Шарлотта Бронте
Джейн Эйр (адаптированный пересказ)
Глава V
В это ранее утро, девятнадцатого января, меня провожала только Бесси, которая собрала мне в дорогу кое-что из еды. Накануне вечером миссис Рид предупредила меня, чтобы я не будила утром для ненужных прощаний ни её, ни детей. К воротам усадьбы подъехал дилижанс, меня усадили, и настал долгожданный момент прощания с Гейтсхэдом и с семейством Ридов.
– Присмотрите за ней! – крикнула Бесси кондуктору, когда он усаживал меня в дилижанс.
– Хорошо, хорошо! – ответил тот, захлопывая дверь. Трогай! – и мы поехали вперед.
Дорога была неблизкой, но я мало что помню – настолько мучительно было для меня это путешествие. Наконец после пятидесяти миль беспрерывной тряски дилижанс остановился, дверь открылась, и женский голос спросил:
– Есть здесь девочка по имени Джейн Эйр?
Я ответила «да», и меня высадили из дилижанса.
Было темно, шёл дождь, однако я различила какую-то стену и открытую в ней дверь. Мы зашли туда с моей спутницей. Затем показались несколько домов, в один из которых меня провели, после чего оставили в комнате, где ярко пылал камин.
Комната оказалась приемной. Пока я разглядывала помещение, вошли две женщины. Одна из них была стройной брюнеткой с высоким бледным лбом. Дама куталась в большой платок и держалась довольно строго.
– Вероятно, это было трудное путешествие для такой маленькой девочки, – сказала она. – Её надо скорее уложить в постель. Ты устала?
– Да, сударыня.
– Проголодалась? Дайте ей поужинать перед сном. Ты впервые оказалась вдали от своих родителей, деточка?
Я рассказала ей, что мои родители давно умерли. Она поинтересовалась, сколько мне лет, как меня зовут, умею ли я читать и писать. Затем, ласково потрепала меня по щеке и сказала, что надеется – я буду хорошей девочкой, и перепоручила меня мисс Миллер, второй даме, оказавшейся помощницей учительницы.
Мисс Миллер повела меня по длинным лабиринтам школы. В конце концов мы зашли в большую, освещенную свечами комнату. Здесь стояли два больших деревянных стола, за которыми сидели девочки разных возрастов, начиная с девяти-десяти и до двадцати лет. Их было около восьмидесяти, одинаково одетых в коричневые шерстяные платья старомодного покроя и длинные холщовые передники. Воспитанницы вслух заучивали уроки.
Мисс Миллер указала мое место и громко сказала:
– Старшие, соберите учебники, положите их на место и принесите ужин.
Четыре девушки в точности выполнили указание преподавателя.
Дорога и волнение совершенно лишили меня аппетита, к еде я не прикоснулась, да и нарезанная ломтями запеканка из овсяной крупы не вы звала у меня желания подкрепиться.
После ужина мисс Миллер прочла молитву, затем девочки парами поднялись наверх. Наша спальня, как и все другие помещения школы, была очень большой. В каждой кровати спало по две девочки. Меня уложила к себе в кровать мисс Миллер. Ночь прошла незаметно. Когда я снова открыла глаза, до меня донесся громкий звон колокола. Начался подъем.
Девочки вставали и одевались. Все умылись в одном тазу, затем спустились в холодную, плохо освещенную комнату.
– Стать по классам! – приказала после молитвы мисс Миллер.
В течение нескольких минут девочки разбились на четыре группы и расселились за четырьмя столами. Меня включили в младшую группу. Перед каждой воспитанницей лежала Библия. Через некоторое время в класс вошли три учительницы, и занятия начались.
Когда окончательно рассвело, зазвенел колокол, созывающий на завтрак, однако запахи из-за дверей столовой долетали совсем неаппетитные.
– Какая гадость! Овсянка опять пригорела! – прошептала одна из старших девочек.
– Прекратить разговоры! – крикнула маленькая несимпатичная женщина, старшая преподавательница, занимая своё почетное место в столовой. Среди учителей не было той, которая встречала меня накануне. Служанка принесла чай для преподавателей, и все принялись завтракать. В отличие от меня, голодной, никто из девочек так толком и не поел, потому что горелая овсянка по вкусу напоминает разве что гнилой картофель. Я выходила последней и видела, как одна из учительниц взяла миску с овсянкой и попробовала. Затем переглянулась с остальными. На лицах у всех отразилось негодование, а полная дама прошептала:
– Разве это можно есть!
Недоразумение уладила директрисса школы, мисс Темпль. Эта была та самая дама, с которой я познакомилась в приемной накануне вечером. Она была молода и красива, очень внимательна и доброжелательна. Мисс Темпль под удивленные взгляды учителей приказала раздать воспитанницам сыр с хлебом.
После того, как все подкрепились, последовало приказание идти в сад. Каждая ученица надела шляпку из грубой соломки с цветными коленкоровыми завязками и серый фризовый плащ. Совершенно несуразный вид! Меня нарядили точно так же, и мы вышли на воздух.
Сад был обнесен высокой оградой.
Я оглянулась вокруг, и мне стало грустно. Может, летом в этом саду и было неплохо, но в этот зимний день, когда под ногами еще хлюпала вода после вчерашнего ливня, особо резвиться не хотелось. Меня привлекала девочка, читающая книжку. Я подошла.
– Интересная книжка?
– Мне нравится, – ответила она после небольшой паузы, рассматривая меня.
– А почему школа называется приютом? – неожиданно спросила я девочку. – Разве она отличается от других школ?
– Это вроде пристанища для бедных сирот: и ты, и я, и все остальные девочки живут здесь из милости. Ты ведь тоже сирота?
– Да, сирота. А разве мы не платим денег? Разве нас держат даром? – За нас платят пятнадцать фунтов в год наши друзья или родственники.
– Почему же тогда – «из милости»?
– Потому что пятнадцать фунтов – это очень мало за обучение и содержание, остальную сумму собирают по подписке у разных добрых леди и Джейнтльменов.
– А кто это Наоми Брокльхерст? – спросила я, прочитав надпись на здании школы.
– Это дама, построившая новую часть дома. Ее сын здесь управляющий. Он казначей и директор.
– Значит, этот дом не принадлежит той высокой даме с часами, которая приказала дать нам хлеб и сыр?
– Мисс Темпль? Если бы! Она отвечает за каждый свой шаг перед мистером Брокльхерстом. Это он покупает нам продукты и одежду.
– Он тоже живет здесь?
– Нет, в двух милях отсюда, в большом доме.
– Он добрый человек?
– Он духовное лицо, говорят, делает нам много добра.
– Значит, высокую даму зовут мисс Темпль. А как зовут других учительниц?
– Ту, с румяными щеками, зовут мисс Смит, она учит нас рукоделью и кройке, потому что мы сами себе шьем платья, юбки и все остальное. Низенькая брюнетка – это мисс Скетчерд, преподает историю, грамматику и занимается со вторым классом, а та, что носит шаль и носовой платок сбоку на желтой ленте, – мадам Пьеро, она из Лилля, из Франции, и преподает французский язык.
В этот момент зазвонили к обеду, и все вернулись в здание. Обед по своим вкусовым качествам был не лучше завтрака. В двух огромных жестяных котлах подали безвкусный картофель с кусочками тухлого мяса. Каждая воспитанница получила довольно внушительную порцию.
Давясь предложенным месивом, я думала: неужели нас каждый день будут так кормить?
Глава VI
Так началась моя учеба.
На занятиях младших учили шить, девочки же постарше изучали английскую историю. Среди них была и моя новая знакомая. Удивительно, но учителя ее постоянно ругали.
– Бернс, неряха! Ты сегодня утром даже ногтей не вычистила! – отчитывала её мисс Скетчерд.
Бернс, к моему удивлению, не оправдывалась, а ведь сегодня не было возможности умыться, так как вода замерзла в тазу. Пока я раздумывала над этим, мисс Скетчерд приказала Бернс принести розги и ударила несколько раз ими девочку по шее. Бернс вынесла пытку без единого крика, чем еще больше разозлила учительницу:
– Упрямая девчонка! – воскликнула мисс Скетчерд. – Тебя, видимо, ничем не проймешь и не исправишь! Грязнуля! Убери отсюда розги!
Когда Бернс вернулась из чулана, я заметила, что она прячет носовой платок, а на ее худой щеке виднеется влажный след от стертой слезы.
Я была озадачена поведением Бернс, поэтому вечером, когда наступил самый приятный момент – час игр, я решила поговорить с ней. Подкрепившись чашкой кофе и ломтиком хлеба, я пробралась между парами девчонок к читающей Бернс. Надо сказать, что она выделялась среди подруг явными успехами в учебе и незаурядными познаниями в литературе и истории. В игровой комнате было тепло, горел камин, у всех было приподнятое настроение.
– Это у тебя «Расселас»? – спросила я, остановившись возле нее.
– Да, – сказала она, – уже заканчиваю.
Через пять минут она захлопнула книгу. Я обрадовалась. Может, удастся её всё-таки разговорить.
– Как тебя зовут?
– Элен.
– Ты издалека сюда приехала?
– Я приехала с севера, это почти на границе Шотландии.
– Ты когда-нибудь вернешься обратно?
– Надеюсь, хотя, кто знает…
– Тебе, наверное, хочется уехать из Ловуда?
– Почему же? Меня прислали в Ловуд, чтобы здесь получить образование. Какой смысл уезжать, не добившись этой цели?
– Но ведь эта учительница, мисс Скетчерд, так придирается к тебе.
– Придирается? Да нет. Она просто строгая: она указывает мне на мои недостатки.
– А я бы на твоем месте ее возненавидела, я бы ни за что не поддалась. Посмела бы она только тронуть меня! Я бы вырвала розги у нее из рук, я бы изломала их у нее перед носом.
– Ничего бы ты не сделала, тебя бы тогда из школы исключили. А сколько неприятностей было бы у твоих родных?! Да и Библия нас учит терпению.
– Но ведь это унизительно, когда тебя бьют! Я младше тебя, но не вынесла бы такого позора. – И все-таки это твоя обязанность – терпеть. Только глупые и безвольные говорят, что не могут чего-то вынести, когда это их крест.
Я была поражена ходом её мыслей, недоступных моему разумению.
– Ты говоришь, Элен, что у тебя есть недостатки. Какие, например? Я думаю, что ты хорошая девочка.
– У тебя сложилось неверное впечатление обо мне. Мисс Скетчерд права, я неряшлива, не выполняю распорядка школы, читаю, когда нужно учить уроки. Все это очень раздражает мисс Скетчерд, которая по своей природе аккуратна, точна и требовательна.
– Ты забыла добавить – раздражительна и зла, – выпалила я. – А мисс Темпль такая же строгая, как и мисс Скетчерд?
При имени мисс Темпль на лице Элен появилась улыбка.
– Мисс Темпль очень добрая, ей трудно быть строгой даже с самой плохой девочкой из нашей школы. Она мягко указывает на недостатки и всегда хвалит, если есть за что. Но даже это не может исправить меня.
– Странно, – сказала я, – неужели это так трудно?
– Тебе будет легко. Я наблюдала за тобой сегодня утром в классе и видела, как ты внимательно слушаешь преподавателя, а я не могу сосредоточиться, мои мысли постоянно где-то витают. – Зато как ты здорово сегодня отвечала на уроке!
– Это чистая случайность, в тот момент я думала о Карле Первом, о его трагической судьбе.
– А когда урок дает мисс Темпль, твои мысли тоже где-то бродят?
– Конечно, нет. Её всегда интересно слушать.
– Значит, на уроках мисс Темпль ты хорошо ведешь себя?
– Да, но это выходит само собой: я не делаю для этого никаких усилий, а только следую своим склонностям, и значит – это не моя заслуга.
– Нет, это большая заслуга. Ты относишься уважительно к тем, кто уважителен с тобой. По-моему, это правильно. И надо отвечать ударом на удар, тогда нас никто не будет обижать.
– Я надеюсь, ты изменишь свою точку зрения, когда подрастешь, а пока ты только маленькая, несмышленая девочка.
– Но я так чувствую, Элен.
– Нельзя победить насилие насилием.
– А чем же тогда?
– Почитай Новый завет и обрати внимание на то, что говорит Христос и как он поступает.
– Что же он говорит?
– Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, творите добро ненавидящим и презирающим вас.
– Значит, я должна была бы любить миссис Рид, а я не могу! Я должна была бы благословлять ее сына Джона, а это выше моих сил!
Тогда Элен Бернс попросила меня рассказать о себе, и я ей поведала о своей жизни в семействе Ридов. Элен слушала, не перебивая меня.
– Ну что, – спросила я, – разве миссис Рид хорошая женщина?
– Конечно, она была жестока к тебе, но тебе стало бы сейчас гораздо легче, если бы ты смогла забыть её жестокость, простила бы её.
Тут к нам подошла одна из старших, рослая грубоватая девушка, и буркнула с резким кемберлендским акцентом:
– Элен Бернс, если ты сейчас же не приведешь в порядок свои вещи в ящике, я расскажу всё мисс Скетчерд, и она тебе задаст!
Элен словно очнулась от сна, вздохнула и немедленно пошла выполнять приказание старшей подруги.
Глава VII
Первые три месяца в Ловуде показались мне вечностью. Было трудно привыкать к новым порядкам, да и постоянное чувство голода не прибавляло радости. Сколько раз старшие девушки отбирали у меня мою и так маленькую порцию еды! А пожаловаться было некому.
Наши прогулки ограничивались походом в церковь. Скудная пища, плохая одежда и обувь привели к тому, что у девочек совершенно ослабло здоровье. Одни только ласковые слова мисс Темпль поднимали у нас бодрость духа. Другие же учительницы, бедняжки, были обычно слишком угнетены, чтобы поддерживать нас.
Я еще ни разу не упомянула о посещениях мистера Брокльхерста, так как он гостил у своего друга викария. Мне было спокойно, пока он отсутствовал, но, однажды, после обеда (я находилась в Ловуде уже более трех недель), он появился в школе. Я не забыла ехидные намеки моей тети о порочности моего характера и обещании мистера Брокльхерста поставить мисс Темпль и других учительниц в известность об этом. И вот теперь он был здесь.
Он стоял возле мисс Темпль и что-то шептал ей на ухо. Я сидела недалеко от них и могла, прислушавшись, различать слова. Мистер Брокльхерст выговаривал директрисе за то, что та не очень экономна, что позволила некоторым воспитанницам дважды за неделю сменить кружевные манжеты, что завтракали они порой по два раза за день, что нитки для шитья расходуются свыше меры. Мисс Темпль отвечала спокойно и аргументировано, однако обещала, что впредь будет экономней. Затем управляющий обратил внимания, что у некоторых девочек слишком длинные косы и даже приказал обрить их головы наголо, говоря, что ученицам не следует потакать в их низменных желаниях. В этот момент в класс зашли три дамы: жена и две дочери нашего управляющего. Жаль, что они пропустили монолог мистера Брокльхерста об излишествах и скромности, так как сами они были расфуфырены в шелка, бархат и меха.
Слушая мистера Брокльхерста, я старалась быть незаметной для него, прикрываясь доской для задачек. Однако я настолько разволновалась, что доска выпала у меня из рук и с грохотом упала на пол. Меня, естественно, сразу же обнаружили. Управляющий тут же направился ко мне.
– Какая бестолковая девочка! – сказал мистер Брокльхерст и сейчас же добавил. – Кстати, это новая воспитанница. – Я не успела перевести дыхание, как он уже продолжил: – Я обязан сказать о ней несколько слов. Пусть она немедленно выйдет вперед.
Сама бы я не поднялась, так как окаменела от страха, мне помогли две взрослые девушки, поставившие меня на ноги. Мисс Темпль мягко подвела меня к управляющему и шепнула мне:
– Не бойся, Джейн, я видела, что ты не виновата. Все будет в порядке.
«Ах, какое сейчас её ждёт разочарование, если она поверит словам мистера Брокльхерста!»
– Принесите стул, – сказал мистер Брокльхерст, указывая на очень высокий стул, с которого только что встала одна из старших девушек. – Поставьте на него эту девочку…
Его приказание было исполнено в точности. Откашлявшись, мой мучитель продолжал:
– Сударыни, – сказал он, обращаясь к своему семейству, – мисс Темпль, наставницы и дети! Вы видите эту девочку? Смотрите на неё внимательно! Это непростой ребенок! Её благодетельница предупредила меня, и я должен поставить вас всех в известность, что эта девочка – лгунья! – Семейство Брокльхерстов издало возглас возмущения. – Да, к сожалению, это именно так. Я рекомендую нашим воспитанницам как можно меньше разговаривать с ней, избегать её, а преподавателям следить за каждым её шагом и словом! И пусть она еще полчаса постоит на стуле.
Мои чувства трудно описать, – меня приковали к позорному столбу! Как теперь ко мне будут относиться ученицы, преподаватели?!! Слезы готовы были брызнуть из моих глаз. И тут мимо прошла девочка и взглянула на меня. Какой странный чудесный свет лился из её глаз! Сколько новых, высоких чувств пробудил во мне этот взгляд! Как подбодрил! Я тут же подавила в себе рыдания, подняла голову и решительно выпрямилась во весь рост. Это была Элен Бернс. В её улыбке было столько понимания и доброты! Теперь я осознала, кто такая Элен Бернс. Это не девочка с клеймом «неряхи», это ангельское создание, которое способно подбодрить, поддержать того, кто находился в худшем, чем она положении.
Глава VIII
Когда все ушли в столовую пить чай, я осмелилась сойти со стула. В комнате уже было достаточно темно. Забившись в угол, я упала на пол и разразилась глухими рыданиями. Скорбь моя была велика. Обвинения во лжи при всей школе вывели меня из состояния равновесия. Я так хотела заслужить внимание и любовь своих преподавателей и подруг, но, видимо, этому не суждено было сбыться. Меня уже начали хвалить, зачислили в первые ученицы, мисс Темпль обещала мне уроки французского языка, если я продолжу в том же духе, и тут такой удар! Мне хотелось умереть. И тут в комнату вошла Элен Бернс. Она принесла мне кофе и хлеба.
– Давай, поешь немного, – сказала она.
Я отказалась от еды, мне казалось, что я не проглочу ни кусочка. Элен удивленно смотрела на меня.
– Элен, Элен, как ты можешь сидеть с девочкой, которую все считают лгуньей?
– Во-первых, я не верю, Джейн! Кроме того, только восемьдесят человек это слышали, а в мире гораздо больше людей.
– Какое мне дело до других людей? Мне важно, что те, кого я знаю, теперь будут презирать меня.
– Поверь, никто тебя не презирает, тебя даже жалеют, только не могут выразить тебе сочувствуя.
– Как они могут жалеть меня после слов мистера Брокльхерста?
– Мистер Брокльхерст – не Бог, его никто не любит и не уважает. Если бы он к тебе хорошо относился, у тебя бы появились враги. Будь такой, как прежде, и к тебе не изменится отношение. Кроме того, Джейн…
– Ну что, Элен? – сказала я, взяв ее за руку.
– Даже если весь мир тебя будет ненавидеть, но ты будешь чиста перед самой собой, то все обвинения мира – пусты, и ты всегда найдешь друзей.
– Да, конечно, но если при этом меня не будут любить…
– Успокойся, Джейн! Тебя слишком волнует любовь окружающих. Кроме людей, есть еще царство ангелов, которые всё видят и понимают, и охраняют нас от бед. Зачем поддаваться отчаянию, если жизнь коротка, а смерть – верный путь к счастью и покою?
Элен замолчала и тут же закашлялась. Я забыла о своем горе, привлекла её к себе и мы сидели, обнявшись. Но это продолжалось недолго, так как в класс вошла мисс Темпль.
– Я ищу тебя, Джейн Эйр, – сказала она, – я хочу пригласить тебя к себе в комнату, а раз здесь Элен Бернс, то приглашаю и Элен.
Мы последовали за своей наставницей. В её комнате жарко пылал камин, было уютно и тепло. Мисс Темпль предложила Элен Бернс сесть в низенькое кресло у камина, а сама села в другое кресло и привлекла меня к себе.
– Ну что, успокоилась? – спросила она, вглядываясь в меня.
– Боюсь, что я никогда не успокоюсь.
– Почему?
– Потому что меня несправедливо обвинили, и вы, мисс Темпль, и все другие будут теперь считать, что я очень плохая.
– Мы будем считать тебя такой, какой ты себя покажешь, дитя мое. Продолжай вести себя хорошо, и мы будем довольны тобой.
– Это правда, мисс Темпль?
– Ну, конечно, – сказала она, обняв меня одной рукой. – А теперь расскажи мне, кто эта твоя благодетельницей, о которой говорил мистер Брокльхерст? Постарайся не преувеличивать ничего.
Мой рассказ был сдержанным, в нем не было тех эмоций, которые я обычно вкладывала, вспоминая о миссис Рид и его детях, поэтому он произвел более сильное впечатление на слушавших. Я упомянула с благодарностью имя мистера Ллойда, лечившего меня после припадка.
– Я немного знаю мистера Ллойда. Я напишу ему. Если он подтвердит то, что ты рассказала, с тебя при всех будет сняты все обвинения. Что касается меня, Джейн, в моих глазах ты оправдана уже сейчас.
Она поцеловала меня, и я вдруг почувствовала себя такой счастливой! Мне было так хорошо рядом с мисс Темпль!
– А ты, как себя чувствуешь сегодня, Элен? Ты днем много кашляла?
– Не так много, сударыня.
– А боль в груди?
– Мне лучше.
Мисс Темпль встала, взяла ее за руку, сосчитала пульс и тяжело вздохнула. Затем, опомнившись, заставила себя улыбнуться и сказала:
– Ну, сегодня вы мои гости, и я должна принимать вас, как гостей. – Она позвонила.
– Барбара, – сказала она вошедшей горничной, – я еще не пила чаю. Принесите поднос и поставьте две чашки для этих двух молодых особ.
На подносе красовались фарфоровые чашечки, ярко начищенный чайник, приятно благоухал горячий чай и поджаренный хлеб. Мы приступили к чаепитию. Однако для двух вечно голодных детей гренков оказалось очень мало. Мисс Темпль тоже обратила на это внимание.
– Барбара, – сказала она, – не можете ли вы принести нам побольше хлеба с маслом? Здесь на троих не хватит. Барбара вышла, но вскоре вернулась.
– Сударыня, миссис Харден говорит, что она прислала обычную порцию.
Миссис Харден была экономкой в школе, этой женщине мистер Брокльхерст очень доверял.
– Ну, хорошо, – отозвалась мисс Темпль, – мы постараемся обойтись, Барбара. – И, когда девушка ушла, она пояснила, улыбаясь. – К счастью, я могу вас угостить еще кое-чем.
К столу мисс Темпль предложила большой сладкий пирог. И чаепитие превратилось в настоящее пиршество. Затем, убрав чашки в сторону и устроившись поудобнее, мисс Темпль и Элен начали разговор, присутствовать при котором было для меня действительно большой честью. Они говорили о прочитанных книгах, о литературе, истории. Мне было очень интересно. Однако беседу прервал колокол, возвещавший о том, что пора идти спать. Благословив нас, Мисс Темпль обняла каждую и проводила до дверей. С большой неохотой она оторвалась от Элен, провожая её тревожным взглядом.
Неделю спустя пришел ответ от мистера Ллойда, в котором он подтвердил мою невиновность. Собрав всю школу, мисс Темпль объявила, что провела тщательное расследование, в результате чего выяснилось, что Джейн Эйр оговорили, и она счастлива, что может заявить перед всеми о моем полном оправдании. Наставницы окружили меня. Они жали мне руки и целовали, а среди учениц пробежал шепот удовлетворения.
Итак, я была оправдана. Теперь я могла спокойно погрузиться в учебу, доказать всем, что у меня есть способности. Я упорно трудилась, и мои усилия увенчались успехом. Уже через две-три недели я была переведена в следующий класс, а меньше чем через два месяца мне было разрешено начать уроки французского языка и рисования. Я была счастлива.
Прав был Соломон, когда сказал: «Угощение из зелени, поданное с любовью, лучше, нежели откормленный бык, заправленный ненавистью».
Теперь я уже не променяла бы Ловуд со всеми его лишениями ни на какое богатство мира.
