Софи Ларк
Тяжёлая корона
Sophie Lark
Heavy Crown
* * *
Copyright © 2021 by Sophie Lark
© Комаревич-Коношенкова А., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
* * *
Для всех поклонников моего творчества,
благодаря которым цикл «От врагов к возлюбленным»
обрел такой невероятный успех!
Надеюсь, эти книги доставили вам
столько же удовольствия, сколько и мне.
Это был безумный год, но мы прожили его вместе ♥
Xoxoxo
Софи
Плей-лист
1. Blood // Water – grandson
2. Bubblegum Bitch – MARINA
3. Deep End – Fousheé
4. Naval – Yann Tiersen
5. Once Upon a December – Emile Pandolfi
6. City Of Stars – Gavin James
7. Hate The Way – G-Eazy
8. Where Is My Mind? – Pixies
9. Riptide – Vance Joy
10. Prisoner – Miley Cyrus, Dua Lipa
11. But I Like It – Lauren Sanderson
12. I See Red – Everybody Loves an Outlaw
13. Fetish – Selena Gomez
14. Sucker for Pain – Lil Wayne
15. Play with Fire – Sam Tinnesz
16. River – Bishop Briggs
17. Saints – Echos
18. O Death – Kate Mann
19. Bulletproof – La Roux
20. Willow – Taylor Swift
Себастиан
Я сижу за угловым столиком в ресторане «Ла-Мер» с двумя моими братьями и младшей сестрой Аидой. Ресторан уже час как закрылся, так что официанты давно убрали со столов скатерти и стеклянную посуду, а повара как раз заканчивают очищать плиты и холодильники.
Бармен все еще проводит свою ежевечернюю инвентаризацию – дольше обычного, вероятно, на случай, если кто-то из нас захочет выпить напоследок. Удобно быть владельцем ресторана – никто и не подумает тебя выгнать.
«Ла-Мер» славится своими высококлассными морепродуктами: палтус, лосось, а также ножки камчатского краба, что длиннее вашей руки, каждое утро доставляют самолетом с восточного побережья. Ранее мы отужинали сочным лобстером, и последние несколько часов просто потягиваем напитки и разговариваем. Возможно, это наш последний вечер вместе на долгое время.
Завтра утром Данте улетает в Париж. Мой брат везет свою жену, сына и недавно родившуюся дочурку за океан в расширенное свадебное путешествие, как он его называет. Но почему-то мне кажется, что возвращаться они не планируют.
Данте никогда не хотел становиться capocrimine. Последние несколько лет он был, по факту, главой нашей семьи, но лишь потому, что он старший, а не из-за своих амбиций.
Разумеется, настоящий дон до сих пор мой отец, но его здоровье ухудшается с каждым годом. Он все больше и больше делегирует нам управление делами семьи. Раньше papa лично решал все вопросы других итальянских семей, какими бы незначительными они ни были, теперь же он надевает свой костюм и выходит из дома только ради самых безотлагательных дел.
Papa стал затворником в нашем доме на Норт-Уиленд-стрит. Если бы с отцом не жила наша экономка Грета, составляя ему компанию за обедом и выслушивая его жалобы на то, что Стейнбек должен стоять выше Хемингуэя в писательском пантеоне, я мог бы всерьез начать за него беспокоиться.
Пожалуй, я испытываю чувство вины, ведь я тоже мог бы жить с ними. Все остальные отпрыски семейства Галло уже съехали из дома: Данте женился, Аида вышла замуж, а Неро живет со своей девушкой Камиллой в квартире над ее новой мастерской автотюнинга.
Закончив универ, я мог бы вернуться домой, но не стал, а вместо этого снимаю квартиру на пару со своим товарищем Джейсом в Гайд-парке.
Я объяснял это себе тем, что мне нужно больше личного пространства, чтобы приводить девчонок или засиживаться допоздна. Но правда в том, что я чувствую, словно мои отношения с семьей дали трещину. Я будто плыву по течению – на виду у остальных, но в другой лодке.
Все так быстро изменились, да и я тоже. Но, похоже, изменились мы по-разному.
Со времен нашей последней стычки с Гриффинами прошло три года.
Та ночь изменила мою жизнь.
Все началось с ужина, похожего на этот – не считая того, что мы сидели на крыше нашего дома, в котором мы все тогда еще жили. Мы увидели салют над озером и поняли, что Гриффины устраивают праздник в честь младшей дочери.
Насколько иной была бы наша жизнь, если бы не этот салют и если бы не Аида, которая восприняла его как вызов или попытку взять нас на слабо.
Я помню, как разноцветные вспышки отражались в глазах сестры, когда она повернулась ко мне и прошептала: «Мы должны испортить им праздник».
Мы проникли в дом Гриффинов, и Аида украла часы их прадеда и случайно подожгла библиотеку, отчего Кэллам Гриффин отправился на поиски. Он нашел нас на пирсе, и тогда его телохранитель сломал мне колено.
Это был поворотный момент, после которого моя жизнь потекла в совсем ином русле.
До этого я мог думать только о баскетболе. Я каждый день подолгу играл. Теперь же мне сложно припомнить, насколько сильно я был поглощен игрой. Куда бы я ни шел, со мной всегда был мяч, и при любой возможности я тренировал дриблинг и кроссоверы, а перед сном пересматривал старые матчи. Я вычитал, что Коби Брайант не переставал тренироваться, пока ему не удавалось забить минимум четыреста мячей за день, и решил увеличить это количество до пятисот. Я оставался после тренировок до тех пор, пока уборщики не выключали в зале свет.
Ритм и ощущение мяча в руках запечатлелись в моем мозгу. Его шероховатая текстура была мне знакома как ничто, а самым узнаваемым звуком стал скрип кроссовок по твердой древесине.
Это была единственная истинная любовь моей жизни. Мое отношение к игре было серьезнее, чем к любой девушке, базовым потребностям, развлечениям или чему-либо другому.
Когда ботинок телохранителя опустился на мое колено и я почувствовал эту ослепляющую тошнотворную вспышку боли, я понял, что с моими мечтами покончено. Профи возвращаются в большой спорт после травм, но травмированные игроки не становятся профи.
Почти год я проживал стадию отрицания. Я проходил реабилитацию каждый божий день. Я перенес операцию, прикладывание грелок, пакетов льда, ультразвуковое воздействие на рубцовую ткань, электростимуляцию окружающих мышц и бесчисленные часы утомительной физиотерапии.
Каждый день я ходил в спортзал, чтобы поддерживать тело в наилучшей форме. Наращивал тридцать фунтов[1] мышц в долговязое когда-то тело.
Но все было напрасно. Я избавился от хромоты, но скорость ко мне так и не вернулась. К тому времени, как я должен был стать еще быстрее и искуснее, я еще даже не наверстал упущенное. Я плыл против течения, и меня медленно сносило назад.
И теперь я живу в этой странной альтернативной реальности, где Гриффины наши ближайшие союзники, а моя сестра Аида замужем за мужчиной, который приказал размозжить мне колено.
А самое странное, что я и сам не ненавижу Кэллама. Он добр к моей сестре. Они безумно влюблены друг в друга и растят сына – наследника обеих семей, Майлза Гриффина. Гриффины выполнили свою часть брачного договора. Они нам верны.
Но я все равно чертовски зол.
Ярость бурлит и кипит во мне каждый божий день.
Я всегда знал, чем занимается моя семья. Это такая же часть Галло, как наша плоть и кровь. Мы мафиози.
Я никогда в этом не сомневался.
Но я думал, что у меня есть выбор.
Я думал, что смогу обходить стороной семейный бизнес, оставаясь при этом свободным и способным добиться всего, чего захочу в жизни.
Я не понимал, насколько сильно меня уже поглотила эта жизнь. У меня никогда не было выбора. Мне было суждено так или иначе стать ее частью.
И действительно, как только я сломал колено и потерял место в команде, мои братья стали все чаще звать меня на задания.
Когда поляки похитили Нессу Гриффин, мы присоединились к войне Гриффинов против польской мафии. В ту ночь я впервые застрелил человека.
Я не знаю, как описать этот момент. У меня в руке был пистолет, но я не собирался его использовать. Я считал, что я там для прикрытия – в лучшем случае, постоять на шухере. Но затем я увидел, как один из польских наемников наставил пистолет на голову моего брата, и инстинкты взяли верх. Моя рука взлетела, прицелившись поляку прямо между глаз. Я без промедления спустил курок.
Шатаясь, он сделал пару шагов назад. Я ожидал ощутить хоть что-то: шок, ужас, вину.
Но вместо этого я… не почувствовал вообще ничего. Это казалось неизбежным. Словно мне всегда было суждено кого-нибудь убить. Словно такова моя природа.
И тогда я понял, что я вовсе не хороший человек.
Я всегда считал иначе. Наверное, все так про себя думают.
Я думал, что я добросердечнее моего брата Данте. Не такой психопат, как Неро. Ответственнее Аиды. Я считал себя добрым, трудолюбивым, хорошим человеком.
В тот момент я понял, что жестокость всегда была во мне, как и эгоизм. Я не собирался жертвовать своим братом ради кого-то другого. И уж тем более я не собирался жертвовать собой. Я был готов причинять боль и убивать. Или чего похуже.
Странно узнавать о себе такое.
Я оглядываю своих братьев и сестру за столом. У всех нас так или иначе руки в крови, но, глядя на нас, этого не скажешь. Ну, разве что, скажешь, глядя на Данте – его ладони похожи на покрытые шрамами бейсбольные перчатки. Они были созданы, чтобы разрывать людей на части. Будь мой брат гладиатором, римляне бы выставляли его против льва, чтобы бой был честным.
Но все они выглядят счастливее, чем когда-либо. Глаза Аиды сияют от радости, она раскраснелась от вина. Сестра не пила, пока кормила грудью, и теперь она взбудоражена возможностью снова почувствовать себя немного подшофе.
Данте блаженствует, словно уже сидит на уличной террасе парижского ресторана. Словно его «долго и счастливо» уже началось.
Даже Неро изменился. А уж про моего брата никто бы не подумал, что ему суждено обрести счастье.
Он всегда был жестоким и наполненным яростью. Я искренне считал брата социопатом, когда мы были подростками: казалось, его вообще никто не волнует, даже его собственная семья. Во всяком случае, по-настоящему.
А затем Неро встретил Камиллу и ни с того ни с сего стал совершенно другим человеком. Я бы не назвал его славным малым – брат все еще чертовски груб и безжалостен, но тот присущий ему нигилизм исчез. Теперь он более сосредоточен, более осмотрителен, чем когда-либо. Теперь Неро есть что терять.
Аида спрашивает Данте:
– Ты собираешься учить французский?
– Да, – утробным голосом отвечает тот.
– Не могу себе этого представить, – замечает Неро.
– Я могу выучить французский, – защищается Данте. – Я же не тупой.
– Дело не в твоих умственных способностях, – поясняет Аида. – А в произношении.
– Что ты имеешь в виду?
Аида и Неро обмениваются смешливыми взглядами.
– Даже твое итальянское произношение… оставляет желать лучшего, – говорит сестра.
– О чем это вы? – требовательно спрашивает Данте.
– Скажи что-нибудь по-итальянски, – подначивает его Аида.
– Ладно, – с упрямством говорит Данте. – Voi due siete degli stronzi. – «Вы двое – придурки».
Это предложение абсолютно правильное. Проблема в том, что Данте произнес его все с тем же ровным чикагским акцентом, так что получилось что-то вроде: «Voy doo-way see-etay deg-lee strawn-zee», словно фермер со Среднего Запада пытается заказать блюдо в дорогом итальянском ресторане.
Аида и Неро прыскают от смеха, и я тоже не могу удержаться от того, чтобы не фыркнуть. Данте угрюмо глядит на нас – он так ничего и не заметил.
– Что? – требует он ответа. – Что здесь, черт побери, смешного?
– Лучше пусть говорить будет Симона, – сквозь смех замечает Аида.
– Ну, я не то чтобы жил в Италии! – рычит Данте. – Я, между прочим, говорю еще и на арабском, и это уже больше, чем знаете вы, двое оболтусов.
Когда они не перестают смеяться, он добавляет:
– Идите в жопу! Я культурный.
– Такой же культурный, как йогурт[2], – отвечает Неро, чем вызывает новый взрыв хохота.
Думаю, в прежние времена Данте бы стукнул их головами друг о друга, но теперь, став отцом и мужем, он выше этих глупостей. Он просто качает головой и дает знак бармену налить еще.
Аида с материнством ничуть не стала выше чего-либо. Понимая, что Данте не собирается больше реагировать на ее шутки, она обращает взгляд своих серых глаз через стол и останавливает его на мне.
– Вот у Себа талант к языкам, – говорит она. – Помнишь, как мы возвращались с Сардинии, и ты думал, что должен говорить с пограничниками на итальянском? Они все задавали тебе вопросы, чтобы убедиться, что ты гражданин США, а ты не отвечал ничего, кроме: «Il mio nome è Sebastian».
Это правда. Мне было семь лет, и я растерялся оттого, что все эти взрослые глазели и рявкали на меня. Я так сильно загорел после лета, проведенного в Италии, что это, должно быть, выглядело так, будто мой отец похитил какого-то маленького островитянина с Коста-Рей и пытается перевезти его через Атлантику.
Пограничники пытались добиться от меня ответа, вопрошая: «Это твоя семья? Ты американец?», а я по какой-то причине решил, что должен отвечать им на их родном языке, хотя они обращались ко мне на английском. В тот момент я был способен лишь снова и снова повторять: «Меня зовут Себастиан».
Черт бы побрал Аиду за то, что она это вспомнила – ей самой-то было всего пять. Но моя сестра никогда не забудет какую-нибудь неловкую ситуацию, если потом ее можно припомнить в самый неподходящий момент.
– Хотел остаться на каникулах чуть подольше, – холодно говорю я ей.
– Неплохая стратегия, – отвечает она. – Чуть не остался навсегда.
Я буду скучать по Данте. Чем глубже мои братья и сестра погружаются в собственные заботы, тем больше я скучаю.
Они могут вести себя раздражающе и неуместно, но они любят меня. Они принимают меня таким, какой я есть, со всеми моими ошибками и недочетами, и я знаю, что в критический момент могу на них положиться. Я тоже явлюсь по первому их зову, неважно, когда и куда. Это мощная связь между нами.
– Мы приедем в гости, – говорю я Данте.
Он слегка улыбается.
– Только не все одновременно, пожалуйста, – говорит брат. – Я не хочу спугнуть Симону, когда мы только, наконец, поженились.
– Симона меня обожает, – говорит Аида. – И я уже проложила себе путь к сердцу твоих детей. Самый верный способ стать любимой тетушкой – дарить им опасные подарки, которые ни за что не разрешили бы их родители.
– Видимо, поэтому ты и любила дядю Франческо, – замечаю я. – Он подарил тебе лук и стрелы.
– Именно, – отвечает Аида. – Я его обожала.
Я тоже. Но мы потеряли дядю Франческо спустя два года после этого подарка. «Братва» отрезала ему пальцы и подожгла живьем. Результатом этого стали две кровавые бойни между нами и русскими. Мой отец был в такой ярости, каким я его еще не видел. Он вытеснил русскую мафию с ее территории в западной части города и убил в отместку восьмерых их людей. Я не знаю, что papa сделал с тем bratok, который бросил спичку в дядю Франческо, но я помню, как в тот вечер он вернулся домой в рубашке, пропитанной кровью настолько, что на ней больше не было видно ни единого дюйма белого хлопка.
Я сохранил свой любимый подарок от дяди Франческо – небольшой золотой медальон с изображением святого Евстафия. Я ношу его каждый день.
Дядя Франческо был хорошим человеком – очаровательным и забавным, страстным во всем. Он любил готовить и играть в теннис. Он брал нас с Неро с собой на корт, чтобы сыграть двое на одного, и всякий раз разносил нас в пух и прах. Дядя был невысоким, но плотным и жилистым, и мог запустить мяч в самый дальний угол площадки – так, чтобы он при этом касался линий, оставаясь внутри площадки. Отбить такой удар было невозможно. Мы с Неро обливались по́том, тяжело дышали и клялись, что однажды наконец-то победим его.
Порой мне хочется вернуть дядю хоть на денек, чтобы он увидел, какими мы стали. Чтобы поговорить с ним на равных.
Мне хочется того же и с мамой.
Интересно, была бы она рада?
Mama никогда не любила преступную жизнь. Она игнорировала ее, делая вид, что не в курсе, чем занимается ее муж. Она была пианисткой и давала концерты, во время одного их них ее увидал papa и с тех пор преследовал неустанно. Он был гораздо старше нее, но, я уверен, обаял своей начитанностью, манерой речи и знанием трех языков. А еще тем, что его аура власти тоже произвела на нее впечатление – к тому времени отец уже был главным доном Чикаго, одним из могущественнейших людей города. Mama любила отца за то, кем он был, но не за то, что он делал.
Что бы она подумала о нас? О том, какие поступки мы совершали?
Мы только что завершили масштабное строительство в Саут-Шоре. Смотрела бы она на это в благоговении или думала бы, что каждое из этих зданий построено на кровавые деньги? Стала бы она восхищаться сооружениями, которые мы создали, или представляла бы себе скелеты, погребенные под их фундаментом?
Бармен приносит Данте напиток.
– Еще кому-нибудь повторить? – спрашивает он.
– Да! – тут же отвечает Аида.
– Давайте, – соглашается Неро.
– Мне не нужно, – говорю я. – Я буду собираться.
– К чему такая спешка? – спрашивает Неро.
– Ни к чему, – пожимаю плечами я.
Я не знаю, как выразить то нетерпение и беспокойство, которое я испытываю. Наверное, мне просто завидно, что Данте улетает в Париж со своей женой. Возможно, я завидую Неро и Аиде тоже. Кажется, они не сомневаются в выбранном пути и счастливо живут свои жизни.
Но не я. Я вообще не знаю, какого хрена я творю.
Данте встает, чтобы выпустить меня из-за стола. Он обнимает меня на прощание, и его огромные руки сдавливают мои ребра почти до треска.
– Спасибо, что выбрался, – говорит брат.
– Разумеется. Пришли открытку.
– В жопу открытки. Пришли мне шоколад! – подает голос Аида.
Я киваю на прощание ей и Неро.
– Она давненько уже не пила, – говорю я ему. – Надеюсь, ты подвезешь ее до дома.
– Подвезу, – отвечает Неро. – Но, если ты наблюешь в моей машине, Аида, я порежу тебя к чертям.
– Да ни в жизнь, – уверяет она.
– У тебя уже был опыт, – ворчит брат.
Я оставляю их за столом и ныряю в теплый чикагский вечер. Сейчас лето, и даже в десять часов вечера жара еще только начинает спадать.
Мы недалеко от реки. Я мог бы пройтись до дома по Рандольф-стрит, но вместо этого предпочитаю прогуляться вдоль набережной мимо ресторанов, свет которых отражается от темной поверхности воды. Я пересекаю реку и оказываюсь в районе Ривер-Норт, где улицы тише и не так ярко освещены. Я неспешно шагаю, сунув руки в карманы. Это приличный район, а я ростом 6 футов 7 дюймов[3]. Мне нечего опасаться грабителей.
И все же, услышав крик, я напрягаюсь и оглядываюсь в поисках источника звука.
В пятидесяти ярдах[4] от себя я вижу блондинку, отбивающуюся от мужчины в темной одежде, здоровяка с татуировкой в виде стрелы на бритой голове. Кажется, он пытается впихнуть девушку в открытый багажник своего автомобиля.
Блондинка выглядит так, словно собралась на вечеринку: на ней короткое платье и туфли на высоких каблуках, которые ничуть не помогают ей удержать равновесие, когда мужчина сбивает девушку с ног и пытается зашвырнуть спиной в багажник. Она высвобождает руку и дает ему пощечину – с такой силой, что я слышу звук удара, который разносится по всей улице. В ответ он бьет ее еще сильнее.
Это по-настоящему выводит меня из себя. Не успев сообразить, что я делаю, я уже несусь по тротуару прямо на громилу.
Ровно в тот момент, когда ему удается запихнуть девушку в багажник, но до того, как над ней закрывается крышка, я налетаю на мужчину сбоку. Я сильно бью его плечом, отчего здоровяк отлетает к кованой ограде.
Он врезается в нее, но через мгновение снова встает на ноги и бросается на меня, размахивая кулаками.
У меня не особо большой опыт в драках, я дрался раза три или четыре, в то время как Неро побывал, наверное, в сотне заварушек. Но я огромный, блин, чувак с большим замахом. А когда у тебя двое старших братьев, кое-что ты все-таки умеешь.
Мужик молниеносно атакует меня, размахивая кулаками. Я тоже поднимаю руки, блокируя большинство его ударов в лицо. Он пару раз бьет меня по корпусу, и это не очень-то приятно. Я жду, когда он откроется. Здоровяк делает еще один кросс справа мне в лицо, и в этот момент я отступаю в сторону и бью его в глаз левой, отчего его голова запрокидывается назад. Мужчина продолжает надвигаться на меня, но уже не так уверенно.
У него широкое уродливое лицо, потемневшие зубы и кожа цвета сырого теста. Обливаясь по́том и тяжело дыша, здоровяк в ярости рычит на меня, продолжая пытаться наносить удары, которые не долетают до моего лица.
Я не даю волю гневу. Наоборот, теперь я ощущаю себя хладнокровнее и продуманнее. Я анализирую соперника, словно персонажа в компьютерной игре, в поисках лучшего и наиболее быстрого способа его обезвредить.
Я снова и снова наношу ему удары по лицу и животу, ощущая мощь и удовлетворение, словно бью тяжелую грушу. Каждый стон боли, издаваемый этим ублюдком, доставляет мне огромное удовольствие.
Он попадает мне по губам, и я чувствую вкус крови во рту, что лишь злит меня еще больше. Я хватаю его за голову, будто подбрасываю баскетбольный мяч, и бью ее об ограждение. Я проделываю это три или четыре раза, пока свет не гаснет у него в глазах и он не оседает на тротуар. Я даже не пытаюсь смягчить его падение.
К этому времени блондинка уже вылезла из багажника. Видя своего обидчика поверженным на тротуаре, она подбегает и пинает его в живот.
– Chtob u tebya hren vo lbu vyros! – кричит она, отводя ногу и пиная его снова.
Честно говоря, я и забыл про девушку на минуту, пока выбивал дерьмо из этого мужика. Теперь я оборачиваюсь и впервые смотрю на нее по-настоящему.
Она высокая, даже учитывая мой собственный рост. На своих каблуках блондинка тянет футов на шесть[5]. Ее лицо, раскрасневшееся от гнева, напоминает мне о мстительных валькириях. Светлые волосы девушки собраны в высокий хвост на макушке, а черты ее лица острые и необычные – высокие скулы, миндалевидные глаза, полные губы, белые зубы, оскалившиеся в гневе. А это тело…
Мне немного не по себе от этих мыслей, учитывая, что какой-то хрен только что пытался ее похитить. Но совершенно невозможно игнорировать эту фигуру амазонки, упакованную в тесное платье. Полные груди, тонкая талия, бесконечные ноги… мне непросто смотреть ей в глаза при разговоре.
– Ты в порядке? – спрашиваю я девушку.
Ее левая щека покраснела и припухла там, где ее стукнул мужчина. Я вижу отпечатки его пальцев на ее лице.
– Все нормально! – сердито отвечает блондинка. В ее речи слышится небольшой акцент, и я почти уверен, что минуту назад она кричала что-то на русском.
– Что ты сказала мужику? – спрашиваю я.
– Что?
– Когда ты его пинала, что ты говорила?
– Ой, – девушка нетерпеливо мотает головой. – Это значит… что-то вроде «Пусть у тебя на лбу вырастет член».
Я фыркаю.
– Правда?
– Да, – нахмурившись, отвечает она. – Это довольно распространенное оскорбление в русском. Очень грубое, уж поверь. Ему бы не понравилось, если бы он услышал.
– Что ж, сейчас он не слышит ни черта, – замечаю я. – Но он это заслужил.
– Он заслужил кастрацию! – восклицает девушка и сплевывает на тротуар рядом с поверженным обидчиком. Забавно – сплевывать совсем не в духе девушек, но мне это даже нравится. Веет чем-то диким и чужеземным, словно она – королева воинов.
Кстати говоря…
– Ты знаешь, кто он? – спрашиваю я. – Почему он тебя схватил?
Девушка резко и презрительно фыркает.
– Тебе не понять, – отвечает она.
Теперь мне любопытно.
– А я попробую, – говорю я.
Блондинка оглядывает меня с ног до головы, словно пытается оценить. Наконец она пожимает плечами – возможно, думает, что должна передо мной объясниться.
– Мой отец – влиятельный человек, – говорит девушка. – У него много врагов. Видимо, этот решил, что напасть на меня будет проще.
– Кто твой отец? – спрашиваю я.
– Алексей Енин, – отвечает она, не ожидая, что имя будет мне знакомо.
Но я его знаю. Это глава чикагской «Братвы». Вернее, следует сказать, новый глава, ведь прошлого убили Гриффины.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Елена Енина, – отвечает девушка, гордо вздергивая подбородок.
– Себастиан Галло, – представляюсь я, но не вижу вспышки узнавания в ее глазах. Похоже, она о моей семье не наслышана.
Вместо этого Елена снова оглядывает меня с ног до головы с недоверчивым выражением лица.
– Почему ты такой огромный? – требовательно спрашивает она, словно обладать моим ростом подозрительно.
– Генетика, – мягко замечаю я.
– Нет, – качает головой блондинка. – Ты умеешь драться. Чем ты занимаешься?
– В плане работы?
– Разумеется, в плане работы, – огрызается она.
Меня забавляет, что девушка не кажется слишком благодарной за свое спасение. Наоборот, она ведет себя надменно и высокомерно.
Впрочем, я не знаю, как ответить на ее вопрос.
В последнее время я занимался разным, и все в интересах семьи. Руководил нашей подпольной игорной сетью, решал различные проблемы, возникающие в наших ресторанах и клубах. Также делал кое-что по нашему проекту в Саут-Шоре, хотя в основном им занимается Неро.
– У моей семьи несколько бизнесов, – расплывчато отвечаю я. – Рестораны и всякое такое.
– Угу, – говорит девушка, все еще глядя на меня с подозрением.
– Куда ты идешь? – спрашиваю я. – Тебя проводить?
– Почему бы и нет, – отвечает она, словно делая мне одолжение. – Здесь недалеко.
– Секунду, – говорю я.
Я хватаю ее похитителя за рубашку и поднимаю его. Голова мужчины безвольно болтается. Я бросаю его в багажник его же машины и захлопываю крышку.
– Посмотрим, как ему понравится выбираться оттуда, когда очнется, – говорю я.
Девушка издает короткий смешок.
– Ну и ну, – произносит она. – А я уж подумала, что ты хороший мальчик – с таким-то лицом.
– Каким? – ухмыляюсь я.
– Гладкие щечки. Большие глаза. Мягкие кудряшки. Как у малыша, – говорит она.
Я понимаю, что девушка дразнит меня, но мне плевать.
– А ты напоминаешь мне викингов, – говорю ей я.
Елена не собирается улыбаться, но я вижу, что ей приятно.
Я замечаю, что ее глаза необычного цвета – скорее фиолетовые, чем синие. Они ярко выделяются на фоне ее волос и бледной кожи. Я никогда не встречал подобной женщины. Она не похожа ни на кого вокруг.
– Итак, куда мы идем?
– Что еще за мы? – спрашивает девушка.
– Это вечеринка? – не унимаюсь я. – Я люблю вечеринки.
– Тебя не приглашали, – говорит она, и на ее полных губах играет подобие улыбки.
– Думаю, ты могла бы меня провести.
– Могла бы, – отвечает Елена. – Если бы ты был моей парой.
Я смотрю на девушку, и теперь она улыбается вовсю.
– Вот как? – говорю я. – И что же мне сделать, чтобы стать твоей парой?
