Shell L
Шахджахан
Фалгар слушала его восторженную речь лишь краем уха, напряжённо раздумывая над её смыслом. С одной стороны, она была рада, что сын не просто смог произнести нечто настолько длинное, пусть и крайне путаное, но и вообще заговорил. С другой стороны, её настораживала, хоть и не удивляла, его любовь к Всематери. С третьей, она думала, что любовь сына к Ней неплоха и вреда не несёт, но во что может вылиться Её любовь к нему? С четвёртой она заинтересовалась его словами, ведь и сама нередко бродила в Загранном мире, однако ничего там не увидела и не ощутила. Обо всём этом определённо стоило подумать. А ведь ещё оставался странный юноша, которого Тьма прочила её сыну в друзья. Прищурившись, Фалгар одарила своё дитя взглядом, полным сомнений. Если она что и знала точно, так это то, что слово «друг» не могло стоять в одном предложении с любым упоминанием о её сыне. Он никому не доверял, кроме Тьмы и, пожалуй, своей безумной сестрицы.
У Фалгар была дочь, да, к тому же, не одна. Обе девицы были спесивы и вздорны, но каждая по-своему: старшая творила, что хотела и некого никогда не слушала, для младшей же не существовало никого, кроме её драгоценного младшего брата-близнеца, которым и являлся Владыка. Она помешалась на нём, посвятив ему всю свою жизнь. Вспыльчивая сверх всякой меры, гордая и грубая, разнузданная Мэридалла больше всего на свете (помимо драгоценного брата) обожала вид горячей крови, вытекающей из очередной её жертвы. Вспомнив о своём главном разочаровании, Фалгар недовольно прищёлкнула языком и поморщилась, чем заслужила короткий подозрительный взгляд Владыки. Вспомнив о присутствии сына, королева отослала его спать, а сама погрузилась в раздумья. Может ли случиться такое, что Мэриди уступит своё место подле Влалыки кому-то ещё? Нет, конечно нет! Фалгар даже помотала головой. После ссоры брата с Мегулой, эта бестия, не раздумывая, убивала любого, кого мало-мальски сближался с Владыкой. Колдунья объясняла это так: «Чтобы моего дорогого братика больше никто не смел разочаровывать». Если брать в расчёт тот факт, что Владыка к себе никого не подпускал и ни с кем не желал общаться, гибли в основном ни в чём неповинные существа. В голове против воли опять промелькнули слова Всематери.
– «Спутник», говоришь? БРЕД!
Фалгар с силой швырнула саквояж на принесённый столик, позабытый Владыкой у двери. Если бы у неё были силы, она бы встала и принялась метаться по комнате, потрясая кулаками и гневно шипя. Но у неё совершенно не было сил! Она потратила их все, стараясь не показать перед сыном своей слабости. И это оказалось бесполезно! Он всё равно всё понял! Фалгар согнулась и закрыла лицо руками. Она всегда проигрывала. Не уберегла мужа от безумия, не смогла воспитать дочерей, – да что там! – она даже сына разговорить оказалась не в силах! А Всемать смогла это сделать одним прикосновением! Фалгар чувствовала себя абсолютно бесполезной и ненужной.
Она рассмеялась громко и истерично, тут же обрывая смех и беря себя в руки. Она мать и не имеет права показывать слабость перед своими детьми. Она королева, и должна сохранять свою гордость. Она многомудрая Госпожа и не может недооценивать Тьму.
– Что ж, посмотрим, что за товарища Ты приглядела моему сыну, Всематерь, Первая Госпожа, Первородная Тьма, Эфир! Я не понимаю Тебя, но уж попытаюсь предугадать твои шаги! – проговорила Фалгар в пустоту и вновь погрузилась в свои мысли.
***
Где-то за гранью Тьма оскалилась тысячью ртов, предвкушая веселье.
***
Стоявшее в покоях Владыки старое зеркало в массивной богато изукрашенной раме неуловимо изменилось. В следующий миг в нём отразилась женщина с серьёзным надменным лицом. Женщина подошла поближе и тихо позвала:
– Брат!
Владыка, стоявший на балконе и неотрывно следивший за небом, прервал своё занятие и, стремительно развернувшись, подлетел к зеркалу.
– Есть новости?
– Не для такого разговора, – надменная женщина усмехнулась, указывая взглядом на зеркало. – Я скоро приеду, тогда и поговорим. А сейчас скажи, что мать?
Владыка улыбнулся одними губами:
– Я не могу прочесть её мысли, но, судя по всему, она по-прежнему считает тебя свихнувшейся ведьмой.
– Как мило, – коротко и наиграно рассмеялась надменная женщина, после чего снова посерьёзнела. – Час назад меня вызвал отец. Будь готов ко всему. – она помедлила, закусив губу и посмотрев на брата так, будто невыносимо страдала и безмерно устала это скрывать. – Береги себя, брат.
– И ты себя, сестра, – кивнул Владыка, прекрасно зная какое наказание ждёт сестру за задержку. Бедная, она ведь не отправилась сразу только потому, что хотела его предупредить. Надо было убегать от гобров, а не драться с ними! – Удачи.
Женщина невесело усмехнулась, пробормотала что-то о том, что в замке отца удача ей точно не помешает, и, кинув прощальный взгляд на брата, исчезла.
Немного подумав, Владыка вернулся на балкон и спрыгнул вниз. Бесшумно приземлившись, он смешался с тенями и скользнул вдоль замка к псарне. Когда он вошёл, огромные чёрные псы, похожие на мохнатых догов, одним слаженным движением подняли массивные головы. Увидев, кто пришёл, твари вскочили на ноги и завиляли змеиными хвостами. Это были гончие, ближайшие родственники вампалов, созданные Тьмой в подарок своим детям.
– Ищите юношу с белой, как мел, кожей и длинными чёрными волосами. Он должен пахнуть, как Ньелль, – Владыка стремительно подлетел к загону с некрофагами и, рывком открыв его, резко приказал: – И вы ищите!
Крылатые собаки, каждая размером с коня, вместе с гончими опрометью бросились к двери псарни.
– Вам нужно особое приглашение? – повернулся Владыка к крылатым волкам, симуранам, вопросительно смотревшим на него из-за низкого заборчика.
Волки, перескочив через ограду, устремились вслед некрофагам и гончим.
Стоит заметить, что язык гердов крайне метафоричен и одно слово может означать несколько вещей, совершенно несвязанных между собой, как может показаться поверхностному наблюдателю. Например, охотники считают, что нежная ягодка ежевики очень похож на Всемать: такая же чёрная по цвету, кислая на первый взгляд и сладкая, когда распробуешь. Таким образом и для Всематери, и для ягоды, и для обозначения такого качества, как нежность, у них существовало всего одно слово – ньелль. Почему Владыка сказал, что юноша будет пахнуть, как сама Первая Госпожа? На этот вопрос он не мог ответить даже себе.
***
– Значит, и похож, и нет, говорите? – прищурился Владыка, одной рукой задумчиво почёсывая бородку, а другой поочередно гладя скулящих псов. Прошёл целый месяц и только этой ночью пять гончих вернулись с вестями, разбудив Владыку лаем. Ни симураны, ни некрофаги, ни истальные сорок пять гончих никого не нашли. – А что запах? – псы отозвались тихим воем, говоря, что запах-то как раз и не даёт им определиться. Вроде мальчишка и пахнет Тьмой, а вроде и свой запах у него есть. – Тогда сделаем так. Пусть собаками с волками возвращаются, а вы, гончие, продолжайте следить за ним и беречь от опасностей. И пусть хоть одна тварь посмеет его тронуть, – Владыка, сам того не заметив, опасно оскалился, чем заставил псов попятиться. – Подождём немного, мне кажется, этот мальчик – тот, кого я ищу.
Глава III
ВСТРЕЧА
Сколько себя помнил, он жил в хижине на болоте с древней, точно сам мир, старухой, которую в соседней деревушке называли не иначе как ведьмой. Она нашла мальчишку в грязном, вонючем проулке в городе, куда ходила к одной знатной госпоже. Он мало что помнил об этом, как и мало что помнил о себе. Имени у него отродясь не было, да он и не помнил, когда и где родился. Всю свою недолгую жизнь он трудится за кусок чёрствого хлеба и кров на богатых господ, выполняя самую чёрную и грязную работу. А потом попался на глаза госпоже, когда по приказу кухарки пытался тащить неподъёмный для своих лет чан с очистками к помойной канаве. Госпоже очень не понравилась его старая, рваная одежда, грязные волосы и голодный вид, и она с криком и бранью прогнала «нахлебника, который только зря коптит воздух, а сам ничего не может сделать». Он несколько дней скитался по улицам, прося милостыню и пытаясь найти работу. Но никто не хотел его брать, считая, что от такого работника убытку будет больше прибыли. Старуха тогда отчего-то пожалела умирающего от голода ребёнка, а, может, её заставили гигантские псины, что кружили возле него и бросали на всех проходящих странные долгие взгляды. В любом случае, теперь он жил с ней на болоте в тишине и спокойствии.
Своего имени мальчик не знал, старуха всегда звала его мальчишкой, а все остальные просто и незамысловато «эй, ты». Деревенские же опасались его и никак не звали. Более того, они запрещали своим детям даже смотреть в его сторону, а сами никогда не приходили к ведьме, если мальчик был в хижине. Заметив это, мальчик, чтобы не пугать людей, стал уходить в глубь болот.
Да, это было опасно. Время от времени он увязал в трясине, но каждый раз кто-то, живущий в вязких топях, выталкивал его на поверхность к сухим кочкам, не давая утонуть. Мальчик чувствовал ступнями его склизкие закостеневшие ладони с похожими на коряги пальцами. Каждый раз после этого он опрометью бежал от страшного помощника без оглядки.
Он не знал, что ему против воли помогают сам хозяин болот и его жена. Не знал он и того, что полгода назад, отдав его под опеку старухи, псы доложили Владыке о его существовании, что Владыка в ту же ночь покинул замок и призвал всех подвластных ему тварей и что под страхом смерти приказал им беречь маленького человечка и одним взмахом руки подавил их негодование. Чёрные псы иногда показывались мальчику издалека, пугая его и тем самым не давая ходить в самые гиблые места. А иногда, самыми тёмными ночами, они подходили особенно близко к стенам хижины и мальчик, сжавшись от страха, мог видеть их чёрные спины, неспеша проплывающие за закопчённым окошком. В такие дни с болот всегда особенно сильно тянуло гнилью, доносились хлюпающие звуки, как будто кто-то шлёпал по трясине перепончатыми лапами, и раздавались стоны, скрипы и какие-то заунывные звуки, похожие на жуткие голоса.
В эти дни старуха не спала вместе с мальчиком. Она также, как и он, неподвижно сидела на своём топчане, застеленном засаленными тряпками, со страхом смотрела в окно на псов и невнятно бормотала. Как-то раз она проболталась, что раньше тёмными ночами в её двери скреблись и стучали болотные твари, а в окна заглядывали перекошенные и искажённые рожи и морды. Когда же появился мальчик, а вместе с ним и псы, никто больше не скребётся, не стучит и не заглядывает в окна. Больше она ничего не сказала.
Один раз, в ночь на Купалу, когда старуха готовилась к празднику, вокруг хижины появилось множество сверкающих белых огней. Зачарованный их свечением, мальчик вышел сперва во дворик, потом за калитку, а затем и вовсе пошёл в сторону болот, ничего и никого не замечая. Дивные белые огни влекли его своим ослепительным светом. Так нарядно! Так празднично! Так красиво! Мальчик даже не услышал, какой шум подняли чёрные псы и с каким исступлением они пытались добраться до огней, подпрыгивая и лязгая зубами. Он всё шёл и шёл, заворожённый чудесными огнями, пока в макре от него не возникла высокая мрачная тень с горящими золотыми глазами. Псы подняли радостный вой, приветствуя своего хозяина. В белом свете огней яростно блеснуло изогнутое серебряное лезвие, поразившее сразу четыре десятка огней.
– На минуту тебя бесс пригляда нельзя осставить, – проворчала тень и бросилась в погоню за огоньками.
Мальчик нахмурился. Кому могло прийти в голову нападать на эти чудесные огни? С каждым мгновение всё больше их гасло в ярком блеске серебряного лезвия. Мальчику показалось, что огни зовут его на помощь. Он дёрнулся было, чтобы защитить их от беспощадной тени, но с ужасом обнаружил, что по колено увяз в болоте. Сначала мальчик испугался не за себя, а за огни. Он не сможет их спасти! Их всех заберёт тень! Но когда за локоть его схватили холодные, склизкие пальцы, он понял, что сейчас надо беспокоиться о себе. Он не сможет помочь огням если утонет или будет утащен неведомым существом.
Мальчик медленно обернулся. На него с отвращением смотрела страшно уродливая женщина с землистым лицом и травой вместо волос. Больше всего она напоминала кривую корягу, поросшую мхом. Её платье, сделанное из ряски и тины и украшенное гнилыми ягодками брусники, отвратительно воняло. Ожерелье из кувшинок, болтавшееся на тонкой сморщенной шее, билось о кривые полусогнутые ноги. Рядом с женщиной предостерегающе рычали псы.
Тварь, попытавшись ласково улыбнуться, обнажила гнилые зубы, чем ещё больше напугала мальчика. Он сжался под её остекленевшим взглядом и не мог вымолвить ни слова.
– Пойдём, милый мальчик, здесь опасно, Хозяин будет злиться, – прохрюкала Кикимора, а это была именно она, и потянула его за собой. Псы тут же взвились, захлёбываясь лаем. Кикимора отпрянула. – Да отстаньте вы, окаянные!
Псы не слушались. Если раньше мальчик небезосновательно считал, что монстры охотятся за ним, то теперь, если бы боялся хоть чуточку меньше, мог бы убедиться в обратном. Собаки яростно лаяли на Кикимору, а не на него. Сзади послышалось громкое шлёпанье и появился мужчина с лягушачьими ногами и огромным вздутым животом. Увидев псов, мужчина остановился. Его маленькие рыбьи глазки испуганно смотрели то на псов, то на жену, жидкие длинные усы тряслись на животе, а зеленоватая кожа, покрытая редкими чешуйками, источала отвратительное зловоние. Это был Болотник, супруг Кикиморы и хозяин болота.
Вдруг одна из собак прыгнула на Кикимору. Острые зубы, каждый в палец длиной, лязгнули совсем близко от её лица. Гончая хотела припугнуть и остановить Кикимору. Что ж, у неё получилось. Но собака не могла предвидеть, что напуганная Кикимора, вцепиться когтями руку мальчика. От резкой боли ребёнок вскрикнул, заставив Кикимору дёрнуться, углубляя раны.
Тотчас на крик примчалось два десятка псов, возглавляемых тенью. Увидев израненную руку ребёнка, тень стала гуще и чернее и громко злобно зарычала, иногда даже забывая шипеть:
– Я неяссно выррразсилсся? ЧТО В СЛОВАХ НЕ ПРИЧЩЕНЯТЬ ВРРРЕДА И ОБЕРРРЕГАТЬ ОТ ОПАССНОССТЕЙ БЫЛО НЕПОНЯТНОГО?! ПОМЕРРРЕТЬ ЗАХОТЕЛИ? ТАК Я УСТРРРОЮ!
Если при появлении тени Кикимора и Болотник затряслись, то после громоподобного рычания ноги у них подкосились и они рухнули на колени, бессвязно прося о милости. О крутом нраве Хозяина Тёмных, а им и являлся пришедший на зов псов Владыка, знали все.
– ВОН! – рявкнул Хозяин.
Кикимора и Болотник исчезли так быстро, словно их и не было. Тень перевела взгляд на мальчика.
«Так вот ты какой, «спутник», – чуть наклонив голову, подумал Владыка. – Я думал, ты будешь постарше.»
Ребёнок во все глаза смотрел на странную тень, но заговаривать первым не решался.
– Не бойсся меня, я вссегда буду на твоей ссторроне, – Хозяин бросил мимолётный взгляд на болота. Этого взгляда хватило, чтобы жижа сама расступилась, уплотнилась и вытолкнула мальчика. Один из псов, растворившись в тенях, поднырнул под него и, убедившись, что ребёнок крепко сидит на призрачной спине, вновь стал твёрдым.
– На болотах опасно, детёныш, – с укором проговорил Хозяин. И ехидно поинтересовался: – Тебе разве не говорили, что нельзя никуда ходить с незнакомыми огоньками? Да и со знакомыми, в общем-то, тоже лучше никуда не ходить, – пробормотал он чуть тише. – Впрочем, у нас мало времени. Слушай меня внимательно. Никогда, запомни никогда, не приближался к существам с двумя полосками на левом плече. Обходи их десятой дорогой, а если встретишь, беги как можно дальше. Помни, чёрные псы будут твоими друзьями. А обо мне забудь, ребёнок, пожалуйста, забудь! А теперь спи! – Владыка щёлкнул когтями, и мальчик провалился в темноту.
По болоту в их сторону медленно плелась старуха, разыскивающая воспитанника. Завидев псов, она остановилась и стала нерешительно переминаться с ноги на ногу. Тень фыркнула и жестом приказала псу с мальчиком подойдите к ней, после чего растворилась и возникла уже возле старухи, протягивая ей красивый фиал из тёмно-синего стекла, украшенного серебряными цветами:
– Моя кровь. На случай, если вдруг он ещё поранится. А сейчас, – Владыка указал когтем на мальчика, руку которого уже обвили тонкие серебряные щупальца. Когда щупальца отступили, взору старухи предстала гладкая здоровая кожа. Страшные рваные раны исчезли, будто их и не было. – Если хочешь спросить – спрашивай. Чем больше я здесь нахожусь, тем большей опасности вы подвергаетесь.
– Вот скажи мне, Хозяин, – набравшись смелости, прошамкала старуха. Она сразу поняла кто перед ней. Лишь один из высших сражался косой с серебряным лезвием, примотанным цепью к чёрной металлической рукояти. – Какой те интерес? Он же ж простой человек. Или, – старуха прищурилась, – Ты с ним чего недоброе замыслил?
– Послушай, колдунья, – вместо ответа сказал Хозяин. Предположение старухи его очень оскорбило, но он решил не подавать виду, – Ты можешь просить у меня что угодно. Я исполню любую твою прихоть. Деньги, сила, знания, артефакты – всё, что пожелаешь. Взамен ты приглядишь за ребёнком. Сейчас слишком опасно, я не могу его забрать. Однажды ему придётся впутаться в наши клановые прения, но я хочу оттянуть этот момент настолько, насколько это возможно…
– Так энто, стал быть ты псов посылал? – не обращая на него ровным счётом никакого внимания, поинтересовалась старуха. – И еду подбрасывал, да? Я ему нича не говорила.
– Молодец, молчи и дальше. А еду приносили гончие по моему приказу, – процедил Хозяин, порядком раздражённый поведением старухи.
Старуха глубоко вздохнула:
– Хозяин, ни в жизнь не поверю, что ты дитятко по доброте душевной оберегаешь. Или чёй там у тя вместо души?
– Самому бы знать хотелось, – пробурчал Владыка. И добавил громче: – Считай, чем угодно, но позаботься о мальчике. То, что захочешь взамен, назови псам, они передадут мне.
– Угу, проваливай, – старуха проковыляла к мальчику и, опасливо косясь на псину, принялась его осматривать.
– Ты совсем меня не боишься? – наверное, впервые в жизни поразился Владыка.
– А чёй мне тя бояться-то? Раз у тебя дело ко мне, значится, не тронешь.
Ничего не ответив, Хозяин растворился в темноте.
***
Гончие только с виду были страшными. Когда мальчик, убеждённый старухой в том, что и тень, и Кикимора, и Болотник ему приснились, с утра вышел во дворик, он удивился и испугался, обнаружив громадных псов, сидящих полукругом перед дверью. После вчерашних злоключений гончие, видимо, стали воспринимать мальчика как ещё одного хозяина. Когда ребёнок привык к ним, они даже начали с ним играть. Теперь они всё время находились рядом с ребёнком и отходили от него лишь поздно ночью, отгоняемые от порога хижины бранью старухи. Впрочем, после того, как умные псы принесли ей редкую траву, растущую только в самой непроходимой части болот, колдунья подобрела и разрешила мальчику играть с ними и заводить в дом. С тех пор псы исправно носили ей травы, ягоды, коренья и дичь.
Как-то раз, когда гончие притащили целого гсаданталгского тура, выпотрошенного умелыми руками королевских поваров, старуха не выдержала и громко посетовала, что, погреб, дескать, маленький, она уже стара для бесконечной стряпни и, вообще, лучше бы кое-кто коронованный и хвостатый толкового плотника прислал, крыша-то уже тритий год протекает.
Хозяин внял, и уже на следующий день к старухе под предлогом получения отвара для внезапно зачесавшихся ушей троюродного дядюшки по линии тётушкиной бабушки пришёл трясущийся молодой плотник, в обмен на отвар не только перекрывший крышу новенькими досками и в два раза расширивший погреб, но и сколотивший колдунье новый стол. Уходил молодой человек на закате, и уход его был больше похож на бегство от угрюмой старухи и страшных собак, то и дело мелькавших за деревьями. Отвар для дядюшкиных ушей он, к слову сказать, взять забыл.
Старушка, совершенно счастливая – и по такому случаю даже переставшая ворчать – задумчиво почесала подбородок, с удовольствием осматривая разделанную тушу тура в погребе. Кто и когда её разделал, она благоразумно решила не спрашивать.
***
Наблюдавшая за старухой высокая красивая женщина с загорелой кожей и длинными белоснежными волосами, доходившими ей до колен, изогнула губы в загадочной улыбке и растворилась в тенях.
***
– Бабушка? – лучащийся любопытством мальчик подошёл ко входу в погреб, наклонился и вопросительно посмотрел на старуху.
– Чё те? – проворчала старушенция, догадываясь о чём хочет спросить воспитанник и оттого мигом теряя всё своё благодушие.
– А собаки… – мальчик замялся. – Что они такое?
Старуха выползла из погреба, щуря подслеповатые глаза на яркое закатное солнце, охая и кряхтя дотащилась до хижины и поковыляла к древнему, приросшему закопчёнными боками к очагу котлу, где она обыкновенно творила свои варева и готовила мальчику укрепляющие отвары. Тут она разговорилась:
– Гончие, как пить дать, гончие, – со знанием дела покивала старуха, деловито помешивая очередную настойку деревянным черпаком. – Сказок шоли никогда не слыхал? Собаки; большие, чёрные; с горящими тьмой глазюками и змеиным и хвостами; страшные, бррр. Кто же это ещё может быть?
– А что такое эти «гончие», бабушка? – спрашивает умостившийся рядышком мальчик и поджимает пальчики на ногах от любопытства и волнения.
– Дык псины его, с которыми он охотиться выезжает, – и без того согнутая вдвое ведьма сгибается ещё сильнее, нюхая варево, и, причмокивая губами, пробует его на вкус.
– А на кого он охотятся? – от волнения у мальчика перехватывает дыхание. Вот-вот он узнает ответ на давно мучающие вопросы! – для него это захватывающая сказка, не более, и ведьма это понимает.
– На кого-на кого, – раздосадовано ворчит старушенция. – На неугодных ему. А неугодны ему мы, люди. Большую обиду он на нас затаил… Тьфу, ты, пропасть! А ну не отвлекай меня, негодник, чуть не проворонила, когда траву светящуюся добавлять надобно… Ууу, когда Дикая свора бежит по земле, прячься-не прячься, всё одно: настигнут да порвут в клочья на потеху ему.
– А кто это – он?
– А ну молчи! – обрывает старуха и зачем-то оглядывается. – Он – это он, Хозяин Тёмных, тот, кого все твари слушаются, господин всех здешних и дальних земель, живущий в замке за лесом, откудова нету возврата. И ежели не хочешь беды накликать, не называй его никак! Мало ли что, не дай, Госпожа, услышит да явится.
– А Госпожа – это наша королева?
– Да, – нехотя отвечает старуха, наливая варево в кружку, с отколотой ручкой. – Она мать ему, и лишь у неё есть право ему указывать. Пей-пей, чтоб всё выпил. Это отвар лечебный. От худобы помогает.
Старушенция впихнула мальчику кружку, а сама подумала:
«А то, не приведи, Госпожа, ему в голову взбредёт, что ты худой слишком. Ты-то ешь, как цыплёнок, а он не побрезгует, сам явится с проверкой, припасами да поварами, ежели ему псы намекнут. А у меня-то погреб не бесконечный и жизней, поди, не девять!
Мальчик послушно выпивает горький, жирный отвар и морщится от ужасного вкуса. Старуха, не желающая отвечать на самый главный вопрос, опять отворачивается к своему котлу, продолжая мешать. Мальчик ёрзает минуты две, но любопытство пересиливает:
– Бабушка, а что его псы делают у нас и почему они не страшные, как ты говоришь?
Старуха смолчала, а мальчик решил не настаивать на ответе, хотя ему очень хотелось. Раз не отвечают, значит ему этого не надо знать, а раз не надо, то зачем спрашивать? Полчасика они посидели в тишине, пока ребёнок, погрузившийся в раздумья, случайно не прервал её:
– Ему, наверное, очень одиноко, – тихо и задумчиво протянул мальчик.
– Кому? – от удивления старушенция даже обернулась.
– Хозяину, – с готовностью поясняет ребёнок. – Он ведь там совсем один, поэтому грустит и гневается.
Тут уж старуха не удержалась и хрипло загоготала:
– Ой, повеселил, ой, не могу! Ему? Да грустно? Да он видеть некого не желает, иначе чего б ему в такой глуши себе замок строить! Он нелюдим и дик, как волк, и страсть как этим гордиться!
Мальчику вдруг стало обидно за этого неизвестного Хозяина. Если даже бабушка, предпочитающая соседство четы болотников обществу людей, так плохо о нём думает, то как о нём думают все остальные? И почему они все так плохо о нём думают? И почему он живёт один? Наверное, он, как и бабушка, причудливо выглядит и не любит шум и суету, поэтому поселился подальше. А люди из-за этого понапридумывали о нём невесть что и распустили эти слухи. А он и не знает, наверное, что его теперь все боятся, бедненький.
Мальчик знал, как это бывает. Его самого все деревенские с первой встречи невзлюбили только за то, что он живёт с бабушкой, которую все почему-то называют ведьмой, хотя она ещё никому не отказывала в помощи. Мальчику отчаянно захотелось хоть что-нибудь сделать для Хозяина, поэтому он дождался, пока старуха отвлечётся, и тихонько прокрался во дворик, к греющимся на редком солнце псам. Гончие одновременно подняли тяжёлые морды и лениво забили по земле хвостами, ожидая, что мальчик сейчас снова увлечёт их какой-нибудь интересной игрой, но, увидев, всю серьёзность своего маленького господина, поднялись и подошли к нему.
– Вы ведь можете передать ему мои слова? – неуверенно спросил ребёнок.
Самый большой пёс подошёл к нему и попытался уложить голову на плечо, но детское плечико было слишком узким и находилось слишком низко, для пёсьей головы. Тогда зверь устроил морду у мальчика на макушке. Посчитав этот жест за разрешение продолжать, мальчик, ужасно волнуясь, сказал:
– Тогда передайте, что я его нисколечко не боюсь и считаю очень хорошим. И ещё вот этот цветок передайте. Он рос в саду госпожи, у которой я раньше работал, но потом его сорвали и хотели выкинуть, потому что он немного завял, но я попросили отдать его мне вместо оплаты за два дня и с тех пор он всегда со мной. Он приносит удачу – иначе бы бабушка меня не нашла, – а ещё он очень красивый, надеюсь ему понравится, – и со всей непосредственностью, на какую способны только дети, серьёзно прибавил: – Если ему грустно, пусть приезжает сюда, думаю, я чуточку понимаю его, а значит смогу как-нибудь утешить.
Псы слушали внимательно и напряжённо. Когда мальчик договорил, самый большой пёс, тот, что умостил морду на голове ребёнка, отступил на шаг и раскрыл пасть, куда мальчик вложил бережно высушенную нежно-розовую альстромерию. Пёс осторожно сомкнул пасть и тотчас исчез, растворившись в тенях.
***
Владыка, с балкона провожающий солнце на ночной покой, был немало удивлён, увидев перед собой вожака гончих, протягивающего ему какой-то цветок. Красивая беловолосая женщина, расчёсывающая ему кудри чёрным гребнем, украшенным цветной эмалью, прервала своё занятие и отступила на шаг, чтобы не мешать.
Пока Владыка слушает пса и рассматривает цветок, стоит взглянуть на неё чуть внимательнее. Итак, её зовут Анна и она одета в форму дворецкого замка Владыки. Весь её внешний вид безукоризненен: на коричневых брюках и белой рубашке, обильно расшитой кружевом и рюшами, ни единой складки, чёрный жилет прекрасно сидит несмотря на объёмный бюст, чокер из тёмно-синих, отливающих зеленью камней на шее имеет сложное плетение, а волосы уложены волосок к волоску. На вид ей не больше тридцати.
– Анна, – негромко зовёт Владыка, и в следующий миг женщина уже стоит перед ним на коленях, приложив руку к груди и подметая пол волосами.
– Хозяин? – у Анны чарующий голос и восхитительные тёмно-синие – почти чёрные – глаза.
– Принеси мне цветок ликориса. Алый. Выбери в теплицах самый красивый.
Если женщина и удивилась, то ничем этого не показала. Она растворилась в воздухе, чтобы через две минуты возникнуть вновь и с поклоном отдать Хозяину алый цветок и тонкую серебряную ленту, предусмотрительно взятую в одной из кладовых. Владыка шепчет и вертит в руках кольцо – обычный ободок из прозрачного чёрного камня, выпуклый с внешней стороны и огранкой чем-то похожий на шкурку змеи.
Но вот цветок и кольцо, значительно уменьшившееся, привязаны к шее пса тонкой серебряной лентой, вот пёс исчезает, вот Владыка откидывается на диване и запрокидывает голову, вот Анна возвращается к вычёсыванию его спутанных волос.
– Спрашивай, – разрешает Владыка.
– Это ведь ваше любимое кольцо, вы с ним не расставались до этого момента, хозяин.
– Было моим кольцом, стало чужим артефактом, – пожал плечами Владыка. – Я его заговорил, теперь блестяшка не только красивая, но и очень полезная. И всё-таки, – он поднял в воздух засушенный цветок и чуть качнул головой в его сторону, – Забавно получилось, правда? Воистину, у Всематери дивное чувство юмора, а её пути неисповедимы.
– Хозяин?
– Альстромерия – преданность. Сомневаюсь, что ему известен язык цветов, значит это всё подстроила Всемать. Детёныш сам того не зная, сказал, что предан мне. Попробуешь угадать мой ответ?
Анна покачала головой. Хотя она и стояла сзади, Владыка всё равно увидел её ответ.
– Одно из значений алого ликориса – воссоединение, – по губам Владыки заструилась едва заметная улыбка. Затем он вдруг посерьёзнел. – Воссоединение, – медленно повторил он. – Так быстро?
Глава IV
ЛЕДИ ЛОУЭР
Зверь, завершающий очередной обход, едва переставлял усталые лапы. Он был так измотан, что мог думать только о предстоящем недельном сне и вкусом обеде. Или об обеде и сне.
Прежде он о ходил свои владение не чаще одного или двух раз за столетие. Теперь он почти не возвращался из обходов.
Обед
Как я устал…
Сон
Еда
Доброе мясо
Не меривячина
Потом спать
И есть…
Еда
Сытость
Сон
Как хочется спать
И есть
Обед
Сон
Много спать и есть
Да…
Ветки больного дерева тяняться к морде, путаются в гриве. Конри охватывают лапы.
Зверь сбрасывает сонливостьи рычит, и дерево в страхе отступает. Зверь озирается. Ещё немного рычит для порядка и возобновляет свой путь.
Деревья поражены недугом. Прокляты. Проклятье… Недуг…
Мысли путаются в голове и Зверь встряхивается, бодрится, но тут же снова угасает и медленно бредёт дальше.
Принцесса Лоуэр Лалавей дэ Энгердмандрено, ласково называемая отцом «Лала», напряжённо всматривалась в мрачно-зелёную стену Проклятого леса и в который раз задаёт себе одни и те же вопросы. Почему отец ещё не вернулся? Где он? Что с ним? Почему бабушка молчит в ответ на все вопросы? Где пропадает тётушка? И кому отец отдал своё любимое кольцо?
В тот памятный год, когда началась эта история, принцесса спала, погружённая отцом в длительный, полувековой сон. Спала и копила силы. С того дня, как Владыка встретил Морану в лесу и сразился с гобрами, прошло шесть лет, из которых три Лоуэр блуждала по царству Ночи. В оставшиеся годы принцесса ждала отца.