Альфред Шклярский
Томек в стране фараонов
II
В Каире
Решение отправиться на каникулы в Египет вместо того, чтобы преодолевать тяготы очередной профессиональной экспедиции, было принято в далеком Манаусе, в Южной Америке. Поляки и их друзья едва успели опомниться от измотавшего их странствия по перуанским горам, пустыням и джунглям, через охваченные революционным брожением районы у границ Боливии и Бразилии. Эта экспедиция сильно отличалась от всех предыдущих. Единственное сходство состояло в необходимости, как и прежде, преодолевать свои слабости в самых разных географических и климатических условиях – то есть подвергаться привычному и знакомому любому путешественнику риску. Однако к этому риску прибавились и опасения за жизнь и здоровье друзей, и нехватка средств для выживания, и расчет лишь на слепую фортуну. Последняя экспедиция изначально готовилась как спасательная и была предпринята с единственной целью – освободить из плена знаменитого зверолова и путешественника Яна Смугу. В ходе экспедиции по воле случая в беду попали не только спасаемые, но и сами спасатели[33]. И когда Томек на прощальном вечере в Манаусе вспомнил о давно планируемых каникулах, идея о поездке в Египет показалась необычайно привлекательной.
Больше всего обрадовалась, разумеется, изучавшая археологию Салли: она давным-давно мечтала своими глазами увидеть Долину царей. К молодежи с большой охотой присоединился и отец Томека, Анджей Вильмовский, уже порядком уставший от постоянного риска, связанного с избранным им способом зарабатывать на жизнь. С тех пор как по милости российских властей он был вынужден покинуть Варшаву, в бесконечной череде следовавших одна за другой экспедиций в самые экзотические страны мира его не покидало чувство, что он постоянно от чего-то убегает. И теперь ему просто захотелось перевести дух и отдохнуть по-человечески. Ладно, Египет так Египет. Вильмовского-старшего привлекала эта страна, в особенности ее сухой климат, который, по слухам, помогает при лечении ревматизма. А приступы досаждали ему все чаще и чаще. Именно этот довод капитан и привел в качестве решающего в разговоре с друзьями.
Тадеуша Новицкого, в свое время боцмана, а теперь капитана и, со времени пребывания в Алваре, еще и счастливого обладателя прекрасной яхты, преподнесенной моряку в дар столь часто вспоминаемой им рани, не было нужды уговаривать принять участие в любой вылазке, если она сулила приключения. Новицкий давно считал Томека и Салли родными по крови и без крайней нужды не расставался с ними. На предложение Томека он откликнулся с энтузиазмом, ведь из Англии до Египта можно было добраться и на яхте – предмете его большой гордости.
Увы, но Карские не могли позволить себе каникулы: слишком важной представлялась Збышеку Карскому, двоюродному брату Томека, постоянная работа в каучуковой компании «Никсон-Рио-Путумайо». Она обеспечивала ему и его жене Наташе после стольких трудных лет вполне пристойное существование в ближайшем будущем. И надо сказать, Вильмовские прекрасно это понимали.
Несколько опечалило всех известие о том, что с ними не будет Смуги. Его, как и Збышека, задерживали в Манаусе новые серьезные обязанности. После окончания последней экспедиции он стал партнером в фирме «Никсон-Рио-Путумайо».
В отличие от Карских, никого не убедили объяснения Смуги. Его краткая речь свелась к тому, что, мол, он не много потеряет, поскольку «в Египте уже бывал», а затем, по обыкновению, Ян замолчал и закурил трубку.
Не впервые жизнь разводила друзей подобным образом, чтобы потом вновь свести, и эти встречи всегда приносили им радость. Поэтому Вильмовские и Новицкий отбывали в Лондон не только в хорошем настроении, но и преисполненные надежд.
Однако по прибытии в Лондон обнаружились всякого рода трудности, большие и не очень, из-за чего продолжение поездки откладывалось. Сначала оказалось, что неизменному участнику охотничьих экспедиций, псу Динго, предстоит длительное лечение в ветеринарной клинике. Нарыв на левой лапе – память об экспедиции в Бразилии – никак не желал затягиваться. Не все было ладно и с яхтой Новицкого, отданной во временное пользование знакомому Гагенбека, который отправился на ней в плавание по Средиземному морю. Выяснилось, что во время шторма яхта повредилась, ей предстоял долгий и дорогостоящий ремонт. Знакомый Гагенбека, сознавая свою ответственность, намеревался выкупить яхту, и Новицкий скрепя сердце принял это предложение.
– Собственная яхта у моряка с варшавского Повислья? Да это все равно что роскошную хризантему приколоть к полушубку, – беспечно бросил капитан, старательно скрывая от друзей свое огорчение. И тут же приобрел билеты на пассажирское судно, идущее в Александрию.
Незадолго до отплытия из Манауса неожиданно пришла телеграмма. В ней Ян Смуга уведомил об изменении обстоятельств, которые теперь позволяли ему отправиться в Египет, и просил помочь ему с поездкой. Смуга предложил, чтобы Вильмовские с Новицким дождались его в Каире, где он уже снял для них удобную частную квартиру.
Во время плавания на корабле заинтригованные друзья Смуги терялись в догадках – что же могло заставить Смугу столь неожиданно изменить решение. Известие о его приезде, разумеется, весьма подняло настроение Томека и Новицкого – сейчас, когда они избавились от усталости, оба в глубине души опасались, как бы эта чисто туристическая поездка в Египет не оказалась слишком уж спокойной и монотонной. А с прибытием Смуги, судя по всему, скука им не грозит.
Гагенбек (Хагенбек), Карл (1844–1913) – немецкий дрессировщик, зоолог, коллекционер диких животных, основатель зоопарка в Штеллингене около Гамбурга – первого в мире, в котором животным были созданы естественные природные условия. В 1908 г. выпустил книгу «О зверях и людях», в которой подробно рассказал о выстроенной им новой системе акклиматизации и содержания диких животных в зоопарках.
Хоть Ян Смуга и был их старым другом, с которым они пережили столько трудных и радостных дней, в каждой новой экспедиции они открывали для себя много нового о нем. Так, выяснилось, что Ян изучил сигнальную систему негритянских тамтамов в те времена, когда он помогал племени ватуси сражаться против немецких колониальных войск на южном побережье озера Виктория. В другой раз обнаружились его связи с выдающимися путешественниками-исследователями. Оказалось также, что он участвовал в рискованных экспедициях вместе с пандитами[34], проникавшими в страны Центральной Азии. А в последней экспедиции друзья убедились, что Смуга был на короткой ноге с вождями индейских племен, сопротивлявшихся белым поработителям. Сколько же еще подобных сюрпризов скрывали извилистые пути его судьбы? Может, отыщется и тот, который так или иначе связан с Египтом?
Неожиданная перемена планов и сообщение, что Ян Смуга рассчитывает на помощь друзей, – все это могло означать лишь одно: предстоит нечто необычное. В этом сомневаться не приходилось. Не напрасно отец Томека, дольше всех знавший выдающегося зверолова, не раз повторял, что за Смугой тенью следуют удивительные события.
Уже почти три недели они отдыхали в Каире, не спеша знакомясь с городом. И вот как-то утром пришло известие, что судно, на котором Смуга отправился из Англии, скоро прибудет в александрийский порт. Анджей Вильмовский тут же выехал в Александрию, чтобы встретить друга, а слегка утомленные Каиром молодые Вильмовские, дабы скоротать время, придумали себе ночную прогулку в Гизу[35] «под надзором» Новицкого. Вот только они никак не ожидали, что прогулка принесет им столько впечатлений.
Когда на извозчике они возвращались домой, уже светало.
– «Кто не видел Каира, тот не видел ничего», – вздохнула Салли.
– Что ты сказала, голубка? – думая о своем, спросил Новицкий.
– Просто повторяю древнее арабское присловье, – ответила Салли. – Знаете ли вы, что «Каир» означает «Победитель»?
– Ну, если ты это утверждаешь… – уставший Томек явно не хотел вступать в дискуссию.
– Вся история началась… с голубки. – Салли ничуть не обиделась на отсутствие интереса к ее рассказу. – Но сначала здесь располагалась крепость под названием Вавилон.
– А позднее тут правили римляне, – вставил Томек.
– Именно так. В конце концов сюда добрались арабы. Их предводитель, Амр ибн аль-Ас, в 640 году заняв Александрию и тогдашнюю столицу Мемфис, двинулся на восток.
– И остановился в окрестностях старой части нынешнего Каира.
– Да, там, где Нил разделяется на рукава, образуя дельту, в месте, где росли полузасыпанные песком пальмы.
– И разбил свой лагерь? – все же позволил втянуть себя в разговор Новицкий.
– Совершенно верно. Он вынул из ножен украшенный драгоценностями меч, провел им линию на песке и отдал приказ: «Здесь быть моему шатру». Кстати, по-арабски Эль-Фустат означает «шатер». Но вернемся к нашей истории. Утром оказалось, что наверху шатра свила гнездо голубка. Это признали добрым предзнаменованием и поставили на этом месте первую в Африке мечеть, похожую на шатер, и назвали ее Амра. А вокруг храма начал разрастаться старейший район Каира, именуемый в память славной победы Эль-Фустат.
– А с какого времени он носит свое нынешнее название? – допытывался Новицкий.
– С десятого века, когда власть перешла к династии Фатимидов. Легенда гласит, что над Эль-Фустатом появилась идущая от планеты Марс светящаяся полоса, и поэтому столица получила имя Эль-Кахира – по арабскому наименованию планеты Марс, что в переводе означает «Победитель».
Открытая извозчичья пролетка[36], запряженная исхудавшей клячей, неторопливо катилась по дороге вдоль берега. Среди садов и пальм, освещенных утренним солнцем, над каналом белели виллы, потом появились старые обшарпанные дома, а ближе к реке – современные многоэтажные здания. Пролетка въехала на мост, соединяющий западный берег Нила с островом Эр-Рода. Внизу по мутной илистой воде проплывали фелюги[37] и огромные баржи с высоко задранными носами, груженные разными товарами: сеном, сорго, арбузами, зелеными дынями, сахарным тростником, глиняной посудой. Для того чтобы пропустить суда с высокими мачтами и с большими, наполненными ветром треугольными парусами, у всех каирских мостов через Нил средняя часть была оборудована подъемником.
Едва пролетка въехала на остров, как араб-извозчик повернулся к пассажирам и на ломаном английском гортанно возвестил:
– Остров Эр-Рода! Здесь недалеко есть ниломер[38], на южном мысу, не хотите посмотреть?
– Нет, езжай дальше и подгони свою клячу – мы хотим побыстрее попасть домой, – по-английски ответил ему Новицкий и, обращаясь к сидящим напротив Вильмовским, добавил по-польски: – Нам надо поторопиться: может, сегодня придет известие от отца? Вообще-то, я слышал кое-что о египетских устройствах для измерения уровня воды в реке. Вдоль Нила их целая цепочка, и за пределами Египта тоже.
– Ничего удивительного, Нил – это жизнь и смерть для египтян, – заметил Томек. – Еще древнегреческий историк Геродот писал, что Египет является даром Нила, а его существование полностью зависит от этой одной-единственной реки, у которой нет притоков и которую не подпитывают дожди… Река, которая целых тысячу пятьсот километров течет по одной из самых страшных пустынь на Земле. Исчезни Нил хотя бы ненадолго, для Египта это обернулось бы катастрофой.
– Я читала, что египтяне измеряют уровень воды в Ниле с незапамятных времен. Основываясь на тщательно записываемых результатах измерений, они определяют будущий урожай и величину податей, – продолжила тему Салли. – Записи ведутся непрерывно с 622 года, нигде в мире нет ничего подобного. Ниломеры устанавливали в каждом храме, во всех городах и селениях, располагавшихся поблизости от реки. Результаты замеров посылали в Каир.
– А что, ниломер на острове Эр-Рода самый старый? – полюбопытствовал Новицкий.
– Да нет, но он построен в 716 году, первым после прихода арабов, – уточнила Салли.
Извозчичья пролетка ехала узкими запустелыми улочками и вскоре достигла моста, соединяющего остров Эр-Рода с расположенным на восточном берегу Нила Старым Каиром. Они быстро миновали не очень широкую здесь реку. Далее параллельно набережной тянулась длинная улица Каср-аль-Айни, доходившая до юго-западного квартала.
В городе, как и всегда, с самого рассвета царили шум и оживление. В толпе прохожих, облаченных в длинные белые и полосатые галабеи, тюрбаны и фески, попадались по-европейски одетые мужчины – служащие учреждений и фирм. Женщин встречалось не много, все в черных длинных платьях, с прикрытыми платками лицами. Перед магазинчиками, у которых нередко отсутствовали передние стены и витрины, продавцы громко нахваливали восточные и западные товары. Некоторые раскладывали их на тротуаре, развешивали по стенам домов. Брадобреи, портные, сапожники, чистильщики обуви, вообще ремесленники работали прямо на улице, расположившись на тротуарах. На переносных лотках громоздились цитрусовые, овощи, жарились нанизанные на шампуры куски баранины, рыбы. Воздух наполняли запахи оливкового масла и чеснока.
Не меньшая суматоха царила и на проезжей части. По улице уже ходил электрический трамвай, он курсировал от площади Тахрир до Старого Каира. Египтянам полюбился этот вид транспорта, более удобный, чем конка[39]. Вагоны были увешаны гроздьями пассажиров. Люди теснились на подножках вдоль всего вагона. Трамваю приходилось ехать медленно, он то и дело останавливался, вагоновожатые отчаянно трезвонили, пробивая дорогу в толпе пешеходов. Совсем рядом катились тяжелые двухколесные возы, запряженные ослами, лошадьми или верблюдами. Возницы равнодушно покрикивали на неосторожных пешеходов. Нередко за арабом-возницей восседали его жены. В бурливой толпе повозок и людей с цирковой ловкостью лавировали ребятишки, несущие на головах громадные круглые корзины со свежим хлебом. То тут, то там проталкивались характерные фигуры разносчиков воды с большими кувшинами; меланхолично вышагивали ослы, навьюченные корзинами с овощами, мешками с пшеницей, тюками соломы, корзинами кирпича. В ногах путались собаки, кошки, дети в куцых рубашонках. Улица была полна говора, криков, воплей.
Ночная прохлада отступала, становилось все жарче. Извозчик, старый араб, снял абайю[40], оставшись в традиционной галабее. С самого начала поездки он мерил подозрительным, сверлящим взглядом одетых в арабские одежды европейцев и сопровождавшую их женщину с открытым лицом. Старик ничему не удивлялся, ведь за свою извозчичью жизнь чего он только не насмотрелся, однако его неприязнь к пассажирам возросла, когда те отвергли предложение осмотреть ниломер. Тогда извозчик попробовал подступиться иначе:
– Вы христиане? – спросил он.
Когда Новицкий ответил утвердительно, араб предложил:
– Здесь недалеко есть домик, там жил Иисус с семьей. В коптском квартале…
– В другой раз, добрый человек, – отделывался от него капитан, – сейчас мы хотим вернуться домой.
Извозчик пожал плечами, бормоча что-то себе под нос. Разочарованный, он подумал: что за непонятные чужеземцы – выдают себя за арабов, шляются по ночам да еще и спешат непонятно куда! Разве это туристы? Что у них в голове? Может, и за поездку не заплатят? Такого с ним еще никогда не случалось, однако в тот день этот пожилой араб был явно не в духе.
Едва только страшное подозрение возникло в голове старика, он внезапно натянул поводья своей клячи. Ничего подобного пассажиры не ожидали – сначала их прижало к сиденьям, а потом бросило вперед. Если бы Томек не успел подхватить Салли, та наверняка бы оказалась под колесами экипажа.
– Ах ты, черт возьми! – выругался по-польски Новицкий. – Ты что вытворяешь?
Араб соскочил с козел и стал что-то кричать, энергично жестикулируя. В его непонятной речи слово «бакшиш» было самым знакомым.
– Чего тебе надо? Что случилось? – горячился Томек.
Вокруг их пролетки собралась шумная толпа. Арабы, египтяне, турки размахивали кулаками и орали. Салли сумела разобрать только одно слово – «даншавай».
– Томми! Томми! – позвала она мужа, торопливо совавшего арабу деньги.
Едва получив их, извозчик принялся сам утихомиривать разъяренных каирцев.
– Томми! Да скажи им, что мы не англичане, а поляки!
Томек тут же подхватил:
– Ноу инглиш! Поляк! Польша! Боланда![41] Бола-а-анда!!!
Было неясно, поняла ли его разгневанная толпа, но суматоха улеглась так же внезапно, как и возникла.
Новицкий, сжимавший в кармане рукоять револьвера, вынув руку, вытер пот со лба.
– Все из-за этого старого идиота, – вполголоса заявил он Томеку. – Надо бы его вразумить.
– Успокойся ты, Тадек! Сами хороши. Что они могли подумать, увидев нас в арабской одежде?
– Они приняли нас за англичан, поэтому и взбесились, – взволнованно объяснила Салли. – Я поняла это, когда они стали выкрикивать название одной местности в дельте Нила, где пять лет тому назад во время охоты английский офицер случайно застрелил крестьянку. Об этом писали в газетах. Начались беспорядки, было ранено трое египтян и трое англичан, один из которых потом скончался. Британцы расценили это как бунт и арестовали свыше десятка феллахов[42]. А четверых англичане повесили.
Помолчав, она добавила спокойно:
– Я заметила, что, несмотря на все эти вопли, толпа, однако, соблюдала порядок. Все так неожиданно началось и закончилось, будто кто-то ими руководил.
– Вот-вот, – согласился Новицкий. – Я уже собрался выхватить револьвер… И, обратите внимание, они ведь не осмелились наброситься на нас, а только вопили и бранились.
– Стало быть, методы англичан оказались…
– Ошибочными, Томек, ошибочными, – закончил за друга моряк. – Как мне кажется, свободолюбие в Египте пустило корни.
– Пустить-то пустило, все это очень здорово. Но для одной ночи точно чересчур, – поморщилась Салли.
– Правильно говоришь, голубка! Хорошенького понемножку, – подвел итог Новицкий.
III
Странные встречи
Смуга проснулся довольно поздно, но, вопреки обыкновению, не сразу встал с постели. Он взялся за решение трудной задачи, и теперь ему потребовалась помощь верных друзей. Смуга размышлял, как все воспримут известие о том, что он согласился выполнить поручение… аристократа и лорда, фанатично коллекционирующего все относящееся к Египту и вдобавок не очень разборчивого в выборе путей приобретения. В конце концов, пресловутая неразборчивость и навлекла на него неприятности, а поскольку дела требовали его присутствия в Манаусе – лорд имел долю в компании «Никсон-Рио-Путумайо», – он обратился к Смуге.
Зверолов долго раздумывал над предложением собирателя раритетов. Поймут ли друзья его нынешние мотивы, в особенности после того, как он, несмотря на все их уговоры, вначале воспротивился к ним присоединиться? Что скажет Анджей Вильмовский, намеревавшийся отдохнуть и подлечиться в Египте? Эти вопросы не давали Смуге покоя, вселяя в него тревогу. Но стоило ему представить себе Новицкого и его чуть ироничный взгляд, Томека с горящими от любопытства глазами, Салли, мечтающую о настоящем приключении в Долине царей, он просто не мог отказать этому коллекционеру.
Смуга гнал от себя эти мысли. Решение принято, так что нечего раздумывать. Предстояло действовать. Он перебирал в памяти события, произошедшие уже здесь, на корабле, и теперь они казались ему не просто случайным стечением обстоятельств.
Далеко за полночь он беседовал с английским дипломатом, с которым когда-то познакомился, причем именно в Египте. Смуга улыбнулся при мысли, что они оба возвращались сейчас в ту же страну, обоим предстояло выполнить некую миссию и оба плыли на одном корабле. Естественно, речь шла о стране фараонов. Сначала их беседа носила общий характер, но потом стала приобретать более конкретное направление. Англичанин пытался увлечь Смугу проблемой, которая волновала его самого. Зверолов вежливо слушал, умело поддерживая разговор.
– Только подумайте, – говорил дипломат, – веками Египет, отрезанный от мира с востока и с запада, а практически и с юга, пустыней, с севера же – Средиземным морем, оставался для европейцев неизвестной страной. Научный интерес к нему проявился совсем недавно, по-настоящему лишь в конце восемнадцатого века, после кампании Наполеона. С тех пор Египет навсегда приковал внимание как археологов, так и состоятельных людей, готовых вложить средства, и причем немалые, в научные экспедиции. Страсть к исследованиям одних сопровождалась желанием других обладать предметами древней культуры. И так продолжается и по сей день.
– Вы хотите сказать, что с незапамятных времен произведения искусства похищают?
Смугу всегда раздражала эта манера изъясняться округлыми фразами, столь характерная для дипломатов.
– В общем, да. – Англичанина не оскорбила прямота поляка. – В особенности в этой части света… Об этом свидетельствуют и весьма древние источники.
– Очень древние? – перебил англичанина Смуга.
– Довольно-таки! В шестнадцатом веке до нашей эры, например, когда началось царствование восемнадцатой династии[43], были разграблены все гробницы знати, – ответил дипломат. – Один мой знакомый, археолог Говард Картер[44] рассказывал мне о судебном разбирательстве по делу о разграблении гробниц фараонов, произошедшем несколько тысяч лет тому назад. Подробное описание случившегося сохранилось на папирусах эпохи Рамзеса Девятого[45]. Тогда государство переживало смутные времена. Процветала коррупция, а власть была крайне слаба. За сорок лет сменилось восемь фараонов. При таких обстоятельствах всегда растет преступность и жажда легкой наживы овладевает разумом людей, – продолжал англичанин. – Все началось с заурядной взаимной зависти правителя восточной части Фив[46] Пезера и его товарища – правителя западной части Фив – Певеро. Так вот, этот Пезер, получив сведения о кражах из гробниц в западной части, поспешил доложить об этом их главному начальнику Хамвезе. Хамвезе учредил для расследования специальную комиссию.
– Поступил, как и полагалось.
– Просто у него не было другого выхода.
– И что же выяснила эта комиссия?
– Ей предстояло установить, действительно ли разграбления происходили в подобных масштабах. Пезер в своем докладе сообщил точное число разграбленных гробниц.
– Видимо, обладал такого рода сведениями.
– Вот именно. Складывалось впечатление, что он располагал и шпионской сетью по ту сторону Нила. И не учел лишь одного…
– Чего?
– Члены комиссии, а не исключено, что и сам Хамвезе, получали выгоду от преступлений.
– Пройдоха был этот тип, как его там? Пе…
– Певеро…
– Да-да, Певеро. Ох уж эти имена, – вздохнул Смуга. – Для уха славянина они звучат очень похоже. Но, возвращаясь к нашему разговору, как я понимаю, комиссия ничего не обнаружила, верно?
– Во всяком случае, не подтвердила сведений Пезера. По мнению комиссии, оказалась вскрыта одна царская гробница, а не десять, как убеждал Пезер, и две, но не четыре гробницы жрецов.
– И расследование прекратили?
– Ну разумеется. Расхитили почти все частные гробницы, но это же не могло служить основанием для предъявления обвинений почтенному Певеро.
– Так и приходит конец мечтам о справедливости.
– О нет! Это лишь конец первого раунда… Наутро Певеро на восточном берегу Нила устроил настоящую манифестацию против Пезера. Нетрудно представить, что пережил этот человек, когда ему закатили кошачий концерт.
– Вероятно, он сильно переживал.
– Да он просто потерял голову от злости. Выбежал из дома, поругался с одним из зачинщиков и пригрозил, что обратится прямо к фараону.
– Не самый мудрый шаг. Сразу видно: этот Пезер не принадлежал к числу искушенных политиков.
– Ну, я бы так не сказал. Первый бой он проиграл, и второй тоже: Хамвезе призвал его на суд, где Пезер, сам будучи членом судейской коллегии, признал, что донесение его ошибочно. Но вот из третьей схватки он вышел победителем. Несколько дней спустя арестовали восьмерых преступников, в папирусе перечислены даже их имена. В ходе следствия, которое испокон веков здесь заключается в основном в том, что к признанию вынуждают при помощи ударов по пяткам и ладоням, они подтвердили донесение Пезера.
– И правда, занятная история. Рад, что услышал ее от вас. Непременно поделюсь ею с моими друзьями, дожидающимися меня в Каире, и в первую очередь с Томашем Вильмовским. Его хлебом не корми, дай послушать подобную байку.
– Вы упомянули Вильмовского… Томаша? Кажется, я уже слышал это имя. Он имеет отношение к Королевскому географическому обществу?
– Томаш состоит в нем. Вероятно, оттуда вы его и знаете. Он выступал несколько раз с докладом о папуасах, а в последний раз говорил об индейцах из джунглей Амазонки.
– Конечно, я же слушал его, теперь припоминаю… Весьма способный молодой человек. Означает ли эта ваша встреча с друзьями в Каире подготовку к экспедиции по Египту?
– Отнюдь, – рассмеялся Смуга. – На этот раз мы решили просто отдохнуть. Давно это откладывали.
– Вдвойне вам завидую – и отдых прекрасный, и общество весьма недурное. Хотя, признаюсь, я рассчитывал заинтересовать вас не столько историей, сколько сегодняшним состоянием рынка предметов искусства, – сказал англичанин.
– Простите, я вас не совсем понимаю.
– Видите ли, в последние годы Египет на этом рынке снова вошел в моду. Недавно, причем не только в Англии, появились папирусы, предметы культа и повседневного обихода, ценные украшения. И все доставляется из Египта, но какими путями – неизвестно. Это явление достигло таких масштабов, что не приходится сомневаться в существовании организованной шайки контрабандистов.
– И это вас так заинтересовало? – с наигранным равнодушием осведомился Смуга.
– Не буду скрывать – да. Мне поручена миссия, как бы это сказать, детективного характера. Вы же меня знаете. И вам известно, что я для подобных дел не гожусь. Ибо я – скорее ученый, чем политик, и уж тем более не сыщик. Увидев вас здесь, на корабле, решил, что это подарок судьбы. Миссия, о которой я упомянул, куда больше подходит вам. Разве не так? – Англичанин решил завершить свои рассуждения вопросом.
Смуга ответил уклончиво, что никак не могло быть воспринято в качестве категорического отказа. Собеседники побеседовали, как бы между прочим, о связях с частными коллекционерами, об участии во всем некоей загадочной персоны, пока, в конце концов, не дошли в своем разговоре до той точки, когда уже никак нельзя обойтись без деталей, не раскрыв при этом истинных мотивов.
Не обнаружив в манере Смуги ничего выходящего за рамки обычной вежливости, британец решил сформулировать свое предложение в иной форме.
– Насколько я помню, вы имеете в Египте весьма полезные связи. Мне жаль, что я так и не перетянул вас на свою сторону. И все же я так просто не сдамся. Может быть, вы переговорите с вашими друзьями, причем не требуя от них каких-либо конкретных обязательств. Буду вам крайне признателен, если вы изыщете время и вместе с вашими молодыми товарищами навестите меня как-нибудь в каирском консульстве.
Это Смуга спокойно мог обещать англичанину.
Еще раз поразмыслив над деталями разговора, он поднялся с постели, оделся и раскурил неизменную трубку.
* * *
Солнце поднялось уже высоко. По палубе фланировали редкие пассажиры. Шел пятый день после выхода судна из порта Триеста, где оно задержалось на полдня для пополнения запасов угля. Это был обычный рейс из Англии в Бомбей[47]: на борту корабля находились почтенные английские джентльмены, в большинстве своем направлявшиеся в Индию. Судно принадлежало компании «Ллойд» и носило громкое название «Клеопатра». Установленный на нем мощный двигатель обеспечивал скорость в двадцать узлов[48]. Судно приближалось к Ионическим островам. Вдали высились вершины гор Албании, еще покрытые снегом. Справа виднелся остров Корфу, скалистый в северной части, с развалинами древнего города на востоке, а в остальном холмистый, очаровательный, тихий, весь в зелени садов. Корабль вошел в порт завезти почту, после чего продолжил путь.
Третье подсемейство баклановых птиц, заключающее в себе около 9 видов, составляют олуши (Sulinae). Оно характеризуется странного устройства клювом, который длиннее головы и на верхней челюсти состоит как бы из двух слоев. Представителем их может служить олуш, или глупыш (Sula bassana). Окраска его, за исключением буро-черных маховых перьев, белая. Глупыши живут по всем морям Северного полушария, начиная с 70-го градуса северной широты до тропиков, и предпочитают определенные острова или береговые места. 〈…〉 Походку его едва ли можно назвать даже ковылянием; плавает он также не очень хорошо, несмотря на свои хорошо развитые плавательные ноги. Полет же хотя не так превосходен, как полет буревестника и других длиннокрылых птиц, все же очень хорош. Как искусный нырок, он промышляет свою добычу на лету, кидаясь со значительной высоты в воду, и погружается в нее с такой силой, что часто разбивается о подводные скалы.
На следующий день «Клеопатра» миновала мыс Тенарон на полуострове Пелопоннес, самую южную точку Европы, а вскоре и остров Крит. Приближался Африканский континент. За судном летело все больше птиц. Смуга увлеченно следил за довольно крупными экземплярами – около метра в длину с размахом крыльев в полтора метра, стаей сопровождавшими корабль. Это были олуши. На земле они очень неуклюжи и беспомощны, к тому же неимоверно доверчивы, ведь подпускают людей вплотную к себе. Поэтому отлов птиц и сбор их яиц привели к значительному сокращению колоний этого вида. Олуши отличались белой окраской, темными, почти черными кончиками крыльев.
«С этими яркими лапами, желтоватой головой, с длинными, слегка загнутыми клювами и заостренным длинным хвостом, они так напоминают клоунов… Клюв похож на хвост, а хвост как клюв», – размышлял Смуга, не подозревая о том, что не ему одному пришло в голову такое сравнение. Смешными зверолову показались и их крики, напоминавшие хохот и свист… Вдруг стая птиц взмыла вверх и потом ринулась вниз, атакуя косяк рыбы. Минуту спустя большинство олушей вынырнули, зажав в клюве добычу.
Солнце припекало, и всеми на судне овладела дремотная лень. Матросы и пассажиры были заняты поисками тени. Тишину нарушали лишь шум воды и крики птиц. Смуга, поддавшись общему настроению, оперся на перила и задумчиво глядел вдаль… Внезапно на палубе раздался шум. И тут же, словно чертик из табакерки, на палубу выскочил маленький грязноватый человечек, за которым гнался крепкий матрос.
– Держите его, хватайте! – кричал он.
Он уже почти догнал мальчишку и собирался его схватить, но тот каким-то образом увернулся. Появились другие матросы.
– Вот, прятался в бельевой, – передавали они друг другу.
Привлеченные неожиданным событием пассажиры, не скрывая любопытства, следили за погоней, но никто не собирался в ней участвовать. Мальчишка же не сдавался. Казалось, его вот-вот схватят, но в самый последний момент он увертывался и бросался в противоположную сторону. Пространство вокруг беглеца сужалось, шансов выбраться оставалось все меньше. Когда один из моряков схватил парнишку за рубаху, тот вырвался, оставив одежду в руках преследователя, огляделся и отчаянно что-то крикнул. Поняв, что иного выхода нет… он прыгнул за борт! Причем буквально в двух шагах от стоявшего у перил Смуги, с самого начала с возмущением наблюдавшего за погоней. Пассажиры и члены экипажа невольно ахнули.
