Сказка о трёх сестрах и Чёрном Смерче
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И было у него три дочери: все как одна умницы да красавицы.
Старшая дочь, Василиса-искусница, шила-вышивала узорами дивными. Что ни вышьет она – всё наяву станется. Вышьет солнце красное – сойдет оно с полотна, разойдутся тучи – станет ясным день.
Средняя дочь, Любава-певунья. Краше песен её никто не слыхивал. Как начнёт она петь – всё растет вокруг, расцветает. Выйдет она на зорьке в чистое поле, запоёт песню раннюю – рожь да пшеница вверх тянутся, колосья зерном наливаются.
Младшая дочь царя, Акулина. Ни петь, ни вышивать не была она мастерица, но зато средь народа была отрадою. Любили её за сердце доброе да за мудрость житейскую.
Не было среди дочерей у царя любимицы. В каждой из них души он не чаял. Так бы и не расставался с ними никогда, да пришла пора выдавать замуж старших дочерей. Многие женихи к царевнам сватались, подарками да гостинцами одаривали, но купить подарками чистые сердца девушек. Да и царь-батюшка благословение свое отцовское только тогда решил дать, когда увидел, что по-настоящему полюбились Василисе и Любавушке два брата, два добрых молодца из соседнего государства – Степан да Данила. Собрал царь своих старших дочерей как-то вечером и говорит:
– Дочери мои старшие, Василисушка да Любавушка, пришла пора вам замуж выходить. Жаль мне с вами расставаться, да ничего не поделаешь. Вижу, полюбились вам Степан и Данила. Что ж, молодцы они добрые. А, уж ежели вам по сердцу пришлись, то мне, старому, и желать больше нечего. Завтра поутру объявлю я пред всеми о своем отцовском благословении. Ох, и тяжело мне с вами расставаться. Разлетитесь вы, как горлицы, в разны стороны, и останемся мы вдвоем с Акулиною.
Вспыхнули щеки у девушек. Стыдливо глаза опустили они да так молвили:
– Спасибо тебе, батюшка, за слова сердечные. Не забудем мы с Любавушкой доброту да ласку отцовскую. Ты ж не скучай, не кручинься, а каждый седьмой день месяца в гости нас к себе ожидай.
Старик лишь слезу утёр от радости.
Вдруг раздался гром, грозовые тучи небо затянули, сверкнула молния, а ветер поднялся такой, что деревья до земли склонились. Распахнулись тут двери, ворвался ветер в царские палаты и закружил на месте. Испугались девицы, к отцу прижались. Обнял их отец и говорит:
– Не бойтесь, доченьки. То не ветер шумит, не гроза идет. То явился к нам гость незваный.
Лишь сказал он так, сразу ветер стих, и увидели все – посреди зала тронного, и правда, гость стоит. Видят сёстры: недобрый человек явился к ним. Мысли его, как глаза черны, а холодный взгляд душу ранит. Одет незваный гость в чёрные одежды, на голове покрывало чёрное, перетянутое обручем серебряным. А в ногах его змеи вьются. Оглядел он сестёр, улыбнулся недоброй улыбкою и молвил:
– Слышал я, что ты, царь, дочерей своих замуж выдаёшь. Потому и явился к тебе во дворец.
– Вижу. Гостям здесь всегда рады. Только скажи, почто дочерей моих испугал?
– Люблю я силу-мощь свою показать, чтоб знали все, кто перед ними, чтоб склоняли люди головы и почитали меня за господина своего. Вот и явился я как гром среди ясного неба, чтобы поразить дочерей твоих своей силой да забрать их с собой.
– Погоди-погоди, – отвечал царь. – Уж больно ты скор, как я погляжу. Не успел на порог ступить, как звать-величать не сказывал, а уж дочерей моих забрать собираешься?
– Так ты не узнал меня, старик? – спросил гость и расхохотался да так громко, что эхо по всему дворцу пошло. А потом вдруг нахмурил брови. – Трепещи же, человечишка, предо мною, потому как сам Чёрный Смерч к тебе в гости пожаловал. Не каждого удостоил я своим визитом. Вот мой тебе совет: не перечь мне, а лучше дочерей своих в дорогу собирай. Станут они мне жёнами, будут в злате да серебре купаться, в роскоши жить да меня тешить. А на подарки я не поскуплюсь.
– Ишь ты, чего удумал! Дочерей моих забрать собираешься? Как же я отдам их тебе? Они уж просватаны. Я и слово царское дал. Да и богатства твои нам не надобны. Человек душой должен быть богат. У тебя же она черным-черна. Так что, ступай себе с Богом. Не отдам я тебе дочерей своих – вот тебе и весь мой сказ.
– Так ты перечить мне вздумал? Разве не знаешь, что повинуются мне все на этом свете? На кого рассержусь я, тому не миновать беды: разнесу все вокруг, камня на камне не оставлю. А что слово твоё царское?.. На то ты и царь: слово дал – слово и назад взял.
Кинулись тут дочери в ноги к отцу, слезами залились горькими:
– Не отдавай нас, батюшка! Христом Богом просим!
– Не бывать тому! – ответил царь. – А вы, дочери любимые, не бойтесь. Не отдам я вас гостю непрошенному. Тебе же, Чёрный Смерч, так скажу: пугать меня – что воду в ступе толочь. Дочерей своих я в обиду не дам: дороже их у меня нет ничего. Ты же убирайся подобру-поздорову.
Как услышал Чёрный Смерч речи царские, еще чернее стал от злобы своей. Змеи, что у ног его вились, зашипели, засверкали глазами зелеными.
– Не желаешь по-хорошему? Не просил я никого отродясь, да и теперь не стоило. Погляди в последний раз на дочерей своих, царь. Больше вы не свидитесь.
Сказал так Чёрный Смерч, взмахнул широким рукавом – потемнело все вокруг. Закружился он на месте, ураганом прошелся по терему царскому. И, как крепко ни держал царь своих дочерей, а только выхватил их Чёрный Смерч и унёс прочь. Увидел лишь, как по небу вечернему чёрная туча пронеслась и скрылась за горизонтом. Кликнул царь челядь свою. Кинулись все искать Василису и Любаву, да так и не нашли.
А на утренней заре позвал к себе царь Степана да Данилу и молвил им:
– Хотел я рано поутру объявить о ваших помолвках с моими дочерями. Да беда пришла на наш двор: налетел ураганом Чёрный Смерч и унес моих дочерей куда неведомо.
Отвечали на то Степан да Данила:
– Не горюй, царь-батюшка. За невестами своими мы хоть на край света отправимся, медлить не станем. Где бы ни были они, голубки ясноглазые, везде их отыщем. Если же через год не вернемся назад, знать, нет уж нас в живых.
Снарядились добры молодцы, на коней сели – и только пыль столбом завилась за ними. Хотел царь за младшей дочерью Акулиной послать, она по ту пору у тетушки своей гостевала, а царевна уж тут как тут, как сердцем чуяла, что случилось неладное. Узнала, что унёс Чёрный Смерч сестриц родимых, расплакалась. А после утерла слезы горькие и решила найти Василису с Любавой во что бы то ни стало. Услыхал про то царь – разгневался:
– Одна ты у меня осталась. Никуда тебя не отпущу. Старших дочерей сберечь не смог, хоть тебя сберегу. Да, мыслимо ли это, девице за мужское дело браться?
Выслушала Акулина отца, но от слова своего не отказалась. Собрала узелок, переоделась в простое платье и тайком в путь-дорогу отправилась.
Долго ли, коротко ли шла царевна Акулина, про то неведомо. Много дорог она исходила, много добрых людей на своем пути встретила. Но где бы она ни была, у кого бы ни спросила, никто не ведал о Чёрном Смерче. Наконец, привела дорога Акулину к лесу. Идет царевна по узкой тропинке, любуется. Солнышко сквозь ветви деревьев проглядывает, соловушка заливается песней переливчатой. Села она у старого дуба отдохнуть да перекусить. И только развернула узелок с едой, как, откуда ни возьмись, появилась перед ней белочка. Прыгнула она к царевне на колени, смотрит ей в глаза, словно просит чего-то.
– Видно, не мне одной есть хочется. Что ж, разделю с белочкой свой обед.
Насыпала царевна ей орешков. Схватила его рыжая попрыгунья и ускакала. А следом за ней из кустов медвежонок вышел, да рядом с девушкой уселся. Не испугалась Акулина, погладила малыша по голове, угостила медком липовым да за ушком почесала. Медвежонок лизнул её в щеку и в лес ушёл. А девица доела хлебушек, запила его родниковой водой и прилегла отдохнуть. Только глаза закрыла, вдруг слышит, будто плачет кто. Пошла она на тот плач и видит: сидит на земле возле дерева птичка-синичка и слёзы льёт.
– О чем ты так горько плачешь? – спросила девица.
– Как же мне не плакать? На этом дереве гнездо с нашими птенчиками. Злая куница, того и гляди, до них доберется. А я ничем своим деткам помочь не могу: крылышко повредила.
Подняла Акулина голову, смотрит – и впрямь, куница по дереву к гнезду пробирается, а вторая синичка её отгоняет, крыльями машет. Взяла девица палку и прогнала куницу. Обрадовались птички-невелички, принесли в благодарность гроздь черноплодной рябины. Поблагодарила их царевна и вернулась на то место, где отдыхала, а там уж старушка сидит: сама сухонькая да маленькая – девушке чуть до плеча достает.
– Здравствуйте, бабушка, – поздоровалась девица.
– Здравствуй, Акулинушка.
Удивилась царевна, что старушка знает, как её зовут, и спрашивает:
– Откуда вы имя моё знаете?
– Как не знать? Весь лес о тебе шумит. Да ты сама послушай.
Прислушалась Акулина к шуму лесному.
– А, и впрямь, шумит, – рассмеялась она. – Неужели обо мне?
– О ком же ещё? О тебе, милая. О доброте и ласке твоей, а ещё о смелости.
Засмущалась царевна и говорит:
– О чём вы, бабушка?
– Как о чём? О том, что белочку накормила, медвежонка не испугалась да пташкам лесным помогла. Вот об этом и гудит лес. Как же забрела ты в глушь лесную? Ведь местный люд давно дорогу сюда забыл.
– Правда ваша, бабушка: издалека я пришла. А зовут меня, и впрямь, Акулиной. Да вы и так всё знаете.
– Что знаю, а что и не знаю. Ступай за мной, девица. День уж к вечеру клонится: негоже тебе, на ночь глядя, в лесу время коротать. Переночуешь у меня в избушке да поведаешь, с чем пожаловала. Глядишь, может, и помогу чем. Я ведь не простая старушка, народ ведуньей меня кличет. Всякие премудрости мне ведомы.
Согласилась Акулина и пошла вслед за ней. Привела её ведунья в самую чащу леса к маленькой избушке. С первого взгляда её и не заметишь: спрятана она под пушистыми лапами старой ели. Подошла старушка к той ели, хлопнула три раза в ладоши – раздвинула ель свои ветви. И увидела царевна жилище ведуньи. Дверь приветливо отворилась, и гостья, нагнувшись, вошла.
Истопили они баньку, намылись, напарились. А потом уселись со старушкой–ведуньей за стол, стали ароматный чай с травами лесными пить с пирогами капустными, да разговоры разговаривать. Рассказала ей Акулина всё как на духу: и о том, как дружно жили они с отцом и сёстрами; и о том, как злой Чёрный Смерч унёс Василису и Любаву, и о том, как ищет она своих сестёр по всему белому свету. Всплакнула царевна, а старушка ей и говорит:
– Ты поплачь, внучка да послушай, что я тебе скажу. Дело ты доброе делаешь, сестёр из беды выручить надобно. Только без моей помощи тебе не справиться, так и будешь бродить по дорогам нехоженым, а сестёр своих не отыщешь. Но за то, что не сдаёшься и надежду не потеряла, помогу тебе.
Сказала так старушка–ведунья и достала с полки клубочек ниток.
– Некогда мне, бабушка, сейчас шить да вязать – в дорогу пора.
– Э, милая, не простой это клубочек, а волшебный. Выйдешь завтра из дому, бросишь его на дорогу – он и приведет тебя куда надобно. А теперь почивать ложись. Утро вечера мудренее.
Послушалась Акулина и спать легла. А рано поутру, лишь птицы защебетали, проводила старушка царевну до края леса, дала ей клубочек в одну руку, платочек в другую и говорит:
– Про клубок я тебе уж сказывала. А платочек этот подальше спрячь до поры до времени, он тебе ещё пригодится. Достанешь его, когда надо будет от лихого человека спрятаться. Махнешь платочком влево – невидимой станешь, махнешь вправо – прежний вид примешь.
Поблагодарила Акулина старушку-ведунью, спрятала платочек в кармашек, бросила клубок на землю и пошла вслед за ним. Мал клубочек, а катится быстро. Акулина едва поспевает.
Много ли, мало ли прошло времени с тех пор, как расстались они со старушкой – привела её дорога к высокой горе. Тут клубочек и остановился. Призадумалась царевна, да решила идти дальше. Стала она подниматься в гору по узкой, еле заметной тропинке. Долго взбиралась: день уж к вечеру стал клониться. Наконец, дошла она до пещеры, вошла с опаской под высокие своды и увидала огромного Орла. Испугалась царевна Акулина, убежать хотела, а Орел и молвил голосом человеческим:
– Не пугайся, красна девица. Вижу сердце у тебя доброе. Принеси мне, милая, водицы ключевой, да освободи от оков.
Пригляделась Акулина, а у Орла-то и впрямь лапы хитроумными оковами скованы. Крылья его на земле лежат, голова на грудь свесилась, гордый взор померк. Хоть и страшно к нему подходить, да сердце не выдержало. Пожалела она его, напоила водой ключевой, накормила хлебушком, что старушка-ведунья в дорогу дала. А потом освободила от оков, да и спрашивает:
– Что же с тобой приключилось? Кто приковал тебя в этой пещере?
Стал тут Орёл рассказывать:
– Семь лет уж сижу я в этой пещере без пищи и воды. Думал, сгину. Да, видно, сжалился Господь надо мной – тебя прислал. Как же звать-величать тебя, спасительница?
– Акулиной, – скромно ответила царевна.
– Послушай, Акулинушка, мою историю. Зовут меня Иваном. Был я когда-то царевичем, жил в далеком царстве-государстве с батюшкой да матушкой. И все-то у нас было хорошо, только стал на наши земли Чёрный Смерч налетать. Едва пшеница созреет, колос золотом нальется – налетит он, все колосья побьёт, а зерна по ветру развеет. Или, растет в деревушке девушка-краса. Холят её родители, лелеют. А только выйдет она за околицу, пойдет за ягодой или хворостом – Смерч уж тут как тут: налетит, да и заберет в своё царство. И так люд от него стенал, что повелел царь-батюшка отправляться на битву со Смерчем-лиходеем. Долго я скитался в поисках Чёрного Смерча. Слыхать-то про него, может, кто и слыхивал; а вот как найти – никто сказать не мог.
Не стерпела Акулина:
– Как же нашел ты его?
– Сам он мне явился. Предстал предо мною, как гром среди ясного неба: в черные одежды одет, змеи у ног вьются. Посмотрел на меня тяжелым взглядом и молвил: «Так значит, ты и есть тот самый Иван-царевич, о котором в Книге Волшебной писано? Неужто, тебя я страшиться должен? Да стоит мне лишь мизинцем шевельнуть – от тебя и мокрого места не останется». Больно кольнули меня слова его насмешливые. Взмахнул я мечом своим булатным, только меч тут из рук и выпал, а руки в крылья превратились. Напустил на меня Чёрный Смерч чары колдовские, оборотил в орла, а после и говорит: «Быть тебе в таком облике до скончания веков. Станут тебя люди бояться и узнаешь ты тогда цену людской благодарности». А потом махнул рукавом и исчез, словно не было.
– Что же дальше с тобою сталось? – спросила Акулина.
– А дальше, девица, вот что было. Как сказал Чёрный Смерч, так и сбылось. Бояться стали меня люди. Как завидят – бегут, как черт от ладана. Чего только я ни делал, все попусту: не хотели меня слушать люди, не желали помочь. Да и как им меня не бояться, такого огромного? Одним крылом своим полдеревни мог накрыть. Как взмахну крыльями – на земле ветер поднимается. Решил я тогда, что жизни своей не пощажу, а отыщу царство Смерчево да избавлю людей от злодея лютого.
– Где же жил ты, Иван-царевич, если люди тебя боялись?
– Здесь и жил: вдали от людей, вблизи от ворога своего. Государство-то его темное недалече отсюда: средь пустыни, что за горой начинается.
– Как же узнал ты о том?
– Искал я его по всей земле дни и ночи напролёт, облетел все царства, все земли, а нашел посреди пустыни, где и птица в небе не парит, и зверь по земле не бежит. Только подлетел к его владениям, как явился сам Чёрный Смерч, глаза мне песком засыпал, закрутил ураганом, да принес в эту пещеру. Приковал он меня оковами и заклятие наложил, чтоб сидеть мне в ней до самой смерти, иль до тех пор, пока молодая девица не придет сюда по воле своей и не освободит меня от оков. Уж не чаял я, что дождусь тебя, думал, смерть моя скоро явится, а не ты придешь, красна девица. Ты ж, спасла меня от погибели, теперь должник я твой до конца дней моих. Что ж, твоя очередь сказывать. За семь лет ни зверь, ни птица, ни человек не появлялись здесь. Что привело тебя сюда, красна девица?
Рассказала Акулина Орлу без утайки всю правду о беде, случившейся да о своих странствиях-мытарствах.
– А почто женихи-то не пошли искать невест своих? – удивился Иван.
– Как не пойти? Пошли, да только я их ждать не стала, сама в путь отправилась. А теперь, чует мое сердце беду неминучую.
– Не печалься, царевна: авось, и не сгинули молодцы. Даст Бог – сыщутся. А нас с тобой, видно, не зря судьба свела. Отплачу я добром за сердечность твою да помощь. А и мне с Черным Смерчем поквитаться пора. Одна беда – ослаб я за семь лет. Коли станешь кормить меня три дня досыта, да водой ключевой поить, наберусь я сил и полетим мы с тобой, Акулинушка, в царство Смерча лютого.
Так они и сделали.
* * *
А в это время два добрых молодца, Степан да Данила, всё вперёд скакали, своих возлюбленных искали. Много городов и деревень они проехали, со многими повстречались на своем пути, но никто не мог сказать, где искать царство Чёрного Смерча. Не терпится добрым молодцам: коней понукают, торопятся невест своих поскорей из неволи выручить.
Наконец, повстречался им седой, как лунь, старичок. Сидел он на обочине дороги, чертил что-то своей палкой в пыли. Подъехали к нему Степан да Данила, с коней сошли да стали расспрашивать: не ведомо ли ему, где Чёрный Смерч живёт. Глянул на них старец и молвил:
– Зачем же он вам понадобился? Посмотрите на себя, вы молоды, у вас вся жизнь впереди. Вам ли за Чёрным Смерчем гоняться? Езжайте себе подобру-поздорову.
– А ты, дедушка, за нас не решай, – ответил Данила. – Если знаешь чего – не таи, сказывай всё по порядку. Ну, а на нет и суда нет – поедем дальше.
– Не серчайте на меня, молодцы. Добра я вам желаю. Ведь все, кто на поиски Чёрного Смерча отправился, назад не вернулись. Потому и вам говорю: езжайте-ка, пока не поздно, ко своим девицам.
– То-то и оно, дедушка, – ответил Степан, – не к кому нам возвращаться. Похитил наших невест Чёрный Смерч. Давно уж колесим по свету в поисках наших нареченных и назад без них не воротимся.
– Коли так, помогу вам с бедою вашею. Ещё отец мой сказывал, что живёт Чёрный Смерч посреди большой пустыни. Лишь перед сильной грозой приезжает он погостить к Ясной Молнии. А живёт она во широком поле, в одиноком доме о четырёх окнах. Поезжайте прямо к ней. Коль придётесь ей по нраву, может, и скажет она, как лиходея найти. А теперь, сыночки, с дороженьки съезжайте: дальше путь ваш будет всё полем идти. Поезжайте прямо на запад: туда, где солнце садится. Коли поторопитесь – до заката успеете. Бог вам в помощь. Да и мне в путь пора.
Сказал так старик и пошёл себе путём-дорогою. А Степан да Данила отправились в чистое поле искать тот самый дом, у которого окна глядят на все стороны света.
Много ли, мало ли времени прошло, стал день к вечеру клониться. Вот уж и одинокий дом показался вдалеке. Вдруг, потемнело синее небо, поднялся ветер, тучи над головою сгустились. В скором времени и дождь хлынул, да такой сильный, что наши молодцы вмиг до нитки промокли. Недолго думая, постучали они в дверь, никто не ответил. Решили они грозу в доме том переждать да отдохнуть с дороги.
Поужинали они наскоро и легли спать-почивать. Вдруг, средь ночи, распахнулась настежь дверь, залетел в дом шар огненный. Подскочили молодцы, схватили мечи булатные, приготовились встречать гостя незваного. Ударился тут огненный шар оземь и превратился в прекрасную девицу. Платье на ней из парчи серебряной, плащ звёздами вышит, на голове корона огнем сияет. Увидела их девица, нахмурилась и говорит:
– Что за невежи спят тут незваны–непрошены в моём дворце?
Удивились молодцы. О каком таком дворце молвит девица? А потом глянули кругом – уж не в ветхом домишке они, а во дворце красоты невиданной. Всё в нём блестит, всё сверкает, искорками переливается.
А девица все больше сердится. Вот уж в глазах её молнии блеснули.
– Отвечайте же, кто вы такие? И как осмелились зайти в мой дворец без спросу? Аль, не знаете, кто здесь живёт?
– Как не знать? – отвечал Данила. – Ясная Молния в нём живёт. Её-то и дожидаемся.
– Вот оно что! Ну, считайте, что вы с нею встретились. Я и есть Ясная Молния, родная сестра Грома. Чего же вам от меня надобно?
– Сказывал нам один старец, что знаешь ты, как Чёрного Смерча отыскать.
Услыхала Ясная Молния про старца, улыбнулась и говорит:
– То не простой старец вам встретился, а брат мой старший – Гром Раскатистый. Любит он позабавиться, да человеческий облик принять. А с Чёрным Смерчем у него свои счёты, потому и сказал вам, как меня найти. Вот только не пойму я, зачем вам Чёрный Смерч понадобился? Не любит он с людьми встречаться. А если и встречает кого – не миновать тому беды.
– И об этом нам ведомо, – ответил Степан. – Да только нет пути обратно, пока не сразимся с ним.
Оглядела Ясная Молния молодцев с ног до головы. А потом присела рядом с ними, да стала выспрашивать, что за дело у них такое важное, что даже жизни своей не жалко им. Поведали тогда они о своей беде, да о невестах своих похищенных. Послушала их девица, нахмурилась.
– Знала я, что Чёрный Смерч беды людям несёт, да не ведала, что разлучает он сердца любящие. Но ведь и обо мне тоже слава дурная идёт: характер, мол, у меня вспыльчивый. Что ж, скажу я вам, как встретиться с ним, а там – будь, что будет. Каждый раз во время грозы является он на порог гостем незваным. Так что ждите, в скором времени явится. Спрячу я вас, только обещайте, что до поры до времени, будете сидеть тихо.
Только она произнесла эти слова, налетел сильный ветер, ставни на окнах захлопнулись. И лишь успела Ясная Молния набросить на добрых молодцев свой плащ серебряный, как вошёл в дом Чёрный Смерч.
– Здравствуй, Ясная Молния.
– Чего явился? – нахмурясь, отвечала Молния.
– Не радушно ты гостя встречаешь, будто не родная, – ухмыльнулся Смерч.
– Чего мне с тобой родниться? Седьмая вода на киселе, а всё в братья набиваешься.
– Брат и есть. Пусть и дальний, а родственник. А ты нынче словно сама не своя. Или волнуешься о чём?
– Такая я, как всегда, – капризно дернула Ясная Молния плечиком. – Просто давно не виделись. Вот и забыл.
– Вижу, не рада ты мне, – сказал Чёрный Смерч, усаживаясь на скамью. – А я пришел на свадьбу тебя позвать.
– Ишь ты, – удивилась она. – Жениться надумал? И невеста сыскалась?
– Сыскалась. Да не одна, а целых две.
Услыхали это Степан с Данилой, из укрытия своего чуть не выскочили. Да Ясная Молния тихонько хлопнула рукой по плащу, напоминая им об обещанном. Сама же продолжала:
– На что ж тебе две невесты? У людей, вон, одна жена, и любят они её одну всю жизнь до самой смерти.
– То-то и оно, что у людей. Я ж не простой человечишка, сам Чёрный Смерч! Не должно мне жить, как они живут. У людей одна жена, так пусть у меня две будет, да такие, каких ни у кого не было и не будет никогда. Одна песню запоет – всё вокруг расцветает, другая шить-вышивать начнёт – всё вокруг оживает.
Вновь хотели добры молодцы из укрытия выскочить. И снова Ясная Молния их не выпустила.
– Где ж ты нашёл их, таких диковинных?
– Мне ли да не знать всех диковин? Весь свет облетел, вот и сыскал.
– Неужто по своей воле замуж за тебя идти согласились?
– Где это видано, чтобы я упрашивал? Слово моё – закон, о том все знают.
– И счастливы они, невесты твои?
– Мне-то что за дело? Был бы я счастлив.
– Больно ты нос стал задирать. Смотри, доиграешься.
Сказала так Ясная Молния и сдернула плащ со Степана да Данилы.
– Погляди лучше, какие добры молодцы ко мне в гости пожаловали. Говорят, ты их невест украл. Вот, вернуть хотят. Отчего, думаю, не помочь добрым людям?
Увидал Чёрный Смерч Степана с Данилой – чернее прежнего сделался.
– Ах, вот ты как со мной? Мягко же ты стелешь, да жестко спать.
– Сам виноват! – оборвала его Ясная Молния. – Бесчинствам твоим конца и края не видно! Пришла пора ответ держать. Прощай, Чёрный Смерч. Надеюсь, нескоро свидимся.
Топнула ногой разгневанная девица, обратилась в шар огненный и пропала, только её и видели.
– Что ж, оно и лучше, – сказал тут Степан. – Ни к чему девице в мужской разговор встревать.
– Разговор-то наш коротким будет, – молвил Чёрный Смерч. – Забыли вы, жалкие людишки, с кем дело имеете? Знать, пришла пора напомнить.
– А не тесно ли тут троим молодцам? Выйдем-ка на двор, а там и посмотрим, чья правда будет.
Вышли они, а там гроза разыгралась. Дождь льёт, как из ведра, гром гремит да молния сверкает. Блеснули в ночи острые мечи добрых молодцев, да только не успели они сразиться с Чёрным Смерчем. Взмахнул он своим рукавом и тут, откуда ни возьмись, взметнулись из-под ног его две огромные змеи. Глянули они на добрых молодцев, сверкнули глазами зелеными – вмиг застыли Степан да Данила, в холодные камни обратились. Захохотал тут лиходей, да и молвил:
– Так-то вам, глупые людишки, будете знать, как на самого Чёрного Смерча меч поднимать. Стоять вам теперь здесь, посреди поля безлюдного, веки вечные. Станут обдувать вас ветры буйные, станут дожди поливать проливные. И никто не узнает, где искать вас. Так и сгинете на этом самом месте. Не родился ещё тот человек, что со мною сразиться сможет, а если и родился, так в живых его нет уж давно.