Софи Кинселла
Шопоголик и брачные узы

Полная версия

Наступает короткая пауза. Я прямо вижу, как напряженно работает мамин мозг. Пожалуйста, только не…

– Бекки, лапочка, сколько раз ты была подружкой невесты? – интересуется мама чуть более небрежно, чем следовало бы. – Свадьба дядюшки Малколма и тети Сильвии… Все, по-моему?

– Еще Рути и Пол, – напоминаю я.

– Ты не была там подружкой невесты, – немедленно возражает мама. – Ты… несла букет. Стало быть, дважды, считая сегодняшний день. Да, дважды.

– Усек, Люк? – ухмыляется папа. – Дважды.

Ну и что это за родители?

– В любом случае у Бекки есть еще добрых десять лет, прежде чем придет пора беспокоиться о таких вещах, – как бы между делом замечает Люк.

– Что? – Мама напрягается, переводит взгляд с Люка на меня и обратно. – Что вы такое говорите?

– Бекки хочет подождать как минимум лет десять, прежде чем выйти замуж, – сообщает Люк. – Разве не так, Бекки?

Воцаряется потрясенное молчание.

– Гм… – Я откашливаюсь и пытаюсь изобразить беззаботную улыбку, хотя чувствую, как пылает мое лицо. – Именно… так.

– Правда? – Сьюзи смотрит на меня широко распахнутыми глазами. – Я не знала! Но почему?

– Это чтобы я могла… исследовать свой потенциал, – лепечу я, стараясь не смотреть на маму. – И… узнать себя.

– Узнать себя? – В голосе мамы звучат пронзительные нотки. – Почему тебе для этого понадобилось десять лет? Я бы тебе за десять минут все растолковала!

– Но, Бекс, сколько же тебе будет через десять лет? – спрашивает Сьюзи, наморщив лоб.

– Вовсе не обязательно именно десять… – бормочу я, слегка смешавшись. – Может, и восьми хватит.

– Восьми? – Мама, кажется, вот-вот заплачет.

– Люк, – с беспокойством произносит Сьюзи, – а ты об этом знал?

– Мы однажды обсуждали эту тему, – говорит Люк с легкой улыбкой.

– Но я не понимаю, – упорствует Сьюзи. – А как насчет…

– Времени? – дипломатично перебивает Люк. – Ты права. Пожалуй, нам уже пора идти. Знаете, что уже пять минут второго?

– Пять минут? – паникует Сьюзи. – В самом деле? Но я же не готова! Бекс, где твои цветы?

– Кажется, в твоей комнате. Я их куда-то положила…

– Ладно, тащи их! А где папа? О черт, сигаретку бы…

– Сьюзи, тебе нельзя курить! – кричу я в ужасе. – Это плохо для… – И вовремя умолкаю.

– Для платья? – приходит на выручку Люк.

– Да. Она может… уронить на него пепел.

К тому времени, как мне удается разыскать цветы в ванной Сьюзи, подновить помаду и снова спуститься вниз, в холле остается только Люк.

– Твои родители уже вышли, – говорит он. – Сьюзи сказала, что и нам пора; сама она поедет с отцом в экипаже. А я для тебя вот что нашел, – добавляет Люк, протягивая жакет из овечьей шерсти. – Твоя мать права, идти в таком виде нельзя.

– В самом деле? – волнуюсь я. – Что, так плохо выглядит?

– Выглядит замечательно. – На его губах играет улыбка. – Но вдруг после службы разойдется шов?

– Чертов Дэнни, – качаю я головой. – Знала же, что лучше выбрать Донну Каран.

Воздух тих и недвижен, когда мы с Люком идем по усыпанной гравием дорожке к крытой аллее; светит бледное солнце. Перезвон колоколов переходит в сольную мелодию, вокруг ни души – только торопливо снует единственный официант. Остальные, должно быть, уже в церкви.

– Извини, если я недавно затронул больную тему, – произносит Люк.

– Больную? – Я приподнимаю бровь. – Ах, эту? Никакая она не больная!

– Твоя мать, кажется, расстроилась…

– Мама? Если честно, то ей плевать. Она вообще… шутила!

– Шутила?

– Ну да, – говорю я злобно. – Шутила.

– Ясно. – Люк поддерживает меня под руку, когда я спотыкаюсь на циновке из кокосовых волокон. – Значит, ты намерена выждать восемь лет, прежде чем выйти замуж.

– Безусловно, – киваю я. – Как минимум восемь.

Некоторое время мы шагаем молча. Издалека доносится перестук копыт по гравию – видимо, это выехал экипаж Сьюзи.

– Или, может быть, шесть, – небрежно добавляю я. – Или, скажем, пять. Это от многого зависит.

И снова воцаряется долгое молчание, нарушаемое только мягким, ритмичным шорохом наших шагов по аллее. Странное напряжение нарастает, и я не отваживаюсь взглянуть на Люка. Кашляю, тру нос и стараюсь придумать реплику о погоде.

Мы уже у церковных ворот. Люк разворачивается ко мне, и обычного насмешливого выражения нет на его лице.

– Серьезно, Бекки, – произносит он. – Ты и вправду хочешь ждать пять лет?

– Я… Я не знаю, – говорю я в растерянности и даже слышу, как глухо бьется мое сердце. – А ты?

Боже. Боже. Вдруг он собирается… Может, он готов…

– А! Подружка невесты! – Из-под портика выскакивает викарий, и мы с Люком подпрыгиваем на месте. – Для прохода между рядами все готово?

– Думаю… готово, – бормочу я, кожей ощущая взгляд Люка. – Да.

– Хорошо! Вам лучше войти внутрь, – добавляет викарий, обращаясь к Люку. – Вы же не хотите пропустить самое главное?

– Нет, – отвечает Люк после паузы. – Не хочу.

Он быстро целует меня в плечо и, не произнеся больше ни слова, уходит в церковь, а я растерянно смотрю ему вслед.

Мы сейчас говорили… Что, Люк действительно собирался…

Тут раздается стук копыт, и я стряхиваю с себя задумчивость. Экипаж Сьюзи, точно из волшебной сказки, катит по дороге. Фата развевается по ветру, Сьюзи лучезарно улыбается прохожим… Никогда еще мне не доводилось видеть ее такой прекрасной.

Честно, я вовсе не собиралась плакать. Я даже придумала способ, как этого избежать: решила задом наперед прочитать французский алфавит. Но даже помогая Сьюзи расправить шлейф, я чувствую, что в носу свербит. А когда звучит органная музыка и мы медленно идем по переполненной церкви, мне через каждые два такта приходится шмыгать – в унисон с органом. Сьюзи крепко держится за руку отца, ее шлейф скользит по древним каменным плитам. Я иду сзади, стараясь не цокать каблуками, и молюсь, чтобы никто не заметил, как на моем платье расходятся швы.

Мы выходим вперед – там уже стоит жених с шафером. Таркин высокий, костлявый, физиономией похожий на какого-то лесного зверька, но надо признать: в костюме шотландского горца он смотрится весьма эффектно. И на Сьюзи он взирает с таким восхищением и любовью, что у меня опять глаза застилают слезы. Таркин на миг оборачивается, встречается со мной взглядом и нервно ухмыляется – я смущенно улыбаюсь в ответ. Честно говоря, теперь всегда буду вспоминать, что мне сказала Кэролайн.

Викарий заводит свою речь, и я расслабляюсь. Буду вслушиваться в каждое из этих хорошо знакомых слов – как будто начинается любимый фильм, где два моих лучших друга исполняют главные роли.

– Берешь ли ты, Сьюзан, в мужья этого мужчину? – У викария густые, кустистые брови, и он шевелит ими при каждом вопросе, словно боится услышать в ответ «нет». – Будешь ли ты любить его, беречь, чтить и оставаться с ним в болезни и в радости, и, презрев всех остальных, хранить верность ему одному до скончания ваших дней?

Пауза – и Сьюзи произносит:

– Да.

Вот бы и подружкам невесты полагалось что-нибудь сказать. Что-нибудь краткое. Типа «да» или «буду».

Наступает тот момент, когда жених и невеста должны взяться за руки. Сьюз передает мне букет, и я пользуюсь случаем, чтобы обернуться и окинуть быстрым взглядом всех собравшихся. Народу собралось столько, что многим приходится стоять. Массивные мужчины в килтах и женщины в костюмах из бархата; а вот и Фенни с оравой своих лондонских приятелей. А вон мама, льнет к папе, прижимая платок к глазам. Она поднимает голову и видит меня; я улыбаюсь – но мама в ответ только всхлипывает.

Хватит глазеть по сторонам – Сьюзи и Таркин уже преклоняют колени, и викарий сурово декламирует:

– Что Бог соединил, то человек да не разрушит.

Я кошусь на Сьюзи. Она смотрит на Таркина, она буквально растворяется в нем. Теперь она принадлежит ему. И, к своему удивлению, я вдруг ощущаю какую-то пустоту в сердце. Сьюзи замужем. Все изменилось.

Минул год с тех пор, как я переехала в Нью-Йорк, и каждый миг этой жизни был мне дорог. Все верно. Но на уровне подсознания я знала: пойди что-нибудь не так, и я всегда смогу вернуться в Фулхэм и зажить прежней жизнью вместе со Сьюзи. А теперь… А теперь не смогу.

Сьюзи я больше не нужна. У нее есть кое-кто другой, тот, кто отныне будет неизменно занимать первое место в ее жизни. Я смотрю, как викарий опускает руки на головы Сьюз и Таркина, благословляя их, – и у меня слегка сдавливает горло от воспоминаний. О том, как я состряпала отвратительное карри, чтобы сэкономить деньги, и Сьюзи твердила, какое оно получилось восхитительное, хотя во рту у нее горело. И о том, как Сьюзи пыталась соблазнить менеджера из банка, чтобы уладить дело с моим превышением кредита. Каждый раз, когда я влипала в передрягу, она приходила на помощь.

А теперь всему конец.

Внезапно я понимаю, что мне срочно требуется утешение. Оборачиваюсь и пробегаю взглядом по лицам гостей, высматривая Люка. Найти его удается не сразу, и, хотя я продолжаю уверенно улыбаться, в душе нарастает нелепая паника – так ребенок осознает, что других детей разобрали по домам, а он один остался в школе.

Наконец я его вижу. Люк стоит за колонной, высокий, смуглый, крепкий, взгляд прикован ко мне. Ко мне, и ни к кому иному. Я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Вот и меня забрали – все в порядке.

Под звон колоколов мы выходим в церковный двор. Люди, собравшиеся снаружи, на дороге, встречают нас приветственными криками.

– Поздравляю! – восклицаю я, стискивая Сьюзи в объятиях. – И тебя тоже, Таркин!

По отношению к Таркину я всегда испытываю легкую неловкость. Но теперь я смотрю на него как на супруга Сьюзи – и неловкость исчезает.

– Вы будете по-настоящему счастливы, я знаю, – с теплотой произношу я и целую Таркина в щеку; мы оба хохочем, когда в нас швыряют конфетти. Гости высыпают из церкви, как леденцы из банки, они болтают, смеются, перекликаются. Они толпятся вокруг Сьюзи и Таркина, целуя и обнимая их, обмениваются рукопожатиями, и я отодвигаюсь в сторону, гадая, где же Люк.

Церковный двор заполняется, и я невольно разглядываю родню Сьюзи. Ее бабушка медленной, царственной поступью выходит из церкви, опираясь на палку; ее сопровождает деловитый молодой человек в костюме. Худенькая бледная девушка с большими глазами, в черной шляпе необъятных размеров, держит на руках мопса и курит в режиме нон-стоп. Целая армия почти неразличимых братцев в килтах стоит у церковных ворот, и я припоминаю, как Сьюзи рассказывала о своей тетушке, наплодившей шестерых сыновей, прежде чем разродиться девочками-двойняшками.

– Вот, надень это, – неожиданно раздается над ухом голос Люка. Я оборачиваюсь. Он протягивает мне шерстяной жакет. – Мерзнешь, наверное.

– Не беспокойся. Все отлично!

– Бекки, снег идет, – твердо говорит Люк и набрасывает жакет мне на плечи. – По-моему, свадьба удалась.

– Да. – Я осторожно посматриваю на него, гадая, как бы вернуть разговор к той теме, что мы обсуждали до венчания.

Но Люк смотрит на Сьюзи и Таркина, фотографирующихся под сенью дуба. Сьюзи улыбается во весь рот, зато у Таркина такое выражение лица, будто он грудью бросился на амбразуру.

– Славный парень, – замечает Люк, кивая на Таркина. – Странный, но славный.

– Да. Точно… Люк…

– Пунша не желаете? – возле нас возникает официант с подносом. – Или шампанского?

– Пунша, – с признательностью говорю я. – Спасибо.

Делаю несколько глотков и прикрываю глаза. По телу разливается тепло. Хорошо бы оно добралось до ног – они, надо признаться, совсем замерзли.

– Подружка невесты! – внезапно вопит Сьюзи. – Где Бекс! Мы должны сфотографироваться!

– Здесь! – кричу я, открывая глаза и сбрасывая с плеч жакет. – Люк, подержи мой стакан.

Торопливо продираюсь через толпу и присоединяюсь к Сьюзи и Таркину. Это же надо – теперь, когда все эти люди смотрят на меня, холод совсем не чувствуется. Я улыбаюсь своей самой лучезарной улыбкой, изящно прижимаю к груди букет, по указанию фотографа беру Сьюзи под руку и между щелчками камеры машу букетом маме с папой, которые проталкиваются вперед.

– Мы скоро пойдем обратно в дом, – говорит миссис Гиринг, приближаясь, чтобы поцеловать Сьюзи. – Люди мерзнут… Остальные снимки можно сделать там.

– Хорошо, – соглашается Сьюзи. – Только еще немного пофотографируемся вместе с Бекс.

– Отличная мысль, – поддерживает ее Таркин и с явным облегчением удирает к своему отцу.

Тот – копия Таркина, разве что лет на сорок постарше. Фотограф несколько раз щелкает нас со Сьюзи, соревнующихся по части лучезарности улыбок, и прерывается, чтобы перезарядить камеру. Сьюзи берет у официанта стакан с пуншем, а я тайком проверяю, не разошлось ли сзади платье.

– Бекс, послушай, – шепчет Сьюзи и с серьезным видом смотрит на меня. Она стоит так близко, что можно различить каждую блестку в ее тенях для век. – Я должна тебя кое о чем спросить. Ты же не собираешься и в самом деле ждать десять лет, чтобы выйти замуж, правда?

– Ну… нет, – признаюсь я. – Не собираюсь.

– И ты думаешь, что это именно Люк? Только честно. Между нами.

Молчание длится долго. Слышно, как кто-то бубнит сзади: «Конечно, дом у нас вполне современный. В тысяча восемьсот пятьдесят третьем, кажется, построили…»

– Да, – небрежно произношу я, чувствуя, как густо розовеют щеки. – Да, думаю, это он.

Еще несколько мгновений Сьюзи внимательно всматривается в мое лицо – и, кажется, принимает какое-то решение.

– Точно, – говорит она, ставя свой стакан на поднос. – Так что мне пора бросать букет.

– Что? Сьюзи, не говори глупостей! Его еще нельзя бросать!

– Нет, можно! Я могу его бросить, когда мне вздумается.

– Но ты должна это сделать, только когда будешь уезжать на медовый месяц!

– Плевать! – упрямится Сьюзи. – Не собираюсь больше ждать. Брошу сейчас.

– Но это же делается в конце!

– Кто тут невеста? Ты или я? Если дожидаться самого конца, это будет совсем неинтересно! А теперь встань-ка вот здесь. – Сьюзи повелительным жестом указывает на холмик заиндевевшей травы. – И положи свои цветы. Будешь держать что-нибудь в руках – ничего не поймаешь. – Она повышает голос: – Тарки? Я сейчас брошу букет, идет?

– Идет, – беззаботно откликается Таркин. – Хорошая идея.

– Давай, Бекс!

– Мне не хочется его ловить, – ворчу я, – глупо это.

Но других подружек у невесты нет, так что приходится сложить цветы на травку и встать на холмик, как велели.

– Я хочу, чтобы это засняли, – обращается Сьюзи к фотографу. – А где Люк?

Получается немного странно: я стою на кочке в полном одиночестве, а в меня собираются швырнуть букетом. Все разбредаются кто куда. Вдруг я замечаю, что Таркин с шафером обходят людей и что-то им нашептывают на ухо, – и вот уже все поворачиваются и выжидательно таращатся на меня.

– Готова, Бекс? – окликает меня Сьюзи.

– Подожди! – кричу я. – Нас должно быть много, чтобы все стояли рядом…

Нет, честное слово, Сьюзи нарушает все правила. Что она, на свадьбах не бывала?

– Погоди, Сьюзи! – снова ору я, чувствуя себя полной дурой, но поздно.

– Лови, Бекс! – вопит она. – Лови-и-и!

Букет взмывает высоко в воздух, мне приходится подпрыгнуть, как заправскому баскетболисту, чтобы его поймать. Букет куда больше и тяжелее, чем казался с виду, и мгновение я пялюсь на него, наполовину (втайне) восхищенная, наполовину до чертиков злая на Сьюзи.

И тут что-то цепляет мой взгляд. Маленький конверт. Подписан – «Бекки».

Конверт для меня в букете Сьюзи?

Ошеломленная, я перевожу взгляд на Сьюзи, та кивает.

Я вскрываю конверт, пальцы трясутся. Внутри что-то объемное. Это…

Кольцо, завернутое в вату. И послание – почерком Люка. И гласит оно…

«Согласна ли ты…»

Я смотрю на карточку, стараясь совладать с собой, но весь мир вокруг мерцает, а перед глазами плывут круги.

Потрясенная, я поднимаю голову. Люк пробирается ко мне через толпу, лицо у него серьезное, но взгляд такой теплый…

– Бекки, – начинает он, и весь церковный двор задерживает дыхание. – Ты согласна…

– Да! Да-а-а-а!

Я слышу этот счастливый вопль еще прежде, чем понимаю, что у меня открыт рот. Только голос почему-то совершенно не похож на мой. И вообще он больше похож на…

На мамин.

Ушам не верю!

Я резко разворачиваюсь, и мама в панике зажимает рот рукой.

– Извини, – шепчет она, и по толпе прокатывается смех.

– Почту за честь, миссис Блумвуд, – говорит Люк, глаза его смеются. И он переводит взгляд на меня. – Бекки, если мне придется ждать пять лет, я готов. Или восемь. И даже десять. – Он умолкает, и воцаряется полная тишина, только легкий ветерок разносит конфетти по церковному двору. – Но я надеюсь, что однажды – и желательно пораньше – ты окажешь мне честь и выйдешь за меня замуж?

Горло сдавливает так сильно, что я не могу говорить, только еле заметно киваю. Сердце грохочет как молот. Люк хочет жениться на мне. Наверное, он давно уже это решил. И не сказал ни слова.

Люк берет меня за руку, разжимает мои пальцы и вынимает кольцо. Бриллиант в старинной золотой оправе. Я никогда еще не видела ничего подобного. Оно совершенно.

– Ты позволишь?

– Да, – шепчу я и смотрю, как кольцо скользит по моему пальцу. Взгляд Люка, устремленный на меня, никогда еще не был таким нежным. Люк целует меня, и раздаются приветственные крики.

Поверить не могу. Я обручена!

3

Хорошо. Может, я теперь и обручена, но я не допущу, чтобы от этого у меня снесло крышу.

Ни за что!

Знаю я девиц, которые сходили с ума, планируя самую крутую свадьбу во вселенной, и не могли думать ни о чем другом… Со мной такого не случится. Я не позволю свадьбе перевернуть всю мою жизнь. Надо разобраться в приоритетах. Главное – это ведь не платье, не туфли, не цветы, верно? Главное – это обязательства, которые принимают на всю жизнь. Обеты, которые дают друг другу.

Я мажу лицо увлажняющим кремом – и замираю, устремив взгляд на свое отражение в зеркале.

– Я, Бекки, – торжественно бубню я. – Я, Ребекка. Беру тебя, Люк.

От этих древних слов мурашки по спине бегут, верно?

– В… в мужья. В радости, в богатстве…

Я умолкаю, озадаченно сморщив лоб. Кажется, не совсем так. Ладно, ближе к делу выучу как следует. Ведь главное что? Клятвы! И не стоит лезть из кожи вон. Простая, элегантная церемония – и все. Без суеты, без шумихи. Обошлись же Ромео и Джульетта без пышной свадьбы с засахаренным миндалем и слоеными пирожками.

Может, и мы обвенчаемся тайно! Внезапно нарисовавшаяся картина завораживает меня: мы с Люком преклоняем колени перед итальянским священником в маленькой каменной часовне. Вот это была бы романтика! А потом Люк почему-то решит, будто я умерла, и совершит самоубийство, и я тоже совершу самоубийство, и это будет неописуемо трагично, и все вокруг станут говорить, что мы сделали это во имя любви, и мы будем примером для целого мира…

– Караоке? – Голос Люка за дверью спальни возвращает меня к реальности. – Что ж, это, конечно, можно…

Дверь распахивается, и он протягивает мне чашку кофе. После свадьбы Сьюзи мы поселились у моих родителей. Когда я выходила из-за стола, Люк разнимал папу с мамой, споривших, состоялась ли на самом деле высадка на Луну.

– Твоя матушка уже подыскала подходящую дату для свадьбы, – сообщает Люк. – Что ты думаешь о…

– Люк. – Я поднимаю руку, останавливая его. – Люк. Давай делать за один раз по одному шагу, ладно? Мы ведь едва помолвлены. Давай сначала освоимся с этой мыслью. Ни к чему так торопиться с датами.

И я с гордостью бросаю взгляд в зеркало: я теперь совсем взрослая. Впервые в жизни никуда не мчусь сломя голову. Не лезу на стенку.

– Ты права, – произносит Люк после паузы. – Совершенно права. Твоя мама, конечно, погорячилась.

– В самом деле? – Я задумчиво делаю глоток кофе. – Так… просто ради интереса… Когда?

– Двадцать второго июня. Этого года. – Люк качает головой. – Действительно, безумие. Всего через несколько месяцев.

– Рехнуться! – У меня расширяются глаза. – То есть спешить некуда, верно?

Двадцать второе июня! Нет, ну что она за мать такая!

Хотя… летняя свадьба – это замечательно. Теоретически, я имею в виду.

А если мы остановимся на июне, то я могу прямо сейчас начать поиски свадебного платья. И выбрать тиару. И почитать журнал для невест. Да!

– С другой стороны, – небрежно добавляю я, – нет и причин откладывать. Ведь если мы приняли решение и все взвесили… Почему бы… этого не сделать? К чему тянуть?

– Ты уверена? Бекки, я не хочу, чтобы у тебя было чувство, будто я давлю…

– Все в порядке. Я уверена на все сто. Поженимся в июне!

Поженимся! Скоро! Ура! Я снова оглядываюсь на зеркало – моя физиономия просто перекошена от радости.

– Значит, скажу своей маме, что свадьба двадцать второго. Она будет в восторге, уж я-то знаю. – Люк смотрит на часы. – Так, мне пора.

– Да-да, – подхватываю я с энтузиазмом. – Конечно, поторопись. Ты же не хочешь к ней опоздать?

Люк должен провести день со своей матерью, Элинор, остановившейся в Лондоне по пути в Швейцарию. По официальной версии, она собирается погостить у давних друзей и «насладиться горным воздухом». Все, конечно, в курсе, что на самом деле Элинор затеяла миллионную по счету подтяжку лица.

А днем мы с родителями встречаемся с Люком и его матерью за чаем в «Кларидже». Все наперебой восклицали, какое это удачное совпадение, что Элинор как раз здесь и оба семейства смогут повидаться. Но стоит мне подумать об этом чаепитии, как тут же скручивает живот. Я бы с радостью повидалась с настоящими родителями Люка – его отцом и мачехой, очень славными людьми, живущими в Девоне. Но они сейчас в Австралии, куда переехала сводная сестра Люка, и обратно поспеют прямо к нашей свадьбе. И Люку ничего не оставалось делать, кроме как свести нас с Элинор.

Элинор Шерман. Моя будущая свекровь.

Только не надо об этом думать. Нужно просто пережить сегодняшний день.

– Люк… – Я мнусь, подыскивая нужные слова. – Как, по-твоему, это пройдет? Первая встреча наших родителей? Сам знаешь – твоя мать… и моя… Они ведь немного разные, да?

– Все будет прекрасно! Уверен, они поладят.

Люк и в самом деле не понимает, о чем я.

Конечно, очень хорошо, что он обожает свою мать. Знаю, сыновья и должны любить матерей. А Люк почти не видел ее, когда был маленьким, и теперь пытается наверстать упущенное… Но все-таки. Как можно быть преданным Элинор?

Я спускаюсь на кухню. Мама одной рукой убирает со стола, а другой придерживает телефон.

– Да, – говорит она. – Правильно, Блумвуд. Б-л-у-м-в-у-д. Из Оксшотта, Суррей. Перешлете по факсу? Благодарю. Хорошо. – Она ставит телефон на место и улыбается мне. – Объявление в «Суррей пост».

– Еще одно? Мам, ты их сколько всего сделала?

– Сколько положено, – защищается мама. – «Таймс», «Телеграф», «Оксшотт геральд» и «Эшер газет».

– И «Суррей пост».

– Да. Всего-то… пять.

– Пять!

– Бекки, ты один раз вступаешь в брак! – изрекает мама.

– Знаю. Но…

– А теперь послушай. – Лицо мамы розовеет. – Ты наша единственная дочь, Бекки, и мы не постоим за ценой. Мы хотим, чтобы это была свадьба твоей мечты. Что бы там ни полагалось – объявления, цветы, конный экипаж, как у Сьюзи… Мы хотим, чтобы у тебя это было.

– Мама, мне надо с тобой поговорить, – выдавливаю я. – Мы с Люком оплатим все расходы…

– Чепуха! – живо откликается мама. – Мы и слушать такого не станем!

– Но…

– Мы всегда надеялись, что наступит прекрасный день, когда мы оплатим твою свадьбу. И уже несколько лет копим деньги.

– Да? – Я смотрю на нее, охваченная внезапным волнением. Все это время мама и папа копили деньги – и не обмолвились ни словом. – А я и не знала.

– Еще бы! Мы же не собирались тебе об этом докладывать, верно? Итак, – голос мамы вновь становится деловитым, – Люк сказал тебе, что мы уже наметили число? Знаешь ли, это было непросто! Все оказалось занято. Но я договорилась с Питером в церкви, у него как раз была отмена, и ему удастся втиснуть нас в субботу, на три часа. Иначе дожидайся потом до ноября.

– Ноябрь? Мерзкое время для свадеб.

– Вот именно. Так что я велела Питеру нас записать. Смотри, я уже и отметку в календаре сделала!

Календарь висит на холодильнике – там на каждый месяц по новому рецепту от «Нескафе». Перелистываю на июнь. Точно. Там большими буквами выведено: «СВАДЬБА БЕККИ».

Я смотрю на эту надпись с каким-то странным чувством. Это происходит на самом деле. Я и вправду выхожу замуж. Это не понарошку.

– И у меня есть кое-какие соображения насчет шатра, – продолжает мама. – Я видела в журнале один, очень нарядный, и подумала: надо показать Бекки…

Она извлекает откуда-то стопку глянцевых журналов. «Невесты», «Современная невеста», «Свадьба и дом». Блестящие, броские, зазывные – как блюдо с пончиками.

– Ого! – Только не сразу вцепляться в ближайший! – Я и не читала этого невестиного чтива. Даже не знаю, на что оно похоже.

– И я не знаю, – подхватывает мама, опытной рукой листая «Свадьбу и дом». – Толком не знаю. Так, заглядывала – вдруг набреду на какую-нибудь безумную идейку. Тут ведь в основном реклама…

Я в замешательстве. Пальцы скользят по обложке журнала «Ты и твоя свадьба». С трудом укладывается в голове, что теперь я вправе читать все это в открытую! Не надо бочком подкрадываться к полкам и исподтишка заглядывать в манящие журналы – словно запихивать в рот бисквит, то и дело дергаясь, не видит ли тебя кто-нибудь.

Эта привычка укоренилась так глубоко, что ее трудно побороть. Даже теперь, когда кольцо блестит на моем пальце, я ловлю себя на том, что изображаю полное равнодушие.

– Думаю, мельком просмотреть стоит, – небрежно замечаю я. – Так, для общей информации… Просто быть в курсе…

Да ну все на фиг! Мама меня и не слушает – так зачем прикидываться, будто у меня руки не чешутся перелопатить эти журналы от корки до корки? Счастливая, я бухаюсь в кресло, и следующие десять минут мы проводим в глубоком молчании, впившись глазами в картинки.

– Вот! – внезапно произносит мама. Она разворачивает журнал так, чтобы мне было видно фотографию: белый шатер с серебряной отделкой. – Разве не чудо?

– Класс!

Я увлеченно рассматриваю свадебные платья, букеты… И мой взгляд упирается в строчку с датой.

– Мам! Это же прошлогодний! Ты что, искала журналы для невест еще в прошлом году?

– Сама не знаю, как это получилось. – Мама пытается увильнуть. – Я их, наверное, в приемной у врача захватила или еще где. Неважно. У тебя есть какие-нибудь идеи?

– Не думала пока… – бормочу я в нерешительности. – Мне бы, пожалуй, что-нибудь попроще…

В голове внезапно возникает картина: я в пышном белом платье и в сверкающей тиаре… прекрасный принц ждет меня… приветственные крики толпы…

Стоп. Нечего хватать через край. Это ведь решено.

– Согласна, – говорит мама. – Ты хочешь что-нибудь элегантное и со вкусом. О, смотри: виноградные гроздья с золотыми листьями. Это, пожалуй, подойдет. – Она переворачивает страницу. – Взгляни-ка: подружки невесты – двойняшки. Прелестно выглядит, правда? У тебя нет знакомых близняшек?

– Нет, – с сожалением вздыхаю я. – Ой, смотри, свадебный будильник! И органайзер в комплекте с дневником для невесты – чтобы записывать особые воспоминания. Как по-твоему, купить что-нибудь из этого?

– Обязательно! – объявляет мама. – Не купишь – потом будешь жалеть. – Она откладывает журнал. – Вот что я скажу тебе, Бекки: не довольствуйся полумерами. Помни, такое бывает раз в жизни.

– Приве-е-ет! – Мы обе поднимаем головы: кто-то стучится в дверь черного хода. – Это всего лишь я!

Дженис улыбается нам из-за стекла и машет рукой. Дженис – наша соседка, я знаю ее целую вечность. На ней цветастое платье спортивного покроя, на веках тени ядовито-бирюзового оттенка, под мышкой зажата папка.

– Дженис! – радуется мама. – Заходи, выпей кофе!

– С удовольствием, – соглашается Дженис. – Смотрите, я кое-что принесла!

Она входит и заключает меня в объятия.

– А вот и наша чудо-девочка! Бекки, золотко, поздравляю!

– Спасибо, – бормочу я смущенно.

– А кольцо-то, кольцо!

– Два карата, – тотчас вставляет мама. – Антикварное. Семейная реликвия.

– Семейная реликвия… – эхом вторит Дженис. – Ох, Бекки! – Она листает номер «Современной невесты» и вздыхает. – Но как же вы устроите свадьбу, если живете в Нью-Йорке?

– Бекки нечего об этом тревожиться, – твердо говорит мама. – Я все беру на себя. В конце концов, так принято.

– Что ж, если понадобится помощь – где меня найти, ты знаешь. А дату уже назначили?

– Двадцать второе июня! – сообщает мама, перекрикивая кофемолку. – В три часа, в церкви Святой Марии.

– В три часа, – повторяет Дженис. Потом откладывает журнал и устремляет на меня серьезный взгляд. – А теперь, Бекки, вот что я хочу сказать тебе… Вам обеим.

– Да? – откликаюсь я с легкой опаской.

Мама оставляет в покое кофемолку. Дженис делает глубокий вдох.

– Мне доставило бы огромное удовольствие заняться твоим свадебным макияжем. Твоим и всех твоих подружек.

– Дженис! – в восторге кричит мама. – Как мило с твоей стороны! Ты только подумай, Бекки. Профессиональный макияж!

– Э-э… Здорово…

– Я столько узнала на курсах, все тонкости ремесла! У меня есть целая книжка с картинками, можно в ней порыться, подыскать что-нибудь по своему вкусу. На всякий случай я ее прихватила, смотрите! – Дженис раскрывает папку и перебирает ламинированные снимки – женщины на них выглядят так, словно размалевали их в семидесятые годы. – Вот этот стиль называется «Прогулка принцессы», для юного личика, – говорит Дженис замирающим голосом. – А это – «Лучезарная весенняя невеста», со сверхводостойкой тушью… Или «Клеопатра» – если хотите чего-нибудь более драматического.

– Здорово, – снова выдавливаю я.

Ни за какие миллионы не подпущу Дженис к своей физиономии.

– А пирог вы ведь поручите Венди, да? – спрашивает Дженис, когда мама ставит перед ней чашку кофе.

– Без вопросов, – отзывается мама. – Венди Принс с Мэйбери-авеню, – поясняет она мне. – Помнишь, она испекла пирог по случаю ухода твоего отца на пенсию – там сверху была еще газонокосилка из крема. Она настоящая чародейка!

Пирог я помню. Зловеще-зеленая глазурь и газонокосилка из маргарина.

– Знаешь, тут есть изумительные свадебные пироги, – заикаюсь я, робко протягивая номер «Невесты». – Из специального магазина в Лондоне. Может, стоит туда зайти, посмотреть…

– Нет, золотце, мы должны попросить Венди! – Мама шокирована. – Иначе она просто разорится! Ты в курсе, что ее мужа хватил удар? Только эти сахарные розочки и поддерживают ее на плаву.

– Да, верно… – Я виновато закрываю журнал. – Я не знала. Ну… тогда ладно. Уверена, получится очень мило.

– А какой пирог был на свадьбе Тома и Люси! – вздыхает Дженис. – Надо будет сделать такой же на первые крестины. Знаете, что Том и Люси сейчас у нас? Наверняка они наведаются, чтобы вас поздравить. Даже не верится – уже полтора года, как они женаты!

– В самом деле? – Мама отпивает глоток кофе и сдержанно улыбается.

Свадьбу Тома и Люси в нашем семействе как-то не принято вспоминать. Мы очень любим Дженис и Мартина, потому и помалкиваем, но, если начистоту, от Люси никто не в восторге.