Преподобный Симеон Новый Богослов
Творения преподобного Симеона Нового Богослова. Слова и гимны. Книга первая
Предисловие
Духовное наследие прп. Симеона Нового Богослова – его богомудрые писания – нам стали известны благодаря трудам пресвитера Студийского монастыря инока Никиты Стифата, который еще при жизни прп. Симеона, будучи учеником его, собирал, переписывал, хранил (как он пишет, по воле Божией) каждое слово своего учителя, чтобы передать Церкви.
Труды прп. Симеона были впервые изданы в XVIII в., но не в подлинном тексте, а в новогреческом переводе Дионисия Загорейского. До этого времени они были известны только по рукописям. Причем Дионисий Загорейский (как исследует архиепископ Василий Кривошеин) в свое время отмечал, что многие творения Симеона Нового Богослова в рукописях XI–XII вв. сохранились в двух различных редакциях: одной – первоначальной, монашеской, другой – переделанной кем-то, так что видна систематичность, отвлеченность, бледность в их содержании, уже лишенном многих подробностей в описании личных событий, явлений, ощущений и исторических фактов из жизни преподобного.
С этой второй, переработанной, «бледной» греческой рукописи был сделан латинский перевод. Дионисий же в своем переводе творений прп. Симеона на новогреческий язык следует лучшей первоначальной редакции (правда, иногда кое-что опускает, иногда предпочитает включить даже что-то и из второй редакции рукописи). Порядок же «Слов», как они встречаются в рукописях, он не сохраняет в своих переводах. Было два издания переводов Дионисия Загорейского на новогреческий язык: одно издание в Венеции в 1790 году и второе – в Сиросе (Смирна) в 1886 году.
Широкое же знакомство российских христиан с творениями прп. Симеона Нового Богослова началось в XIX в., когда стали переводиться и печататься его «Слова». В предисловии к «Словам» прп. Симеона, изданным Козельской Введенской Оптиной Пустынью (Москва, 1869), указывается, что эти его «Двенадцать Слов» ранее были изданы в 1852 г. в Москве в славянском переводе старца Паисия Величковского, взятые из числа тридцати пяти, известных на греческом языке, а теперь в 1869 году, печатаются в русском переводе после тщательного сличения с греческой рукописью Московской Синодальной библиотеки. В предисловии также отмечается, что в Москве в 1856 году Оптиной Пустынью было издано на славянском языке житие прп. Симеона Нового Богослова.
Позднее трудами святителя Феофана Затворника были переведены с новогреческого языка на русский в двух выпусках «Слова» прп. Симеона Нового Богослова». Первый выпуск – 52 «Слова» (490 страниц) был в 1882 году в Москве, а второй выпуск – еще 40 «Слов», с 53-го по 92-е (всего 593 страницы) – напечатан в 1890 году тоже в Москве. Во втором выпуске помещены еще «Деятельные и богословские главы» прп. Симеона Нового Богослова и «Подвижнические Слова» старца Симеона Благоговейного.
Архиепископ Василий (Кривошеин) указывал, что этот перевод есть, так сказать, «перевод с перевода», ибо сам по себе перевод Дионисия был не полон, а святитель Феофан неточно следовал тексту Дионисия Загорейского, и даже вносил изменения, поправки, дополнения, сокращения с учетом, видимо, своего духовного опыта и высшего богословского образования.
Этот перевод святителя Феофана был издан Русским Пантелеимоновым монастырем на Афоне и стал главным источником ознакомления благочестивого русского народа с творениями прп. Симеона.
Святитель Феофан часть «Слов» прп. Симеона в своем переводе поместил в «Добротолюбии». Там имеются «Деятельные и богословские главы» (152 из 184) и «Слово» о трех образах молитвы.
В 1917 году иеромонах Пантелеимон (Успенский), опубликовал русский перевод (но не с греческого текста) почти всех «Гимнов», основываясь на тексте Дионисия Загорейского в латинском переводе и на некоторых рукописях Святой Афонской Горы. Но последующие события помешали этому изданию получить широкое распространение.
Эти «Гимны» представляют келейные записи или дневники, в которых преподобный изливал свою любовь, благоговение и благодарность к Богу. Они раскрывают саму душу в моменты глубоких созерцаний и Божественных откровений.
В «Гимнах» прп. Симеона замечается благодатное вдохновение и устремление к Богу, дыхание Духа, ибо, как говорит Никита Стифат, его блаженнейший святой отец удостоился апостольской благодати, великих откровений, неизреченных созерцаний, таинственной беседы и Божественных гласов, так что он, не изучав науки, обладал красноречием, рассудительностью мудреца-богослова, и его обоженный разум во время прекращения умственной деятельности приходил в единение с Божественным Светом.
И иеромонах Пантелеимон (Успенский) отмечает, что в «Гимнах» отображается сама сущность Евангельской жизни. Это для разумения грешников непостижимо, а доступно лишь мужам бесстрастным, святым и совершенным. Прп. Симеон описывает свои небесные восхищения в рай, в мир равноангельский, Божественный. В «Гимнах» отображается путь души из глубины падения через слезы и покаяние к Божественному Свету. Он возвещает то, что обыкновенный человек не видит телесными очами, не слышит чувственными ушами, ибо только при бесстрастии, святости и озарении Света можно видеть Бога.
Итак, благодаря трудам наших переводчиков и богословов, мы смогли ознакомиться с жизнью и творениями великого подвижника и Нового Богослова. Известно, что иеромонах Пантелеимон (Успенский) трудился еще над переводом и изданием полного собрания творений прп. Симеона, но смерть помешала ему это осуществить.
В дальнейшем, как известно, большой интерес к изучению и переводу трудов прп. Симеона проявляют архиепископ Василий (Кривошеин) и иеромонах Софроний. Архиепископ Василий, еще будучи иеромонахом, перевел с греческого языка и издал новое «Слово», которого не было раньше в русском переводе, а иеромонах Софроний в «Вестнике Русского Патриаршего Экзархата» (1953, № 15. С. 133–135) напечатал в стихах два «Гимна» (6 и 48-й) в своем новом переводе.
В 1957–1973 гг. подлинный греческий текст творений прп. Симеона, восстановленный на основании существующих рукописей, был впервые издан на Западе французским издательством Sources Chretiennes (Христианские Источники) в девяти томах. Издание Sources Chretiennes полностью охватывает все действительно принадлежащие прп. Симеону писания и таким образом впервые дает возможность научно-богословского изучения его творений и даже правильного и целостного понимания его личности и духовного учения. Естественно, что на Западе это издание, в котором греческий текст сопровождается французским переводом и обширными комментариями, вызвало интерес к прп. Симеону, известному до этого на Западе почти исключительно в узких кругах византологов.
Архиепископ Василий (Кривошеин)
Жизнь и личность преподобного Симеона Нового Богослова
Братолюбивый нищий
Преподобный Симеон Новый Богослов родился в 949 году в местечке Галати, в Пафлагонии (Малая Азия), от родителей, принадлежавших к состоятельному и влиятельному в общественных делах провинциальному дворянству. Это было во времена македонской династии, одного из лучших периодов византийской истории. Жизнь прп. Симеона совпадает в большей своей части с царствованием самого знаменитого представителя этой династии, императора Василия II Болгаробойцы (976-1025). В возрасте приблизительно одиннадцати лет прп. Симеон был привезен своим отцом в Константинополь учиться в столичных школах, чтобы впоследствии поступить на императорскую службу. Его дядя, Василий, занимал тогда важное место при дворе и намеревался представить своего племянника императору, но юный Симеон уклонился от этой чести. Он также отказался после окончания учения в школах, которые мы могли бы назвать средними, продолжать свое образование в высших школах.
Впоследствии прп. Симеон описывает себя в этот период своей жизни в следующих несколько иронических словах: «Некий молодой человек, именем Георгий, около двадцатилетнего возраста, жил в наши времена в Константинополе, красивый видом и имевший что-то показное в своем облике, манерах и походке, так что даже некоторые имели о нем из-за этого дурные мнения». Он как будто бы вел тогда рассеянную жизнь столичного молодого человека, но оставался глубоко неудовлетворенным. «Благодарю Тебя, Владыко, Господи неба и земли, – пишет он впоследствии, вспоминая это время, – … что когда я, неблагодарный и презритель, как лошадь, сорвавшаяся с привязи, поверг себя в пропасть, убежав от Твоей власти, Ты не оставил меня лежать. по милости Твоего сердца послал за мною и вывел меня оттуда, и почтил меня еще более светло. И освободил меня неизреченными Твоими судьбами от царей и властителей, которые намеревались пользоваться мною для обслуживания своих желаний, как сосудом, не имеющим ценности». Под влиянием, как кажется, чтения духовных книг, житий святых в особенности, молодой Симеон живо почувствовал ничтожность своего тогдашнего состояния и, в желании найти путь к Богу, начал искать святого человека, который мог бы руководить им и примирить с Богом. Окружающие не понимали его. «Но когда я слышал, – пишет он, – всех единодушно без исключения говоривших мне, что такого святого не существует в настоящее время на земле, то от этого я впадал в еще большую печаль». Однако жил с верою и доверием к Богу, столь характерными для него всегда: «Я никогда, однако, этому не верил… И говорил: Господь мой, помилуй! Неужто диавол стал настолько сильнее Владыки Бога, что всех привлек к себе и сделал всех своими сторонниками, так что никто не остался на стороне Бога?»
Столь большая вера не могла остаться безответной: прп. Симеон встретил наконец святого человека, которого искал. Это был престарелый монах Студийского монастыря. Его тоже звали Симеон. С этого знакомства начинается новый период в жизни молодого Симеона. Внешне он продолжал работать в миру, как и раньше, но часто посещал своего духовного отца и ревностно исполнял его предписания. Вначале, однако, Симеон Студит ограничился тем, что дал своему ученику «маленькую заповедь только для напоминания», чтобы тот исполнял ее. И когда тот попросил у него книг для духовного чтения, то дал ему книгу «О духовном законе» Марка Монаха, аскетического писателя V века. Среди изречений этой книги, поразивших молодого Симеона, было одно, которое произвело на него особенно глубокое впечатление: «Ища исцеления, позаботься о совести. И все, что она говорит, сделай и найдешь пользу». «С тех пор, – говорит прп. Симеон, рассказывая о себе в третьем лице, – он никогда не засыпал, когда совесть обличала его и говорила: Почему ты не сделал и этого?» «Уязвленный любовью и желанием (Господа), он искал с надеждою Первую Красоту» и с юношескою ревностью на деле применил изречение Марка Монаха, все более и более увеличивая свои ночные молитвы, как ему то внушала совесть, «потому что днем он стоял во главе дома одного из патрициев и каждый день являлся во дворец, заботясь о вещах нужных для жизни, так что из-за этого никто не знал, что происходило с ним», в то время как его ночи были посвящены пламенной молитве. Слезы текли из его глаз, он умножал коленопреклонения, как если бы Господь присутствовал Сам, и молитвенно призывал Матерь Божию.
Во время одного из этих ночных молений прп. Симеон имел первое мистическое видение света, затопившего его, наполнившего радостью, он перестал ощущать и себя, и все окружающее. Но первый период религиозного воодушевления и мистического просветления, приписываемый прп. Симеоном молитвам духовного отца, продолжался недолго. Юноша вернулся к светской и рассеянной жизни, какую вел раньше. «И забывая, – рассказывает он, – о всем, выше сказанном, я дошел до всецелого омрачения, так что даже не вспоминал никогда ни о чем малом или великом, вплоть до простой мысли, из того, о чем я ранее сказал. Я впал в еще большие беды, чем случившиеся со мною прежде, и был в таком состоянии, как если бы я никогда не понимал или не слыхал святых слов Христовых. Но и на того святого, который сжалился тогда надо мною и дал мне маленькую заповедь и послал мне книгу, я смотрел, как на одного из обычных людей. Я просто не думал о всем виденном мною благодаря ему!» В другом месте прп. Симеон выражается с еще большей силою об этих годах духовного расслабления: «Я вновь бросил себя, несчастный, в ров и глубокую тину постыдных мыслей и действий. И сошедши туда, я впал во власть тех, кто скрывался во тьме, так что не только я сам себя, но и весь мир, сошедшийся воедино, не смог бы вывести меня оттуда и избавить из их рук».
Эти покаянные признания не должны быть понимаемы буквально: несмотря на все расслабление, испытанное им, прп. Симеон сумел сохранить свое целомудрие, как он это уточняет сам: «Когда кто-нибудь призывал меня на дела безумия и греха, истинно, этого обманчивого мира, внутри все мое сердце собиралось и как бы скрывалось, стыдясь само себя, невидимо удерживаемое всячески Твоею Божественною рукою. И я любил все другие житейские (вещи), которые приятны для зрения и услаждают гортань, и украшают это тленное тело. Но нечистые действия и бесстыдные желания, Ты стер их из сердца моего, о Боже мой, и соделал к ним ненависть в моей душе, если даже произволением моим я был расположен к ним, и сотворил, чтобы я скорее имел бездеятельное желание и действия без желания, величайшее чудо во всяком случае». Кажется, однако, что даже в этот период, продолжавшийся около шести-семи лет, прп. Симеон не порвал совершенно своих отношений со своим духовным отцом. «Не знаю, как это сказать, – пишет он, – неведомо как-то любовь и вера к святому старцу осталась в моем несчастном сердце. И из-за нее, я думаю, человеколюбивый Бог после прошествия стольких лет помиловал меня по его молитвам. И опять посредством его избавил меня от великого заблуждения, выхватив из глубины зол. Потому что я, недостойный, не отступил окончательно от него, но исповедовал ему случавшееся со мною и часто заходил в его келлию, когда мне приходилось бывать в городе, хотя, бессовестный, и не сохранял его заповедей».
Прп. Симеон приписывает, однако, прямому вмешательству Божию свое второе и окончательное избавление от власти злых сил. Он с большим чувством описывает его в одном из лучших своих писаний: «Когда меня там держали и жалким образом таскали кругом, и удушали, и насмехались. Ты, милосердный и человеколюбивый Владыка, не презрел меня, не проявил злопамятства, не отвратился от моего неблагодарного умонастроения и не оставил меня быть надолго добровольно насилуемым разбойниками. Но если я и радовался, будучи бесчувственно соувлекаем ими, Ты, Владыка, не вынес видеть меня водимого и влекомого кругом. Но Ты умилостивился, но Ты пожалел и послал ко мне грешному и жалкому не ангела, не человека, но Сам Ты, движимый Твоею внутренней благостью, склонился к тому глубочайшему рву и протянул Твою пречистую руку ко мне, погруженному во глубину грязи и сидящему где-то внизу. И хотя я не видел Тебя (ибо как я мог видеть или как мог вообще смотреть, будучи покрытым грязью и утопая в ней?), Ты взялся за волосы моей головы и вытащил меня оттуда, увлекая насильно. Я чувствовал боль и ощущал движение вверх и то, что я восхожу, но не знал, кем я вообще влеком вверх и кем может быть тот, кто держит и возводит меня. Но, вытащив меня наверх и поставив на землю, Ты передал меня Своему рабу и ученику, всего оскверненного и с глазами, ушами и ртом, забитыми грязью, и даже тогда не видевшего Тебя, кто Ты, а только узнавшего, что Некий добрый и человеколюбивый, каким Ты являешься, вывел меня из того глубочайшего рва и грязи». Или, как прп. Симеон говорит в другом месте: «Да, Владыка, Ты вспомнил меня, когда я находился в миру, и, когда я не знал, Ты Сам избрал меня и отделил от мира, и поставил пред лицем Твоей славы».
Это чудесное избавление изо рва, видимо, соответствует решению прп. Симеона окончательно оставить мир и стать монахом. Как известно из Жития, он поступил в Студийский монастырь в качестве послушника примерно 27-ми лет. Прп. Симеон вспоминает об этой перемене в своей жизни в следующих выражениях: «Ты, Боже мой, помиловал меня от отца и братьев, сродников и друзей, от земли рождения, из моего отцовского дома, как из темного Египта, как из глубин ада. Ты отделил меня, Благостный, и, приняв меня, повел меня, держа Твоею страшною рукой, к тому, которого Ты благоволил сделать на земле моим отцом, и бросил к его ногам и объятиям. И он привел меня к Твоему Отцу, о мой Христос, и к Тебе через Духа, о Троица, Боже мой, плачущего, как блудный сын, и припадающего, о Слове». В Студийском монастыре прп. Симеон нашел своего старого духовного отца Симеона Благоговейного и немедленно стал его верным учеником, проявляя большое рвение в послушании и в аскетической жизни вообще. Однако в этом общежительном монастыре, где придавали большое значение порядку, единообразию и единоличной власти игумена, такая особенная привязанность к духовному отцу скоро возбудила неудовольствие среди монахов. Игумен несколько раз вызывал к себе прп. Симеона и требовал от него больше сообразовываться с правилами общежития и отказаться от руководства его духовного отца. Прп. Симеон, однако, не захотел это исполнить и был изгнан из монастыря. Нетрудно понять, чем был вызван этот отказ: прп. Симеон был убежден, что Сам Бог дал ему духовного отца, которому он был обязан всем. Он снова поступил послушником в соседнюю небольшую обитель св. Маманта, именуемую Ксирокеркской, но продолжал, однако, находиться под духовным руководством Симеона Благоговейного, который остался в Студийском монастыре. В своей новой обители прп. Симеон был вскоре пострижен в монахи и рукоположен в иереи, а затем, после трехлетнего пребывания в обители, в возрасте, приблизительно, 31-го года, выбран монахами монастыря св. Маманта игуменом с одобрения патриарха Николая Хрисоверга. Это происходило около 980 г. К этому времени он уже начинал становиться в Константинополе «знаменитостью», был известен святостью и мудростью, многие почитали и любили его, но другие критиковали и подвергали нападкам.
Таковы, кратко, внешние факты, как они видны из Жития, написанного Никитой Стифатом. Писания самого прп. Симеона открывают нам внутреннюю сторону этих событий. Мы узнаем из них, что в отличие от легкости первых шагов в духовной жизни, быстро приведших молодого Симеона к первому видению Божественного света, он был вынужден теперь с терпением проходить длинный, трудный и болезненный путь духовного исцеления. Так, только ценою больших аскетических усилий было дано ему увидеть луч Божественного света, но более тускло, чем в первый раз. В другом месте прп. Симеон, в ярких образах описывая свой внутренний путь, подчеркивает решительную роль своего духовного отца, Симеона Благоговейного, в этом процессе освобождения: «Итак, по повелению Твоему я последовал, не оборачиваясь назад, за человеком, указанным мне Тобою, Всесвятой Владыка, и он повел меня с большим трудом к источникам и ключам, слепого и влекомого позади данной мне Тобою рукою веры и вынуждаемого следовать за ним. И там, где он, как видящий, умело поднимал свои ноги и без затруднения проходил через все камни, ямы и западни, я натыкался на них на все и падал в них, и от этого претерпевал много страданий, трудов и скорбей. Он также во всякое время мылся и купался в каждом источнике, когда сам хотел, а я, не видя, проходил мимо большинства из них. Если бы он не удержал меня за руку и не поставил близ источника, и не направил бы мои руки ума, я никогда бы не смог найти источник воды, где он находится. Часто он мне указывал сам на источники и оставлял меня мыться, но я вместе с чистою водою захватывал своими ладонями глину и грязь, лежавшие близ источника, и загрязнял ими мое лицо. Часто также, ощупывая источник воды, чтобы найти его, я сбрасывал в него землю и замешивал грязь. И, не видя совсем, думал, что чисто моюсь, когда на деле пачкал свое лицо в грязи, как бы в воде».
Внутренние трудности удваиваются от противодействия людей (студийских монахов, как можно предполагать) и от их непонимания его духовного пути. «Что ты напрасно трудишься, – говорили они ему, – поступая безрассудно, следуешь за этим насмешником и обманщиком, суетно и без пользы ожидая прозреть? Да в наше время это невозможно!.. Почему ты вместо этого не идешь к милостивым людям, которые просят тебя упокоить и пропитать и хорошо за тобой ухаживать? Ведь невозможно же избавиться от этой душевной проказы. Откуда только появился этот насмешник, современный чудотворец, обещающий тебе вещи невозможные для всех людей нынешнего поколения?.. И сам ты, без нас, не думаешь ли об этом в себе и не держишься ли того же мнения?» Ничто, однако, не могло отвратить прп. Симеона от пути, который он избрал. Мы указываем далее, в главе о видении света, прекрасную страницу из Второго Благодарения, где прп. Симеон с большим лиризмом, развивая свой образ источника, описывает видения, ослепляющие и темные, светлые и таинственные, которые он имел в это время, Лица Господня. Очень важно отметить настойчивость, с которой прп. Симеон не перестает подчеркивать, что, несмотря на его многочисленные мистические озарения, он еще не познал Бога и не понимал ясно и сознательно, Кто был являвшийся ему. И поэтому, несмотря на все свои видения, он был глубоко неудовлетворен. Мы касаемся здесь одной глубокой черты в духовности прп. Симеона. Часто говорят, сильно упрощая вещи, что мистицизм греческих отцов есть мистицизм света, и что видение света есть высшее мистическое явление в византийской духовности. По отношению к прп. Симеону, во всяком случае, такое мнение может быть принято только с некоторым ограничением. Для него не видение света само по себе, как бы важно оно ни было, образует центральный момент и вершину мистической жизни, но личная встреча со Христом, являющимся во свете, и общение с Ним. И только с момента, когда Христос начинает говорить с нами в нашем сердце через Своего Святого Духа, мы приобретаем личное Его познание. Простое видение света не дает его, но может вызвать сильное томление и мистическую неудовлетворенность. Только после многих видений света и переменных явлений и удалений наступает решительный момент, когда Христос начинает говорить. «Ты тогда впервые, – говорит прп. Симеон, – удостоил меня, беспутного, услышать Твой голос. И Ты вот так мягко обратился ко мне, поражающемуся и изумляющемуся, и трепещущему, и в самом себе как бы размышляющему и говорящему: «Что может означать эта слава и величие этой светлости? Каким образом и откуда я удостоился таких благ?» «Я есмь, – сказал Ты, – Бог, ставший для тебя человеком. И так как ты взыскал Меня от всей души, вот ты будешь отныне Моим братом, Моим сонаследником и Моим другом». И прп. Симеон рассказывает, как это мистическое единство со Христом стало для него затем непреходящим состоянием.
Для прп. Симеона было совершенно невозможно сохранить в тайне это великое откровение. По любви к ближним, в пламенном желании сделать всех участниками той же благодати, он чувствовал себя обязанным открыть другим свой духовный опыт и призывать их следовать по его духовному пути. Он был твердо убежден, что Христос дарует полноту Своей благодати всякому, кто будет искать ее от всего сердца. «Как, в самом деле, можем мы, – спрашивает он, – молчать о таком богатстве Его благодеяний или неблагодарно, как непомнящие и дурные рабы, зарывать данный нам талант?» Он объясняет свою мысль, используя следующий прекрасный образ: «Как некий братолюбивый нищий, попросивший милостыню у одного христолюбивого и милостивого человека и получивший от него несколько монет, бежит от него в радости к своим товарищам по бедности и извещает их об этом, говоря им втайне: «Бегите с усердием и вы, чтобы получить», – и при этом показывает им пальцем и указывает им человека, давшего ему монеты. А если они не верят ему, показывает им ее на ладони, приобнажая монету на ней, чтобы они поверили и проявили бы усердие, и настигли бы быстро того милостивого человека. Так и я, смиренный, бедный и обнаженный от всякого добра, и слуга святыни всех вас, испытавший на деле человеколюбие и сострадание Божие, и получивший благодать, недостойный всякой благодати, не выношу один скрывать ее в недрах души, но говорю всем вам, братьям и отцам моим, о дарах Божиих и делаю явным вам, насколько это в моих силах, каков есть тот талант, который был дан мне, и посредством моих слов обнажаю его, как на ладони. И говорю это не в закоулке и тайне, но кричу громким голосом: «Бегите, братья, бегите». И не только кричу, но и указываю на подающего Владыку, выставляя вперед вместо пальца мое слово. Поэтому и я не терплю, чтобы не говорить о тех чудесах Божиих, какие я видел и какие я узнал на деле и на опыте, но всем прочим людям свидетельствую о них, как перед Богом».
В другом месте, свидетельствуя об этом, прп. Симеон возвращается к евангельскому образу сокрытого сокровища: «Когда сокровище, скрытое в Божественных Писаниях, было мне указано святым мужем в некотором месте, я не поколебался восстать, и разыскать, и увидеть его, но, оставив всякую другую житейскую работу и деятельность, я не перестал день и ночь копать и углубляться, пока сокровище не начало сиять на поверхности вместе с землею. Потрудившись таким образом долгое время, выкапывая землю и отбрасывая ее в сторону, я увидел все сокровище, лежавшее где-то внизу, распростертым, как мне думается, наверху всей земли, не смешанное с ней и чистое от всякой грязи. И видя, всегда кричу и так взываю к неверящим и не желающим трудиться и копать: «Приидите, научитесь, что не только в будущем, но вот уже сейчас лежит перед нашими глазами, и руками, и ногами несказанное сокровище, превышающее всякое начало и власть. Приидите и удостоверьтесь, что это сокровище есть свет мира».
Здесь мы приходим к одному из наиболее важных моментов во всем мистическом развитии прп. Симеона. Он начинает с несомненностью чувствовать, что это не он взывает, но Сам Христос, Который и есть Сокровище, призывает людей через него. «И я не от себя самого, – продолжает он, – говорю это, но Само Сокровище сказало и говорит: «Я есмь воскресение и жизнь, Я зерно горчичное, глубоко скрытое в земле, Я жемчуг, покупаемый верными, Я световидный источник бессмертного потока и реки, в коем любящие Меня от руки моются и очищаются от всякой нечистоты телом и душою, и блистают все, как светильник или как вид солнечного луча»».
Таков, в кратком изображении, мистический путь прп. Симеона согласно его писаниям. Он начинается даром Божиим, видением Божественного света, внезапно осиявшим его, когда он был еще юношей, неопытным в духовной жизни. Следуют долгие годы расслабленной и рассеянной жизни в миру, откуда он был «вытащен за волосы» Самим Христом. Тогда начался продолжительный период аскетических трудов в монастыре под руководством духовного отца Симеона Благоговейного: отречение от своей воли, искание смирения и особенно пламенная непрестанная молитва о восстановлении его духовного зрения. Далее, через внутреннее очищение и, как следствие, новое мистическое озарение видением света, прп. Симеон на новом этапе достигает вершины всего: личной, близкой и единящей встречи со Христом, и Христос, беседуя с ним Духом Святым в его сердце, делает все существо его светом. После этого откровения остается только отметить его последствия: невозможность скрывать сокровище, которое есть Сам Христос, необходимость возвещать его другим, быть тем «братолюбивым нищим», который получает милостыню, дабы указать на ее источник. Этот поразительный образ «братолюбивого нищего», получившего от Христа златницу благодати, приявшего в своем сердце Самого Христа и призывающего всех бежать и искать единого Милостивого, дает лучшее представление о святой и привлекательной личности прп. Симеона Нового Богослова, как и о его духовном пути и учении. И, чтобы воспользоваться собственными образами прп. Симеона, – его писания действительно являются теми раскрытыми «ладонями», на которых он показывает всем, кто сомневается в возможности личного общения со Христом в этой жизни, золотые монеты своих духовных озарений. Или, как он сам зовет в своих Гимнах: «Да, братья мои, бегите к Нему действиями, да, друзья, встаньте, да, не отставайте, да, не говорите против нас, обманывая самих себя. Не говорите, что невозможно принять Божественный Дух, не говорите, что без Него возможно спастись, не говорите, что кто-нибудь причастен Ему, сам того не зная, не говорите, что Бог невидим людям, не говорите, что люди не видят Божественного света или что это невозможно в настоящие времена! Это никогда не бывает невозможным, друзья! Но очень даже возможно желающим, но только тем, которым жизнь дала очищение от страстей и соделала чистым око ума».
