Шаира Тураповна Баширова
Судьба
Глава 1
Светлый и просторный кабинет главного врача клиники акушерства и гинекологии. Окна закрыты жалюзями, но солнце в жаркий день просачивается сквозь эти жалюзи и освещает помещение. У окна стол, на котором аккуратно сложены истории болезни, компьютер старого выпуска, с плавающим экраном с рыбками. В стороне лежат очки. Справа от стола шкаф с папками и книгами по медицине. Слева диван, куда присаживаются клиенты, вновь прибывшие на лечение и к сроку родов. За столом сидит довольно пожилая, но неплохо сохранившая былую красоту женщина. На вид не более пятидесяти, хотя ей уже давно за шестьдесят. С правильными чертами лица, с большими сероватыми, умными глазами, над которыми, словно нарисованные дугой, брови. Губы потерявшие с годами свою чувственность, но не потерявшие припухлость, были накрашены нежно розовой помадой. Ухоженные руки не были покрыты возрастными веснушками, было видно, женщина неплохо за ними ухаживает. Со сосредоточенным лицом, женщина внимательно просматривала готовые результаты анализов.
– Саодат Алиевна, Вас просят пройти в операционную. Привезли больную, подозрение на внематочную беременность. Сильные паховые боли. – Эту фразу произнесла, вошедшая после лёгкого стука в массивную дверь, акушерка операционного отделения. -Хорошо, сейчас иду.– коротко ответила Саодат Алиевна, а именно так звали главного врача клиники. И тут же встав из-за стола, она пошла в след за врачом, пройдя через приёмную, где за небольшим столом сидела молоденькая секретарша. Увидев Саодат Алиевну, она мгновенно приподнялась с места.
– Сидите Нигорочка, я в операционную, – на ходу бросила она и вышла из приемной.
Длинный коридор освещал дневной свет, так как здесь не было окон. Только по обе стороны двери, двери…отдел кадров, бухгалтерия, ну и тому подобное. Коридор от отделения отделяла двухстворчатая, стеклянная дверь. Быстрыми шагами, Саодат Алиевна прошла в операционную. Посмотрела на страдальческое лицо лежавшей на кушетке молодой женщины, она стонала от боли и в глазах был страх. – Ну что дорогая? Успокойся, сейчас мы сделаем пункцию и если диагноз подтвердится, возьмём на операцию. – эти слова Саодат Алиевна говорила скорее себе, нежели больной.
Женщину перенесли на гинекологическое кресло. Саодат Алиевна ввела в промежность женщине длинный шприц и сделала укол, потекла кровь. Больная взвыла от боли.
– Всё дорогая, всё… успокаивала врач, стоявшая рядом.
– Готовьте операционную. -сказала Саодат Алиевна и пошла мыть руки.
Через пол часа, она успешно провела операцию и перевязав одну трубу, вздохнула.
– Ну рожать она ещё будет, дай Бог. – проговорила тихо Саодат Алиевна.
Наложив шов и сделав перевязку, она покинула операционную. День клонился к вечеру, рабочий день кончился.
– Ночь, дай Аллах, пройдёт спокойно. – думала Саодат Алиевна, выходя из клиники и направляясь к стоянке такси.
Ночи она панически не любила потому, что вот уже на протяжении многих лет видела один и тот же сон…она девчонкой одна, в горах, в снегу, ей холодно, хочется кричать, но голоса нет. Ей очень страшно, она не может найти дорогу домой, а в дали стоит её отец и машет ей рукой, будто зовёт её. Но до него дойти из-за снега по колено просто невозможно. Часто женщина просыпалась в холодном поту. В огромной трёхкомнатной квартире, она жила одна. Сын с женой и дочерью жили в другом городе. Они тоже были врачами, хотя и другого профиля. Сын звал мать к себе, чтобы она переехала к нему и не жила одна, но женщина любила свою работу и свой коллектив, где проработала более двадцати лет, начиная с простой медсестры. Утро долго не наступало и Саодат Алиевна часто просто не спала, читая книги или работая над бумагами, которые она приносила с работы. Выписки, просмотр анализов и как стоит правильно назначить лечение той или иной пациентки её клиники. Вставала она обычно очень рано и всегда приходила на работу первой. Здесь было всё родным и знакомым, ведь она проводила здесь почти всё своё время.
Горный аул, конец тридцатых годов. Саодат всего восемь лет. Худенькая и бледная от частого недоедания она выглядела совсем маленькой. Мама девочки недавно умерла, от воспаления лёгких и она осталась одна с отцом. В голодные годы им приходилось очень туго и отец часто уходил в горы, чтобы собрать корешки растений, их они варили на самодельном очаге, сделанным прямо в доме. Хотя глиняную хижину и домом то назвать было трудно. От очага стоял дым, режущий глаза, но хотелось есть и приходилось терпеть, да и от очага было немного теплее. Но так жили многие в те непростые годы. Как-то надо было выживать. И если редкими днями везло, отец приносил какую никакую живность, которую растягивали на два, а то и на три дня. Потом отец привёл в дом женщину, ну так полагалось. Одним было всё равно очень тяжело, хотя хозяйство было совсем крошечными, так, худющая коза, дающая немного молока, но и её маленькая Саодат доить не умела, да небольшой огород, где сажали понемногу картошку и кукурузу. Пришедшая за отцом женщина, была невысокого роста, с худым лицом и впалыми недобрыми глазами. Старый платок, крепко завязанный на голове, скрывал её нечесаные волосы. Саодат молча приняла мачеху, какая никакая, а помощь в доме. К справедливости сказать, женщина была трудолюбивой, но молчаливой и к Саодат относилась , ну…как к предмету в доме, не иначе. Она просто не замечала девочку. Прошёл год, у женщины родился ребёнок, мальчик, очень похожий на мать. Саодат возилась с ним, пока мать работала по дому. Как-то зимой, в особенно голодный год, отец ушёл в горы, в надежде под снегом найти корешки и может поймать хоть какую-нибудь живность. Его ждали неделю, вторую…но он так и не вернулся. Его так и не нашли, ни живого, ни мертвого. Видно замёрз в горах, или зверь задрал. Никто не плакал, да и не до того было. Голодный ребёнок вечно плакал, мать почти и не обращала на него внимания. Она уходила оставляя детей одних и возвращалась затемно. Глаза её блестели и она хитро улыбаясь, доставала из кармана рванной бархатной телогрейки кусок сахара и кусок хлеба и давала детям. Затем валилась на старую, всю в заплатах курпачу и с храпом засыпала. Саодат исполнилось одиннадцать. Она не понимала, что происходит с женщиной. Ведь всегда такая угрюмая и неразговорчивая, она вдруг становилась добрее, даже улыбаясь, чмокала в щёки и сына и падчерицу. Девочке, несмотря на подобревшую вдруг женщину, становилось не по себе.
– Уж лучше пусть будет злой и угрюмой. – думала девочка.
Только потом, став взрослой и вспоминая те дни, Саодат поняла, мачеха была или пьяна, или под действием наркотиков. Впрочем, в то время многие сажали во дворах у себя мак, затем сушили и заваривая пили. Наверное это помогало забываться и легче переносить голод и холод. Ранняя весна, мачеха, как всегда куда-то уходила и часто пропадала на день, а то и на два. Девочке ночами было очень страшно и она прижав к худой груди своего сводного брата, засыпала, часто вздрагивая во сне. Однажды из таких обыденных дней мачеха пришла домой раньше обычного. Она была не одна, рядом на коне сидел мужчина, лет сорока, сорока пяти. На крупе лошади были перекинуты два мешка, которые мужчина сбросил во дворе дома. Затем и сам слез с лошади. Мачеха была с ним очень приветлива, приглашая войти, но мужчина даже не взглянул на женщину, а пристально посмотрел на Саодат, от чего девочке стало не по себе. Под его взглядом она съежилась и похолодела.
– Об этой что ли ты девочке говорила, женщина? -угрюмо спросил мужчина.
– Аха, об этой господин. Это дочка моя. Вот, забирайте господин.– лепетала мачеха.
Саодат не понимала, что происходит.
– Вот доченька, поедешь с этим господином, он хочет жениться на тебе. – необычно сладко говорила женщина Саодат.
Девочка опомниться не успела, как мужчина взяв её в охапку, усадил на лошадь и сев позади неё, взялся за узды и погоня животное, тронулся в обратный путь. Саодат оглянулась на мачеху и брата, их она видела в последний раз. На глазах стояли слёзы, но и плакать она не смела, страх сковал её хрупкое тело. Она лишь чувствовала сильные руки и хриплое дыхание за своей спиной.
Лошадь, привыкшая к неровным горным дорогам, осторожно шла по узкой крутой тропинке, сбрасывая мелкие камни вниз, которые с шумом ударялись о выступы скал. Путники устали, но останавливаться было нельзя, вечерело. А в горах в темноте можно было свалиться в пропасть. Саодат молчала, лишь страх не проходил, она не осознавала, что же с ней происходит и куда везёт её этот незнакомый человек. Мачеха сказала, что он женился на ней, Саодат смысл этих слов едва ли понимала, но знала одно, это её хозяин и она должна его слушаться. Поездка заняла больше часа, наконец вдалеке появился кишлак. Глиняные дома, покрытые соломой вместо крыши, стояли вдалеке друг от друга. Они подъехали к дому намного большему, чем другие и въехали во двор. В темноте трудно было разглядеть и двор и дом. Со стороны раздался женский голос.
– Каримакя приехал! Готовьте воду, руки мыть и кушать соберите!
Это была жена хозяина, проворливая, полноватая женщина, лет тридцати пяти, в платье из сатина в мелкий горошек, на голове платок, крепко завязанный на затылке. Она побежала к мужу и поздоровалась, тот кивнув головой, подхватил Саодат под мышки и спустил на землю.
– Вот Замира, привёз тебе помощницу, будет тебе по хозяйству помогать. – устало сказал Каримакя. Пугливо озираясь, Саодат встала, как вкопанная и не могла сдвинуться с места.
– Ну, чего встала? Проходи, садись на тахту, сегодня поешь и ложись, а завтра рано вставать придётся, работы много. – сказала Замира и тумаком подтолкнула девочку к тахте.
Та вся трясясь, села на край курпачи, постеленной на тахте и молча уставилась себе под ноги. На столе стояли лепёшки, кишмиш и орехи. Хозяин вымыв руки, залез на тахту и сев в центре её, облокотился на подушки. Ему принесли машхурду в косушке и деревянную ложку, такую же подали и Саодат. Хотя она и не ела целый день и голод сводил желудок, есть она не могла.
– Ешь давай, ты же голодная. Небось мачеха тебе и супа то не давала… – бормоча себе под нос, говорил хозяин и отправлял себе в рот очередную ложку супа, куда накрошил кусочки лепёшки.
Саодат взяла в руки ложку и неуверенно начала есть. Постепенно успокаиваясь, она доела суп, хозяин был прав, такой она ещё никогда не ела. Горячая похлёбка ей очень понравилась, чувство голода проходило. Она робко посмотрела на хозяина, который и сам не отрываясь смотрел на испуганную девочку. – Не бойся, теперь ты здесь будешь жить, помогать Замире по хозяйству. Она тебя научит всему, ты привыкнешь. А сейчас иди отдыхай, тебе покажут где ты будешь спать. – с этими словами Каримакя провёл ладонями по лицу и возблагодарив Аллаха за посланный ужин, встал и спустившись с деревянной тахты, пошёл к себе спать.
Замира позвала Саодат и провела в дом. Там она ей показала комнату, которую освещал единственный, самодельно сделанный из ваты и масла на блюдечке фитиль. Комната была без мебели, лишь в встроенном шкафу, сложена кое-какая пасуда и прямо на полу сложены одеяла, курпачи и подушки. Замира велела девочке постелить одну курпачу к стене и бросила ей подушку и одеяло.
– Ложись, завтра рано вставать. – сказала женщина и с этими словами вышла, оставив девочку одну. Уставшая Саодат, наконец расслабилась и легла. Но уснуть никак не могла. Всё, что происходило с ней сегодня, казалось ей сном и завтра проснувшись она окажется в своей хижине, бедной, убогой, но такой родной, где она родилась и выросла. С этими мыслями она наконец уснула. Когда её окликнули, Саодат сразу открыла глаза и не понимая, где она, посмотрела по сторонам и вспомнила весь вчерашний день. Она быстро поднялась и вышла из комнаты. Перед ней был большой двор, в середине которого был ховуз, это типа небольшого пруда, где плавали мелкие ребешки. За ним насажены разные цветы и райхон, несмотря на раннюю весну. А дальше фруктовые деревья, ещё оголенные от листьев, но в цвету. Такой красоты Саодат никогда в жизни не видела.
– Давай, разожги самовар, хозяину чай готовить надо, вон там возьми сухие сучья и вот в эту трубу кинь. – объясняла Замира.
Девочка послушно ей повиновалась. Протирая ручками глаза от едкого дыма, Саодат молча выполняла работу. Наконец самовар закипел, Замира тем временем готовила завтрак. На тахте стояла небольшая хантахта, женщина постелила цветную скатерть из ситца, видимо сшитую из материи и поставила на неё вчерашние лепешки, кишмиш и очищенные орехи. Из дома вышел хозяин, Замира быстро подойдя к нему с абдасой (медный кувшин для умывания) и полотенцем, стала поливать воду на руки. Каримакя умылся, вытер лицо и руки и подойдя к тахте, залез на неё и подобрав под себя ноги начал есть. Замира вынесла из кладовки каймак и творог и поставила перед мужем. В доме была корова, большая роскошь в те непростые времена. К нему вышел сын, детина лет восемнадцати, в белом яхтаке и таких же штанах и тюбетейке на лысую голову. С крепкими плечами и ростом выше среднего, со сросшимися бровями и крупным носом, он походил лицом на мать. Поздоровавшись с отцом, он сел рядом. Женщины ели отдельно от мужчин, на другой тахте, которую огородили занавеской из того же материала, что и скатерть. После завтрака закипела работа. Надо было прополоть огород, где были посажены овощи, подмести двор, вымыть посуду, постирать… Для Саодат началась новая жизнь, которая была ей чужда и неведома. Страх прошёл, она вроде немного успокоилась и делала всё, что ей приказывали. Надо было привыкать жить с новыми людьми и подлаживаться к их быту.
Шли дни, Саодат понемногу привыкла к новой жизни в чуждой ей семье. Вставая ранним утром, не высыпаясь, она ставила самовар, готовила завтрак, затем до обеда работала в доме, делая мелкую работу. Каждый день был похож на предыдущий. Хозяин часто уезжал куда-то и возвращался затемно. Чем он занимался, Саодат не знала, да ей и не надо было этого знать. Грузный, с отвислым животом и густой бородой, Каримакя выглядел старше своих лет. Тюбитейка на лысой голове будто прилипла, он её никогда не снимал. Может ночью, девочка этого не видела. Однажды, когда Саодат уже спала, она почувствовала над ухом хриплое дыхание хозяина. Открыв глаза и увидев перед собой лицо хозяина с блестящими в темноте глазами, она вздрогнула и вся с'ежилась и сжалась в комок. Но Каримакя не смотрел на неё, а с дрожащими руками шарил по её худому телу.
– Не надо, пожалуйста, не надо… – шептала она в страхе, не понимая, что происходит.
Её словам не внимали, желание этого зверя было не остановить. Он взял её грубо, кусая её хрупкие плечи и слюняво целуя в губы. Саодат просто крепко закрыла глаза, чтобы не видеть, как измываются над её девичьем тельцем. Лишь стонала и раз вскрикнула от резкой боли внизу живота. Через несколько минут тело хозяина обмякло и он оставив в покое девочку, опрокинулся рядом на подушку и захрапел. От пронизывающий боли и стыда Саодат не могла уснуть и забившись в угол так и просидела до утра. Утром, когда Каримакя уехал, к Саодат в комнату вошла Замира. Подойдя к девочке, она погладила её по голове.
– Ну что поделать-то моя хорошая? Уж такая у нас доля женская. Все через это проходим. Терпи и молчи, так положено. Сегодня отдыхай, сами управимся. – сказала Замира и с этими словами поставила перед Саодат небольшой поднос с едой и вышла.
Кусок в горло не лез, лишь слёзы от боли и обиды текли по её щекам. Она и не заметила, как уснула, видимо устала очень. Проснулась Саодат почти к полудню, но из комнаты выходить боялась. Ей казалось, что об этом позоре знают все в доме и наверное осуждают и смеются над ней. Опять пришла Замира.
– Что ж ты не поела ничего? Так и заболеть можно. Ну ка давай, поешь, а я потом заберу поднос, да и хозяин уже вернулся. Правда о тебе ещё не спрашивал. Так что можешь и не выходить из комнаты сегодня, завтра с утра выйдешь. – сказала женщина. Замира ушла, оставив Саодат одну. Перед уходом она зажгла в комнате фитиль, который мигая, тускло освещал небольшую комнату девочки. Ночью девочка бредила и стонала, но её никто не слышал… Утром её разбудила Замира, надо было работать и Саодат молча подчинилась. Через пару дней к ней опять наведался хозяин, зная, что произойдёт, Саодат напряглась и не издавая ни звука вынесла очередную пытку. Так продолжалось несколько месяцев, пока Саодат не почувствовала внутри себя какие- то перемены, её тошнило от любого запаха и рвало после еды. Заметив это, Замира смотря на неё, качала головой. Саодат забеременела. Девочка навряд ли понимала, что с ней происходит, она постоянно плакала, ей не хотелось жить. Но работа не ждала. Видимо организм был слабый или возраст не подошёл, а может постоянные домогательства со стороны хозяина стали тому причиной, но у Соадат случился выкидыш. Резкая боль, от которой девочка вскрикнув присела, привлекло внимание Замиры. Увидев кровь на ногах у Саодат, женщина взяв её за руку завела в комнату.
– Ну вот, этого только не хватало! Возись тут с тобой – недовольно говорила Замира, доставая старые тряпки и протягивая девочке.
Так прошёл год, за ним второй. Саодат не по годам повзрослела. Она часто подумывала о побеге, ей был противен хозяин, который беспардонно заходил к ней ночью и измывался над её юным телом. Его храп и толстое тело вызывали у девочки отвращение. Но что она могла сделать? У неё никого не было, да и куда идти? Но отчаянье и усталость взяло над страхом вверх. Однажды глубокой ночью, когда в доме все спали, Саодат тихонько вышла из дома, не зная местности, она просто пошла по просёлочной дороге. В темноте, на ощупь, чувствуя ногами дорогу, не оглядываясь, Саодат почти бегом шла в неизвестность.
