Серж Винтеркей
Ревизор: возвращение в СССР 19
Глава 4
***
Северная Италия. Аэропорт Больцано.
Тарек договорился с деловым партнёром своих знакомых, что тот окажет ему посильную помощь в Италии и поможет на первых порах обустроиться. Марио Гуфо, невысокий полный брюнет лет пятидесяти с остатками длинных вьющихся волос вокруг обширной лысины, встретил Тарека в аэропорту с сияющей улыбкой и приветствовал очень эмоционально.
Они сразу поехали в отель. До города было километров пять, так что они успели обсудить цель приезда Тарека. Марио задал несколько уточняющих вопросов и попросил немного времени, чтобы собрать информацию.
– Завтра мы поедем в город по делам, – заявил Марио. – А сегодня ближе к вечеру я заеду за вами в отель и устрою вам экскурсию по этому замечательному городу.
Тарек и сам с интересом разглядывал окружающий пейзаж. Его семье предстояло прожить здесь какое-то время, а может, они и вовсе переедут сюда навсегда.
Пока что то, что он видел, ему очень нравилось. Живописный город в долине, окруженный виноградниками и горами. Некоторые вершины вдали покрыты снегом. Тарек залюбовался местными пейзажами.
Сам город уютный, зелёный. Они проехали по историческому центру, и остановились возле трёхэтажного отеля под черепичной крышей. Многочисленные клумбы перед отелем поражали буйством красок.
Нуралайн здесь понравится, – подумал Тарек и пошёл в сопровождении Марио заселяться.
***
Москва. Квартира ректора Московского института инженеров транспорта.
Михаил Филиппович Федункив не на шутку разволновался из-за неожиданного вызова в министерство. Для вызова на ковёр к самому министру должно было произойти что-то из ряда вон выходящее. Не иначе, кто-то очень важный нажаловался, – думал Федункив. – Хотя, детей всех нужных людей безропотно зачислили. С учёбой ни у кого из них проблем нет, преподаватели предупреждены, деканы по этому поводу бдят. Неужели кто-то всё же чем-то недоволен?
Ректор судорожно сжимал пальцы, вышагивая по кабинету взад-вперёд, и пытался вспомнить, где он мог кого обидеть или дорогу перейти? На работу просили из Министерства доцента Мурашова, племянника одного из завотделов два месяца назад устроить, так, устроил, уже две недели работает… А, может, они про молоденькую любовницу как-то узнали?! Так, она уже даже не студентка, а аспирантка. Да и кому какое дело в Министерстве? Или, всё же, есть кто-то рядом, сильно озабоченный его моральным обликом? Настучали? Кто-то из проректоров рвется занять его место? Но из-за любовницы сразу к министру… Чрезмерно. Такие дела иначе делаются. На партсобрании бы его пропесочили сначала, при поддержке кого-то сверху, кто приехал бы поприсутствовать, и вот с результатами партсобрания бы уже пошли наверх его смещать…
Ректор метался по кабинету, как тигр в клетке, прокручивая в голове различные варианты и сам же их отметал. Слишком долго он уже в системе, чтобы проколоться… Крупных оплошностей, достойных вызова к министру, он за собой припомнить не мог и продолжал мучиться неизвестностью.
***
Затащив коляску домой, положили в неё переноски и закатили в большую комнату.
– На пять самых последних ступенек пару швеллеров кину, – прикидывал я, ставя чайник на плиту. – И под лестницей место для коляски сделаю. А детей можно и на руках на лифте спустить. Но и о сидячей коляске уже надо думать, – взглянул я на Фирдауса, внимательно следившего за моей мыслью. Он кивнул с готовностью. – Спасибо, дружище. Не знаю, чтоб я без тебя делал.
Нарезали с Мишей по-быстрому бутербродов, и сели за стол.
Когда вышел провожать Фирдауса, Мишка в это время плескался в ванной, что-то напевая. Поверил в благополучный исход истории с отчислением. Тем более, Сатчан ему сказал на тренировке, что разговаривал с руководством и его начальник обещал позвонить в МИИТ.
В субботу к десяти часам я уже был в актовом зале ближайшей к нашему гаражному кооперативу школе. Зал был полон народу, у нас и боксов-то столько нет. Это потому, что многие пришли семьями, муж с женой или отец и сын. У входа меня остановили и спросили номер бокса, вели учёт присутствующих на собрании, всё по-взрослому. Честно сказал, что ещё не член кооператива и меня не хотели пускать. Георгич со сцены в микрофон проорал, чтобы меня пропустили. Тогда уже посторонились. Ишь, как тут все сурово!
Вёл собрание он нервно, на любые выкрики отзывался, сбивался с начатой темы. Прошло уже минут двадцать, а мы только выбрали председательствующего и секретаря собрания. Криков с мест было много, а председательствовать никто не захотел. Георгич остался на сцене с микрофоном в руках и собрание приступило к обсуждению повестки дня…
***
Москва. Кабинет министра высшего и среднего специального образования СССР.
Ректор МИИТа Федункив к десяти часам был уже в министерстве и, нервно держась за портфель двумя руками, сидел в приёмной министра Рыкова.
– Приехал? – влетел как вихрь в приёмную министр. – Проходи в кабинет, Михаил Филиппович.
– Что случилось, Валерий Николаевич? – сел поближе к столу министра ректор. – Всю голову сломал…
– Что случилось? Что случилось… Мне вчера зампред Верховного Совета Камолов звонил, говорит, что работника Советского комитета по защите мира из твоего института по сфабрикованному основанию отчислили! Кузнецов Михаил Андреевич, – прочитал министр и положил перед ректором записку. – Говорит тебе что-то эта фамилия?
Ректор сидел, ни жив, ни мертв. Никак не мог вспомнить. Пока что-то не всплыло в памяти. КГБ нагрянуло, ЧП. Искало компромат на какого-то студента… Проректор отчитался, что все разрулил, студента выкинул. Вот тот студент, похоже, и есть этот Кузнецов… Но сказать об этом не успел. Министр решил по его гримасам и молчанию, что ректор не в курсе вопроса.
– М-да… Похоже, что ты не совсем и ректор на самом деле… Кто-то у тебя такие вот дела проворачивает, а ты чем в это время занимаешься? Держи эту бумажку, хоть на лоб себе прилепи. Делай что хочешь, но вопрос реши незамедлительно! Чтоб Кузнецова этого восстановили и извинились. И наказали того дурня, кто такие махинации под твоим носом крутит. Хочешь, сам в отставку иди, хочешь, уволь виновного, мне всё равно. Мне нужен козел отпущения. Чтобы в понедельник я мог отчитаться, что меры приняты, виновные наказаны, а справедливость восторжествовала. Мне еще не хватало, чтобы профильная комиссия Верховного Совета по мне в ЦК вопрос подняла, о неполном соответствии, из-за того, что у тебя бардак. Всё понятно?
– Так точно, – ошарашенно ответил ректор. Он никак не мог решить, что лучше – сказать, что вспомнил, что это за студент и в чем причина отчисления, и тогда министр поймет, что глупость сделана с его благословения, или что министр будет, как и сейчас, думать, что он не полностью контролирует ситуацию в своем институте?
– Всё. Иди трудись. На совесть, а не так, чтобы мне такие вот вопросы прилетали потом, – сухо кивнул головой министр, не дав ему созреть что-то сказать по первому варианту.
Так, со студентом, вроде бы, все понятно, тот самый должен быть… – думал ректор, выйдя из кабинета министра. – Но как тот, под кого копало за провинности КГБ, вдруг превратился в добропорядочного сотрудника Советского комитета по защите мира? Да еще с такими связями, что за него сам запред Верховного Совета хлопочет? Что это за молодой человек с такими знакомствами пошел к ним учиться, если мог запросто пойти в МГИМО или МГУ? Что за мистика? Никогда на его памяти блатные с такого уровня связями не мечтали стать инженерами транспорта… К нему шли абитуриенты поскромнее…
Он лихорадочно стал рыться в карманах пиджака в поисках записки, врученной министром. Кузнецов Михаил Андреевич. Инженерно-экономический факультет. Второй курс. Нужно больше информации…
– Разрешите от вас позвонить? – обратился он к помощнице министра и она тут же подставила ему один из аппаратов. – Василевский? – с первого раза дозвонился он своему проректору по учёбе. – Жду тебя в своём кабинете, принеси всю информацию по студенту Кузнецову Михаилу, – холодно проговорил он в трубку.
***
Часа через два дошёл, наконец, ход и до меня. Все уже устали, переругались и когда Георгич представил меня, и я поднялся с места, зал наполнился разочарованными возгласами.
– Да он молодой совсем! Он, что ли, будет исправно скидываться на нужды кооператива?
– У него деньги-то есть вообще? Студент, небось?
– На стипендию живёшь, парень?
Поняв, что моя кандидатура в кооперативе разгоряченным и уставшим от долгого собрания гражданам не зашла, и все может провалиться, решил взять, пока не поздно, дело в свои руки. Поднялся на сцену и попросил у Георгича микрофон.
– Приветствую всех, – начал я. – Меня зовут Павел Ивлев. Я действительно учусь в МГУ, но и работаю в нескольких местах. Так что, товарищи, уверяю вас, я абсолютно платёжеспособен.
– И где же ты работаешь? – крикнули откуда-то из первых рядов.
– От общества «Знание» лекции читаю по предприятиям и в Верховном Совете СССР готовлю аналитические записки…
Хотел добавить, что печатаюсь в газете, но не успел. Меня прервал дружный хохот зала.
– А Леониду Ильичу Брежневу не ты, случайно, речи пишешь? – крикнули из зала.
– Я не понял последнего вопроса, – строго посмотрел я в ту сторону. – Вы в чём-то сомневаетесь? Могу удостоверение показать.
– Покажи, мил человек, раз можешь!
Вытащил из внутреннего кармана пиджака стопку разных удостоверений, выбрал красное с гербом и протянул мужчине с первого ряда, с интересом наблюдавшим за мной. Тот принял его, уже понимая, что я говорю серьёзно, аккуратно раскрыл, прочитал сам и стал показывать подскочившим соседям и вставшим со второго ряда. По залу прокатился удивлённый ропот. Кто-то с заднего ряда подбежал, не поленился, и тоже заглянул. Мне вернули удостоверение с большим уважением, спрятал его обратно в карман и вернул микрофон Георгичу, считая, что сделал все, что мог.
– А нам показать? – настороженно смотрели на меня Георгич, секретарь собрания и бухгалтерша.
Пришлось ещё раз достать стопку удостоверений, раз уж сказал «А», говори и «Б». Георгич прочитал внимательно удостоверение из Секретариата Президиума ВС и передал его посмотреть женщинам, они тут же вдвоём склонились над ним. А сам смотрел на меня, и я легко читал его мысли. Он недавно взял взятку от человека, работающего в Кремле, и ему эта мысль совсем не нравилась…
– А то что за удостоверения? – кивнул он на мой внутренний карман.
Да, точно, испугался. Боится, что там и корочка сотрудника ОБХСС найдется? Или лейтенанта КГБ?
– Да ладно вам, Виктор Георгиевич, мы же свои люди…
– Я должен знать, кто у меня в членах, – настойчиво проговорил он.
– Это студенческий, это удостоверение общества «Знание», это пропуск на ЗИЛ, это пропуск в НИИ Силикатов, а это пропуск в спецхран, – показывал я ему. Сидевшие на первом ряду поднялись и подошли к самой сцене, с любопытством наблюдая.
– Что за спецхран? – ещё больше насторожился председатель.
– Закрытый отдел Ленинской библиотеки, мне для работы надо.
– А на ЗИЛ пропуск у тебя откуда?
– В комитете комсомола там работаю, – рассмеялся я этому допросу с пристрастием.
– Ты про ЗИЛ не говорил, – строго посмотрел он на меня.
– Я и про гонорары за статьи в газете не успел сказать, – ответил я, собирая свои корочки. – Вот можете недавнюю газету «Труд» почитать, там вышла моя статья про автобаны в Германии.
Георгич откашлялся и взял микрофон.
– Кто за то, чтобы Ивлева Павла Тарасовича принять в члены нашего гаражного кооператива? – спросил он, пока я шёл на своё место в зале, сопровождаемый любопытными взглядами. Но главное, все сработало, меня зауважали. Никаких больше улыбок и шуток, веселых выкриков, куда все пропало! Руки в притихшем зале поднимались одна за другой. Народ с готовностью голосовал за меня.
– Кто против? – спросил председатель. А в ответ тишина. – Кто воздержался? – то же самое. – Поздравляю, – усмехнулся чему-то Георгич. – Ты принят единогласно.
– Спасибо за доверие! – громко крикнул я в зал, поднявшись со своего места. Гергич зачем-то зааплодировал, а за ним и всё собрание.
Фух! У меня теперь есть гараж! Правда, пришлось служебным положением, так или иначе, воспользоваться, специфическое место работы засветить. Но ясно уже стало, что иначе шиш мне, а не гараж. И, с другой стороны, он теперь целее будет. Если у кого и были мыслишки его обнести или навести кого, то теперь, думаю, будут держаться подальше.
Мой вопрос был последним и сразу после моего принятия к бухгалтерше выстроилась очередь сдавать взносы. Решил сразу расплатиться, а то потом где и когда я буду её искать. Специально взял с собой деньги. Приготовил, как и договаривались с Георгичем, тысячу восемьсот двенадцать рублей и встал в конец очереди.
Увидев деньги у меня в руках, мужик, стоявший передо мной, почему-то пропустил меня вперёд. Начал спорить с ним, что ничего страшного, постою, но кончилось тем, что я оказался первым возле бухгалтерши и у всех на глазах она пересчитала мои деньги, выписала приходник и заявила председателю, что он должен проводить её, с такими деньгами, до банка, что одна она не пойдёт.
И это правильно. Столько народу эти деньги видело…
Вернувшись домой, попросил Мишу помочь мне перевезти плитку в гараж. Использовать её ещё рано, дому ещё года нет, он не осел до конца. Опять же, клей хороший импортный капитан ещё не привёз, и затирку противоплесневую… Тем более нет смысла, если придется перебираться в другую квартиру… Короче, пусть лежит в гараже, пока.
Пообедали с Мишей жареной картошкой с молоком, и я пошёл за машиной.
Когда вернулся, мы начали таскать коробки вниз. Потом я часть загрузил в машину и отвёз в гараж. Когда вернулся, у подъезда уже стояла стопка из коробок, а охранял её Родька. А Гриша с Мишей таскали. Как только я подъехал, они вдвоём загрузили мне машину и я сделал ещё ходку.
Вернулся, а они уже забаррикадировали проход к подъезду коробками и начали дразнить меня, чего я так долго?
– Мужики, ну я же там один выгружаю, – начал объяснять я.
– Точно, – спохватился Гриша, – давай, я с тобой поеду.
Вдвоём у нас дело пошло гораздо быстрее, но всё равно, ходок семь мы сделали и реально упахались. Я ещё пытался плитку по цветам сортировать, чтобы не рыться потом в поисках нужной.
Вернувшись, позвал Гончаровых к нам. Посидели скромненько. Чаю попили с бутербродами и конфетами. Заодно узнал у них, сходили ли они в театр «Ромэн».
– Ходили, – улыбнулся Гриша. – Что скажешь, сын? Как тебе?
– О-оо! – восторженно округлил глаза Родька и сделал странный широкий жест руками.
– Всё понятно, – рассмеялся я. – Понравилось.
– Да-аа, – серьёзно ответил малый. – Цыгане классные.
– Так и передам Якову. А то он спрашивал, как вы сходили?
– Серьёзно? – напрягся Гриша. – Я тогда лучше сам зайду и поблагодарю.
– Я с тобой! – оживился Родька.
– Хорошо, хорошо. Сходим. Я думал, он так, передал и забыл… А он беспокоится… Неудобно получилось.
***
Москва. Сауна в спортивно-оздоровительном комплексе одного из промышленных предприятий Пролетарского района.
– Что вы тянете с началом работы? – спросил Бортко Ригалёв. – Проблемы какие-то с Захаровым?
– Нет, всё отлично. На вторник уже планируем первое общее собрание.
– Да? И где? – заинтересовался Войнов.
– Ну, не в горкоме же, – усмехнулся Бортко. – Я предложил ему здесь встретиться. В понедельник он либо скажет «да», либо своё место предложит.
– Хорошо, – довольно промурлыкал Войнов.
– Ну что, ты обрадовал вчера Ивлева? – спросил Бортко Сатчана.
– Обрадовал… Но он не хочет из своего дома уезжать, а там уже трёшек нет. Только одна квартирка однокомнатная в райкомовском фонде осталась, для себя держат… А он там и гараж уже нашел недалеко от дома…
– Вот, странный, – пожал плечами Войнов. – Была бы квартира побольше, а обменять на нужный район всегда можно.
– Я предложил ему вчера, а он говорит, не потяну сейчас ещё и обменом заниматься. Тем более, если никто не захочет переезжать, так и зависну я, говорит, в этих Сокольниках.
– А ты ему только один вариант предложил? – удивился Ригалёв.
– Нет, нашлась ещё квартирка возле Ходынки, но он её, даже, рассматривать не стал, хотя там метро «Аэропорт» не так далеко…
– Не, ну, с Ходынкой всё понятно, – согласно кивнул Бортко. – Кому понравится рядом с аэродромом жить? А что за квартира в его доме в резерве, ты говорил?
– Однушка и в другом подъезде, – развёл руками Сатчан.
– Слушайте, а не обязательно же на одной лестничной клетке квартиры должны быть, – заметил Войнов. – Ты предложи ему.
– Да ну, ерунда какая-то, – отмахнулся Пахомов. – В соседний подъезд не набегаешься, особенно зимой. Это им, всё равно, придётся в двушке жить, а однушкой они не смогут пользоваться.
– Я поэтажку ещё не видел, – заметил Сатчан. – Знаю, что подъезд соседний и этаж третий, как у Ивлева.
– Да? Это уже интереснее, – заметил Пахомов. – Надо посмотреть, есть ли там смежная стена. Тогда только дверь останется прорубить и всё. Правда, одна комната двушки и комната однушки станут проходные… У меня у знакомого так вышло, очень доволен. Две кухни, две ванные комнаты, два туалета. А, и два балкона! И он вторую кухню под кабинет переделал, так что четырехкомнатная получилась.
– Как вариант… – задумчиво проговорил Бортко. – Но если все же к трешке возвращаться… Две трёшки на выбор у нас есть… А если самим поискать в его доме желающих на обмен?
– Тогда это надо делать быстро, мы не можем долго их бронировать, – напомнил Сатчан.
– Пошли помощницу опросить по трешкам, – подсказал Войнов. – Завтра воскресенье, жильцы, в основном, дома будут. Мало ли кто в Сокольниках или на Ходынке родственников имеет, тех же бабушек-дедушек, и заинтересуется… А в понедельник дашь ей отгул.
***
Проводив Гончаровых, поехал на вокзал в круглосуточную кассу. Прикинув ещё раз даты, взял купе на двадцать третье число. Это будет суббота, в воскресенье к вечеру будем уже дома. Холода в этом году точно будут рано, торфяники подморозит и пожары прекратятся. Авось как раз к этому времени все и срастется… Подумав, что надо предупредить Егорыча о переносе даты, дал телеграмму на адрес пани Нины, что взял билеты на двадцать третье.
Не забыть ещё в больницу позвонить, чтобы они к двадцать второму числу мне жену с детьми к выписке подготовили. Хотя… Зачем мне тащить их в Палангу? А потом обратно в Клайпеду на поезд? Из больницы надо сразу на вокзал. Значит, и выписываться будем двадцать третьего.
***
Москва. Квартира Шадриных.
– Бабуль, а что мне Галие подарить на рождение близнецов? – спросила Маша Викторию Францевну.
– Ой, деточка, даже не знаю, чем ей, бедной, помочь. Двойняшки – это очень тяжело, как погодки, только ещё хуже. И родители у них обоих далеко, помочь некому…
– Ты так говоришь, как будто хоронишь её, – ошарашено взглянула Маша на бабушку.
– Детка, ты не представляешь, каково это – одной с младенцем. А тут их двое!
– Так надо помочь как-то… Что ей подарить?
– Манежик надо обязательно. Посадит малышей играть, сама хоть что-то сделает в это время.
– Манеж? Точно! – обрадовалась Маша.
***
Глава 5
Москва. Квартира Ивлевых.
В воскресенье заказал разговор с Клайпедой. Лещиновского на работе не было, но мы уже лично познакомились с ехидной мадам, и она теперь вполне миролюбиво со мной поговорила. А может, своё дело сделали гостинцы, что я оставил в последний свой приезд.
Сообщил ей, что взял билеты на двадцать третье число, поезд в восьмом часу вечера, попросил часов в шесть-полседьмого отдать мне жену и детей. Боялся, что она скажет, что в субботу нет выписки, но она возражать не стала. Только записала себе прямо во время разговора, повторяя время вслух. Попросил её также зайти к Галие и передать, что я заберу её в следующую субботу вечером.
***
Городская больница Клайпеды.
Галия уже устала лежать целыми днями. Детей приносили на кормление по часам. А в перерыве между кормлениями она ходила мимо детской и подслушивала, не её ли малые плачут. Но медсёстры были хорошие, дети ухоженные. Сколько она не просила разрешить ей поухаживать за малышами, от её помощи все отказывались и смеясь, советовали отсыпаться, пока есть возможность.
Когда малышей принесли на очередное кормление, счастливая и гордая Галия обрадовалась возможности подержать их на руках и полюбоваться на них.
Когда один уже накормленный лежал рядом на подушке, заглянула Юрата Матисовна.
– Опять твой звонил. Билеты обратные взял на субботу. Скоро домой поедете, – смотрела она на Галию с материнской сострадательной улыбкой. – Ох и хлебнёшь ты с двумя, девонька.
– Ничего, справимся, – не отрывая взгляда от младенца у груди, ответила Галия. – Как муж говорит, где наша не пропадала?!
***
К обеду примчался Фирдаус, предварительно позвонив. Мы с Мишей, как раз, обедать сели, ну, и его, разумеется, за стол усадили. Поболтали о том, о сём. Фирдаус поделился, что Диана ещё с утра к подруге уехала в общагу, той парень предложение сделал, вот, девчонки на ушах уже вторую неделю.
– А чего они на ушах-то? Ну, подумаешь, предложение сделал. Вот, если бы заявление подали, – удивлённо заметил я, прекрасно поняв, о ком идёт речь.
– Так и подали вчера, – небрежно ответил Фирдаус, не обратив внимание на мою искреннюю заинтересованность. – Мне надо будет в общагу за Дианой попозже заехать. Она позвонит сюда.
Я кивнул. Так, так. Значит, Сандалов подал заявление вчера. И молчит! Никак, взрослеть начал, не спешит уже с другом тут же всем поделиться. Или ему Светки, теперь, для этих целей хватает? В общем-то, это очень неплохо. Нянькой для него быть все время то еще удовольствие, пора парню взрослеть… У меня теперь в приоритете два мелких пацана, с которыми надо нянчится.
Перекусили, и Фирдаус взглядом показал на Мишку, когда тот отвернулся. Все понятно, надо конфиденциально переговорить.
Сказал Мишке, что мы пойдем родственные вопросы обсуждать, и он совсем не обиделся, что с собой его не зовем. Его, вообще, в данный момент совсем другой вопрос волновал, понятное дело. Ушли в спальню, закрыли дверь.
– Отец звонил, – проговорил Фирдаус, многозначительно взглянув на меня. – Уже рассматривает варианты. Спрашивает, что лучше, старое производство взять или присматривать помещения под новое? Есть и такие, и такие варианты.
– А что за старое производство? – заинтересовался я.
– Да там небольшая фабрика, на ладан дышит, – стал объяснять Фирдаус. – Ещё с прошлого века малыми партиями выпускали дамские сумочки, кошельки. Сошли с дистанции, не выдержав конкуренции, пару лет назад. Отец говорит, что часть оборудования можно использовать для обшивки чемоданов как кожей, так и разными тканями. А, и для подкладок внутренних тоже оборудование есть. Нужны будут станки для изготовления каркаса, ручек, колесиков и креплений.
– Вот, эту фабрику вполне можно брать, если цена устроит. Но только вместе с брендом! Не ради оборудования, главным образом, а ради названия. Если они с прошлого века существуют, представь, каким будет слоган компании: «Сделано в Италии. Создаём совершенство с 1896 года»! Звучит?
– Звучит, – улыбнувшись, согласился Фирдаус, взглянув на меня уважительно.
– Если там помещения позволят модернизацию производства осуществить, очень хорошо. А не позволят, тоже ничего страшного! Тогда их нужно аккуратно отреставрировать и использовать как офис, магазин, склад, но обязательно чтобы внешне старина осталась, вроде, старинная компания, понимаешь? А где-то рядом можно современный производственный корпус построить. А старое помещение оформить как музей своего бренда. Старинное бюро, какой-то станок столетней давности, телефонный аппарат древний, печатная машинка прошлого века… Чтобы заказчики приезжали в офис и у них глаза разбегались. Можно, даже, подкупить старинных канцелярских вещиц где-то на барахолках. Кафе можно сделать в ретро-стиле рядом с магазином. Помещений же много будет, если производство в другое место перенести.
– Я понял, – усмехнулся Фирдаус.
– Сам придумал и сам позавидовал… – хмыкнул я. – Вокруг этого места можно будет целую экосистему создать. И сумочки женские, кстати, со временем надо выпускать. Как и кошельки. Чемодан, а к нему есть сумка и кошелёк в комплект. Или покупаешь комплект, чемодан плюс сумка, кошелёк в подарок.
– Ну, тебя понесло! – забарабанил по тумбочке Фирдаус. – Дай бумагу с ручкой. Надо срочно записать, пока не забыл.
Он просидел у меня ещё часа полтора, конспектируя мои воспоминания о маркетинговых уловках двадцать первого века.
Потом позвонила Диана и он поехал за ней.
***
Москва. У общежития Московского института инженеров транспорта.
Возбуждённые девчонки, Диана, Света Герасимович и четыре её соседки по комнате вышли на улицу и ждали мужа Дианы. Соседки дружно пошли провожать подругу Светы, чтобы поглазеть на её мужа-иностранца, а, заодно, и проветриться после бутылки обалденного вина.
Хоть и выпили одну-единственную бутылку на шестерых, но этого хватило, чтобы девчонки расслабились и дурачились по полной программе. Соседки были очарованы Дианой, её внешностью и рассказами про Ливан и Францию. А какие угощения она привезла, помимо бутылки французского игристого вина!.. Какие конфеты! Какой сыр ломтиками! Какой балык! И, даже, хлеб был необычный.
Девочки из общежития МИИТа не могли поверить, что сама Диана ещё год назад точно так же, как и они, делила комнату с двумя соседками в общежитии Горного института. Но она рассказывала о жизни в общаге в таких деталях, что не было никаких причин сомневаться в правдивости её слов. Да и не хотели девчонки сомневаться. Жизнь Дианы показала им всем, что и они сами так могут. В этой жизни нет ничего невозможного. Вон, и их соседка Света собирается замуж за москвича, который работает в Кремле.
Диана ещё издали увидела машину мужа и стала прощаться с подругой, ещё раз, поспешно проговаривая, кто чем будет занимается в ближайшее время в свете предстоящей свадьбы.
Фирдаус уже вышел из машины, подошёл к пассажирской двери и ждал, пока жена освободится, чтобы посадить ее на сиденье. Девчонки из комнаты Светы тут же обступили его и, не в силах оторвать восторженных взглядов от человека, которого после рассказов Дианы считали уже не меньше, чем за арабского принца, защебетали, кто во что горазд. А тот, неожиданно для себя оказавшись в таком цветнике, вежливо улыбался и отвечал им на все их вопросы. Одна из соседок, самая бойкая, с пышной шевелюрой цвета коньяка, уже даже и повисла на согнутой руке Фирдауса, прижимаясь к нему грудью.
Когда Диана повернулась в сторону мужа, попрощавшись с подругой, перед её глазами предстала страшная картина: её муж в окружении четверых восторженных девушек, вполне себе хорошеньких, счастливо улыбается и уже чуть ли не обнимается с одной из них.
Дикий страх и отчаяние поднялись к самому горлу и вырвались наружу нечленораздельным криком, когда Диана ринулась на них.
Отбросив на ступеньки общежития стоявшую на пути девушку, Диана схватила рыжую нахалку за волосы и, осыпая её проклятиями, повалила на землю.
Наблюдавший за ними в окно вахтёр, бодрый ещё старичок, прошедший всю войну и сразу почему-то решивший, что появление «расфуфыренной» Дианы в вверенном ему заведении не к добру, закричал на весь вестибюль «Звоните в милицию! Наших девочек бьют!» и бросился на помощь своим студенткам.
Начался форменный переполох. Кто-то звонил в милицию. Кто-то звонил коменданту. Кто-то побежал за стареньким вахтёром на улицу спасать девчонок.
Их быстро разняли. Фирдаус обнимал обеими руками, точнее, держал жену. Та девочка, что упала на ступеньки, просто ударилась и расцарапала ладони. А вот рыжей досталось сильнее. Диана выдрала ей клок волос, и надорвала мочку уха, видимо, зацепившись чем-то за серьгу в пылу борьбы. Мочка кровила и придавала пострадавшей зловещий вид.
Милиция приехала очень быстро. Молоденький лейтенант быстро оценив, что Фирдаус иностранец, и не желая создавать себе лишних проблем, вежливо предложил ему сопроводить жену до ближайшего отделения милиции, рассудив, что, пусть, лучше начальство само с ними разбирается.
Так бы они и уехали, Фирдаус уже прикидывал, сколько дать летёхе, чтобы замять эту историю, но тут появился комендант общежития и настоял на сопровождении пострадавших до отделения милиции, хотя до этого речь о том, что они куда-то поедут, не шла вообще.
Чувствуя, что дело пахнет керосином, Фирдаус быстренько выяснил, в какое отделение их повезут и попросил Свету позвонить Павлу Ивлеву.
Старенький вахтёр удовлетворённо смотрел вслед удаляющимся милицейскому УАЗику и Волге.
– Вот, так! А то будут, понимаешь, всякие заезжие задаваки девчонок наших обижать!
***
Занимался уборкой в большой комнате, пылесосил и мыл полы после коробок с плиткой, как вдруг зазвонил телефон. Звонила Света Герасимович и срывающимся голосом сообщила, что Диану и Фирдауса в милицию забрали. Из её сбивчивого рассказа понял, что Дианка приревновала какую-то ее подругу к Фирдаусу и устроила ей дебош с дракой. Их сейчас всех увезли в восемнадцатое отделение милиции.
– Спасибо, Свет, огромное! – поспешно свернул я разговор.
И что делать? Бежать опять своим удостоверением махать? Это тебе не дорогу перейти, пока найду адрес, пока доеду, их уже допросить, осудить и посадить успеют. Придётся Васе звонить.
– Василий! Ты дома! – обрадовался я после целых пяти гудков. – Не разбудил?
– Нет. Что ты кричишь? Что-то случилось? – сразу догадался он.
– Сестру с мужем в восемнадцатое отделение забрали.
– За что?
– Да она побила девчонку какую-то, к мужу приревновала.
– Блин…
– Скажи мне, хоть, адрес, куда ехать.
– Восемнадцатое? Подожди, сейчас справочник возьму… Последний переулок, дом двадцать шесть. Сейчас я им позвоню. Как фамилия сестры?
– Эль Хажж.
– А-аа, это… Я всё понял. При таком муже надо, сразу, берданку с собой носить, – заржал Вася.
– Не смешно! – проворчал я в ответ и попрощался.
Да что же они все… Как дети малые. Сам длинную жизнь прожил, а с милицией почти дела и не имел. А тут что творят… смога, надышались, что ли, по самые уши и мозг начал отказывать. Что Кукояка этот – надо же догадаться с двумя тысячами в ресторан пойти, да еще на входе толстую пачку денег показать швейцару. Мартин с этим туповатым пацаном, бросающимся под машины… хотя ладно, Мартин, вообще-то, молодец, проявил гражданскую позицию. Теперь вот Дианка жару дает… Прямо хоть, если такая тенденция складывается, заучивай наизусть адреса московских отделений милиции. Чтобы если звонок, сразу – какое, говоришь, отделение? А, это в двадцати минутах от меня. Ждите!
Наскоро собрался, взял денег и побежал ловить такси. Адрес ещё такой… Последний переулок. Ну хоть не крайний…
