Серж Винтеркей
Ревизор: возвращение в СССР 32
Глава 4
***
Москва. Торгово-промышленная палата.
– Кофе, чай? – привёл Андриянов Валерию Николаевну в буфет.
– Чай, пожалуйста, – благосклонно улыбнулась она.
У неё и в мыслях не было, что такой мужчина проявляет к ней какой-то иной интерес, нежели как к коллеге, иллюзий она не имела, но ей льстило его внимание.
– А что к чаю? – продолжил он за ней ухаживать. – Попробуйте наши трубочки с кремом, очень вкусные.
Андриянов сам расплатился за два стакана чая и несколько пирожных. Трубочки оказались, действительно, очень вкусными, с белковым воздушным кремом.
– Расскажите, что у вас за обстановка в отделе, – спросил Андриянов, дав ей спокойно прожевать первую трубочку. – Хотелось бы, знаете ли, заранее знать, с кем и чем придётся иметь дело.
– Это очень правильная позиция, – одобрительно ответила Валерия Николаевна. – Большинство наших сотрудников работают уже очень много лет, кто-то девять, кто-то семь, шесть… Есть одна сотрудница, она пять лет назад к нам пришла. А Галия Ивлева работает с января этого года, самая молодая, но самая деловая. Всё-то она знает, всё-то умеет. Двадцать лет, а уже замужем и детей двое, представляете?
– Шустрая девушка, – хмыкнул Андриянов.
– Ещё какая. Все на субботник собираются, а эта к начальству пошла, не приду и делайте, что хотите.
– Как это так? – удивился Андриянов. – А начальство что?
– Что, что?.. Разрешили ей в обед отработать. Окно у нас в кабинете вымыла…
– Ну, отработала же! Я уж подумал, просто отказалась выходить и всё… А что там за загранкомандировка без книгообмена?
– А! Это всё продолжение той же истории с конкурсом парикмахеров, – небрежно махнула рукой Валерия Николаевна с деланным равнодушием. – Её парикмахер же на всесоюзном конкурсе победил, едет теперь на международный и просит её опять в манекенщицы в Бухарест.
– Понятно… А кто у неё муж, что она так спокойно с начальством спорит? Шишка, что ли, какая-то?
– Да какая шишка? Я вас умоляю! – пренебрежительно поджала она губы. – Студентишка хитрый, в МГУ учится, от университета как-то пролез на радио, выступает теперь в передачах для школьников. Приходится сидеть и слушать всем отделом! Она же специально приёмник погромче делает, чтобы мы все слышали! И начальница моя ей подыгрывает, как будто что-то толковое сопливый студент серьезным состоявшимся людям сказать может.
– Передачи для школьников? – удивлённо поднял брови Андриянов.
– Да! Представляете? – возмущённо схватила последнюю трубочку Валерия Николаевна.
– И что, она из-за того, что муж-студент проник на радио такую свободу чувствует, что начальству перечит? – с сомнением спросил он. – А родители у неё кто?
– Отец у неё пожарный… Она приехала в Москву из какого-то городишки пару лет назад в институт поступать, вышла за такого же. Второй курс сейчас оба заканчивают.
– А мать у неё кто?
– Про мать она что-то и не рассказывает особо… Муж у неё с ней не ладит. Отец с матерью развелись, он уже с другой женщиной живёт…
– Понятно, – задумчиво произнёс Андриянов и начал прощаться. – Очень приятно было с вами побеседовать. Но надо бежать… До встречи в следующий раз.
– До встречи, – улыбнулась ему Виктория Николаевна.
Только когда он ушёл, она сообразила, что слопала все три пирожных, а он так и не попробовал ни одного.
***
Калининская область. Городня.
Мы обсудили все вместе ход строительства, есть ли какие трудности, проблемы?
– Тьфу-тьфу-тьфу, – постучал себя Жуков по голове, – Пока нас никто не подводил, но сейчас начнут материалы завозить, арматуру, вязанку, песок, щебень и прочее… Вот и посмотрим.
– Чуть что, сразу звоните, – попросил я.
Мещеряков пошёл проверять своих, а мы с прорабом пошли смотреть, как работают вьетнамцы.
– Издали и не поймёшь, кто это, – заметил я. – Как вы с ними общаетесь? Языковых сложностей не возникает?
– Ой, всяко бывает, – махнул рукой Жуков. – Думал, они все, хоть немного, русский знают, а оказалось, что не все! Я ему что-то объясняю, он улыбается, кивает, ну, думаю, всё понял…
– А он? – заранее начал смеяться я, догадавшись, в чем дело. Приходилось работать в Москве с выходцами из Юго-Восточной Азии. Не сразу я понял, как эффективно с ними взаимодействовать…
– Смотрю, в другую сторону пошёл. Я ему орать, мать-перемать, прибегает их старший. Оказалось, тот вообще не понял, что я ему говорил! А нафига тогда, спрашиваю, кивал?.. Говорит, особенности культуры у них такие. Нельзя начальнику «нет» говорить. Но сейчас они у меня уже все мат понимают.
– Не сомневаюсь, – постарался я сдержать смех, потому что к нам приблизился худой вьетнамец лет сорока. Сразу за ним, но с другой стороны, появился и Мещеряков.
– Здравствуйте, – вполне чётко произнёс вьетнамец, и представился. – Ли Ву.
– Очень приятно, – пожал я его руку. Он постоял с нами какое-то время, но видя, что у нас вопросов к нему нет, вернулся к работе.
– Ли Ву, это имя или фамилия? – спросил Мещеряков.
– Это и имя, и фамилия, – усмехнулся прораб и мы оба рассмеялись.
– Да, – оглядываясь вокруг произнёс я. – Вспоминаю все про клад, что тут археологи нашли. Случайно, причем, что самое смешное. Если тут кто-то что-то и откопает снова случайно, то фиг мы это заметим…
– Заметим, – уверенно ответил Жуков. – И мы тут бдим, и ваши люди…
– А много наших тут?
– Четверо постоянно дежурят.
– Серьёзно Юрич взялся, – заметил я.
Когда Мещеряков выполнил все свои задачи, Жуков пригласил нас на обед. Он снимал комнату в самой Городне и договорился с хозяйкой о полном пансионе, а та и рада…
На обратном пути в Москву поговорили с Мещеряковым, как он видит в будущем охрану музея и всего комплекса в целом? Меня интересовал этот вопрос в свете перевода Ивана Николаева.
– Слушай, у меня каждый человек на счету! Так что я с удовольствием возьму, тем более он с опытом! – заверил меня Юрич.
– А сможет он тут службу продолжить? – спросил я.
– Когда музей заработает, там можно будет милицейский пост организовать, – задумчиво произнёс он. – Но, только, что это за карьера?
– И то верно, – вынужден был согласиться я. – Зато зарплата будет совсем другая по размеру. Такая, что и полковник позавидует.
– Ну это да, поскольку будет посвящен в наши тайны, то меньше платить нельзя, – согласился Мешеряков.
Вернулись в Москву в восьмом часу вечера и поехали сразу на часовой завод. Приехали, а там все весёлые и пьяные… Мы с Мещеряковым потрясённо переглянулись, стоя в дверях.
– Вас на полдня оставить нельзя, – проговорил он, со смешинкой в глазах глядя на товарищей.
– Родила? – догадался я, глядя на пьяненького Сатчана.
– Да-аа! – вылез он из-за стола и направился к нам. – Девка!
– О, ну всё! Одна невеста у нас есть! – обнял я его. – Поздравляю, папаша!
– Эх, всё пропустили! – с деланным сожалением проговорил Юрич и тоже принялся поздравлять счастливого родителя.
Не думал, что кто-то будет обсуждать в такой момент производственные дела, но Захаров позвал нас с Мещеряковым на противоположный конец стола, где с ним рядом сидели Бортко и Ригалёв.
В этот раз наше совещание в ограниченном составе проходило в необычной обстановке, ну так уж получилось. Сатчан разливал коньяк собравшимся вокруг него товарищам на другом конце стола, а мы решали, кого назначить кураторами наших новых предприятий. К нам пришло три новых объекта. Захаров предложил, раз мы пообещали Гончаруку взять его в команду, то пусть он свои объекты и продолжает курировать.
– Павел, а тебе предлагаю вплотную заняться трикотажной фабрикой, – проговорил Захаров. – Ну, не может такое производство быть настолько малоприбыльным. Не тянули они, похоже, совсем лямку…
– Виктор Павлович, я бы с удовольствием, но это на этой же фабрике работает любовник Быстровой, если я верно помню… Правильно, Александр Юрьевич?
– Трикотажная фабрика «Луч», – ответил Мещеряков. – Вы про неё говорите? Тогда да.
– Про неё, – подтвердил Захаров.
– Я с удовольствием ею займусь, – сказал я, – если вы там руководство поменяете. А так… Мне только не хватало, чтоб Быстрова про меня что-то такое узнала, она же совершенно без тормозов!
– Согласен, – кивнул Бортко. – Но проанализировать работу фабрики и заочно можно. Как с меховой когда-то ты работал на дому…
– Это пожалуйста. Это сколько угодно, – тут же согласился я.
– Тогда так и сделаем, но сразу увольнять человека не с руки, надо просто поставить условие, чтобы он от Регины отказался. А то пойдет он куда-то обиженный на нас, а знает много чего лишнего. – махнул рукой Захаров. – Ну что, товарищи? У нас сегодня дочь полка родилась? – решил он отложить остальные дела. – Как назовём?
– Прасковья! – выдал хорошо уже выпивший Нечаев.
– Чего? – удивился Сатчан.
– У меня мать так звали, – пояснил тот.
– Да вы что!? – решил я выручить друга. – Жена на него обидится, если он ещё и имя ребёнку сам будет давать. У девочки и так будет его фамилия и отчество.
Мужики заржали, а я подошёл к Сатчану.
– Ты на машине? – спросил я.
– Угу, – слишком резко кивнул он.
– Я тебя отвезу домой. А то мне перед Риммой будет неудобно, если ты машину поцарапаешь.
Под этим предлогом не пил совсем, зато покушал и попарился. Баня, в этот раз, у мужиков не пользовалась спросом, и мы с Мещеряковым оторвались на славу, не пропадать же пару. Он тоже не стал пить, если не считать граммов пятьдесят коньяка.
Уводя хорошо поддатого и счастливого Сатчана домой, попрощался со всеми и напомнил Мещерякову позвонить завтра адвокату насчёт моей просьбы. Мужики ещё остались гулять. Выпивки и закуски было ещё полно. Но Сатчан волновался, что дома тесть с тёщей ждут…
***
Москва.
Регина ждала Юру, но настроения совсем не было. Уходить из МГУ не хотелось. Тем более не хотелось уезжать в другой город и выходить там замуж непонятно за кого. Хуже всего то, что совсем не с кем было поделиться и посоветоваться. Она так накрутила себя за те сутки, что прошли с момента визита Володина, что руки начали трястись.
Когда Юрий пришёл, он сразу заметил и тревогу в глазах любимой женщины, и дрожащие руки.
– Та-аак… Что случилось? – сразу потребовал он ответа и Регина сама не поняла, как рассказала ему всё.
Ничего себе! – слушая любовницу, думал Головин. – Так она, получается, тоже член нашей команды?! А Некрасов-то почему ничего не сказал? Наоборот, просил за ней приглядывать… А ей, небось, сказал за мной присматривать! Вот же урод!
Но на самом деле, Головин испытал глубочайшее облегчение, потому что его тревожил очень щекотливый момент… Ему очень нравилось, что рядом с ним молодая и красивая девушка, и он боялся ее потерять. Так что он, стараясь произвести на Регину впечатление, позволил себе наговорить лишнего об их делах. Его это сильно беспокоило, но сейчас, когда Регина ему во всём призналась, он несказанно обрадовался. Оказывается, он никого не подставил и сам не подставился, как он долгое время думал. Между своими-то можно поделиться секретами. Верно? И вообще, сейчас многое начало вставать на свои места. Например, почему Регина ничего не расспрашивала и не уточняла про его дела на фабрике, о которых он ей растрепал? Она, просто, и так всё знала…
Когда же он с немого ликования переключился, наконец, на происходящее и включил критическое мышление, вся история, рассказанная Региной, показалась ему абсолютным бредом. Особенно его возмутило требование к ней бросить МГУ, уехать из Москвы и выйти замуж…
– А больше Володину ничего не надо?! – с вызовом спросил он. – Детка, он тебя просто запугать хотел! Кто его посадит? У него такие связи! Это даже не обсуждается! А тебя кто посадит? За что? За письмо? И как тебя посадить, не посадив его? Ты только с ним и общалась… Успокойся, моя дорогая! Никто никуда не сядет. Сама подумай, ну нашла ты письмо о нарушениях, сразу в райком отнесла, чтобы меры приняли… Что в этом такого? Это поступок законопослушной комсомолки! Володин же не будет никому рассказывать, что он тебе процент от незаконной деятельности предприятия за это обещал. Он жути тут перед тобой нагнал, а ты и поверила.
– Но зачем он так? – начала рыдать Регина. – Я целые сутки ждала, что ко мне вот-вот придут из милиции!
– Бедная моя девочка! Не бойся ничего. Живи, учись, радуйся жизни… Всё будет хорошо. Я тоже кое-что могу, между прочим.
– А может, он, просто, платить мне больше не хочет? – осенило Регину.
– А сколько он тебе платил?
– Сто пятьдесят рублей в месяц, – решила Регина слегка преувеличить сумму содержания, на всякий случай.
– И из-за ста пятидесяти рублей он тебе такой концерт устроил? – потрясённо смотрел на любовницу Головин. – Крохобор! Да пусть он ими подавится! Да я сам дам тебе эти деньги, ты, главное, не переживай!
– Правда? – сразу успокоилась Регина. – Ну и пусть тогда, в самом деле, подавится…
***
Москва. У дома Ивлевых.
Раков Алексей Дмитриевич прохаживался по двору и высматривал, с кем бы побеседовать. Когда сегодня ему позвонил бывший сослуживец Денис Ливанов и предложил халтуру по профилю, бывший майор милиции с радостью согласился. Он уже не раз пожалел, что не стал в своё время делать карьеру и вышел в прошлом году в отставку. Уже через полгода дома стало скучно. А жена, которая все эти годы пилила его, что его дома не бывает, начала, ведьма такая, наоборот, ворчать, что он все время дома торчит. Мол, уже все глаза намозолил. И он сегодня с радостью, прикинувшись журналистом, вышел на дело.
Ливанов сам выяснил для него все вводные, Ракову предстояло собрать дополнительную информацию.
– Добрый вечер, я журналист газеты «Вечерняя Москва», – обратился он к вышедшему из третьего подъезда невысокому плотному мужчине с залысиной. – Буквально пару вопросов, товарищ!
– Да-да, конечно, – охотно согласился тот.
– Планируется к выходу статья о необычных жителях нашего города. Нужны необычные судьбы, необычные способности, необычные профессии, коллекции, увлечения… Одним словом, нужны уникумы.
– Я понял, – задумался житель. – Необычные домашние животные? – вопросительно посмотрел он на Ракова.
– Очень хорошо! – подбодрил он собеседника. Надо же с чего-то начать…
– У нас на третьем этаже у Ивлевых живёт панда.
– Как интересно! – услышав фамилию объекта разработки, воскликнул Раков.
– Да. Их семье ее вьетнамский генерал подарил. Сама панда ещё маленькая, её нельзя никому показывать, а то сдохнет… Вместе с ней привезли целый контейнер ростков бамбука.
Раков старательно записывал все полученные сведения, но его не покидало чувство, что над ним просто смеются. Однако, мужчина был крайне серьёзен и Раков продолжал задавать уточняющие вопросы про панду Ивлевых. И про самих Ивлевых, раз уж так удачно вышло, что мужчина сам разговор о них завел.
Он провёл во дворе минут сорок. Выяснил, что Ивлевы дружат с цыганами и в прошедшую субботу на свадьбе тестя Ивлева был живой медведь. Ещё он выяснил, что тёща Ивлева считает его проклятием своей семьи, что он околдовал всех её детей и мужа.
Не менее разговорчивой оказалась ещё одна соседка Ивлевых, что живёт под ними. Она, среди прочих своих историй о соседях, рассказала, что Ивлевы вежливые и тихие, но к ним иногда приходит негр в форме милиционера. Она предположила, что Ивлевы участвуют в каких-то антрепризах.
Уходил он немало озадаченный. Панда, медведь, цыгане, ряженный в милиционера негр… Про кого он сейчас информацию собирал, про собрата Никулина, что ли?
***
Часам к девяти вечера я уже поднял молодого папашу в его квартиру.
– Паша! Поздравляю, – бросилась к нам тёща Сатчана.
– Здравствуйте, Екатерина Владиславовна, – еле выговорил он и я не рискнул его выпустить из рук, даже когда она принялась его обнимать. – Видели уже кроватку? Это Пашка подарил…
Тёща всплакнула на радостях, и меня заодно обняла. А потом на кухне скрылась. Сатчан не с первого раза снял туфли и пошёл босиком к тестю, с интересом наблюдавшим за нами, стоя в дверях большой комнаты.
Быстро скинул туфли и пошёл за другом следом, не дай бог ещё споткнётся…
– Поздравляю, – улыбаясь, сказал я, глядя на Николая Алексеевича. – Внучка – это здорово!
Они молча обнялись с Сатчаном и мы вдвоём с министром повели его к дивану.
– У жены уже давно всё готово, сейчас разогреет и пойдём за стол, – проговорил он.
– Да мы только из-за стола, – улыбнулся я.
– Нет, я настаиваю, – сказал он.
Усадив Сатчана на диван, я облегченно выдохнул, и не стал отказывать целому министру в его просьбе. Тем более времени свободного полно сегодня. Мы с ним уселись за большим полированным столом.
– Читал твой фельетон про бег с препятствиями, – начал Николай Алексеевич, – и сразу вспомнил, как кое-кто меня допрашивал по этому поводу, – при этом он многозначительно посмотрел на зятя. А тот пьяный-то пьяный, а соображает. Сказать не смог, но отрицательно замотал головой и ткнул в меня пальцем. – Да я так и понял сразу! – рассмеялся министр. – А сейчас такая волна поднялась! Моссовет нам с МПС очную ставку устроил!..
– Что вы говорите? – искренне удивился я. – И есть надежда?
– Надежда умирает последней, – усмехнулся Николай Алексеевич. – Правда, каждый на своё надеется, – хитро посмотрел он на меня.
Как же им всем не хочется этим вопросом заниматься. Надеюсь, Захаров им не спустит и заставит договориться. Приятно, что не забыл о нашем разговоре, действует!
Екатерина Владиславовна позвала нас за стол. Пока министр автомобильных дорог поднимал с дивана второго секретаря райкома комсомола, пошёл на кухню.
– Я немного припозднился к застолью на работе, – начал я объяснять новоявленной бабушке, – Павел уже не в состоянии был что-то чётко сформулировать. Как Римма?
– Всё хорошо, – улыбнулась она. – Девчонка длинноногая, три сто, пятьдесят два сантиметра.
– Ну и хорошо, – улыбнулся я.
Долго сидеть у них не стал, чисто символически пригубил с Екатериной Владиславовной шампанского. Министр себе коньяку налил. А Сатчан пить отказался.
– Он больше не может, – поспешил объяснить я, а то ещё обидятся тесть или тёща…
Вернулся домой в десятом часу, дети уже спали. Сообщил Галие, что Римма родила нам невестку. Жена аж прослезилась, начала вопросы задавать, хорошо, что я всё выяснил и мог рассказать.
Глава 5
***
Московская область. Город Мытищи.
– Ты знаешь, этот негр такой неразговорчивый, стесняется, наверное, своего акцента, – рассказывала Голубева своему приятелю Погашеву.
– Что, сильный акцент? – усмехнулся тот.
– Да нет, вообще он нормально по-русски шпрехает, но мало ли что сам по этому поводу думает. Люба говорила, что он у нас в Лумумбе учился, потом в аспирантуру поступил, он уже лет семь в Союзе…
– Жаль, что он необщительный. Ну, ты хотя бы с бабой его подружись.
– Да мы уже и так с ней как подружки, – уверенно заявила Валерия. – Она мне всё про него рассказывает. Простушка! Из деревни, наверное, там люди совсем открытые.Просто стесняется сказать, выдает себя за москвичку. Ага, как же…
– Да уж. Болтун – находка для шпиона… Валюту, значит, привозит? – задумчиво проговорил Погашев.
– Привозит…
– Надо бы мне с ним поближе познакомиться. Попробуй её как-нибудь на самый конец дня записать. Я приеду за тобой, буду тебя ждать, он будет её ждать…
– Да он в машине всё время сидит.
– Ну, если я сам с ним не познакомлюсь, ты нас друг другу представишь. А там посмотрим…
– А как мы узнаем, когда тебе меня встречать? Я же не знаю заранее, когда они приедут.
– Ты, главное, на конец дня их запиши. А я буду за тобой каждый вечер приезжать, пока мы с ним не познакомимся.
– Ну, давай, – заулыбалась она. – Эх, девчонки обзавидуются!
***
Москва. Гагаринский райком.
Утром в четверг Гончарук вспомнил, что у него осталось одно незаконченное дело. То, что он выйдет из команды Володина, он для себя решил твёрдо. Ему просто нечего тут делать. Но уйти надо красиво, чтобы не тыкали пальцем в спину с проклятиями. Поэтому он позвонил на трикотажную фабрику и вызвал на встречу главного инженера Головина.
Необходимо было поставить того в известность, что скоро у него появится новый куратор и потребовать порвать с Быстровой.
***
– А что случилось с Дмитрием? – напрягся Головин, выслушав Гончарука.
– У него большие неприятности, – ответил тот. – Ближайшие несколько лет мы его не увидим.
– Как?
– Вот так, – развёл руками Гончарук. – И ещё. Нам известно, что у тебя отношения со студенткой МГУ Быстровой. Тебе надо порвать с ней как можно быстрее. Иначе у нас у всех будут такие же неприятности, как у Некрасова.
– Почему? – напрягся тот.
– Поверь, тебе лучше не знать, во что она нас втравила…
Угу, втравила! – с неприязнью подумал Головин. – Девчонка их втравила, взрослых опытных мужиков! Нашли, сволочи, кого крайней сделать!
– Хорошо, – не стал он спорить. Гончарук удовлетворённо кивнул и попрощался с ним.
Ага, щас! Аж два раза! – думал, глядя ему вслед, Головин. – Ещё будут мне указывать, кого мне бросать! С кем жить и кого любить! Моя личная жизнь вас никого не касается!
***
– Вызывал, Герман Владленович? – зашёл к Володину Гончарук.
– Где тебя носит, Николаич? С утра никого на месте нет, ни тебя, ни Белова, ни Некрасова. Вы что, до инфаркта меня довести решили?
– Что ты! Я же весь в хлопотах. Пытаюсь все разрулить перед уходом. С Головиным вот, встречался, с любовником Быстровой.
– И что?
– Всё передал. И про Некрасова, и про Быстрову.
– И что он?
– Вроде, понял, а там – кто его знает. Чужая душа – потёмки.
– Ну, главное, ты до него информацию донёс.
– Донёс, – подтвердил Гончарук.
– Спасибо, Николаич. Тебя мне жальче всего из команды терять, – признался Володин. – Что Некрасов-то? Где он?
– С адвокатом встречается.
– Вот!.. Ты глянь, какой! Уже и адвоката нашёл! – поразился Володин.
– Зря он, что ли, деньги вперёд просил? – ответил Гончарук, не став сообщать, что адвоката сам ему привел. Это было его первое поручение от Захарова в новой команде. Некрасов был ему очень признателен.
– Нет, а он молодец. Ему бы опыта побольше… Я бы лучше с ним остался, чем с Беловым.
– Так всё ещё впереди. Выйдет Димас и вперёд, – усмехнулся Гончарук.
***
В четверг специально не стал с самого утра звонить юристу, хотел дать время Мещерякову предупредить его насчёт меня. Но не застал Альникина ни в одиннадцать, ни в двенадцать. В конце концов оставил ему свой телефон через секретаря и продолжил оформлять записки для Межуева.
Он позвонил только во втором часу. Я уж думал, что уеду скоро на лекцию от общества «Знание» и пролетит опять Черкашин со своим восстановлением на заводе, как фанера над Парижем.
– Ну, это правильно вы говорите, надо на месте документы смотреть, – выслушав меня, признал он. – И хорошо бы, чтоб присутствовал и этот работник… Чтобы сразу с ним согласовать возможный вариант решения, который обе стороны устроит.
– Как скажете, – ответил я. – Вы здесь главный, вам и карты в руки.
– Очень хорошо, – рассмеялся он. – Люблю, когда меня работать не учат.
Он предложил съездить на завод завтра.
– Не знаю, сколько у нас это займёт по времени, – прикидывал он, – но не думаю, что больше нескольких часов. Просто, дальше, боюсь, я буду занят и не знаю, когда смогу заняться вашим делом.
Ну, понятно… Если он взялся за дело Димаса, то это будет и долго, и непросто…
– Давайте, завтра! – охотно согласился я. – Мы только «за». Быстрее решится этот вопрос, быстрее человек устроится на нормальную работу.
Договорились с ним встретиться завтра в десять у завода.
***
Москва. Партком завода «Серп и молот».
Главный энергетик Лосев познакомил Вагановича с начальником гражданской обороны службы главного механика Пестовым Геронтием Васильевичем. Мужичку было уже пятьдесят семь лет, через три года он собирался на заслуженный отдых и планировал, где будет встречать свою старость. Они быстро нашли общий язык и собирались втроём у Вагановича когда в обед, когда ближе к концу дня. Иногда с коньяком…
Новым приятелям Вагановича был очень интересен его опыт работы первым секретарём горкома. Он знал эту партийную кухню изнутри, и, как они решили, в Москве всё то же самое, только в других масштабах. А заглянуть в партийное закулисье им было очень любопытно.
Как только Ваганович понял это, он начал развлекать их байками из жизни городского главы. Где-то расскажет реальную историю, без конкретных имён и фамилий, разумеется. Где-то историю из соседнего района выдаст за свою… Мужики слушали, открыв рот, и ловили каждое его слово.
Вот уж никогда не думал, что буду как артист разговорного жанра перед людьми выступать, – усмехался Ваганович, планируя в дальнейшем начать рассказывать про случаи хищений на городских предприятиях, но не вдаваясь в подробности самих схем, а делая упор на условия жизни людей, сколько у них было конфисковано. Кому и как удалось уйти от конфискации и так далее. Капля за каплей камень точит!
И ещё он начал продумывать своё участие в будущих схемах. Какую нишу, желательно безопасную, он может занять, чтобы претендовать на полноценную долю? А то научить-то мужиков делать деньги он научит, а дальше что? В чем его интерес?
***
Часам к трём допечатал записки для Межуева и начал собираться на лекцию. В этот раз Ионов отправил меня на Фабрику печатной рекламы, оказывается, у нас и такая есть. Поехал на улицу Маршала Вершинина. Нашёл быстро, но это оказался жилой дом, весь первый этаж которого и занимала эта фабрика. Удивился и поразился, как люди тут живут на втором этаже? Там же, наверное, шум невероятный от работающих механизмов. Но директор типографии Василий Николаевич Гречко, лично подошедший к старенькой вахтёрше за мной, успокоил, что на втором этаже только учреждения, жильцов нет.
Пока дошли, успел оглядеться. Типография небольшая, такая же, как наша, но оборудование поновее, есть и импортное. Сцены и трибуны здесь не было. Был стол президиума и ряды многоместных секций кресел, как в кинотеатрах.
Народ быстро занимал места. За столом президиума уже сидел парторг организации, главный бухгалтер и председатель месткома. Директор последовательно мне представил каждого. Все встали и поздоровались со мной по очереди за руку. Всё было очень торжественно и официально.
Как ни странно, и сотрудники, что занимали места в зале, тоже смотрели на нас с интересом и уважением, как будто они все в предвкушении чего-то важного и необыкновенного.
А тема лекции была про Кубу. Лекция называлась: «Народ Кубы непобедим». Успел рассказать про значение кубинской революции для народов Латинской Америки, но, когда речь зашла о вторжении американцев на Кубу в шестьдесят первом году, Гречко вскочил и перехватил у меня инициативу. Уступил ему, не бодаться же с ним, сел на его место за столом. А он начал очень грамотно рассказывать, почему американским империалистам так важно уничтожить народную Кубу. Минут двадцать говорил, да так вдохновенно, с таким возмущением по отношению к американцам, которые снарядили и помогли тайно высадиться на острове контрреволюционерам, которые из себя представляли сплошь отребье из наёмников со всего мира.
Сам слушал с интересом. Такое впечатление сложилось, что он чуть ли не участник тех событий… По прошествии двадцати минут он опомнился. И повернувшись ко мне, стал благодарить за лекцию.
– Правильно всё товарищ лектор говорил! – заявил он людям, показывая на меня. – Поблагодарим его!
Мне ещё и поаплодировали.
– Такой лекции у меня ещё не было, Василий Николаевич, – улыбаясь, признался я, когда он провожал меня.
Мало того, что он сам за меня лекцию прочёл, так он мне ещё и целый рулон каких-то афиш цветных дал с нашими красавицами-артистками. Ну, это я домой не понесу… Передам через Брагина парням в общагу. Порадуются, стены обклеят…
***
Москва. УВД Пролетарского района города Москвы.
– Что Погашев? – спросил Градов капитана Дубинина.
– Да ничего, просидел целый день у себя в мастерской, – ответил он. – Ходил вчера опять в морг к Каменщикову. Ночевал сегодня у Голубевой.
– Чего ему в морге надо? – передёрнуло лейтенанта Миронову. – Неужели нельзя домой к нему после работы зайти?
– А чем тебе морг не нравится? – поддел её лейтенант Курносов. – Наш патологоанатом и ест, и пьёт рядом с трупами.
– Это всё дело привычки, – согласно кивнул майор Баранов, сочувственно взглянув на побледневшую девушку.
– А вы когда к Голубевой опять собираетесь? – посмотрел на него начальник.
– Завтра, Александр Демидович. Только во вторник были, нельзя так частить.
– Завтра, значит, хорошо… Точнее, ничего хорошего. Как там Вершинин? Держится ещё? Не спугнёт он нам Мешкова?
– У Мешкова, похоже, в голове нет ничего, кроме монет, – заметил Дубинин. – Ходит, себе под ноги всё время смотрит, представляете? Я думал, он со странностями, смущается, людей стесняется… А он монеты высматривает!
– Серьёзно? – усмехнулся Градов.
– Точно вам говорю! Этот не заметит ничего, что монет не касается. Так что, за директора музея можно не волноваться.
***
Москва. Торгово-промышленная палата.
Когда позвонил Ливанов, Андриянов решил, что у того вопросы какие-то появились, но тот пригласил его вечером встретиться по его делу.
Это что же, он так быстро сумел всё выяснить? – удивился он и с трудом дождался окончания рабочего дня, сгорая от любопытства. Так хотелось побыстрее узнать что-то про знойную красавицу Галию…
– Ну, что я тебе скажу?.. Тёмная какая-то история с этой твоей барышней. – начал Ливанов. – Что на виду? Двадцать лет, двое детей, близнецы. Мужу восемнадцать лет…
– Сколько? – не поверил Андриянов.
– Как есть, – развёл тот руками. – Дальше. Оба уроженцы небольшого городка на Брянщине. Приехали в Москву в семьдесят первом. Жили в общежитиях своих учебных заведений. Расписались в ноябре семьдесят первого, вскоре после этого заселились в новенькую двушку, в сентябре семьдесят второго она рожает близнецов. Сейчас оба студенты второкурсники, оба работают. Но, заметь, квартира у них уже четырехкомнатная!
– Как так вышло?
– А им по случаю рождения близнецов дали соседнюю квартиру и они их объединили. Соседи поголовно завидуют их ремонту, говорят, там что-то невероятное просто! Кстати, мать его со вторым мужем живёт в том же подъезде. Тоже вот так запросто взяли и приехали в Москву из своего городка!
– Ага… А кто у него мать?
– Экономист в соседнем с домом НИИ, – посмотрел Ливанов в свои записи.
– Так… А кто у нас второй муж матери?
– Заместитель начальника экономического отдела завода «Серп и молот».
– Что-то не тянут они на серьёзные тылы… А кто её родители?
– Отец начальник караула в пожарной части ЗИЛа, а мать осталась на Брянщине, но вряд ли она оказывает им серьёзную поддержку. Я человечка отрядил походить там возле дома, послушать… Так он говорит, тёща зятя проклятьем своей семьи считает. Там весь двор слышал, как она орала, что он ей всю семью развалил…
