, все прошло как нельзя удачно.
– Точно, – резво подхватил гость, – я и не подозревал, что русские – такие антилопы. Сами выстроили весь экипаж на палубе, приоделись, как на парад, так что моим парням оставалось только подстрелить для острастки парочку морячков, а дальше все пошло как по маслу…
– Я в курсе деталей операции, – несколько грубовато прервал своего нетерпеливого собеседника Омар Фаддель, – рад, что обошлось без жертв. Ривкат! – громко позвал он, и рядом с ним тут же появился облаченный в «арафатку» и темный костюм человек, подал хозяину небольшой кейс и молча удалился. – Держи, – хозяин яхты передал чемоданчик чернокожему гостю, – это тебе за работу. Как договаривались.
Сын Африканского континента с благодарностью принял подношение, тут же открыл кейс и стал жадно тыкать пальцами в пачки долларов, которыми был доверху набит чемоданчик. Быстро и профессионально пересчитав купюры, он с довольным видом снова закрыл крышку, водрузив бесценный груз себе на колени.
– Как мы и договаривались, русский корабль остается тебе, – произнес Омар Фаддель, с презрением наблюдавший за манипуляциями предводителя пиратов. Араб не любил жадных людей, хотя до денег и сам был весьма охоч. Выждав паузу, он многозначительно глянул на компаньона. – Как видишь, я свое слово держу. А теперь у меня есть к тебе еще одно предложение.
– Такое же? – поинтересовался Нгомбо, любовно поглаживая лежащий на коленях кейс.
– Ты можешь заработать сумму в десять раз большую, чем эта, – ответил араб, отпив из высокого стакана холодный сок.
– В десять раз? – несколько опешил собеседник. – Сюда что, направляется американский авианосец?
– Авианосец? – не понял Омар. – При чем здесь американский авианосец?
– Ну, раз за русскую военную лоханку выложили такую сумму, то, стало быть, в десять раз больше будет стоить как раз авианосец, – разъяснил свою мысль африканец.
– Нет, – хозяин яхты отрицательно покачал головой, – ни тебе, ни твоим людям больше ничего захватывать не придется. Нужно только… – Омар Фаддель вплотную наклонился к собеседнику и тихо прошептал ему на ухо несколько фраз.
– А тебе-то от этого какая выгода? – удивленно поинтересовался Нгомбо, быстро проанализировав услышанное. – На фига тебе это надо?
– Послушай, – с мягкой иронией произнес араб, – не будь таким любопытным. Дольше проживешь. Я ведь не спрашиваю, на что ты собираешься потратить эти деньги, – Омар кивнул на кейс, лежащий на коленях гостя. – Твои деньги – твои заботы. Я сделал тебе деловое предложение и хочу услышать только «да» или «нет». А лишние вопросы мне не нужны.
– Конечно же я согласен, – с готовностью пробормотал Нгомбо, – такие деньжищи… Я так понимаю, – жадно уточнил африканец, – это будет такая же сумма, – он похлопал черной рукой по крышке кейса, – помноженная на десять?
Омар согласно кивнул.
– Только у меня одно условие… – добавил Нгомбо, несколько замявшись.
– Условие? – недовольно переспросил араб.
– Задаток, – пояснил предводитель пиратов. – Я бы хотел получить некоторые гарантии прямо сейчас. Наличными, – уточнил Нгомбо суть своей просьбы.
– Я не таскаю такие суммы с собой, – раздраженно ответил хозяин яхты, – тем более отправляясь в море. Сойдем на берег, и через час ты получишь свой аванс.
– Через час я буду очень далеко отсюда, – приоткрыл свои планы Нгомбо. – А в качестве задатка меня вполне мог бы устроить этот великолепный перстень, – африканец ткнул пальцем в платиновое кольцо с бриллиантом. – Получу наличные – верну, – тут же заверил он готового возмутиться собеседника и для вящей убедительности добавил: – Клянусь бубном шамана!
Омар Фаддель внимательно вгляделся в лицо гостя, еле заметно усмехнулся и стал подергивать перстень, снимая драгоценность с пальца.
– Держи, – араб протянул кольцо африканцу, – и упаси тебя Аллах потерять его. – Омар жестко глянул на Самуэля Нгомбо, предупреждающе покачав головой. Что будет – араб не уточнил, но жест был настолько выразительным, что в лишних комментариях не нуждался.
