Оригинальное название:
The Oracle Of Night
Научные редакторы Всеволод Северцев и Анастасия Харламова
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Copyright © 2019 by Sidarta Ribeiro.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023
Ради Веры
Для Наталии, Эрнесто и Серхио
Для Луизы и Кимы
Во имя наших предков и потомков до седьмого колена:
во имя мечты, памяти и судьбы
Едва мы встали на ноги,
Как побрели по саванне,
Следуя за стадом бизонов,
Туда, за горизонт,
К новым далеким землям.
Дети у нас на спине выжидают,
Их взгляд насторожен, ушки на макушке,
Они внюхиваются в этот тревожный пейзаж, новый и неизведанный.
Мы – странствующий вид,
У нас нет имущества – есть только багаж.
Нас несет по ветру, как пыль,
Мы живы, потому что мы в движении.
Нам нигде нет покоя, мы кочевники.
Мы родители, дети, внуки, правнуки переселенцев.
Мне ближе то, что снится, чем то, что рядом.
Я не отсюда, но и ты тоже…
Х. Дрекслер. Movimiento (Движение)
Но видящие сны движутся вперед, выпуская своих попугаев, сгорая на кострах, как дети и сумасшедшие. И воспевая те гимны, что славят крылья, славят сияющие лучи света – на языке их предков, на странном человеческом языке – на лесах строителей Вавилона.
С. Мейрелес Liberdade (Свобода)
Читать – это как видеть чужие сны.
Ф. Пессоа. Книга непокоя
Пятилетнего мальчика каждую ночь мучил один и тот же кошмар. В этом сне не было никого из родственников – мальчик жил один в печальном городе под дождливым небом. Действие в основном происходило в лабиринте грязных улочек среди мрачных зданий. Город напоминал концлагерь: он был опутан колючей проволокой, к тому же освещался постоянными вспышками молний. Мальчик и другие дети города неизменно оказывались около страшного дома, где жили колдуны-людоеды. Один из детей – но не этот мальчик – входил в трехэтажное здание, и все ждали, когда вспыхнет одно из темных окон и в нем появятся силуэты ребенка и злодеев. Затем раздавался ужасный крик – и сон обрывался. Однако на следующую ночь он повторялся в мельчайших подробностях.
Мальчик стал бояться спать. Он сказал матери, что решил больше никогда не засыпать, чтобы перестать видеть этот сон. По ночам мальчик лежал в постели и один в темноте отчаянно старался не заснуть. Но продержаться ему не удавалось – кошмар начинался по новой. Мальчик боялся, что в следующий раз в дом утащат его, но не мог заставить историю не повторяться и вновь и вновь попадал в ту же ловушку сновидения. Мать старалась помочь своему ребенку: предлагала думать перед сном о цветущих садах, чтобы засыпать в покое. Но за темным полуночным занавесом мальчика всегда поджидал ужас, как будто уже никогда не суждено было наступить рассвету.
Родные нашли отличного специалиста, и мальчик начал посещать сеансы психотерапии. Больше всего ему почему-то запомнились настольные игры, которые хранились в кабинете врача в красивом деревянном ящике. Доктору удалось победить странный ночной кошмар юного пациента, сон про колдунов-людоедов сменился другим, но тоже неприятным.
Он напоминал хичкоковский ужастик с удивительной возможностью редактировать изображение. Черно-белый триллер проживался как бы от третьего лица, со стороны: мальчик будто смотрел фильм о самом себе. И этот сон тоже повторялся каждую ночь.
На этот раз действие происходило в аэропорту. Мальчик должен был найти безумного преступника, в поисках также участвовал какой-то мужчина с темными волосами. Найти злодея не получалось, и мальчик со взрослым другом вместе уходили из аэропорта. Но стоило им покинуть здание, у мальчика начинался приступ тревоги. «Камера» смещалась, и в поле зрения попадал тот, кого они искали. Преступник свисал с потолка терминала – как огромный паук в щели между стенами… Самым неприятным было то, что они не заметили его раньше, хотя тот все время находился рядом.
Специалист провел несколько сеансов игровой терапии, много говорил с пациентом о том, как ему контролировать сновидения, и у мальчика выработался третий нарратив сна. Он тоже был полон опасных приключений, но перестал быть кошмаром и сопровождался гораздо меньшими страхами и тревожностью.
Теперь мальчик участвовал в охоте на тигра в индийских джунглях. Он был героем, эдаким Маугли, но в британской колониальной одежде. И он опять наблюдал за собой со стороны. Тот же темноволосый взрослый друг опять был рядом. В начале сна они вместе пробирались через заросли, а потом вдруг вышли к бурному морю. Справа виднелся небольшой скалистый остров, за ним садилось солнце – мутное пятно на блеклом, затянутом облаками небе. Лицо друга в уже наступивших сумерках едва различалось. Мальчик заметил: материк с островом соединяет дамба; тигр, скорее всего, там, и, значит, его удастся загнать в ловушку. Взрослый друг согласился с планом, но объяснил, что с этого момента мальчику придется идти в одиночку. Мальчик, перехватив ружье, двинулся вперед. Он балансировал на узком высоком гребне дамбы над бушующими свинцово-зелеными волнами. Облака разошлись, сверкнуло солнце, горизонт окрасился в оранжево-красно-фиолетовый цвет. Мальчик добрался до острова. Прямо перед ним оказались купы темно-зеленых кустов. Мальчик поднял ружье и прицелился в заросли, думая, что там притаился тигр. И вдруг внезапно понял: зверь – позади, на дамбе. И это он, а вовсе не хищник, загнан в ловушку.
За долю секунды до того, как его парализовал ужас, мальчик решил спасаться и прыгнул в море. Но стоило ему коснуться воды, как сон внезапно переключился на повествование от первого лица. Ощущения усилились, от контакта теплого тела с холодной водой стали очень яркими. Мальчик осознал: это сон. Вокруг было темное море. На мгновение все стало свинцовым – серым и тяжелым; мальчик поплыл вокруг острова. От страха все чувства обострились, и мальчик заметил неподалеку огромную акулу. Время необычайно замедлилось, и вдруг все стихло. Море и небо становились все темнее, мальчик продолжал плыть уже совершенно спокойно рядом с гигантской опасной рыбой. Наступила ночь, а они все плыли и плыли – до следующего дня. И больше не происходило ничего страшного… Со временем тигр и акула стали сниться мальчику реже и в конце концов покинули его навсегда. Кошмары исчезли, страх перед сном прошел, и ночи в доме стали спокойными.
Как осмыслить столько символов и деталей? Чем объяснить такое точное повторение историй? Что можно сказать о внезапных появлениях и исчезновениях этих серий снов? Как справиться с повторяющимися кошмарами – настолько ужасными, что страшно закрыть глаза? Чтобы ответить на эти и другие вопросы, мы должны понять происхождение и функцию сновидений.
В часы бодрствования мы видим, слышим, чувствуем, осязаем множество разнообразных вещей. Мы в основном смотрим «наружу»: наши действия и восприятие связаны с внешним миром. Но стоит закрыть глаза – неважно, ночью или днем, – и мы входим в бессознательное состояние, выключая экран реальности. Наступает восстанавливающий силы сон, о котором мы потом ничего не помним и поэтому полагаем, что сон представляет собой отсутствие мыслей.
Сон часто считают чем-то вроде «не жизни» – маленькой ежедневной смерти. Однако это совсем не так. Согласно древнегреческой мифологии, Гипнос, бог сна – брат-близнец Танатоса, бога смерти, и оба они дети богини Никты, то есть Ночи. Преходящий и обычно приятный крепкий сон, навеваемый Гипносом, крайне необходим для психического и физического здоровья каждого человека.
Однако во время любопытного состояния, которое мы называем сновидением, происходит нечто совершенно иное. Там правит Морфей, воплощая в жизнь наши мечты. Брат Гипноса, согласно греческому поэту Гесиоду, или его сын, если верить римскому поэту Овидию, Морфей приносит послания богов царям и возглавляет сонм братьев Онейров. Эти темнокрылые духи, как летучие мыши, проскальзывают каждую ночь через двое врат: одни – из рога, а другие – из слоновой кости. Пролетая через ворота из рога, которые после полировки становятся прозрачными, как завеса, скрывающая истину, они порождают сны пророческого, божественного происхождения. Когда они проходят через врата из слоновой кости, всегда непрозрачные, даже в самых тонких местах, они вызывают сны обманчивые или бессмысленные.
Если древние толковали сновидения и руководствовались ими в своих действиях, то наши современники обращают на эти неуловимые знаки гораздо меньше внимания. О том, что такое сны, слышали почти все, но лишь немногие помнят свои сновидения, когда просыпаются утром. В целом мы смотрим сны как фильмы разной продолжительности; они часто неопределенны в начале, но почти всегда доходят до смыслового финала.
Грубо говоря, сон – это симулякр[2], собранный из фрагментов воспоминаний. Мы являемся главными героями своих снов, но при этом не всегда контролируем в них последовательность событий. Играя некую роль в сюжете, но не зная, как он будет развиваться, мы можем испытывать удивление, восторг, глубокое разочарование или отчаяние.
Сновидение отображает то, что заботит сновидца, но фабула сна почти всегда непредсказуема. Логика событий, в отличие от реальности, подвижна и спонтанна. Для череды образов характерны отсутствие последовательности и резкие обрывы, каких наяву не бывает. Во сне один человек или место, которое он видит, могут невероятно быстро изменяться, проявляя трансмутационную способность.
Прерывистое соединение символов во сне создает особое ощущение времени, для которого характерны провалы, фрагментация, сгущения и дислокации, порождающие множественные слои смыслов – порой противоречивых. Спектр возможностей сновидений очень широк, они часто демонстрируют необычное, нереалистичное и хаотичное.
Чтобы верно истолковать сон, нужно глубоко понимать его когнитивный и эмоциональный контекст. Для сновидца такое толкование может носить трансформационный характер. Почему мальчику постоянно снились колдуны, людоеды, преступники, тигры и акулы? Можно ли ограничиться объяснением, что сны навеяны старой злой ведьмой из «Белоснежки» студии Disney или акулой из «Челюстей» Спилберга, которые часто показывали по телевизору? Что означают элементы и сюжеты этих кошмаров – такие ясные и эмоциональные? А они вообще что-нибудь означают? Есть ли в сновидении какая-нибудь логика? Является сон необъяснимым фактом человеческой жизни или непостижимой загадкой? Видеть сны – это случайность или необходимость?
За несколько месяцев до первого кошмара отец мальчика умер от сердечного приступа – это случилось воскресным вечером. Мать отреагировала поначалу как будто спокойно, но затем впала в глубокую депрессию. Жизнь вдовы с двумя маленькими детьми, ежедневная работа и учеба на университетских курсах в свободное время оказались для нее непосильны. Прошло несколько месяцев, прежде чем младший брат мальчика спросил, где папа.
Именно в этом контексте семейных страданий и возник ужасный повторяющийся сон с колдунами. Это была богатая мельчайшими деталями иллюстрация ощущения сиротства и одиночества, вызванного страхом внезапной смерти, с которым мальчик неожиданно соприкоснулся. Это была необратимая хроническая ситуация, и ребенок не видел впереди света. Повторяющийся сон был выражением тупика, который в тот момент казался близким и неизбежным.
Профессиональное вмешательство имело положительный эффект. Вскоре после начала терапии сон о ведьмах уступил место сну о детективе и преступнике. Ужас сменился напряжением, неотвратимость жертвоприношения – миссией, и мальчик обрел взрослого друга – такого же, каким был его отец и каким стал психотерапевт. Действие во сне происходило уже не в похожем на концлагерь странном городе, а в аэропорту – в том месте, откуда отправляются в путешествия.
Затем возник третий сон: охота на тигра и плавание с акулой. Неизвестность сменилась приключением, уход от фигуры отца был принят как необходимый, а ясность в конце сна дала уверенность: акула не собирается съесть мальчика.
Понимание того, что мы совершаем свое путешествие в одиночку, было записано в памяти оранжевым, красным и фиолетовым. Сумерки во сне оказались раскрашены в те же цвета, что и момент давно прошедшего, но незабываемого воскресенья, когда ушел из жизни отец мальчика. Этим мальчиком был я.
Череду снов, которые я видел в детстве, можно объяснить одним важным событием в реальной жизни. Сны включили его фантастическое, метафорическое измерение и вывели за рамки травматической памяти. Но если реактивация воспоминаний лежит в основе когнитивных функций сна и сновидений, то как объяснить сложность символов, характеризующих их фабулу? Ведь во сне редко можно увидеть точное повторение того, что было пережито наяву.
Для большинства снов, напротив, характерно вкрапление нелогичных элементов и неожиданных ассоциаций. Сны – это субъективные повествования, часто фрагментированные и состоящие из отдельных деталей: существ, предметов, мест – и они могут быть или не быть знакомыми. Они способны взаимодействовать в саморепрезентации сновидца, который обычно только наблюдает за развитием истории.
Сны различаются по интенсивности – от слабых, смутных впечатлений до сложных, масштабных нагромождений из ярких образов и неожиданных поворотов. Иногда они только приятны или только неприятны, но чаще для них характерна смесь эмоций. Они могут даже предсказывать события ближайшего будущего, особенно когда сновидец ожидает чего-то и крайне из-за этого тревожится – например, сон студента накануне трудного экзамена часто полон подробностей его будущего контекста и содержания.
Хотя составить план повествования каждого сновидения невозможно, нет сомнений в том, что сны обладают рядом типичных элементов. Среди классических сюжетов находятся сны, для которых характерна незавершенность, и это умеренно неприятные сны: мы обнаруживаем себя голыми; мы не подготовлены к испытанию; безнадежно опаздываем на встречу; теряем зубы; в разгар путешествия разлучаемся с кем-то важным, ищем его и не можем найти.
Что касается персонажей, то нам часто снятся родственники, близкие друзья и те, с кем мы регулярно общаемся. Сны о незнакомых людях тоже возможны и даже довольно часто случаются в определенные моменты жизни.
Любой, кто хотя бы отдаленно пытался проанализировать свои сновидения, легко назовет три их основных типа: кошмар; сон, приносящий удовольствие; сон о (обычно бесплодном) стремлении к какой-то цели.
Кошмарный сон соответствует неприятным ситуациям, которые мы не в силах контролировать или которых не можем избежать. Страх задает тон дурным снам, а кошмар повторяется из-за стремления оттянуть пугающий исход. Практически никто не переживает во сне собственную смерть, потому что мы обычно просыпаемся раньше, чем она произойдет – возможно, из-за того, что нам очень трудно активировать (даже во сне) умственные концепции, несовместимые с верой в собственную жизнь.
Приятный сон противоположен кошмару: он предлагает сновидцу комфортные ситуации, лишенные даже намека на конфликт. Такие сны часто подпитывают желания, которые было бы невозможно воплотить в реальной жизни, дают полное, хотя и ненастоящее, удовлетворение. Но эти две крайности – удовольствие и страх – описывают меньшую часть наших снов. Чтобы видеть сны о сильных эмоциях, нужно переживать их и бодрствуя.
Именно воспоминания придают значение снам: никто не видит во сне то, чего не пережил в жизни. По словам Джонатана Уинсона, одного из пионеров нейробиологического исследования сновидений, «сон выражает то, что происходит с вами прямо сейчас».
Самый простой прием – зафиксировать сон сразу после пробуждения – может значительно обогатить ваш опыт сновидений. Всего за несколько дней тот, кто никогда не мог вспомнить свои сны, может начать строчить в дневнике сновидений страницу за страницей (вести такой дневник с древних времен рекомендуют для стимуляции онейрических воспоминаний).
Еще в V веке древнеримский ученый Макробий предположил, что исследование сновидений существенно зависит от того, насколько достоверны их описания. В ХХ веке психиатры Зигмунд Фрейд и Карл Юнг превратили интерпретацию этих записей в новую науку – глубинную психологию.
Однако чтобы пересказывать и толковать сны, не нужно проводить много времени на кушетке у психоаналитика. Достаточно немного самовнушения перед сном и соблюдения обязательного правила после: оставаться в постели, пока не откроется изобилующий дарами ящик Пандоры. Самовнушение может состоять из повторения всего за минуту до сна: «Я увижу сон, запомню его и перескажу». А сразу после пробуждения сновидец должен попытаться вспомнить то, что ему приснилось, и воспользоваться бумагой и карандашом, приготовленными с вечера. Поначалу задача кажется невыполнимой, но изображение или сцена сна при таком способе быстро прояснятся, даже если они успели потускнеть. Сновидец должен хвататься за них, сосредоточившись на усилении реверберации воспоминаний о сне. Именно первые воспоминания после пробуждения, пусть даже хрупкие и фрагментарные, послужат основой пазла или кончиком нити, который позволит размотать весь клубок. Именно так, через реактивацию, начнут проступать воспоминания, связанные со сновидением.
В первый день попытка записать сон, возможно, даст лишь несколько обрывочных фраз. Однако через неделю дневник сновидений обычно заполняется многостраничными описаниями отдельных сюжетов, собранных всего за одну ночь. По правде говоря, мы смотрим сны большую часть ночи и даже днем, когда бодрствуем, хотя и называем это воображением.
Сновидения необходимы, они позволяют нам погрузиться в глубины подсознания. Проходя через это состояние, мы испытываем целый спектр эмоций. Малейшие задачи и тревоги, скромные повседневные победы и поражения формируют панораму сновидения, отражающую самое важное, но, как правило, не имеющую смысла в целом. Когда все в жизни гладко, интерпретация символических нелепостей пережитого ночного ужаса – непростая задача.
Даже очень богатым людям нельзя отказать в праве или судьбе страдать от повторяющихся кошмаров, несущих скрытый экзистенциальный смысл. Однако постоянно мучительными сновидения бывают у тех, кто едва сводит концы с концами, живет на грани нищеты, кто действительно днем и ночью боится за свою жизнь – миллиардов тех, кто не знает, будет ли у них завтра еда, одежда или крыша над головой. Сон выжившего на войне, заключенного или нищего – это американские горки противоположных ярких эмоций: существования на краю смерти, удовольствия и боли на противоположных полюсах желания.
Итальянский химик и писатель Примо Леви, прошедший через нацистский лагерь смерти Аушвиц, рассказал о своем повторяющемся кошмаре после возвращения в Турин:
Это сон во сне, разнообразный в деталях, но единый по сути. Я сижу за столом со своей семьей, или с друзьями, или на работе, или на свежем воздухе в окружении зелени; короче говоря, в мирной, спокойной обстановке, нет никакого напряжения, ничто не омрачает моего настроения; и все же я чувствую глубокую и тонкую боль, вполне определенное ощущение надвигающейся угрозы. И на самом деле, по мере того как сон продолжается, медленно или резко, каждый раз по-своему, все вокруг меня рушится и распадается: пейзаж, стены, люди – страдание становится более интенсивным и конкретным. Теперь все превратилось в хаос; я один посреди серого мутного тумана, и теперь я знаю, что это значит, и знаю, что всегда это знал; я снова в лагере, а за его пределами нет ничего настоящего. Все остальное лишь краткая пауза, обман чувств, сон: семья, цветущая природа, мой дом. Теперь этот внутренний сон, сон о мире, закончился, и в леденящем внешнем сне, который часто повторяется, раздается хорошо знакомый голос: одно-единственное слово, не требовательно, но коротко и приглушенно. Это утренняя команда в Аушвице, иностранное слово, которого боялись и ждали все: «Wstawàch!» – «Встать!»
Примо Леви (заключенный номер 174517 – татуировка на предплечье осталась на всю жизнь) умер в 1987 году, упав с лестницы в своем доме. Полиция сочла это самоубийством.
Португальское слово sonho («сон») произошло от латинского somnium. И оно может означать многое, что мы переживаем наяву. Собственно, как и английское слово dream. «Мечта всей жизни» (the dream of a lifetime), «американская мечта» – люди произносят эти фразы каждый день, обозначая то, к чему они стремятся или чего достигли.
Мечта есть у каждого, пусть бы и в форме планов на будущее. Каждый желает того, чего у него нет. Как же получилось, что слово, означающее сон, ночное явление, вызывающее как удовольствие, так и страх, стало обозначать и все то, чего мы желаем?
Современная реклама не оставляет сомнений: в действиях мы руководствуемся мечтами, это личная мотивация наших поступков. Желание – вот более точный синоним слова «мечта». На одной бразильской радиостанции в рекламе Всемирной церкви «Царство Божие» говорится: «Это место, где вера превращает мечты в реальность».
Сила связи счастья с мечтами поразительна. В рекламе кредитной карты в Сантьяго-де-Чили мы слышим чудесное обещание: «Мы воплотим в жизнь все ваши мечты». В зале вылета одного из американских аэропортов висит огромная фотография счастливой улыбающейся пары, путешествующей на яхте по Карибскому морю в солнечный день. Над ними – загадочная фраза: «Куда приведут вас мечты?» Внизу – логотип компании, выпускающей кредитные карты.
Из рекламных слоганов можно сделать вывод: мечты подобны парусникам, они способны доставить нас в идеальные – идиллические – места, и они в высшей степени… желанны. Уравнение «мечта равно желание равно деньги» содержит скрытую переменную: свободу ходить, быть и, прежде всего, иметь. В сновидениях – мире без строгих правил – это по плечу даже самым обездоленным, а в реальной жизни – исключительная привилегия обладателей волшебной банковской карты.
Ежедневный рабочий распорядок и нехватка времени для сна и сновидений, от которой страдает большинство наемных работников, – серьезная проблема современной цивилизации. Конечно, удаленная работа как реакция на пандемию COVID-19 отчасти вернула возможность больше спать и видеть сны, но контраст между значимостью сновидений и их упрощением в глобализированном индустриальном мире по-прежнему велик. Люди продолжают гнаться за сном как за вечно ускользающей добычей. В XXI веке стремление вернуть утраченный сон означает применение гаджетов – трекеров сна, использование высокотехнологичных матрасов, устройств для слуховой стимуляции, пижам с биосенсорами, роботов, которые помогают регулировать ритмичное расслабленное дыхание, и множества разнообразных медицинских средств. Объем индустрии здорового сна, ставшей быстрорастущим сектором еще до пандемии, недавно оценивался уже в 30–40 миллиардов долларов.
Однако бессонница по-прежнему с нами. Нам постоянно не хватает времени. Каждое утро нам приходится вскакивать от настойчивого звонка будильника. Днем мы клюем носом и вечно опаздываем. Мы спешим по делам, которые никогда не заканчиваются. У нас просто нет возможности вспомнить свои сны – нам некогда задуматься о своей внутренней жизни: ночью разыгрывается бессонница, а днем нас одолевает зевота. Мы подошли к точке, в которой возникает вопрос: а выживут ли вообще сновидения?
И все же мы видим сны. Мы видим их много и смотрим жадно – вопреки круглосуточному свету и шуму города, вечной занятости и безрадостным перспективам. Скептически настроенный муравей сказал бы, что всякий, кто видит сны так свободно, – бездельник-плясун[3]. В начале XVII века Уильям Шекспир писал: «Мы созданы из вещества того же, что наши сны»[4]. Поколение спустя в пьесе «Жизнь есть сон» испанский драматург Педро Кальдерон де ла Барка рассказал о свободе строить собственную судьбу. Сновидение, как и мечта, – это воображение без тормозов и контроля, вольное бояться, творить, терять и находить.
В своей речи «У меня есть мечта»[5] преподобный Мартин Лютер Кинг поставил в центр политических дебатов в США необходимость расовой интеграции и равенства. Потомки африканских рабов, в основном и построивших страну, были вынуждены воплощать «американскую мечту», но не могли пользоваться ее плодами. Лидер мирной, но упорной борьбы за гражданские права в США доктор Кинг в 1964 году был удостоен Нобелевской премии мира, а спустя четыре года – застрелен. Кинг погиб, но его мечта жила, расцветала и постепенно открывала возможности для уменьшения расового неравенства в стране. Во времена президента Дональда Трампа почти 700 тысяч человек, прибывших в США до своего 16-летия и получивших одобрение в рамках обамовской программы легализации иммигрантов, оказались в тяжелых условиях. Им пришлось бороться за право жить в стране, где они провели свои детство и юность. Большинство из них родились в Мексике, Сальвадоре, Гватемале или Гондурасе. На момент написания этих строк они находятся в подвешенном состоянии, и их называют dreamers – «мечтатели»[6].
Столь могущественная сила нуждается в объяснении. Что на самом деле есть сон? Какая от него польза? Ответ на эти вопросы требует, прежде всего, понимания того, как возникли и развивались сновидения.
Для наших предков иллюзорность мира снов, скорее всего, представляла собой загадку, каждое утро встававшую перед ними с новой остротой. Но появление языка, религии и искусства определенно придало загадочным символам сновидений новый смысл. Любопытно, что эти смыслы в разных культурах очень похожи. И это важный ключ к разгадке наших снов.
Самые старые исторические свидетельства возникновения сновидений лежат у истоков цивилизации. Все великие культуры древности содержат упоминания об этом явлении – на панцирях, глиняных табличках, стенах храмов и папирусах. Сны часто рассматривались как пророчества, предсказания будущего, предчувствие или намерение богов. В Древней Греции к сновидениям относились очень серьезно: они занимали центральное место в медицине и политике. То же самое происходило и в более древних цивилизациях, например в Египте и Месопотамии.
В эпосе о Тукульти-Нинурте, написанном более 3 тысяч лет назад, рассказывается о завоеваниях ассирийского царя, о его борьбе с вавилонским царем Каштилиашем IV. Некоторые считают, что Тукульти-Нинурта – это библейский Нимрод, правнук Ноя. В клинописном тексте сообщается, как охваченные гневом боги разных городов под властью Вавилона решили наказать Каштилиаша IV и ушли из его храмов. Даже бог-покровитель Вавилона Мардук оправдал нападение ассирийцев и покинул святилище в огромном зиккурате[7] – вдохновителе мифа о Вавилонской башне. Окруженный вражеской армией, Каштилиаш IV тщетно искал положительные предзнаменования в своих сновидениях. Он пришел в отчаяние: «Какими бы ни были мои сны, они ужасны». Это означало: Вавилон падет.
Тукульти-Нинурта и Каштилиаш IV – исторические личности, и война между ними действительно была. В 1225 году до н. э. Вавилон был разгромлен и разграблен, его стены разрушены, а царь пленен и унижен. Тукульти-Нинурта приказал убрать из храма Мардука главную культовую статую. Он похитил самого бога и на много лет отправил его в изгнание. Подобная расправа с богами была обычна для того времени: древние верили, что божество воплощается в статуе.
Эпос о Тукульти-Нинурте – отличный пример древнеассирийской пропаганды. В нем показано, как правители использовали вещие сны для того, чтобы внушить народу больше доверия к себе. Но параллельно обозначается и другая проблема – вторичной обработки информации. Мы никогда не получим доступа к первичному опыту, к самому сну, возникшему в мозге сновидца. Мы можем рассматривать только его субъективное изложение, описание – мнение человека, утверждающего, что он видел нечто во сне. В конфликте между Тукульти-Нинуртой и Каштилиашем IV сон, приписываемый проигравшему, удобно узаконил завоевание победителя.
Пересказы снов, реальных или нет, занимали центральное место и в управлении египетским государством. Один из примеров – Стела сна, прямоугольный гранитный камень около 3,7 метра высотой, расположенный между передними лапами Большого сфинкса в Гизе. Стела воздвигнута примерно в 1400 году до н. э. Иероглифы рассказывают: на этом месте, в тени занесенной песком статуи, однажды заснул юноша Тутмос. И ему приснился сон: если он сумеет защитить Сфинкса от наступления пустыни, то станем фараоном. Молодой человек приказал возвести вокруг Сфинкса стену и вступил на престол как фараон Тутмос IV. Следы этой стены были обнаружены в 2010 году[8].
Практика получения божественного разрешения во сне для оправдания действий наяву прослеживается на протяжении всей истории человечества. Предсказательный характер снов обнаруживается в основных сохранившихся текстах бронзового века (3–5 тысяч лет назад) – таких, как древнеегипетская «Книга мертвых» и шумерский эпос о Гильгамеше. Он присутствует в «Илиаде», «Одиссее», Библии и Коране.
Махамайе («Великой Майе») приснился белый слон с шестью бивнями, который спустился с небес и вошел в ее бок. Белый слон – знак высшей милости богов; это было предсказание, что у женщины родится особенный ребенок. Вскоре она забеременела, и на свет появился Сиддхартха Гаутама Шакьямуни Будда – основатель буддизма. Точно так же, согласно легенде, был зачат китайский философ Конфуций. Его мать увидела сон о том, что забеременела от бога-воина.
В поздней Античности Артемидор (II век н. э.) и Макробий (V век н. э.) продвигали идею, что в зависимости от содержания, причин и функций сны делятся на разные категории. Артемидор родился в греческой колонии Эфес, на территории современной Турции, но жил в Риме, стал известен как ученый, врач и толкователь снов. Он путешествовал по Малой Азии, Греции и Италии, собирал мудрость и знания народов, разбросанных по островам Эгейского моря и склонам горного хребта Парнас. Огромный материал стал основой классического трактата о сновидениях «Онейрокритика»[9]. Пятитомный труд дошел до наших дней. Артемидор собрал в нем типичные сны и подробно описал их причины. Он утверждал, что толкователь должен знать историю сновидца – род его занятий, состояние здоровья, социальное положение, привычки и возраст, а также выяснить, что сам сновидец думает о каждом из компонентов своего сна. Следует также учитывать правдоподобность сновидения, а это возможно только применительно к конкретному сновидцу.