Шиму Киа
Сны
–Так, Антуанчик, проходи в зал,– она указала на большую комнату,– и садись за стол, готовься к урок: раскладывай вещи. Я же сейчас быстро вымою руки и разберусь с некоторыми делами. Дай мне пять минут.
Старушка убежала на тесную кухню, а мальчик, постояв немного в центре развилки в разные комнаты, где в одном углу стояла большая куча, поддерживаемая зеркалом на тумбочке, слева от прихожей расположился большой шкаф с множеством памятных вещей: каких-то бумаг, тетрадей, книг- напротив разместился гардероб с одеждой. Под шкафом, блокируя проход к дальним полкам, высокий письменный стол уперто стоял на своем законном, но неудобном месте, и пленка, укрывавшая деревянную поверхность, неприятно скрипела от прикосновений. Антуан медленно, даже очень медленно прошел в зал: ему не хотелось проводить время в незнакомом доме одному: как-то неловко. Мальчик читал непонятные символы на корешках книг, лежащих на полках, успел рассмотреть каждую трещину на стенах, полюбовался своим худощавым телом в зеркале, потрогал фигурки, стоящие на тумбочке перед отражением и, уже когда все бездельные дела были сделаны, юный исследователь, переступив через высокий порог, очутился в зале. Еще медленнее, даже немного вальяжно, как гордый кот на своей территории, он подошел к столу, оценивающе осмотрел комнату и немного загляделся на широкий и длинный ковер на стене, мягкий и теплый. Затем так же не спеша Антуан выложил из своего небольшого рюкзака школьный учебник, тетрадку, пенал, села на мягкий диван и стал смотреть в окно, где шаловливый ветер играл с белоснежными кружевными шторами и освежал комнату прохладой, легко раздражая кожу. Деревья покорно кланялись миру, благодаря за на всех- неблагодарных- что мы все живем под теплым солнцем и на крепкой земле. Этими деревьями были те самые две большие ели перед входом в сад. Мальчик узнал их по плотным темно-зеленым ветвям.
Послышались шаги. В комнату вошла Валентина, неся с собой пару книжек.
–Ну, что, Антуанчик, ты готов?– сказала она, садясь.
–Да.
–Ух ты! У тебя с собой учебник. Позволишь посмотреть?
–Да.
Антуан подал книжку, и старушка с серьезным видом листала страницы, бегая глазами меж строк. Затем она положила учебник на стол и сказала:
–Хороший учебник. Хороший. Но мне нужно проверить твои знания. Я же должна от чего-то отталкиваться. Так что давай начнем,– хозяйка тепло улыбнулась.
Антуан полюбил Валентину любовью внука к бабушке. Чем больше уроков он посещал, чем больше он узнавал о настоящем и прошлом своего репетитора, чем больше он сроднялся с этим домом и садом, тем больше понимал, насколько это место отобразиться выжженной печатью на еще маленьком сердце юного исследователя. Антуан был молчаливым мальчиком, никак не мог сблизиться с ровесниками и вечно играл один. Родительский дом до появления в его жизни Валентины являлся единственным родным местом, но Михаэль и Арабель в последнее время час ссорились, ругались, даже дрались. Мальчику было страшно. Многие вещи после таких жутких ночей, которые становились все чаще и громче, ломались, разбивались и ранили. Антуан, дрожа в кровати, слушал крики и сильно боялся. В школе его никто не замечал, как и на улице. Жизнь для него в таком раннем возрасте предстала перед ним одиночеством, печалью и разочарованием. Обыкновенная радость, необходимая каждому ребенку, обделила бедного мальчика. Появление в его жизни замечательной старушки показала несчастному ребенку свет, его существование, его теплоту. Старушка, потерявшая мужа и отпустившая сына во взрослую жизнь, копила любовь, которую ей нечем было выразить. До этого старушка как-то не решалась браться за репетиторство, но видя каждый день играющих детей, уже не могла вынести напора чувств. С Антуаном она знала меру и выливала весь избыток любви по частям, как кран, который периодически открывается и закрывается, по чуть-чуть выплескивая воду. Им было хорошо вместе, как внуку и бабушке, и обучение их становилось все плодотворнее. Все больше мальчик приходил к старушке просто ради приятного времяпрепровождения и отвлечения от накаляющихся семейных драм. Они стали друзьями, которые, несмотря на возраст, видел в друг друге своего ментального товарища. Хозяйка вместе с ребенком работала в саду, убирала в доме, ухаживала за огородом. Антуан все больше доверял репетитору и рассказывал ей все свои секреты. Так, они стали друзьями.
Время летело так же быстро, как крепла дружба ученика и репетитора. Лето и осень прошли незаметно. Зима оголила сад, забрала его чудеса. Все кусты стояли голые, как кости животного, мясо которого объели неумолимые хищники. Лишь два стража- ели- хранили пышные свои уборы и охраняли мирную тропинку, одиноко стоя среди уснувших товарищей. Им ждать придется долго, быть в одиночестве ближайшие месяца- их ежегодное испытание, но они не первые десяток лет живут на этом свете, оттого и ждут смирно и стойко. Все чудо сада вмиг пропало. Он стал прозрачен, и были видны места, ранее скрытные под листвой растений. Снег еще не успел выпасть- земля мерзла и твердела.
С опустошенностью стал виден соседний двор, огражденный гниющим деревянным забором. Антуан невольно смотрел на бедные владения неизвестного: пустой и большой участок, где в уголке устроилась очень маленькая хижина из отжившей глины, трескавшейся и готовой обрушиться под напором соломенной крыши. Мальчик спрашивал у своего репетитора о странном жители этого участка.
–Здесь живет один молодой человек. По-моему, его имя Брен, а фамилию не вспомню…
–Какой у него дряхлый дом.
–Он недавно переехал сюда, но из своего убежища редко выходит,– говорила старушка, подметая серые дорожки.– Да и сам он какой-то… Мрачный, нелюдимый… даже пустой. Будто он не живет вовсе. Глаза его вечно смотрят вдаль, а голос уставший и вялый.
–Жуткий,– сказал Антуан, посматривая на неухоженный владения.
–Это точно. Говорят, у него жизнь была трагичной. Участвовал в гражданской войне, уехал за границу, вернулся неожиданно, поселился в этом домике и редко выходит из него.
–А что с ним случилось?
–Да кто его знает? Может, пьет или даже употребляет что-нибудь.
–Он же умрет!
–Тусклый свет из его окна еще горит. Живой.
–А вы с ним общались?
–Только видела, как он выходил на улицу, да возвратился потом обратно. Даже на меня не посмотрел. Ну, я и не очень желала с ним общаться.
–А что еще о нем известно?– мальчик любопытными глазами смотрел на старушку. Ему очень нравились тайны, а загадочный сосед как раз подогревал интерес юного исследователя.
–Есть много слухов о нем.
–Какие?
–Говорили, что он убил кого-то и приехал сюда, чтобы скрыться от полиции.
Мальчик задумался.
–Может, проникнуть в его дом?
–Не думаю, что стоит это делать. Вряд ли в его доме ты найдешь что-нибудь интересное.
–А вдруг у него есть оружие,– Антуан мечтательно смотрел на грязное окно.
–Конечно, есть, он же гражданскую прошел.
–И он убивал там?
–В то время тебя мог убить лучший друг.
–Но почему так?
–Слишком много народов объединила наша страна, однако наше правительство не придумало, как сделать так, чтобы всем жилось хорошо, и дружба была между разными культурами. В стране начались неразбериха. Правительство стало действовать жестоко. Все были напуганы. Появилась иерархия. Какой-то народ возомнил себя выше другого. Беспорядки лишь усилились.
–Простите, я не понимаю,– мальчик смотрел на репетитора.
–Люди в стране устали от жестокости и были напуганы. Они хотели действовать, но им нужен был толчок, чтобы противостоять угнетателям.
–И что это был за толчок?
–Публичная казнь серийного убийцы.
–Из-за этого началась война?
–Да.
–Но разве это неправильно- наказать преступника?
–Казнь- это не самый гуманный способ наказания. Тем более, что убийца был тоже из числа приезжих в нашу страну, и притесненные народы посчитали, что терпеть больше нельзя. Этот ужас стал началом трагедии. Страна развалилась.
–Но сейчас нет войны. Кто же победил?
–Никто.
–Как?
–Обе стороны отдали слишком многое.
–А сейчас все народы живут в мире?
–Да. Мы научились учиться на своих ошибках. Наше правительство исправилось, и теперь все стало куда лучше.
–Сейчас все хорошо?
–Сейчас- лучшее время.
–Но войны еще идут.
–Их не так много, как раньше.
Мальчик посмотрел еще раз на старый дом и пошел вместе с хозяйкой продолжать занятия, которые были прерваны перерывом.
Ночь. Дождь. Грязь.
Хозяйка никак не могла уснуть. Какое-то странное чувство тревоги насильно держало веки открытыми, не давая отправиться в мир покоя, тайн и отдыха. Она лежала на высокой кровати и слушала бессмысленные попытки капель проникнуть в теплый дом. Свет молний отображал когтистые ветви на стене. Затем гром расшатывал окна и заставлял сердце старушки биться чаще. В такие бессонные моменты время на зло жертвам этих пыток теряется, как самый крепкий канат, держащий у обрыва всю тяжесть своего могущества и неумолимости. ,,Так никак нельзя,– думала Валентина.– Надо выпить кофе”. Кофе было для старушки, как снотворное, которое в большинство случаях помогало успокоиться и спокойно уснуть.
Она тяжело встала с кровати и, топая глухо и тяжко ногами, пошла на кухню. Поставив вариться чайник, старушка достала кружку, насыпала зерен и задумалась. Об Антуане. Последние два месяца он приходил только на занятия, не оставаясь, как обычно, на несколько часов в доме хозяйки. Обыкновенно мальчик любил проводить время у своего репетитора и отдыхать. Валентина тоже отдыхала с учеником. Между ними давно установилась родственная связь: внук и бабушка- такая любовь и симпатия являлась между ними. Поэтому хозяйка заметила печальные изменения в поведении мальчика.
Глаза Антуана стали усталыми и красными. Лицо, ранее свежее и детское, обмякло и постарело. Под очами виднелись темные мешки. Его внимание постоянно пропадала, а ясность ума покрывалось каким-то туманом. Он напрягался и вздрагивал от каждого незначительного шума, и стоило старушке повысить тон, как все на тех же глазах появлялись слезы страдания. До этого тощее тело исхудало еще больше. Валентина даже настаивала, чтобы мальчик поел, уговаривала его остаться, поговорить, но Антуан отказывался, ссылаясь на гнев родителей. ,,В их семье все дошло до критического пика”,– подумала старушка и была совершенно права.
Чайник закипел. Она собиралась налить кипяток в кружку, но в дверь постучали. Удивленной позднему гостю старушка поспешила открывать дверь. Перед ней стоял Антуан. Промокший, дрожащий и хрупкий он стоял у порога и смотрел усталыми глазами на старушку.
–Господи, Антуанчик, что случилось?– она спросила это и тут же почувствовала, как мокрое тело ребенка обняло ее. Истошный крик дошел до увядающих ушей репетитора. Она закрыла дверь и заметила опухшие красные руки мальчика.
Еще долго Антуан плакал и кричал, а потом немного успокоился. Хозяйка завела мальчика на кухню и приготовила чай. Мальчик медленно пил и, всхлипывая, успокаивался. Когда нервные вздохи перешли в умеренное дыхание, наконец, старушка спросила:
–Что случилось?– в ее голосе сочетались обеспокоенность и нежность, которые тактично и без лишнего напора попросили мальчика ответить.
–Мама и папа поссорились…,– он немного помолчал, подумал и продолжил.– Они снова ругались, кидали вещи, дрались… Вдруг вошла мама и взяла меня за руку. Она привела меня на кухню и стала спрашивать, кого я люблю больше… Папа толкнул ее и сказал, что его, но мама ударила его по лицу и сказала, что решать должен я…
Антуан нервно вздохнул. Валентина хотела его остановить, но он продолжил.
–Я смотрел на них. Их лица были мутные, серые. Потом папа не стерпел и крикнул, чтобы я быстрее отвечал. Я люблю их обоих, я так и сказал, но они стали кричать и ругать меня… Я испугался и заплакал, а они стали кричать еще громче. Я убежал. В доме мне было страшно. Я побежал к вам. И…
Он опустил голову, всхлипывая. Старушка печально взглянула на него и ласково погладила.
–И правильно. Переночуешь у меня, а завтра я пойду разбираться с твоими родителями.
–Не надо! Они и на вас кричать будут.
–Не бойся. Не будут.
Мальчик хотел снова возразить, но старушка перебила его.
–Будешь ночевать у меня. Я уложу тебя в зале, а сама лягу на свою кровать, и завтра мы пойдем к тебе. Хорошо?
–Хорошо…
–Отлично, тогда давай кружку и иди в зал.
Антуан кивнул и удалился. Пока старушка мыла посуду, в ее голове зародилась одна мысль, которая ужасала и воодушевляла ее. Она чертила поверхностный план своего замысла, не замечая, как кружка в ее руке выскользнула и упала в раковину. Хозяйка вздрогнула, выключила воду, свет и пошла за спальным бельем. Придя в зал, Валентина только сейчас обратила внимание, что одежда на сидящем на диване мальчике промокла.
–Антуанчик, сходи в душ,– мальчик тут же послушался.
–Я дам тебе вещи своего сына. Они остались…,– говорила хозяйка уходящему Антуану.
Пока Антуан купался, Валентина повесила его белье на батарею и приготовила спальное место. Когда мальчик вышел свежим и чистым, то беспокойства, страх и истерика отошли, и юная грудь дышала чуть свободнее и легче. В этом доме он чувствовал себя в безопасности. Старушка ласково уложила своего ученика на диван.
–Спокойной ночи,– сказала она.
–Спокойной ночи,– ответил мальчик и закрыл глаза.
С выключенным светом и открытым окном всегда легче засыпать. Темная аура под звуками ночи приобретает краски фантастического леса, способного своими обитателями вовлечь странника в неизведанные сновидения. Ощущая тепло этого дома, чувствуя дыхание половиц, ощущая мягкое прикосновение стен и зная, что самый близкий и родной человек так же крепко засыпает, Антуан погрузился в сказочный лес.
Старушка тоже слышала эту красоту, но многолетние думы рассуждали о созревшем плане. За эту идею ей почему-то было стыдно. Возможно, это будет самый смелый шаг в ее жизни, вопрос один- оправдан ли он. Счастье мальчика для нее- самое главное, она хочет сделать все, чтобы он был счастлив, но гадкое чувство совести и благоразумия останавливали ее. Сейчас… Сейчас то самое время, когда его счастье может быть разрушено. Многие люди притворяются. Валентина тоже. Она пережила много горя, получила бесценный опыт. Когда атмосфера благоприятная, ее душа надевает маску беспечности, и чем благоприятнее ее жизнь, тем крепче фальшивое лицо хватается за голову. В моменты самого шаткого стресса эта маска способна трескаться, и девушка, неуверенная и робкая, давно потерявшая красоту своего тела, появляется на свет и портит жизнь хозяйки. И именно такое происходило сейчас с Валентиной, и под таким гнетом противоречивых мыслей она уснула.
Антуан впервые за несколько дней проснулся под звуки утренних птиц, а не под крики родителей. Наконец, утро выдалось спокойным и мирным. Мальчик еще долго лежал на диване, наслаждаясь чудным временем. Его уши улавливали каждый порыв ветра, глаза жадно ловили легкие движения штор. Где-то за пределами комнаты, в стенах этого старого дома, стали слышны тихи потрескивающие звуки и шипение. Еще немного впитав в себя всю нежность одеяла, Антуан встал на мягкий ковер своими босыми ногами. Перед ним стоял большой стол, на котором он усердно занимался и сближался с учителем. Мальчик кончиками пальцев дотронулся до твердой поверхности мебели и, удивившись своему поступку, пошел искать Валентину.
Старушка стояла возле плиты и сосредоточенно готовила завтрак. Заметив краем глаза тощие ноги, хозяйка весело сказала:
–Доброе утро, Антуанчик! Садись за стол, сейчас мы позавтракаем,– Валентина ловко достала тарелки, включила газ, положила еду, накрыла стол и уселась рядом.
–Приятного аппетита!– произнесла старушка.
–Приятного аппетита,– скромно ответил мальчик.
Такого вкусного завтрака он давно не ел. Яичница с луком, сытная и приятная, переливалась тягуче во рту. Заедая желток черным хлебом, Антуан отпивал по глотку сладкого домашнего ягодного компота. Пережевывая хрустящую корочку, мальчик улыбался.
Старушка с любовью смотрела на него. Как-то самим собой между ними завязался разговор о всяких пустяках. Хозяйка решила, что несмотря ни на что, она выполнит задуманное.
-Готов?– серьезно спросила старушка.
–Да,– так же напряженно ответил мальчик.
Они стояли в прихожей и готовились к чему-то страшному и судьбоносному. Открыв дверь, ученик и учитель гордо собирались высказать все сеятелям несчастья, но те стояли у порога и удивленно смотрели на выходящих из дома.
–Здравствуйте,– первой, как всегда, начала Арабель.
–Доброе утро,– старушка почувствовала, как мальчик прижимается к ней.– Зачем пожаловали?
–Забрать нашего несносного сына,– грозно и строго произнес отец.
–Он хороший мальчик! Замечательный!
–Но он принес вам столько хлопот,– также грозно смотрела на ребенка и мать.
–Скорее это вы принесли ему много проблем,– чем больше напирала старушка, тем сильнее давила на нее девушка.
–Что?– оба удивились.
–Ваши постоянные ссоры измотали бедного ребенка. Уже второй месяц он приходит уставший и бессильный.
–Прошу вас не влезать в чужие дела,– теперь грозный вид Арабель перешел на хозяйку.
–Успеваемость ученика- главная забота учителя. А из-за вас она снижается,– старушка робела перед страшными и нервными взглядами родителей, та скромная девушка, что ломает маску беспечности, затыкает морщинистый рот хозяйке, но Валентина держалась.
–Мы вам платим деньги, и вы не имеете право вмешиваться в наши семейные дела, – Арабель повышала тон.
–Как и вы не смеете кричать на меня возле моего дома, на моей территории!
Мать замешкалась.
–Антуан, пошли домой,– она протянула руку сыну, но тот еще больше спрятался. Арабель вспыхнула.– Антуан!
–Я собираюсь забрать вашего сына к себе,– вскрикнула старушка. Выглядело это жалко, но все удивились.
–Вы никак не сможете этого сделать.
–Смогу! Я не отдам бедного мальчика таким злым родителям!
–Не беспокойтесь, мы развелись. Антуан теперь будет жить со мной,– хозяйка замерла. Этим воспользовалась Арабель и выхватила за руку ребенка, да так, что казалось, она оторвет тоненькую ручонку.
–А!– закричал мальчик.– Валентина Викторовна, спасите!
Старушка пришла в себя и помчалась за матерью, но ее остановил Михаэль, до этого молча следивший за ситуацией.
–Я понимаю, вы его тоже любите, как и мы, но ради его будущего… отпустите.
Скромная девушка полностью обхватила шею старушки, и ей приходилось лишь смотреть, как отец, печально кивнув головой, пошел следом за криками сына, просящего своего репетитора забрать его к себе…
В следующий раз они встретились в месте, где никто не смеет шуметь и беспокоить вечный сон спящих. Антуан вырос. В нем остались некоторые проблемы из детства, но многие он тяжким трудом победил. Сегодня похороны его матери. Он не пришел. После того дня, он ненавидел женщину, забравшую его из рук настоящей любви, ценившей хрупкую и скромную душу. Антуан не хотел вспоминать про мать. Он стоял напротив небольшого надгробия, который навеки запечатлел имя самого доброго человека на Земле. Валентина Викторовна наверняка поругала бы мужчину за такое неуважение к тому, кто подарил ему жизнь. Для него это было и так понятно. Он опустился на колени перед могилой, положил руку на холодный твердый мрамор и прошептал:
–Здравствуйте, Валентина Викторовна.
Август
Следующий кадр: стройное тело человека в деловом костюме. Лица не видно.
Главный редактор: Вот тебе камера. Завтра ты выдвигаешься вместе с добровольцами. Куда тебя дальше пошлют- я не знаю. Обмундирование получил?
Брен: Да.
Главный редактор: Хорошо. Документы все подписал?
Брен: Все.
Главный редактор: Хорошо… Ты точно уверен?
Брен: Точно.
Главный редактор: Тогда… Береги себя. Это такое дело, что вряд ли вернешься целым. Просто береги себя…
Брен: Хорошо.
Главный редактор: Удачи.
Брен: Удачи.
Следующий кадр: грузовик. Вдоль кузова расселись добровольцы в боевой форме. Между ними ведется какой-то диалог.
Доброволец 2: И ведь началось-то все с чего: какой-то маньяка, убивающего мирное население, решили повесить- и ведь правильно сделали- да только наши же братья… Эх!
Доброволец 1: И правильно сделали! Не братья они нам. Променяли Родину на подчинение варварам. Скоро мы спасем нашу страну от гнусных предателей!
Доброволец 2: Вряд ли бы они сражались без каких-либо причин…
Доброволец 1: Какие причины у них могут быть? Они безграмотные, тупоголовые и жалкие! Они захотели взять власть и установить свои прогнившие устои, которые разорили бы нашу страну окончательно.
Доброволец 2: Откуда же тебе знать об их планах? Вдруг они только власть сменят, да посадят кого-нибудь толкового.
Доброволец 1: Да тут же все понятно: история циклична, а значит, и все эти бунтовщики падут под праведной рукой нашего президента.
Доброволец 3: Твоя ,,история” давно уже всеми переписана.
Доброволец 1: А не оттого ли, что ваше поколение училась по уже написанной неверными историей?
Доброволец 3: Малец, ты не наглей. В тебе еще мало жизни, а о опыте я и вовсе молчу. В твоем возрасте ты должен за девушками бегать, да деньги у мамы просить.
Доброволец 1: Для вашего поколения, быть может, нормально иметь привычки молодого возбуждения, но новая молодежь куда умнее и ощущает мир лучше.
Доброволец 3: Что-то я ума в новом поколении не вижу.
Доброволец 1: Ума не видите вы, что в вас самих его так мало.
Доброволец 3: А ну, молчать, сопляк! Ты уважай старших. За язык по шапке получишь.
Доброволец 4: Это зашло так-то слишком далеко.
Доброволец 2: Надо охладить градус этих двоих.
Доброволец 1: Не знаю, какая температура на улице, но этот старикан явно хочет ощутить молодой и горячий кулак.
Доброволец 3: Как заговорил. Посмей!
Доброволец 1: Посмею!
Доброволец 4: Успокоились! Драки тут нам не нужны так-то господа.
Доброволец 4 не дает встать Добровольцу 1. Доброволец 2 обращается к Брену.
Доброволец 2: А ты чего снимаешь?
Брен: Репортер.
Доброволец 3: Тогда бои снимай, а не ерунду…
Камера выключилась.
Следующий кадр: Брен идет по песчаной и пыльной дороге прямо к длинному ряду палаток. Закрепив камеру на груди, он снимает приближение к человеку в военной форме. Позади идет колонна носилками.
Солдат: Имя.
Брен: Брен.
Солдат: Фамилия.
Брен: Трубер.
Солдат: Так… Брен Трубер… Трубер… Т… Ту… Вот. Вы репортер?
Брен: Да.
Солдат: Тогда направляйтесь пока вон туда (указывает на ряд палаток), дальше вас распределит генерал-майор Смелу.
Брен: Спасибо.
Солдат (хватает за руку Брена): Ах, да. Возьмите эту повязку (протягивает зеленую повязку)
Брен: Зачем?
Солдат: Как отличительный знак.
Брен: Хорошо, спасибо. (Забирает повязку)
Брен идет к палаткам. Подойдя к колонне носилок, на которых лежат раненные, звуки стонов и плача стали слышны. Медработники быстрым темпом пробегают к фургонам с красным крестом на кузове. Когда все раненные и больные прошли, Трубер прошел дальше. Рядом строились солдаты. Командир раздавал приказы. Справа еще одна колонна боевой техники была окружена толпами солдат, суетящимися вокруг машин. Подойдя к палаткам, к Брену подбегает парень с флажками.
Юнец: Новый?
Брен: Да.
Юнец: За мной.
Парень быстрыми шагами проводит Брена к толпе солдат. Трубер сливается с бойцами. Слышен громкий и строгий голос.
Кто-то: Равняйся! (Суетливые движения солдат, а затем их ровный строй, частью которого является Брен. Впереди тяжелыми сапогами расхаживает стройный и подтянутый мужчина средних лет) Смирно! Я генерал-майор Смелу, и сейчас я начну распределять вас по отрядам.
Смелу читает список с именами солдат, которых тут же определяют в разные полки. Бойцы, услышав свое назначение, выходят из строя и идут к нужным палаткам.
Смелу: Бр… Брен… Тр…у…Бер!
Брен: Я. (Выходит из строя)
Смелу: Тебя зачислили в 44-ю дивизию.
Брен: Так точно.
Брен идет к палатке, на которую указал парень с флажками, стоящий во все время распределения рядом с генерал-майором. Подойдя к нужному шатру, Трубер видит к курящему у входа бойца.
Брен: Здесь 44-я дивизия?
Курящий: Здесь. (Угрюмо глядит в камеру) Ты к нам?
Брен: Да.
Курящий: Щас позову майора. (Заходит внутрь и кричит) Эй, майор! Новенький! (Поворачивается к Брену) Скоро придет.
Быстрые шаги, из палатки выходит мужчина с бородой, тонкими волосками покрывающей весь подбородок.
Майор: Здравствуй, здравствуй.
Брен: Здравия желаю, товарищ майор.
Майор: Репортер? (Смотрит на повязку)
Брен: Так точно.
Майор: Тогда… Будешь в отряде Джи.
Курящий: Стойте, стойте. (Удивляется) Майор, там же Джим, он погубит его.
Майор: Он репортер, а я думаю, нашему отечественному кино нужен зрелищный фильм прямо с поля боя.
Курящий: По такой логике отправьте и всех наших журналистов, чтобы точь-в-точь описывали происходящее.
Майор: Так, отставить возражения.
Курящий: Майор, хотя бы к артиллеристам его отправьте. Ну не под огнем его снимать.
Майор: Так давай сами его и спросим. (Обращается к Брену) Тебя куда отправить: в тыл или в пекло?
Брен: Предпочту пекло, товарищ майор.
Курящий: А, так ты из смелых.
Майор: Он сам все решил, да и нечего тут оспаривать приказ. Я так-то майор.
Курящий: Да-да.
Майор: Флажочек!
Слышны приближающиеся шаги. Из шатра выбегает маленький и щуплый солдат с флажками в руках, который был тем самым солдатом, что проводил оператора к палатке.
Флажочек: Для выполнения приказаний прибыл, товарищ майор!
Майор: Отведи его к отряду Джи и доложи Джиму, чтобы он обеспечил новенького всем необходимым.
Флажочек: Так точно! (Обращается к Брену) Пошли.
Брен заходит за Флажочком в палатку. Вдоль двух сторон идут двухэтажные койки, на которых юноши в военной форме занимаются своими делами: мечтают, читают, играют в разные военные игры, разговаривают и смеются. В палатке был полный бардак. Земля вместо пола, пыль, разбросанные вещи и отвратительный шум вокруг. Дойдя до конца палатки, Брен встретил тех самых Добровольцев, бывавших с ним в грузовике.
Флажочек: Где младший сержант?
Доброволец 3: Отошел. Тебе зачем он?
Флажочек: К вам зачислили нового. (Указывает на Брена)
Доброволец 1: О! Знакомое лицо.
Доброволец 2: Это ты тот с камерой?
Доброволец 1: Точно!
Флажочек: Как только сержант придет, скажите ему, чтобы все обеспечил Брену.
Доброволец 3: Да мы еще сами не обеспечены.
Флажочек: Это уже не мои проблемы. (Уходит)
Доброволец 1: Раз уж мы теперь в одном отряде, то давай знакомиться. Я морти.
Доброволец 3: Будь ты в плену, ты бы тоже всем проговорился?
Морти (Указывает на Добровольца 3): Это Рамис, а это (указывает на Добровольца 2) Адам.
Рамис: Самого как зовут?
Брен: Брен.
Адам (Отвлекся от дел в своем рюкзаке): Твое место ночлега там (Показывает на верхнюю койку)
Рамис: Где черт носит этого Джима? Может, самим сходить за вещами?
Голос сзади: Не надо. (Появляется Джим)
Рамис: О, сержант, тут этого привели. (Указывает на Брена)
Джим: Вижу. Кто такой?
Брен: Репортер.
Джим: Тоже мне хорошая компания. Три новобранца, да репортер. Куда мы с таким составом пойдем?
Морти: Прямо до города С!
Рамис: Или завтра же в могилу.
Адам: Сержант, мы же все же не одни воюем. Мы часть армии.
Рамис: Это правда, но принимать первые удары будет наш отряд.
Джим: Мы будем просто в числе первой линии атаки. Ты слишком пессимистичен.
Морти: Если в тебе так мало духа, то чего ты сюда пошел?
Рамис: Не твое дело. Ты слишком мал для такого.
Морти: Значит, решил играть взрослого, ведя себя как подросток.
Джим: Прекратить споры. Брен, что за фильм ты снимаешь?
Брен: Документальный.
Морти: Нас в телевизоре покажут?
Брен: Если кадры дойдут, то да.
Рамис: Для поднятия патриотизма?
Адам: Для показа всех ужасов войны. Вряд ли кто-то захочет это повторить. (Говоря это, копошится в рюкзаке)
Рамис: Найдутся те безбашенные, кто захотят.
Джим: Место ему дали?
Морти: Давно, сержант.
Джим: Хорошо. Вещи вам принесут сегодня, ближе ко сну.
Рамис: Я уже думал, голые воевать пойдем.
Джим: За твой язык, ты голым пойдешь в карцер.
Рамис: Сержант, я вас умоляю, уж лучше в карцер, чем под пули.
Морти: Тогда какого черта ты здесь делаешь?
Адам: Язык твой- враг твой.
Рамис: Молчать команды не давали.
Джим: Так, готовьтесь уже ко сну. Завтра ожидается бой.
Рамис: Первые потери?
Адам: Вопрос ужасный.
Джим: Я пошел. Мне еще доставку вашей формы нужно поторопить.
Морти: Спокойно ночи.
Джим: И вам того же.
Джим уходит. Камера выключилась.
Следующий кадр: утро, все солдаты куда-то собираются.
Рамис: Ты зачем камеру включил?
Брен: Проверить, работает ли она.
Рамис: Тебе бы сделать кармашек на плече, чтобы куда-нибудь ее спрятать.
Морти: Зачем?
Рамис: Он же не будет с камерой в одной руке и автоматом в другой.
Морти: Так он же репортер.
Рамис (с раздражением): Но все еще в боевом отряде.
Адам: Группе.
Рамис: Какая разница?
Камера выключилась.
Следующий кадр: ночь. Лес. Морти смотрит из-за кустов в поле, а Адам крутит какую-то палочку в руках.
Морти: Ну, когда уже в бой?
Адам: Не знаю. Спроси у сержанта.
Морти: Да ему откуда знать? Он не помнит, какой сегодня день.
Адам: А ты помнишь?
Морти: А… Ну… Вроде сентябрь… двенадцатое?
Адам: Прежде чем наговаривать на сержанта, сам за собой последи.
Морти: Да ну, ты же видел его? Он нас в гроб приведет с таким командирским настроем.
Рамис (Выходит из-за деревьев): Слышу, кто-то на сержанта доносит?
Морти: Ну, точно не тебе его любить.
Рамис: Здесь ты прав. Не нравится мне он. Из него командир хуже из собаки балерина.
Адам: И что вы сделаете? Отправите его в отставку?
Морти: Пожалуемся.
Адам: Вас никто слушать не станет. Он выше чином, значит, прав.
Рамис: Тьфу! Армия…
Адам: А ты сюда шел в войнушки играть?
Рамис: Шел я сюда для своего дела.
Адам: Если это твое дело пересеклось с армией, то терпи молча. Как дети.
Джим (Подбегая): Парни! Скоро выступаем. Мы впереди.
Рамис: Вот я и повоевал…
Джим: В случае плотного огня ложитесь на землю. Там уже задние колонны поддержат нас.
Рамис: Куда наступаем-то?
Джим: На ангар. Они вдоль него обустроили оборонительные позиции. Сложно будет прорвать их.
Рамис: Сержант, можно спросить?
Джим: Спрашивай.
Рамис: Почему танки не могут быть впереди?
Джим: Они еще не подошли к позициям.
Рамис: А когда я только прибыл сюда, вдоль дороги длинным строем стояли наша железная гордость.
Джим: Все это подбитая техника. Командование недооценило силу врага. Видимо, мятежников спонсирует другая страна.
Морти: Ха! Это все Вурвония. Эти твари поддерживали всегда своих террористов- вурвонцев.
Рамис: На этот раз, я надеюсь, начальство оценит трезво силу врага?
Джим: Да. Мы действуем организованно и быстро. В случае неудачи мы отступим в деревню, которая находится с левой стороны от нас.
Рамис: Тогда почему мы не нападаем со стороны деревни?
Морти: Да, там же удобная позиция для нападения. Да и дороги какие-никакие имеются.
