Шаира Тураповна Баширова
Надежда
ГЛАВА 2
Рано утром Анна встала, от шума в комнате, Мария готовила завтрак. Умывшись во дворе из умывальника холодной водой, Анна вошла в дом. Мальчики уже сидели за столом, быстро поев, они попрощавшись и пожелав удачи Анне, ушли, Иван на работу, Василёк в школу. Накрыв рушником хлеб и крынку с молоком на столе, Мария завернула Анне на дорогу, хлеба с салом и сказала.
– Ну что Анна, пошли на станцию.
До станции было не так далеко, поезд должен был пройти в двенадцать дня, остановившись буквально на пять минут на этой маленькой станции. Купив билет, Анна и Мария стали прощаться. Женщины обнялись, как давние подруги.
– Спасибо Вам за всё Мария – растроганно сказала Анна.
Мария кивнула головой и зашагала по дороге, обратно домой.
Анна дождалась поезда, который пришёл ровно в полдень по расписанию. Она зашла в душный плацкартный вагон, вещей у неё не было, лишь сумка, больше похожая на базарную, правда чуть поменьше. Заняв своё место, Анна наконец расслабилась. С двух сторон были лежачие места полок, где расположился разный люд. Пожилые и молодые с детьми, молча сидели на своих местах, через пять минут поезд пыхтя стал набирать ход. До Ташкента ехать несколько дней, в сумке только паспорт, старая фотография Дуси, расческа, маленькое зеркальце, немного денег с собой и хлеб с салом, тонко нарезанный Марией на бутерброды. Соседями оказались пожилые супруги, которые ехали в Янгиюль, к сыну, молодая чета с маленьким ребёнком, те ехали до Ташкента к престарелым родителям, ещё несколько молодых девушек и парней, которые ехали в Фергану, на строительство ГЭС. Они весело болтали, строили планы на будущую жизнь и ели яблоки. Вдруг одна девушка протянула Анне яблоко.
– Угощайтесь – предложила она.
Анна сначала и не поняла, чего от неё хотят, но яблоко протягивали ей, улыбнувшись, она взяла протянутый фрукт.
– Спасибо – ответила Анна.
Яблоко оказалось кислым, поморщившись, Анна тихонько положила яблоко в сумку. Бутерброды надо было есть экономно, кто знает, когда ей удастся сытно поесть. Она брала кипяток из титана в конце вагона и запивала один бутерброд, проглатывая вкусный кусок, в душе благодаря Марию. Поезд останавливался на маленьких и больших станциях, заходили ещё пассажиры, кто-то доехав до места, выходил. На третий день поездки, хлеба и сала не осталось, на одной из станций, Анна вышла, чтобы купить чего-нибудь поесть. На войне она привыкла часто голодать, но подкрепиться было нужно. Купив в буфете на станции пирожки с картошкой, она вернулась в вагон. Поезд ехал через степи Казахстана, Анна вглядывалась вдаль.
– Как же широка страна наша – подумала она.
В Казахстане из поезда вышли много молодых людей, они приехали покорять целину. Наконец глубокой ночью, поезд остановился на станции Ташкент. Анна вышла из вагона и прошла в большой зал ожиданий, надо было дождаться утра, куда она пойдёт на ночь глядя. Ни родных, ни друзей здесь у неё не было. Сев на скамью и прислонившись головой о стенку, Анна уснула. В духоте вагона поспать ей так и не удалось, просыпаясь от шума по несколько раз за ночь. Дорога выматывает и Анна устала, сон взял своё. Это был глубокий и спокойный сон. В Ташкенте светает рано, проснувшись, Анна вышла из здания вокзала и спрашивая у прохожих дорогу, доехала на автобусе до облисполкома решительно зашла в одноэтажное здание. Туда – сюда ходили люди, спросив где можно узнать об эвакуированных детях, Анна постучала в один из кабинетов. За столом сидела немолодая в летах женщина узбечка и просматривала бумаги на столе.
– Здравствуйте. Можно? – спросила Анна.
– Да, заходите, Вы по какому вопросу гражданка? – спросила женщина, в очках и разрешила сесть, что Анна и сделала.
– Я ищу дочь…с надеждой в глазах, начала говорить Анна.
– Ей было всего четыре года, когда её привезли из Ленинграда с другими детьми. Барышева Евдокия Семёновна, посмотрите пожалуйста. Может кто-то давал на неё запрос и у кого она сейчас проживает? – спросила Анна.
Женщина встала и взяла из шкафа несколько папок, потом она долго листала, страничку за страничкой.
– Но с такой фамилией данных на ребёнка нет – наконец оторвавшись от папок с бумагами, сказала женщина.
– Но…такого не может быть! Я точно знаю, её привезли в сорок втором году именно в Ташкент – теряя самообладание, хрипло проговорила Анна.
– Вы не волнуйтесь так, вот, выпейте воды и успокойтесь – ответила женщина, наливая из графина в стакан холодной воды.
У Анны от волнения стучали зубы, хотя и было довольно таки жарко.
– Понимаете, дети в таком маленьком возрасте могут не знать ни свою фамилию, ни отчество. – успокаивающим тоном, сказала женщина за столом.
– Да! Конечно же Вы правы. Как я сразу об этом не подумала… Дуся, её зовут Дуся. Четыре года…ну, тогда ей было четыре года, сейчас одиннадцать лет, светленькая такая, с голубыми глазками – сказала Анна и глаза снова у неё засветились надеждой.
Женщина опять стала перечитывать бумаги, это продолжалось довольно таки долго, но вдруг она взяла один из листов и перечла его дважды.
– Есть! Дуся. Да, на неё поступили данные, если кто-то разыскивает девочку из Ленинграда…ну да, всё точно. Думаю, это и есть Ваша дочь. Семья Махмудовых, Кодиржон и Саломат. Живут в старом городе…здесь вот и адрес есть – сказала женщина и написав на листе бумаги адрес, протянула Анне.
Дрожащими руками взяла Анна листок и вдруг расплакавшись, крепко обняла свою собеседницу.
– Спасибо Вам! Вы мне надежду дали. Спасибо большое. А как доехать до старого города? – спросила Анна.
Ей подробно объяснили, на какой автобус сесть и где пересесть на другой и как доехать.
– Там ещё спросите адрес, Вам укажут. Удачи и желаю, чтобы Дуся, о которой идёт речь, была Вашей дочерью. Хотя часто бывает и обратное. Поэтому Вы заранее то не настраивайтесь – сказала женщина.
– Я уверена, это моя Дуся! Материнским чутьем чувствую, это она – ответила Анна, выходя из кабинета.
Чувства переполняли Анну, она будто не шла, а летела до старого города. Выйдя из автобуса, Анна побрела по тесным улочкам, между старых домов. Низкие дувалы позволяли видеть дворы и людей в этом дворе. Анна искала название улицы и дом, где наконец она найдёт свою Дусеньку и сможет обнять её, прижать к сердцу единственного оставшегося у неё родного человека. Спросив у проходившего мимо мужчины нужный адрес, показывая лист, Анна побрела дальше. Хотелось есть и пить, но это было не столь важно сейчас. Наконец на одной стенке углового дома, она увидела дощечку, с названием нужной ей улицы. От волнения Анна присела, ей не хватало воздуха, надо было отдышаться. Но ждать не было ни сил, ни желания, Анна поднялась и подошла к дому Кодиржонакя и Саломат хола.
Возле дома под небольшим навесом сидел Кодиржонакя, он штопал и зашивал старую обувку. Он с удивлением посмотрел на приближающуюся к его дому русскую женщину. Подумав, что та пройдет мимо, он продолжил свое дело. Но русская женщина подошла к его дому и остановилась возле калитки. Анна дрожащей рукой постучала в деревянную калитку, никто не ответил и она осмелилась открыть её и войти. Возле небольшого арыка, который протекал во дворе, на корточках сидела молодая женщина, с повязкой на глазу, она мыла посуду, рядом с ней сидя на корточках помогала девочка, лет десяти, одиннадцати, со светлыми кудряшками и без умолку, что-то говорила Мехринисо, а это была именно она. У Анны застыли ноги, сделать лишний шаг было мучительно, она узнала Дусеньку, хотя та и повзрослев, изменилась. За спиной Анны стоял Кодиржонакя, мужчина сразу почему-то догадался, эта русская женщина приехала издалека и приехала за их Дусей. Подойдя ближе, Анна еле проговорила.
– Дусенька, доченька моя…
Мехринисо поднялась и посмотрела на Анну и побледнела, поняв, что приехала мать её любимицы Дуси. Именно, когда девушка её перестала ждать и волноваться по этому поводу. Под навесом на самодельном глиняном очаге, в казане Мархамат, жена Собиржона, готовила обед. Мархамат тоже повернувшись к Анне посмотрела в ожидании. Дуся крепко схватив Мехринисо за руку, спряталась за её спиной.
– Здравствуйте. Я приехала из Ленинграда, за дочерью. Много лет искала и вот…нашла – проговорила Анна, медленно подходя к Мехринисо и Дусе.
– Папа. Она говорит, что Дуся её дочь… – растерянно, произнесла Мехринисо.
Кодиржонакя не ответил, а лишь проковылял на деревянной ноге к тапчану.
– Здравствуйте, я сейчас маму позову – ответила Мехринисо, видя что отец молчит и пошла в дом, Дуся побежала за ней.
Анна беспомощно села на тапчан, сделанный из глины и застеленной циновкой и курпачей. На хантахте старенькая, но чистая скатерть, на которой лежали лепёшки, нарезана зелень и в косушке кислое молоко.
– Вы не волнуйтесь так. Если Дуся Ваша дочь, то оно конечно… – тихо сказал Кодиржонакя, даже не зная, что говорить дальше.
Из дома вышла Саломат хола, на ходу повязывая на голову платок.
– Здравствуйте уважаемая, Вы садитесь по удобнее, поедим сначала, Мархамат, если готов обед, неси дочка – уже обращаясь к невестке, громко сказала Саломат хола.
От волнения, у Анны не слушались ноги, она с трудом залезла на тапчан, сняв старенькие туфли, которые всю войну пролежали в шкафу. Подобрав под себя ноги, Анна наконец села поудобнее.
– Вы простите меня…нарушила Ваш покой, но я… – Анна замолчала и неустанно смотрела на Дусю, которая тоже с удивлением смотрела на чужую тётю.
Саломат хола взяла её за руку и подвела ближе.
– Дусенька, доченька…а это мама твоя. Она за тобой из Ленинграда приехала. Твоя мама долго тебя искала и вот наконец нашла. Иди доченька, подойди к своей маме, обними её – ласково говорила женщина со слезами на глазах.
Мехринисо, за спину которой всё это время пряталась Дуся, не решаясь подойти к чужой ей тёте, не скрывая слёз плакала. Тут Кодиржонакя не выдержал.
– Ну-ка, давайте все вместе поедим, потом обсудим, как нам быть дальше – сказал он.
Мархамат принесла поднос, на котором стояли косушки с горячей машхурдой и поставила на край тапчана. Первую косушку она подала свёкру, вторую свекрови. Следующую косушку гостье и потом Мехринисо. Вернувшись к очагу, она налила ещё две косушки, себе и Дусе и вернулась к тапчану.
– Ешьте уважаемая. Вы с дороги, устали и проголодались, не стесняйтесь, садитесь поудобнее – сказала Саломат хола.
Анна и правда была очень голодна, но кусок горячей лепёшки, застревал в горле, слёзы душили её, с усилием воли, она сделала несколько глотков машхурды, не отрывая взгляда от дочери. А Дуся с удовольствием кусала лепёшку и с аппетитом ела машхурду, ни на кого не смотрела и была занята только едой. Анна наконец улыбнулась.
– Как она выросла, моя девочка. Повзрослела, красивая стала – подумала она.
Когда все поели, Кодиржон акя попросил всех уйти, за хантахтой остались сидеть лишь Анна и Саломат хола. Мехринисо взяв за руку Дусю, ушла с ней в дом, но ей было интересно, чем всё это закончится, она встала около окна, за тонкой занавеской и стала прислушиваться к разговору.
– Видите ли уважаемая…мне понятны Ваши чувства, но надо учитывать и чувства ребёнка. Никто не собирается оспаривать Ваши права на дочь, только Дусе надо свыкнуться с мыслью, что Вы её мать. Поживите у нас несколько дней, будьте как можно ближе к дочери…Вы поймите, прошло семь лет. Это много для того, чтобы ребёнок позабыл даже свою мать. Поверьте, Дуся привыкнет к Вам и тогда Вы сможете с ней уехать – долго говорил Кодиржон акя.
Анна понимала, мужчина прав, девочке нужно время, чтобы она осознала, что она её мать.
– Вы правы, если только я Вас не обременю своим присутствием. Вы очень добрые люди и наверное всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить Вас за Вашу доброту – взволнованно ответила Анна.
– Эээ…уважаемая. Что Вы такое говорите? Живите столько, сколько понадобиться. Мехринисо очень привязалась к Дусе, да и нам будет трудно с ней расстаться. Но Дуся Ваша дочь и мы смиримся. А сейчас отдыхайте. Вам постелят в комнате Мехринисо и Дуси, только спим мы все на полу, не обессудьте – сказала Саломат хола.
Расчувствовавшись, Анна вдруг схватила руку Саломат хола и прижалась к ней губами.
– Спасибо Вам добрые люли! Спасибо Вам за всё, что Вы сделали для меня и моей девочки – воскликнула она.
Саломат хола резко отдернула руку.
– Что Вы делаете? Да таких детей у нас за войну было ещё семь. Всех забрали, остались только Ваша Дуся и мальчик Бекмет из Казахстана, у которого никого нет – громко сказала женщина.
Анна была смущена.
– Простите, не хотела Вас обидеть – пробормотала она.
Саломат хола успокоившись, спросила.
– Как имя Ваше? Может быть расскажите о себе?
Анна смутилась ещё больше.
– Меня Анна зовут. Что я могу Вам рассказать? Войну медсестрой прошла, муж погиб под Смоленском. Дусеньку на маму свою оставила, но в блокаду она не выжила, зима суровая была, простыла и…умерла, а Дусю в детский дом определили, потом эвакуировали весь детский дом в Ташкент. По дороге эшелон начали бомбить немцы, много детей погибло тогда. А вот Дусенька на моё счастье выжила. Ведь у меня кроме неё на всём белом свете никого нет – рассказывала Анна.
Внимательно выслушав гостью, Саломат хола обняла Анну за плечи и тихо сказала.
– Теперь, у тебя есть мы дочка.
На слова Саломат хола, Анна прослезившись, крепко обняла её и прижалась к ней, будто нашла родного человека. Ужинать сели все вместе, доели машхурду, приготовленную на обед, с кислым молоком и базиликом, да ещё холодным. Такого Анна никогда не ела и ей показалось очень вкусным есть суп в холодном виде, да ещё и с кислым молоком.
– У нас этот суп ещё любят есть чуть прокисшим, особый вкус, старики любят – сказал Кодиржон акя.
– Я такое никогда не ела…но очень необычный вкус. Мне нравится – ответила Анна, поглядывая на Дусю, которая с аппетитом поедала суп, макая в него лепёшку.
– Совсем взрослая стала…и ест, как узбечка – подумала Анна и улыбнулась.
Вечером, после ужина, долго сидели на тапчане, под ясным звёздным небом и тихо разговаривали. Молодые давно легли спать, Мехринисо увела с собой Дусю.
– Тишина какая. Хорошо тут у Вас. Будто войны и не было – подогнув колени и положив на них голову, тихо сказала Анна.
Кодиржонакя посмотрел на жену и по узбекски сказал ей.
– Устала гостья с дороги, ты ей постели рядом с дочерью, пусть девочка к матери привыкает.
– Пойдёмте Анна, я Вам покажу, где спать будете – сказала Саломат хола, приглашая гостью в дом.
В комнате, где спали Мехринисо, курпачи постелены были на циновку, прямо на пол, Дуся прижавшись к Мехринисо, спала, но молодая женщина уснуть никак не могла. Увидев дочь в объятиях Мехринисо, у Анны сжалось сердце.
– Неужели меня она так никогда не обнимет… – подумала женщина.
Ревности не было, нет конечно. Она стольким обязана этим людям, просто наверное тоска по дочери была. Постели были рядом, да так, что Дуся оказалась в середине между двух женщин. Анна поблагодарив Саломат хола, легла рядом с дочерью, она и правда очень устала и от переживаний и от дороги. Анна посмотрела на Мехринисо и улыбнулась.
– Она Вас очень любит. Спасибо Вам за всё – тихо проговорила Анна.
Мехринисо тоже улыбнулась ей в ответ.
– И я её очень люблю! – пылко ответила она.
– Надеюсь, делить мы её не будем… – подумала Анна, а вслух сказала.
– Да, я вижу. Но и я её очень люблю. Понимаете?
– Понимаю… Давайте спать, Вы устали с дороги – ответила Мехринисо, ещё крепче обнимая Дусю.
Когда утром Анна открыла глаза, Мехринисо и Дуси на месте не было, как впрочем и постели. Её сразу убрали, как только проснулись и встали. Анна тоже сложила курпачи, одеяла и подушки туда, в угол, где лежали и остальные курпачи и одеяла. Расчесав волосы и собрав на затылке, Анна заколола их шпильками, потом вышла во двор и умылась в прозрачной воде арыка. Мархамат быстро поднесла ей полотенце.
– Доброе утро Анна опа – поздоровалась Мархамат.
– Доброе утро дорогая – улыбнувшись на слово опа, ответила Анна.
– Анна, идите завтракать – позвала Саломат хола.
Анна подошла к тапчану, Саломат хола, увидев что Анна ищет глазами дочь, тихо сказала.
– Дуся в школу ушла. Садитесь, Вам горячего молока принесут.
– Доброе утро Саломат опа. Конечно, я и забыла, конечно в школу – садясь на тапчан, пробормотала Анна.
– Доброе утро Анна. Вам надо быть терпеливой. Дуся ведь ещё ребёнок. Вы ей напоминайте, как сказки на ночь читали, как кашкой кормили, она вспомнит, поверьте, но для этого время нужно. – ласково говорила Саломат хола.
– Конечно, я понимаю. Только…Вас не хочу обременять своим присутствием. Ведь на это недели могут уйти – ответила Анна.
Мархамат принесла косушку горячего молока и поставила на хантахту, перед Анной. Саломат хола поломала лепёшки и протянула гостье.
– Ешьте дорогая. Всё будет хорошо. И живите у нас столько, сколько понадобится. Вас никто ведь не гонит – сказала женщина.
– Спасибо. Вы очень добры. Но и Вы меня поймите, сейчас времена тяжёлые, быть на иждивении не в моих правилах. И потом…мне кажется, что Дуся быстрее привыкнет ко мне там, дома, в Ленинграде. Нам с ней уехать надо и как можно скорее – ответила Анна.
Саломат хола немного подумав, посмотрела в сторону дочери Мехринисо, которая возилась в хлеву, убирая навоз.
– Что ж, может быть Вы и правы. Только Дуся носит фамилию Махмудова и отчество Кодиржановна. Надо будет в отделение ЗАГСа пойти и новую метрику взять – сказала женщина.
– Не надо. У меня есть метрика дочери на имя Барышева Евдокия Семёновна. Поймите меня Саломат опа… Мне и так тяжело, я долгих четыре года искала Дусю. И вот теперь, когда наконец нашла её, я даже обнять не могу и прижать к измученному сердцу свою родную дочь. Вас много слава Богу, а я совсем одна. И Дуся единственный родной мой человек. Поговорите с Дусей, она Вас послушает. Скажите, что я её мать и очень люблю её. Скажите, что нам надо уехать и как можно скорее. Прошу Вас… – говоря это, Анна разрыдалась.
Саломат хола не стала её успокаивать, понимая, что так будет ещё хуже.
– Поплачь дочка. Выплачь из сердца всю горечь. А я сегодня же поговорю с Дусей. Вот придёт она со школы, я и поговорю. И Мехринисо скажу, чтобы и она тоже поговорила. Дуся любит её очень и Мехринисо она быстрее послушает – сказала Саломат хола.
– Спасибо Вам за понимание – ответила Анна заставляя себя выпить молоко и съесть ломоть лепёшки.
Ближе к обеду, со школы пришла Дуся и бросив плоский портфель на тапчан, пошла мыть руки, так её приучили, чтобы приходя с улицы, мыть руки. Анна с надеждой смотрела на дочь, думая, что та и к ней подойдёт, ну хотя бы поздороваться. Но Дуся прямиком подбежала к Мехринисо и со словами.
– Опажон! Я пришла! – обняла ту и поцеловала в щёчку.
Мехринисо бросила виноватый взгляд на Анну и тут же отвела глаза, под пристальным взглядом той. Потом нагнувшись к Дусе, Мехринисо сказала.
– Невежливо не здороваться с взрослыми Дусенька. Подойди к матери и поздоровайся с ней тоже.
Дуся подняв голову, посмотрела на Мехринисо,.
– Но ведь Вы моя мама опажон – ответила было Дуся, но под пристальным взглядом Мехринисо, опустив голову, побрела к Анне.
– Здравствуйте…тётя. Я со школы пришла – тихо сказала Дуся, подойдя ближе к Анне.
Анна будто ждала дочь, крепко обняв её, она произнесла.
– Здравствуй родная! Доченька моя.
ГЛАВА
Дуся безучастно стояла возле Анны и молча посмотрела на Мехринисо, та кивнула головой, поощряя девочку. После того, как все поели приготовленный в честь гостьи плов, правда вместо мяса, отварили яйца, но получилось очень вкусно, Мехринисо отвела Дусю в дом, сказав ей, что им надо серьёзно поговорить. Анна сидя на тапчане, напряжённо ждала конца разговора и очень волновалась. Через час Мехринисо и Дуся наконец вышли из дома и подошли к Анне, которая с нетерпением ждала их.
– Дуся готова ехать с Вами в Ленинград, домой. Только, если можно, уезжайте сегодня же. А лучше, прямо сейчас – сказала Мехринисо, с трудом сдерживая слёзы.
А Дуся стояла с каменным лицом и смотрела в землю.
– Спасибо Вам…и простите меня – еле проговорила Анна и взяла за руку дочь.
– Я пойду, соберу вещи Дуси – мрачно сказала Мехринисо и быстро вернулась в дом.
Саломат хола сидя на тапчане и наблюдая за ними, тихо плакала, вытирая концом платка, глаза.
Мархамат готовила ужин, перед этим, Саломат хола, попросила мужа Кодиржон акя узнать, когда отходит поезд до Ленинграда.
– Да ведь до вокзала ехать сколько. Может сама бы и сходила, а? Ну что я на своей деревяшке ковылять буду? Так до утра и прохожу. Поезжай сама жена – ответил Кодиржон акя.
Саломат накинула на голову большой шёлковый платок, белый, в синюю полоску по краям, доставшийся ей ещё от матери и вышла из дома. Женщина вернулась часа через два, пока добралась на двух автобусах до вокзала, пока ждала эти самые автобусы, да потом ещё добиралась обратно до дома. В руках она держала два билета на поезд до Ленинграда, которые и протянула Анне.
– Поезд отходит завтра, поздно вечером, в одиннадцать часов. Так что Вы с Дусей поужинайте завтра пораньше, а я тесто поставлю на ночь, Вам лепёшек на дорогу испеку. Надо ещё картошку пожарить … – говорила она, потом обращаясь к мужу, произнесла.
– Отец. Вы бы у мясника мясо купили, ну что одну картошку то жарить на дорогу? Им ведь ехать долго.
Анна была в растерянности, держа в руках билеты, молодая женщина поверить не могла, что завтра она с дочерью уезжает домой.
– Теперь всё у нас с Дусенькой будет хорошо – тихо прошептала Анна и обращаясь к Саломат холе, спросила.
– Саломат хола. Сколько я Вам за два билета должна? Вы не думайте, у меня деньги есть, я ведь отпускные получила, когда в Ташкент уезжала.
Саломат хола строго обвела Анну взглядом.
– Эх женщина. Да разве в деньгах счастье? Ты у нас сердце вырываешь, а ты сколько стоит… Эээххх! – выдохнула она и ушла в дом, где Мехринисо сидела с платьицем Дуси и прижав к лицу, плакала.
Саломат хола на узбекском языке, стала ругать дочь, .
– Ты что? Хоронишь кого что ли? Вытри слёзы, Дуся жива, здорова, это счастье. А где она будет жить, какая разница, лишь бы счастливой была. Ведь не с чужим человеком едет девочка наша, с родной матерью. Её тоже понять нужно, думаешь ей легко? – говорила она.
– Зачем отец запрос на Дусю в облкомитет относил? Не надо было… – не переставая плакать проговорила Мехринисо.
– Не думала, что моя дочь такая жестокая. Такая эгоистка. Ух, чтоб тебя… – проворчала Саломат хола и ушла в другую комнату.
Все сели ужинать, ели молча, даже не смотрели друг на друга. Так же молча все стали расходиться по своим делам. Кодиржон акя пошёл доделывать начатую обувку, которую утром рано собирались забрать, он зажёг керосиновую лампу под своим навесом и сел за работу. Саломат хола пошла ставить тесто, чтобы спозаранку испечь их в тандыре. Мехринисо собрала со стола и отнесла к очагу, где в казане была налита вода и уже согрелась, Мархамат принялась мыть в этом казане посуду. Анна сидела на тапчане, рядом с ней сидела Дуся, это ей Мехринисо наказала, чтобы девочка не отходила от своей матери, а Дуся всегда слушалась свою опажон. Опустив низко голову Дуся кулачком вытирала слёзки с пухлых щёк, а Анна…бедная женщина обняв дочь за плечи, тихо шептала ей о том, как сильно она её любит, напоминала сказки, которые рассказывала, когда укладывала спать… Дуся слушала и исподтишка посматривала на Анну, морща лоб, пытаясь вспомнить сказку. Вдруг девочка напряглась и посмотрела прямо в глаза матери, её лицо просветлело и она радостно воскликнула.
– Я помню! Про колобка и змея горыныча…я помню, как ты меня гладила по голове и рассказывала, как лиса колобок съела.
Анна приподняла дочь и прижала к себе, из глаз текли слёзы радости, она не помня себя бормотала только.
– Солнышко моё! Радость моя! Доченька родная! Дусенька…вспомнила маму свою?
Дуся нерешительно обняла Анну за шею и положила головку ей на плечо. Из окна комнаты на них смотрела вся заплаканная Мехринисо и улыбалась.
– Ну вот и хорошо…вот и славно – шептала тихо девушка.
С вымазанными в тесте руками, возле очага стояла Саломат хола и кончиком платка, свисающего с головы, вытирала глаза от слёз. С работы пришёл Собиржон, сын Саломат хола и Кодиржон акя, он работал разнорабочим на заводе Октябрьской революции. Наконец закончив дело, домой зашёл и Кодиржон акя. Решили все вместе, просто попить чай. Эту ночь, Анна спала вместе с Дусей, крепко её обняв, а когда проснулась, то не увидела ни дочь, ни Мехринисо. Анна в панике выскочила во двор. Саломат хола пекла лепёшки в тандыре, Мархамат ставила самовар, подбрасывая в трубу кусочки спиленного дерева, уголь достать было сложно.
– А где Дуся и Мехринисо – с волнением спросила Анна.
Саломат хола посмотрела на Анну и вытирая мокрый лоб от жаркого тандыра, громко сказала.
– Они в магазин пошли. Мехринисо захотела Дусе на дорогу конфет и печенья купить. Скоро вернуться, не волнуйся дочка. Умывайся, сейчас чай будем пить с горячими лепешками.
Анна свободно вздохнув, подошла к арыку, умыться. Когда все сели за стол, самовар наконец закипел и чай заварили, с магазина вернулись Мехринисо с Дусей. Со счастливой улыбкой, девочка села на тапчан и показала сладости, которые ей купила опажон.
– Вот вечером в поезд сядешь и поедешь далеко, далеко, там и поешь свои сладости и маму свою угостишь – гладя Дусю по голове, сказала Саломат хола.
Часов в семь, пришёл с работы Собиржон, на ужин приготовили плов на дорожку, все быстро поужинали, надо было ехать на вокзал, последние автобусы ходили в восемь тридцать часов вечера, надо было успеть. Мехринисо вынесла большой узел, куда сложила вещи Дуси и поставила на тапчан. Саломат хола сложила шесть лепёшек на скатерть, рядом в алюминиевой кастрюле положила пожаренную картошку с кусочками мяса и в косушке плов.
– Ночью проголодаетесь, плов поедите. А картошка на завтра останется. Вот ещё в банке кислое молоко, с ним жажды не будет, ну и яблочек со своего сада – сказала она, всё заворачивая в скатерть.
Бумажный пакет со сладостями, Дуся решила нести сама и не выпускала из рук. Собиржон должен был проводить Анну с дочерью, до вокзала.
– Ну что…давайте прощаться, не то на автобус опоздаете. Лучше на вокзале часик переждать – сказала Саломат хола, крепко обнимая Анну и Дусю, расцеловав их в обе щёчки.
Мехринисо сдерживалась, чтобы не расплакаться.
– Анна, обещайте следующим летом приехать к нам с Дусей – взволнованно воскликнула девушка.
Анна прижавшись к ней, сказала.
– Конечно родная моя. Куда ещё мы можем поехать, как не в родной для нас дом? Потом Мехринисо обняла Дусю и целуя её тихо ей говорила.
– Помни всё чему я тебя учила дочка. К чистоте и честности, доброте и меньше говорить, больше слушать – последнюю фразу вместе с ней сказала и Дуся.
И они обе рассмеялись. Дуся крепко обняла за шею Кодиржон акя и поцеловав его, сказала.
– Я так Вас люблю бобо.
От чего у мужчины заблестели слёзы на глазах, но переборов себя, он сказал.
– Я тоже тебя люблю дочка.
Говорили они на узбекском языке. Очередь подошла и Мархамат прощаться.
– Кеное, желаю, чтобы у Вас родился хорошенький мальчик – сказала Дуся погладив немного выступивший животик невестки.
Мархамат смутившись, поцеловала быстро Дусю, попрощалась с Анной и убежала в дом. Все вышли за калитку и помахивая на прощанье руками, смотрели вслед уходящей в темноту Дусе. Анна и Дуся тоже помахали руками в ответ и растворились в вечерней темноте улочек.
Собиржон проводил Анну и Дусю до самого вокзала, как наказал отец. Там парень попрощался с ними и успев на последний автобус доехал до Урды. А до дома ещё, ой как далеко. Автобусов не видно, Собиржон оглядываясь назад, пошёл пешком. Было совсем темно и ничего не видно.
– Что ж, так к раннему утру, сразу на работу и дойду – прошептал Собиржон, как услышал позади себя фырканье лошади.
Парень обернулся и лишь успел чуть отойти в сторону, как перед ним возникла арба, запряжённая старой захудалой лошадкой.
– Собиржон? Ты что это так поздно здесь делаешь? – спросил пожилой мужчина, на узбекском языке, с тюбетейкой на голове и белым яхтаком, вместо рубашки.
– Ааа…это Вы Маматакя? Домой иду, автобусов нет, поздно уже. Гостей на вокзал проводил. За нашей Дусей мама из Ленинграда приезжала – отвечал Собиржон.
– Нашлась значит? Да, дела…а сколько Кодиржон ходил в облисполком? Сколько запросов оставлял? Надо же? Нашлась таки… А точно она, ну…мать Дуси? Ведь и ошибиться могли. А ты садись, вот на арбу садись, вместе то веселее будет ехать. Но! Но, давай! – восклицал, между разговором Маматака, сосед семьи Кодиржонакя из соседней махалли.
Собиржон дважды себя упрашивать не стал, подпрыгнув, он сел на край арбы и свесил ноги.
– Да нет, ошибки нет. Она и паспорт свой показала и метрику нашей Дуси. Даже старая фотокарточка Дуси есть у неё, где девочке года три наверное. Но узнать можно, по волосикам и глазкам. Мехринисо жалко, уж больно привязалась она к девочке – говорил Собиржон.
– Да…дела… А Мехринисо жалко, бедная. Ей бы замуж выйти, да своих детишек родить. Мать она была бы хорошей, да и хозяйка неплохая – говорил Маматакя.
– Ну Вы ведь знаете…у моей сестры глаза нет. А человек она прекрасный, сама доброта – ответил Собиржон.
– Знаю. А что? С лица воду не пить. Кому глаза сейчас нужны? – сказал Маматакя.
Проехав немного молча, Маматакя вдруг повернулся к Собиржону.
– Слушай, ведь в нашей махалле есть мужчина, ну ты его знаешь, Жура, он жену недавно потерял…умерла бедняжка. Так вот…у них двое малых детей осталось,
по – моему мальчик и девочка. Недавно я слышал, жену он ищет себе, детям мать. Он работает, они одни. Тяжело мужчине без женщины, да ещё с детьми. Может сказать ему про Мехринисо? А что? Девушка справная, руки, ноги целые. А что глаза нет…так не беда, не слепа же она совсем. Что скажешь, а Собиржон? – спрашивал Маматакя.
Собиржон пожал плечами.
– Что я могу Вам ответить Маматакя? Конечно было бы хорошо. Вы поговорите с Журакя, если согласится, с отцом моим поговорите. Вы же друзья с ним – ответил парень.
Маматакя закивал головой.
– Ты прав. Откуда тебе знать… А что, благое дело. Детишкам мать будет, Журе жена и Мехринисо была бы довольна – пробормотал про себя Маматакя.
Наконец доехав до дома, Собиржон спрыгнул с арбы.
– Спасибо Вам Маматакя. Что бы я делал, если не встретил Вас? До сих пор шёл наверное. Может зайдёте, чайку б попили, а? – из вежливости спросил Собиржон.
– В другой раз сынок, поздно уже. Отцу скажи, я на днях к Вам загляну. Ну, ну давай, пошла! – ударив лошадку кнутом, громко сказал Маматакя, отъезжая.
Было почти двенадцать ночи, когда Собиржон зашёл домой, на тапчане сидели родители.
