Снаружи послышались голоса, почти заглушенные буйным лаем собак.
– Громкие какие, правда? – сказала Хельга.
– А какими им еще быть? – ответила Хильдигуннюр. – Они простые твари, а в воздухе пахнет кровью.
Моя плоть и кровь. С тьмой в сердце. Они…
Короткая, острая боль пронзила ее мысли. Хельга посмотрела вниз, на иглу: та с легкостью прошила ткань и вошла в ее палец. На черной нити ярко алела капля крови.
Хельга оглядела дом, и у нее закружилась голова. Новое место на дальнем конце стола казалось странным и неприятным, как и новые лица вокруг нее. Хотя в дом можно было втиснуть еще тридцать – сорок гостей, он и так казался забитым людьми. Гита уселась рядом с матерью, напротив Яки. Помощник Уннтора выглядел весьма довольным, в отличие от своего сына; сидевшему рядом с ним Эйнару явно было неуютно. Карл и Агла разместились ближе к углу, по правую руку от отца. Старый Уннтор и Хильдигуннюр сидели во главе стола и смотрели туда, где расположился Бьёрн с семьей. Проходя мимо него со своей тарелкой, Хельга едва разминулась с простертой рукой, и была оглушена громогласным рассказом:
– …но волки-то не знают, что их убивать положено, верно? И вот мой дружище Арнтор забирается в снег, чтобы достать того, которого вроде как ранил, а из кустов выпрыгивает еще десяток! – Бьёрн шлепнул себя по бедру для пущего эффекта. – Видели бы вы его лицо, когда он развернулся и попытался удрать с криками, – он скорчил рожу: красные щеки, прерывисто раздуваемые дыханием: – «Помоги мне! Помоги!»
– А потом что случилось? – спросила увлеченная историей Гита.
– Догнали его, конечно, – сказал Бьёрн. – Опрокинули в снег. К счастью, я был рядом, так что… – Хельга краем глаза заметила, как Тири вздыхает, словно говоря: «Ну вот, опять», – стянул портки и обоссал их!
Слова Бьёрна чуть не захлебнулись в сиплом хохоте.
– Они ненавидят этот запах, – объяснил он, когда отсмеялся и заметил ошарашенный взгляд Гиты. Потом добавил: – Арнтор тоже так сделал!
Агла улыбнулась ему, потом посмотрела на Тири:
– Расскажите нам, что творится на востоке. Правда ли, что Харальд Прекрасноволосый угрожает вторжением?
– Пфф, – сказал Бьёрн. – Эта старая девица не осмелится. Ему же ногами придется идти. Земля возьмет половину его людей.
Хельга подумала, что Бьёрн внезапно перестал казаться таким уж дружелюбным.
– Перестаньте говорить о войне, – строго сказала Хильдигуннюр. – Ешьте мясо молча.
– Где уж тут, когда на том конце стола такой тролленок сидит, – ответил Карл.
– Заткнись, коротышка, – сказал Бьёрн. – Я говорю, что хочу и когда хочу.
– Вот в этом-то и беда, – сказала Гита.
На мгновение все замерло. Взгляды метались над столом, а потом Бьёрн загоготал:
– Ха! Да за этим столом только у девки есть пара яиц!
Гита ухмыльнулась, и он добавил:
– Если так и дальше пойдет, она еще и мальчонкины сегодня ночью себе заграбастает…
Он кивнул на Эйнара, и усмешка сразу же сползла с лица Гиты. Она бросила ложку, поднялась и устремилась прочь от стола.
– Гита! – рявкнул ей вслед Карл, но без всякого результата.
Агла глубоко вздохнула:
– Полегче с ней, Бьёрн, – начала она. – Она еще ребенок…
– Ребенок? – оборвал ее Бьёрн. – Да она за этим жеребцом весь день гонялась – и уж поверь мне, совсем не детскими делами хотела с ним заняться.
Эйнар сделался темно-багровым и уткнулся взглядом в тарелку.
– Бьёрн! – резко сказала Тири.
– Что? – ответил здоровяк. – Всем же видно.
Хельга взглянула на Хильдигуннюр, и та указала глазами на дверь. Приказ был ясен: найди ее.
Снаружи было прохладнее, длинные тени сливались с сумраком. Собаки знали ее запах и лаять не стали. Она быстро заглянула в несколько построек, хотя была уверена, что там пусто, потом мысленно прикинула, куда могла пойти Гита. В следующий момент она повернула вправо, к реке.
Она нашла девушку сидящей в траве: голова опущена между колен, сапоги в дюйме от воды.
– Засранец он, – сказала Хельга, подойдя к сгорбленной фигуре.
– Который? – спросила Гита, не поднимая головы, голос ее дрожал.
Что бы сказала ее мама? Она вспоминала все разговоры, которые слышала в доме.
– А нужно выбрать одного? Все скопом.
Ответом был короткий, резкий смешок.
– Это верно. – Гита обернулась и хитро взглянула на нее в меркнущем свете. – Ты с ним была? С Эйнаром?
– Что?
На лице Гиты промелькнуло раздражение.
– Ты с ним была? Седлала его?..
– А… А! – Хельга наконец поняла, хихикнула и села рядом. – Нет. Нет, не была. Я не стала бы, я его так давно знаю, он мне скорее брат.
– Он мне нравится, – сказала Гита. – Или, ну, понимаешь… Я думаю, с ним будет хорошо.
«А люди на это смотрят по-другому», – прошептала Хильдигуннюр у нее в голове, и Хельга ухватилась за первую же мысль. Здесь нужно было сочувствие.
– Ну, кто знает? – сказала она. – Я давно уже не видела его ни с одной девушкой. Не думаю, что он с кем-то помолвлен.
Лицо Гиты просветлело:
– Правда? Это хорошо…
Издалека донесся лай одной из собак, а за ним – приглушенные голоса.
Девушки переглянулись, и Гита, развернувшись, подползла на животе к краю берега. Она оглянулась на Хельгу:
– Двое, с двумя детишками. Две лошади. Собака. Оружия вроде нет.
– Аслак прибыл, – сказала Хельга.
«И стало их трое», – подумала она.
Первый стук утонул во вдохновенном исполнении Бьёрном «Хуторяночки и бычары». Второй был громче и настойчивей, и, когда все в доме замолчали, дверь открылась, и вошел молодой мужчина, чье худое тело укрывал изрядно поношенный плащ.
– Найдут ли четверо усталых путников здесь гостеприимный кров, – сказал он, – и, может быть, немножко мясца?
– АСЛАК! – проревел Бьёрн. – Маленький ты поганец!
Даже Карл поднял кружку и улыбнулся. Молодой человек посмотрел на них и собрался уже заговорить, когда мимо его бедер протолкнулись две светловолосые молнии, по одной с каждой стороны.
– ДЕДУЛЯ! БАБУЛЯ! – Браги и Сигрун пронеслись по дому и прыгнули на Уннтора и Хильдигуннюр, обняв их так крепко, как только могут шестилетки. В дом вошла женщина и встала рядом с Аслаком. Она держалась гордо, хоть и была на голову ниже его. Глаза ее были словно кусочки кремня. Широченная улыбка Бьёрна растянулась еще больше:
– И Руна! Доб…
– Добро пожаловать в мой дом, – твердо и громко сказал Уннтор – так, чтобы перекрыть голос великана.
– У нас есть для вас ужин, – сказала Хильдигуннюр, обходя стол; Браги не отпускал ее ногу.
– Ну же, медвежонок, – проговорила она, взъерошив его волосы. – Отпусти бабушку, а то оголодаешь до смерти.
Она взглянула на костлявое тельце мальчишки, но ничего не сказала.
Сестра Браги уже затолкала деда в кресло и уселась на его колено.
– А ты знаешь, кто такая лиса? – спросила она.
– Знаю, – начал было Уннтор, но внучка сурово взглянула на него. Старый пират сдался. – Ну, кажется…
– Так вот, – важно изрекла девочка, – лиса – это такой зверь с большущим хвостом. Только она не волк, потому что волки больше.
– Ах вот оно что? – сказал Уннтор. – Хорошо, что есть кому мне рассказать.
– Ага. Так что сиди спокойно и учись, – сказала Сигрун и скрестила руки, как делали все матери во все века. Уннтор серьезно кивнул, и не один он пытался сдержать улыбку.
– Ну, Аслак, почему так поздно? – спросил Карл, оборвав лекцию племянницы об отличиях лис и волков. – От вас же сюда ехать полдня, так?
Аслак поморщился.
– Ну, мы поздно выехали. Я…
– У нас были дела, – сказала его жена.
– Тяжело вам, наверное, на вашем хуторе, – усмехнулся Карл.
– Тяжело, – сказала Руна, сверкнув глазами, – но мы неплохо справляемся.
– Рад слышать…
Но Руна уже направлялась к котлам, где стояла Хильдигуннюр с черпаком наготове.
– Папа, мясо! – Браги аккуратно передал отцу миску.
– Спасибо, сын, – сказал Аслак.
– Бабушка говорит, я могу стать викингом, когда вырасту, – объявил Браги.
– Правда?
– Ага, и буду растить викингскую морковку, и ходить на охоту, и добывать викингские меха, и плавать с ними на корабле, и продавать их кому-нибудь как настоящий викинг, – сказал Браги.
– Не говори с папашей про викингов, парень, он ничего не знает. Давай-ка присядь с дядюшкой Карлом.
Темноволосый похлопал по скамейке рядом с собой, и Браги в мгновение ока очутился на ней.
– Мой сын Ормар, твой двоюродный брат, как раз ушел в викинги, – сказал Карл. – Семнадцать зим, плывет, куда хочет, только он и море.
– Не забивай мальчишке голову дурью, – оборвала его Агла. – Ормару сейчас небось голодно, и холодно, и мокро, и я надеюсь, у него хватает ума держаться подальше от копий с топорами.
– У викингов и копья с топорами есть? – Браги широко распахнул глаза от восторга.
– Конечно, есть, – ответил Карл, ухмыляясь. – Завтра я научу тебя драться. Только начнем с палки для лупцевания.
Мальчик моментально соскочил с лавки.
– Мама! Мама! Дядя Карл научит меня драться! Палкой! Палкой для… для… для убивания!
– Правда, что ли? – голос Руны был ледяным.
– Правда! Можно, мама? Можно? Можно?
Руна, поджав губы, подошла к сидящему Карлу. Она наклонилась и начала шептать ему в ухо.
– Но парню же надо… – начал Карл.
Стремительно, как молния, Руна схватила его запястье, резко прижала к столу и оперлась на него всем своим весом, не переставая шептать. Несколько мгновений спустя, высказав все, что думает, она с улыбкой отступила. Карл смотрел ей вслед, незаметно потирая под столом саднящее запястье.
– Конечно, можно, – сказала Руна сыну. – Я только объяснила дядюшке Карлу кое-что про маленьких мальчиков, россказни и про то, что знаю, где он спит.
– Ура! – крикнул Браги и моментально отвлекся на протянутую ему ложку мяса.
Разговор был прерван утробным смехом с другого конца стола, и они уставились на старика, который, усмехаясь, держал на коленях хмурую Сигрун.
– Это не смешно! – повторила девочка.
– Конечно, конечно, ты права, лисичка именно так и говорит. Иди-ка, бабушка тебе положит вкусного мясца, ага?
Большие руки подхватили Сигрун под мышки и подняли высоко в воздух, вызвав восторженный писк, а потом осторожно опустили на пол. Девочка немедленно потопала к бабушке, протягивая руки за миской.
Когда Гита с Хельгой вошли в дом, Хильдигуннюр поманила их к себе и щедро навалила им тушеного мяса. Гора грязных мисок повествовала об успешно прошедшем ужине.
– Полегчало на свежем воздухе? – спросила Хильдигуннюр, внимательно глядя на Гиту.
– Полегчало, – ответила девушка. Ее нижняя губа на мгновение задрожала, но потом лицо снова спряталось под маской.
– Хорошо, – сказала Хильдигуннюр.
Хельга наклонилась к ней и прошептала:
– Там, кажется, еще люди подходят.
Ее мать обвела дом взглядом. Браги и Сигрун бросили еду, чтобы поиграть с мешком старых костей, который Хильдигуннюр подготовила к их приезду; они забрались в уголок и с головой ушли в какую-то запутанную игру, изображавшую хуторскую жизнь. Вёлунд неслышно переместился поближе и с завистью наблюдал за ними со стороны. Троица братьев собралась вместе, очередной длинный и запутанный рассказ Бьёрна был в разгаре; женщины, игнорируя шумных мужей, все еще сидели за столом и обменивались своими, не такими сальными и хвастливыми историями. Эйнара и Яки видно не было, они, похоже, ускользнули наружу, чтобы взглянуть на животных.
Хильдигуннюр вздохнула:
– А это, значит, Йорунн. – Она встряхнулась, словно избавляясь от каких-то мыслей, и подмигнула Хельге. – Хорошо, дочь моя. Надеюсь, ты тоже когда-нибудь заведешь себе семью. Я бы не хотела, чтобы тебя миновали все эти радости.
Она развернулась и громко крикнула:
– Всем подъем! У ворот гости, и на этот раз они не застанут нас врасплох. Мы пойдем и встретим их. Все вместе.
Когда они вышли из дома, взгляд Хельги сразу же привлекло пламя, жадно бросавшееся на стремительно темневшие небеса с вершины ворот. Под факелом стоял Яки; мерцающий свет выхватывал каждую черточку его лица.
Тень другого человека. Мысль танцевала перед глазами Хельги, но как только она смогла на ней сосредоточиться, свет сместился, и он снова вернулся: дружелюбный старый Яки, такой же, как всегда. Уннтор подошел к нему с малюткой Сигрун, гордо восседавшей на дедушкиных плечах, и занял свое место у ворот. Стоя рядом, Уннтор и Яки смотрелись как братья. До Хельги донеслось журчание слов: Сигрун пыталась объяснить обоим, почему птицы любят летать, а не ходить.
Семьи заняли позиции с обеих сторон, как воины. В сумерках можно было разглядеть лишь смутные фигуры двоих всадников, что медленно приближались к хутору.
– Давай быстрее, девочка! – крикнул Бьёрн. – Аслак бородой обрастет, пока тебя дождется!
– Заткнись, косолапый ты мешок с мясом! – прокричал в ответ женский голос. – Никогда такому не бывать!
Карл улыбнулся:
– Не похоже, что брак смягчил нашу любимую сестру.
– Язык у нее всегда был тот еще, – согласился Бьёрн.
Стоявший рядом Эйнар пробормотал что-то, слишком тихо, чтобы Хельга могла услышать.
– Что ты сказал? – прошептала она.
– Ничего, – ответил Эйнар, медленно вращая плечами и отгоняя напряжение. И повторил: – Ничего.
Всадники явно не торопились, их лошади двигались к хутору шагом. Даже издалека Хельга сразу узнала Йорунн: худая, с прямой спиной, почти с такой же фигурой, как у Хильдигуннюр. Длинная каштановая коса свисала у нее ниже груди. Мужчина рядом с ней был среднего роста и сложения. Огонь отразился в пытливых глазах, которые изучали собравшихся людей, но он не проронил ни звука, пока они с женой слезали с лошадей.
– Добро пожаловать, дочка, – сказал Уннтор. – Мое старое сердце гордится, видя тебя. – Он взглянул на Сигмара. – Приветствую и тебя, Сигмар: ты мне такой же сын, как они, – он показал на Карла, Бьёрна и Аслака.
– Благодарю тебя, Уннтор, – ответил Сигмар. – Я должен был посетить твой дом раньше.
– Конечно, должен был, – сказал Уннтор. – Проходите внутрь. Еда готова.
Семья двинулась к дому, но Хельга заметила, что Эйнар держится в стороне.
– Что случилось? – спросила она, когда никто не мог их услышать, но Эйнар лишь покачал головой.
– Ничего, – пробормотал он, отводя взгляд в сторону.
– Что ж, – сказала она, хватая его за локоть, – тогда пойдем. Нечего торчать тут как чирей на жопе у лошади.
Она почувствовала небольшое сопротивление, но потом он сдался и позволил вести себя к свету, лившемуся из двери дома.
Когда они вошли, Йорунн уже удобно устроилась рядом с отцом и болтала:
– …а потом мы пойдем на юг. Но мы тут надолго задержимся, чтобы я отдохнула, потому что Сигмар меня постоянно подгоняет, – добавила она с усмешкой.
– И хорошо, – пророкотал Уннтор. – Как насчет еды? Мама сделала наваристое теплое мясо. Или вы не голодны?
– Мы поели в дороге, – призналась она, стыдливо взглянув на свою мать.
– Ладно, тогда устраивайтесь. Мы собирались уложить детишек спать – как вас раньше, помнишь?
Длинный стол был уже разобран и прислонен к стене, а семьи расположились большим полукругом. Карл, Агла и Гита сидели у своих кроватей, Карл тихо болтал с женой, пока она заплетала светлые волосы дочери в косу. Аслак сидел рядом с Руной, но та повернулась к нему спиной и склонилась над двумя маленькими фигурками. Бьёрн сидел в одиночестве на другом конце большой комнаты.
Хильдигуннюр вытащила стул и разместилась в центре полукруга. Рядом с ней расслабился в огромном резном кресле вождя Уннтор.
– Хочу послушать историю, – сопротивлялся сну Браги, завернутый в кокон одеяла.
– Так замолчи и слушай, – сказала Руна.
Хельга отвела Эйнара в угол, к верстаку, откуда они вытащили стулья. Она заметила, что Гита мельком взглянула в их сторону, но никак не отреагировала. Люди смотрят по-другому.
– Хорошо, – сказала Хильдигуннюр. – Вы занимаете больше места, чем когда-то, – добавила она, широко улыбаясь.
За ее спиной в дом прокралась Тори с Вёлундом в хвосте, и подошла к Бьёрну. Она прошептала ему что-то на ухо, и он кивнул в ответ.
– Но вы всегда любили хорошие истории. Эта – о братьях и чести.
– История! – пискнули позади Аслака, и он с улыбкой обернулся, чтобы утихомирить дочь.
Наконец в доме воцарилась тишина.
Хильдигуннюр прочистила горло:
– Давным-давно, во времена королей, в эпоху героев, жил один человек – самый сильный и самый ловкий из всех. Звали его Старкад, и не было ему равных. Был у него названый брат, Викар Харальдссон, которого вырастил убийца его отца. Викар поклялся отомстить, и Старкад помог ему стать королем Агдера и западных фьордов. Они со Старкадом сражались во многих битвах, и никто не превзошел Старкада в искусстве войны. И вот однажды…
– На них напало чудовище! – выкрикнул Браги.
– Тише, – сказала Руна, – это в другой истории. Слушай внимательно, тебе надо об этом знать.
– Однажды, – продолжила Хильдигуннюр, точно ничего не случилось, – они плыли по морю, и ветер покинул паруса Викара. С ними был прорицатель, старик по имени Гимли. Он гадал по костям, бросал их снова и снова, но эти проклятые штуки говорили одно: король должен быть принесен в жертву. Когда воины восстали, Старкад встал между своим королем и целым кораблем викингов и заявил, что сначала им придется убить его. Когда никто этого не сделал, Викар сказал, что нужно плыть к берегу и размыслить над волей богов дома. Ночью, перед тем как они решили судьбу Викара, отчим Старкада, человек по имени Грани Конский Волос, позвал его на долгую прогулку. Они прошли по мосту, что сверкал множеством оттенков серого в свете луны, и попали на тайный совет, где Грани сбросил свой капюшон и оказался Одином, – Хильдигуннюр подмигнула Хельге. – Многомудрый восславил Старкада за его верность и наградил множеством даров, а еще Один пообещал, что Старкад проживет три человеческих жизни и в каждой будет иметь тройную удачу. Получил воин невообразимое богатство и лучшее оружие, дающее победу в каждой битве, уважение правителей – и в придачу ко всему талант скальда.
Хельга услышала, как по дому разносится одобрительное бормотание: это правильно, что боги вознаграждают за верность.
Однако Хильдигуннюр не закончила.
– Но, услышав, что Один вознес Старкада почти наравне с самими богами, Тор преисполнился яростной ревности, – продолжала она, и теперь ее голос был суров. – Он проклял Старкада, отныне собственного брата: Тор обрек его совершать преступление в каждой жизни, лишил детей и наложил на него гейс: каждый раз, когда Старкад станет хозяином дома, хутора, любой земли, – и недели не пройдет, как их уничтожат. Но и на этом Тор не остановился: Старкаду всегда будет мало богатства, он никогда не выйдет из битвы без самых болезненных ран, простой народ будет его ненавидеть, и он всегда будет забывать сказанные им висы. Так, благословленный и проклятый богами, Старкад ходил по земле трижды шестьдесят лет, самый удачливый и самый несчастный викинг на свете. Он не мог долго жить в одном месте. Всех его друзей забирала смерть – и ему приходилось мириться с тем, что худшие скальды поют его песни как свои. Он дожил бы до этого дня, если бы Тор не предложил ему сделку: убить волшебным копьем внука его лучшего друга. Как только сына Викара не станет, викинг, что не может умереть, обретет покой. В конце концов Старкад Могучий стал пешкой богов и потерял самого себя.
Она посмотрела каждому из своих детей в глаза, прежде чем закончить:
– Так помните, – сказала она, подкрепляя слова властным взглядом, – Тор был отравлен ревностью, и не было чести в том, что он сделал со Старкадом. Не богатством или страхом измеряется ваше достоинство, но весом вашего имени. Вы дети Уннтора Регинссона, и я наказываю вам высоко вознести его имя своими делами.
Слабо горевший огонь бросал красноватые отсветы на пол дома; люди были не более чем смутными силуэтами. Хельга увидела, как самый крупный из них зашевелился:
– Пора в кровать, – пророкотал, вставая, Бьёрн, и Тири вскочила, подняв на ноги сонного Вёлунда. Тихими пожеланиями доброй ночи их проводили за дверь. Семья Карла ушла в дальний угол дома, и вскоре Хельга слышала только медленное размеренное дыхание, перемежаемое легкими всхрапами.
Но в ушах ее все еще звучал голос матери: «Он стал пешкой богов и потерял самого себя».
Сон пришел к ней нескоро.
Первые лучи утреннего солнца перевалили за холм, даруя сумеркам жизнь и цвет и перекрашивая деревья, окружавшие поле, из серых в зеленые. Ковыляя спиной вперед, Хельга тащила через траву сломанный лемех, уставившись на свои согнутые колени и след перед собой.
– Иииии… стой! – скомандовал Эйнар.
Она подчинилась приказу.
– Тяжелый, – сказала она, потирая натруженные руки. – Почему не ты это делаешь?
– Кто-то должен следить за бороздой. Теперь поверни направо, – услужливо показал он и проигнорировал ее хмурый взгляд.
Она взглянула вниз, на ноги, потом на прямую линию между собой и Эйнаром, вздохнула и развернула лемех.
– Вот так?
– Хорошо, теперь тащи его в эту сторону, пока я не скажу остановиться, – он показал влево.
– Да ты этим наслаждаешься, – пробурчала Хельга, когда земля наконец стала поддаваться лемеху, и между ее отступающими ногами появилась линия.
– Остановись и развернись!
Хельга сделала, как было сказано, и направила линию обратно к Эйнару. Когда она добралась до него и соединила третью линию с первой, с нее катился пот.
– Зачем это? – спросила она, переводя дыхание.
– Ты что, не помнишь прошлый раз?
– Давай представим, что нет, – сказала Хельга резче, чем собиралась.
– О, – сказал Эйнар, – точно. Уже одиннадцать лет прошло. Извини. Так вот, это для метания камней. – Он махнул рукой на большой треугольник, вычерченный Хельгой на земле. – Тот, кто кинет дальше, победит, но нельзя выходить за линию. Потом будет другое состязание, вон там, – он указал на барьер высотой по колено, за которым высились три мишени – ближняя в двадцати ярдах, самая дальняя в сотне. – Будут метать топоры и копья, потом стрелять из лука.
– И все в один день?!
– А потом еще гонка, – Эйнара было уже не остановить. – Сначала туда, – он небрежно махнул рукой в сторону северного края поля, где из земли торчал шест, – вокруг того шеста и к следующему, – второй шест высился далеко на восточном конце поля, – потом мимо третьего и назад.
– И на этом они закончат?
– О нет, – Эйнар усмехнулся. – Старый медведь заявил, что будет еще игра в тафл, но больше ничего не сказал.
Хельга нахмурилась:
– Почему?
– Есть у него причина, наверное, – сказал Эйнар. – У него она всегда есть.
Издалека донесся стук и дребезжание телеги.
– Ох, зараза! Я забыл! Камни…
– Какие еще камни?
В полумиле от них показался Яки, медленно ведущий лошадь с телегой. Эйнар огляделся, бешено дергая головой:
– Где топор?
Хельга остановилась и задумалась, восстанавливая их передвижения.
– Вон там, – сказала она, – где мы еду оставили.
Топор был прислонен к длинному бревну, идеальному для того, чтобы посидеть на нем и перекусить. «Хорошо знать, что в жизни главное», – подумала она и улыбнулась.
Эйнар подошел к большому топору и поднял его.
– Отлично, – сказал он, ни к кому не обращаясь. Потом, хорошенько размахнувшись, обрушил лезвие на ствол, повернув перед столкновением так, что, когда топор вошел в дерево, полетели щепки. Сильные руки немедленно выдернули его и опустили еще раз, и еще, и с каждым разом лезвие вгрызалось все глубже. Хельга наблюдала, как снова и снова напрягались и расслаблялись мышцы Эйнаровой спины, когда он раз за разом замахивался топором, словно подчиняясь сильной, ритмичной мелодии. Вскоре от ствола отвалился четырехфутовый кусок, заостренный с одной стороны, плоский с другой. Эйнар пододвинул ногу под полено и оттолкнул его в сторону, потом переместился дальше и начал все заново.
Хельга отвернулась, не прислушиваясь к ритмичному стуку металла, ударявшего о дерево, и заметила Яки. Старик приближался к ним, но не торопился, мягко направляя лошадь в нужную сторону. Увидев ее, он помахал, и тележка задребезжала дальше, остановившись, как раз когда Эйнар нанес последний удар.
– Ты что, парень, только заканчиваешь? – сказал Яки.
– Забыл, папа. Прости. Я почти все время потратил, заставляя Хельгу работать.
– Что? – выпалила Хельга. – Неправда это, жопа ты овечья!
Эйнар ухмыльнулся:
– Ужасно трудно с ней бывает.
– Ага, расскажи это кому-нибудь, кто захочет тебя слушать, – сказала Хельга. Потом остановилась и задумалась. – Хотя погоди. Нет таких людей.
– Не бойся, – сказал Яки. – Я-то знаю, кто из вас лодырь.
Эйнар поднял одно из поленьев. Оно едва помещалось у него в руках.
– Куда их нести?
Яки огляделся вокруг.
– Вы хорошо поработали, – сказал он. – Все так, как и должно быть. Камни сбросим там.
Он показал на центр поля.
Хельга последовала за Эйнаром, который отволок свое полено в указанное Яки место. Пока его отец подводил туда лошадь, парень перевернул кусок дерева и вогнал его в землю так, что получилась ровная круглая площадка. Он прикинул ее размеры по высоте бедра, потом налег сверху всей тяжестью.
– Вроде устойчиво, – сказал он Яки.
Старик подошел ближе, пнул полено, затем пару раз толкнул его и выразил свое одобрение:
– Сойдет. Тащи другие два.
– Можешь помочь, если хочешь, – сказал Эйнар Хельге, поднимая следующее полено.
Она метнула в него свирепый взгляд, потом нагнулась и подобрала последний кусок дерева, приказав себе не кривиться от натуги. Вместо этого она наклонила голову и улыбнулась Эйнару:
– Веди меня, лодырь.
Она постаралась не морщиться, сбрасывая полено на землю, но не удержалась и скорчила гримасу, когда Яки с легкостью подхватил его и установил на место. Эйнар взял второе, и вскоре оба столба вошли в землю на равном расстоянии от первого.
– Все? – спросил Эйнар.
– Не совсем, – ответил Яки. – Не забывай о треклятых камнях.
Он подошел к телеге и откинул заднюю доску. На дне лежали три огромных валуна. Первой мыслью Хельги было: «Никто не сможет их поднять!» Самый маленький по размеру и форме напоминал тело овчарки, а самый крупный был больше похож на мяч – он достал бы Хельге до колен.
Эйнар тихо присвистнул:
– Эти?.. А мы справимся?
– Старик попросил, – сказал Яки. – Именно эти три, – на лице его мелькнула тень улыбки. – Не знаю уж зачем. Он сказал, что раз они уже в телеге, почему бы их и не использовать.
– Ясно, – сказал Эйнар со вздохом. – Ладно, тогда за дело.
Он запрыгнул в телегу, согнул колени и, крякнув, начал толкать меньший из камней, пока тот неохотно не сдвинулся, заскрежетав по дну телеги.
– Осторожно… – Яки подошел ближе, готовясь поймать мозолистыми руками приближающийся край камня. – Давай-ка сделаем все с первого раза.
– Очень… хороший… план… – процедил Эйнар сквозь стиснутые зубы.
Как только камень достиг края, Яки сразу нашарил удобное место, чтобы ухватиться, и потянул на себя.
– Вот так, – выдавил он, – теперь спускайся сюда.
Эйнар тут же соскочил с телеги и встал плечом к плечу с отцом. Вместе они осторожно опустили валун на землю рядом с первым столбом.
– Это было не так уж сложно, – сказал Эйнар, когда они перевели дыхание.
– Не сложно, да, – ответил Яки.
– Как насчет этого чудовища? – спросил Эйнар. Второй камень напоминал срубленную с длинного дома крышу: он был почти треугольным, но широким и длинным в неудобных местах.
– За этот нужно браться осторожно, – сказал Яки. – Ухватись не там, и он покажется раз в пять тяжелее. Я в этом не так хорош, как он.
Хельга отошла подальше от них, когда Эйнар встал рядом с отцом. Кряхтя и ругаясь, они ухитрились подтолкнуть валун к краю телеги, потом спрыгнули вниз и приняли его вес на руки. Тяжело дыша и шатаясь, они подошли ко второму столбу. Согнули колени и стали медленно опускать, но в футе от земли Яки поморщился.
– Бросай его… – просипел он с красным лицом.
Эйнар с радостью подчинился.
– …только ноги береги, – закончил старик, когда камень приземлился.
– Спасибо, папа. Ты такой заботливый, – сказал Эйнар. Оба мужчины стояли рядом, тяжело дышали, уперев руки в бедра, и смотрели на камень.
– Редкая, однако, сволочь, – сказал наконец Эйнар.
– Это верно, – согласился его отец.
Эйнар расправил плечи:
– Ладно, – сказал он. – Давай стащим с телеги третий и закончим на этом.
– Этот мы трогать не будем, – ответил Яки, медленно подходя к лошади.
Кожу Хельги покалывало. Она увидела, как взметнулись уши животного; до нее долетали лишь случайные, едва слышные слова, странные звуки, которыми Яки успокаивал и убеждал лошадь, но кобыла фыркнула и запрокинула голову, а когда Яки взялся за уздечку, не стала вырываться.
– Какой план? – спросил Эйнар.
– Возраст и мудрость, – ответил Яки, – вот какой план.
Мягко натянув поводья, он пустил лошадь шагом, и телега двинулась за ней. Яки что-то шепнул кобыле, и та остановилась. Старик прошел мимо передних ног животного и положил выдубленную руку ей на круп. Потом взял поводья и плавно потянул на себя, одновременно подталкивая напрягшиеся мускулы. Лошадь протестующе заржала, но сделала, как ей было велено, придвигаясь к старику. Упряжь съехала, но в конце концов телега сместилась влево.
Лицо Эйнара озарилось пониманием, и он встал позади телеги, приподняв ее, чтобы вытащить из колеи. Задняя часть развернулась к третьему столбу.
– Хватит, – сказал он.
Яки перешел к голове лошади и отпустил поводья.
– Хорошая девочка, – пробормотал он, – хорошая девочка.
Его рука нырнула в карман, и на свет показалось ярко-зеленое яблоко. Лошадь боднула его, подняла губу и потянулась за лакомством.
Эйнар был уже сбоку от кобылы и ослаблял ремни, державшие тележные оглобли.
– Готов, – сообщил он.
– Готов, – отозвался Яки, касаясь ремней.
Оглобли выскользнули из креплений, и к звуку скользившей по дереву кожи добавился скрежет камня по доскам. Кусок скалы размером с двух взрослых баранов скатился с телеги, ударился оземь с глухим «бац» и ушел на два пальца в почву.
Свободная от груза телега бешено закачалась на колесах, но, подергавшись, встала на место.
Эйнар уставился на камень:
– Он просил вот об этом?
– Именно, – сказал Яки.
Хельга видела, что Эйнар размышляет, пытается что-то понять, но потом он потряс головой, словно отгонял муху.
– Это все? – спросил он.
Яки покачал головой.
– Нет. Ему нужны два сиденья и стол. Хельга, можешь пока отдохнуть, если хочешь, а потом вернемся все вместе.
– Спасибо, – с благодарностью сказала Хельга и, пока Яки с Эйнаром обсуждали углы и размеры, пошла туда, где они оставили еду. Хильдигуннюр заставила ее взять с собой для перекуса шмат вяленой оленины размером с кулак, и теперь ее желудок рассыпался перед матерью в благодарностях. Поскольку ее бревно было уничтожено, пришлось искать себе другое сиденье, и вскоре Хельга обнаружила идеальный пень в подходящем теньке. Она устроилась на нем, улыбаясь Эйнару и Яки. У них были одинаково широкие плечи и одинаково плавная походка – Эйнар этого, может, и не сознавал, но он превращался в собственного отца.