Смеклоф
Жизнь – это ад?
Дверь за спиной с шумом распахнулась, с грохотом стукнув в стену, и Валентин невольно вжал голову в плечи.
– Всё! Ты допрыгался! – заорал проверяющий. – Нападение на должностное лицо при исполнении…
Пациент в острой форме оглянулся и, зажмурившись, громко крикнул:
– Раз чёрт!
И чёрт застыл с открытым ртом. В глазах разгорался дьявольский огонь, но ни сойти с места, ни даже пошевелить длинным мохнатым ухом, он не мог.
– Как только пройдёт тринадцать секунд, он отомрёт, – равнодушно протянул Михалыч, и все напряжённо затихли, считая про себя.
– Совсем охре…
– Раз чёрт! – упрямо повторил Валентин.
Кузьмич довольно заржал.
– Так его! Поставим, как подставку для капельницы.
Остальные тоже начали подхихикивать, а когда отмерший проверяющий завизжал тонким голоском, заржали со всей силы.
– Раз чёрт! – гнул своё Валентин.
– Может тёмную ему, – сжимая простынь, предложил Кузьмич.
– Не стоит, – осадил его Михалыч. – Может хуже выйти.
– Спецназ уже поднимается… – хрюкнул проверяющий.
– Раз чёрт!
Интеллигентного вида мужчина в очках и полосатой больничной пижаме упоённо скакал у батареи и самозабвенно лаял на чёрта.
– Может ещё и вспомнит, – глядя на него, задумчиво произнёс Михалыч. – Всякое бывает…
– Да, знаешь, что мы с тобой теперь сделаем? – пискнул проверяющий.
– Ничего не сделаете!
От зычного голоса вздрогнули все. За спиной чёрта показалась солидная фигура молодого священнослужителя в рясе с кадилом и прочими необходимыми атрибутами.
– По договору содержания заключённых, вам запрещено наносить людям физический вред и любые прямые повреждения психического здоровья. Посторонитесь!
Проверяющий нахмурился, но всё же отступил в сторону, пропуская попа.
– Вы, как всегда, некстати, – шмыгнув носом, обиженно проблеял он.
– Это моя работа, следить за тем, чтобы вы делали всё в точности по договору.
– А ему значит издеваться можно?
– Считать вас не запрещено!
Чёрт плюнул на пол и гордо вышел в коридор, напоследок бросив на Валентина уничижительный взгляд.
– Какими судьбами, ваше высокопреосвященство? – с поклоном осведомился Кузьмич.
– Пришлось вмешаться из-за спецназа, – пожал плечами молодой священнослужитель и огладил бороду. – А то потом все эти бюрократические процедуры на сто лет растянутся, они языками мастера болтать. Да и наши, тоже. Вы простите, но мне наедине надобно поговорить. Идём, сын…
Остальные слова заглушил хруст и звон. Выдавленные снаружи окна, надулись потрескавшимися пузырями, но разлететься так и не посмели. Даже несмотря на упрямые удары армейских ботинок. Повешенный на длинных чёрных тросах спецназ, неуверенно переглядывался, пока не заметил нахмурившегося попа. Тот уже почти опустил руку, но огненный след в виде креста, ещё тянулся за его пальцами, после крестного знамения.
Он махнул рукой, и Валентину не оставалось ничего другого, как идти следом. Сначала по коридору, а потом на лестницу пожарного выхода.
– Вот тут самое оно, – сам себе кивнул поп. – Положение у нас непростое.
– Почему?
Пациент в острой форме, старался не поднимать глаз. Чувствовал он себя неловко, будто разбудил группу детского сада во время тихого часа или сорвал урок биологии про тычинки с пестиками.
– Они тебя теперь в покое не оставят, даже если память сотрут, будут дальше пакостить. Такая натура. Придётся каждый раз всё это протоколировать, акты составлять, в общем страшная мутотень. Поэтому, ты покайся, мил человек, скажи, что прощения просишь и убежище у святого престола, мы тебя тогда и пристроим в дальнюю обитель. Там они тебя точно не достанут.
Священнослужитель располагающе улыбнулся и несколько раз мотнул головой, призывая к скорейшему раскаянию.
– Вербуете? – не поднимая глаз, спросил Валентин.
– Вот дурья башка, – вздохнул поп. – Кому ты нужен, вербовать тебя, падшее дитя? От проблем всех нас хочу избавить.
– Проблем бояться, с утра не похмеляться, – пробормотал себе под нос заводскую поговорку Валентин.
– Вот видишь, бесы в тебе, итак, крепко окопались. Всю твою грешную жизнь тебя изводят, соблазняют и не дают осознать свои ошибки и измениться. А ведь за этим род людской сюда и отправлен.
– Проверяющий говорил, что мы свой мир…
– Тьфу на него, – всплеснул руками молодой священнослужитель. – Нашёл кого слушать. Это же отродье лжи, чтобы у него язык отсох. Нас сюда на перевоспитание сослали, чтобы осознали и раскаялись.
– Мы что в тюрьме?
– Конечно, нет! В очень большом исправительном заведении.
С нижнего пролёта раздался печальный вздох. Валентин перегнулся через перила. На лестничной площадке перед окном санитар пускал кольца дыма, закатив глаза к потолку.
– Не вмешивайся, – прикрикнул на него поп и добавил шёпотом. – Ты, сын мой, этим тоже особо не доверяй. Они в делах человеческих не особо-то и разбираются. Просто знай, что идеальный мир есть и нас из него вытурили за греховное непослушание. А эти и те, – он махнул рукой за спину. – Наставляют и сбивают нас с пути истинного. Таков договор со всевышним. В этом наше бремя и освобождение. И времени на всё про всё, не так уж много. Так что не тяни резину: кайся, проси убежища и отправляйся в дальний монастырь на вечный постой.
