Софья Прокофьева
Астрель и Хранитель леса. Маленькая принцесса
Глава третья
Заклинание Ренгиста Беспамятного. И главное:Астрель, принцесса Сумерки
Астрель подошла к окну.
Солнце, уже не золотое, а багрово-красное, тяжело опускалось за Олений лес. Вот солнце коснулось верхушки высокой ели, и острая верхушка, как черная стрела, вонзилась в его жарко пылающую середину.
Словно оплавленные огнем, горели нижние края облаков.
Астрель посмотрела вниз. Широкие мраморные ступени дворцовой лестницы полукругом спускались в сад. На каждой ступени по два стражника. Дальше у чугунных витых ворот – тоже стража.
Стражники стояли, опершись на алебарды, лениво поглядывали по сторонам. Было тихо. Король уехал на охоту в Олений лес. Затих заливистый лай собак, ржание коней, резкие повелительные окрики. Вместе с королем ускакали оба принца, Игни и Трагни. За ними свита, слуги, заносчивые, наглые.
Солнце совсем ушло за Олений лес, и лишь в одном месте, словно раздвинув густую хвою столетней раскидистой ели, сверкал последний пучок лучей.
А внизу уже скапливались густые, глубокие тени. Белые и желтые розы словно плавали в темной листве.
«Это мой час…» – подумала Астрель.
Она подошла к высокому зеркалу.
Гладкое прохладное стекло отразило бледное лицо. Большие, родниковой прозрачности глаза, нежный рот. Слишком длинные, тяжелые, словно влажные, ресницы. Тонкие зеленовато-серебристые волосы падали на узкие плечи, зыбкими прядями лились вниз.
Капельками ртути слабо мерцали туфельки.
Астрель тихо вздохнула, глядя на себя в зеркале. Ее лицо, серебристое платье, стянутое узким поясом, все меркло, таяло, словно растворялось в вечернем воздухе. Мелькнули две темные точки – зрачки ее глаз. Какое-то время Астрель еще видела в зеркале что-то туманное, еле уловимое, гаснущее с каждым мгновением.
На миг ей показалось, что в воздухе повисли прозрачные нити дождя. Или это были ее волосы? Но вот и это исчезло.
Из зеркала на нее смотрела пустота.
Астрель, как всегда, туго переплела пальцы на руках, стиснула изо всех сил.
– Я здесь. Вот она я. Только меня не видно, – прошептала Астрель.
Она приложила руку к сердцу. Сердце билось часто и сильно. Резкие удары стучали в ладонь.
– Не бейся так… – попросила Астрель. – Меня не должны ни видеть, ни слышать.
Астрель приоткрыла дверь. Торопливо сбежала по лестнице. Мягкий ковер глушил шаги. Залы наполнены глубоким вечерним полумраком. Астрель замерла. Мимо прошел придворный, хитро и недобро улыбаясь каким-то своим мыслям.
Снова лестница, и вот наконец высокая двустворчатая дверь, а за ней приглушенные голоса стражников.
Астрель обеими руками толкнула дубовую дверь. Неслышно шагнула через порог.
– Сквозняки… – проворчал один из стражников и пнул дверь ногой так, что она с грохотом захлопнулась.
Астрель, затаив дыхание, на цыпочках стала спускаться по широким ступеням.
– Что это стучит? Вот так: тук-тук – и замрет? – оглядываясь, спросил высокий стражник.
– И вправду, словно дождь стучит, – откликнулся Другой.
Это испуганно стучало сердце Астрель. Она быстро сбежала со ступеней. Розы слабо светились в густой листве. Ей показалось, что они поворачиваются и следят за ней.
«Нет, они меня не выдадут», – подумала Астрель.
Теперь осталось только незаметно пройти мимо стражников, охраняющих ворота, и она на воле.
Астрель вошла под высокую темную арку ворот. Вдруг под ее ногой скрипнул камешек.
– А? – испуганно вскинулся верзила-стражник. – Стой! Кто идет?
Он опустил алебарду и перегородил проход. Астрель подобрала юбку, гибко наклонилась и с быстротой белки проскользнула под древком алебарды.
– «Стой, кто идет»! – передразнил его второй стражник. – Глаза протри. Кто тут? Ты да я. Кого еще видишь?
Тем временем Астрель летела по улицам, задыхаясь, не оглядываясь. Ей надо было спешить. Через час во дворце зажгут свечи, и тогда…
Она взбежала на крутой и высокий мост Зевни-Во-Весь-Рот.
Человек в сером вздрогнул, услышав ее быстрые шаги. Он повел головою вправо, влево, но никого не увидел и принялся снова, шевеля губами, пересчитывать медяки.
Астрель торопилась знакомым путем.
Вот и башня Ренгиста Беспамятного. Старая, полуразрушенная и заброшенная. Высоко в тусклом небе еще четко были видны осыпающиеся, источенные непогодой и временем зубцы.
Астрель забарабанила кулачками в потемневшую от дождей и ветров дверь.
– Иду, иду! – послышался глухой ворчливый голос. – Видимо, ее ждали. Скрипнул ключ, дверь отворилась ровно настолько, чтобы пропустить Астрель.
На темной лестнице стояла старая служанка со свечой в руке. Дрожащий язычок пламени осветил ее лицо. Морщины, жесткие и глубокие, как щели в камне, набегали одна на другую. Казалось, и за тысячу лет не могло так состариться человеческое лицо.
– Здравствуй, тетушка Черепаха, – тихо сказала Астрель.
– Здравствуй, девочка, – медленно роняя слова, проговорила старуха. – Иди, иди. Господин Ренгист ждет тебя.
Астрель стала подниматься по стертым, выщербленным ступеням, а огонь свечи слабел и мерк где-то внизу. Она уже поднялась на самый верх, а медлительная служанка за это время с трудом одолела несколько ступеней.
– Отец! – Астрель обняла старого человека, сидевшего в глубоком кресле у горящего камина.
Он сидел неподвижно, словно погруженный в вечную дремоту. Его седые волосы были похожи на высушенные ветром и временем дикие травы. Они в беспорядке падали на ветхий бархат воротника.
Астрель опустилась перед ним на колени, взяла его вялую, безжизненную руку, прижалась к ней щекой.
Нет, этот старик не был ее отцом. Но в этом чужом, враждебном ей мире он был самым близким, единственным ее другом, если не считать ворчливой и неповоротливой служанки.
«Когда же я первый раз прибежала в эту башню? – подумала Астрель. – Давно, очень давно. Он был тогда совсем не такой, добрый волшебник Ренгист. Он тогда еще многое мог вспомнить, пусть ненадолго, на минуту, но вспоминал. Хотя и тогда не сумел мне помочь».
Да, прошло уже, пожалуй, года три, а то и больше.
А случилось это вот как. Однажды Астрель в сумерках незаметно скрылась из дворца. Она мчалась по улице, словно наперегонки с ветром, лишь бы убежать подальше от королевского дворца.
Вдруг ее заметили стражники с факелами: волосы Астрель зеленым дождем блеснули в свете огней. Она кинулась в переулок, кружила, как испуганный зверек. До сих пор ей помнится топот сапог за спиной и грубые голоса.
Она нырнула в первую же открытую дверь. Это была дверь башни Ренгиста Беспамятного.
Она крикнула: «Спасите! Помогите!» Тетушка Черепаха схватила ее в охапку и живо спрятала в сундук. А сама как ни в чем не бывало уселась на тяжелую крышку сундука, зажав в руке длинную деревянную скалку.
Стражники ворвались в башню толпой, рыскали повсюду, не было уголка, куда бы они не сунули нос.
А тетушка Черепаха все сидела на сундуке и бранила их на чем свет стоит:
– Видно, вы все с ума спятили! Ищете, чего нет. Бездельники и лоботрясы! Трусы и лентяи! Какая девчонка, где вы ее видели? Спите на ходу, вот вам и мерещится невесть что!
При этом она так размахивала скалкой, что стражники и подступиться к ней не посмели. Так ни с чем, как побитые собаки, ворча, убрались восвояси.
Тогда тетушка Черепаха подняла крышку сундука и потащила Астрель за руку к своему господину, по дороге приглаживая ее растрепавшиеся волосы.
Ренгист посадил Астрель перед собой на низкую скамейку и так по-доброму взглянул на нее, что она все, все рассказала о себе и о своем горе.
С тех пор каждый вечер, дождавшись, когда солнце скроется за Оленьим лесом, она тихонько прокрадывалась в башню Ренгиста Беспамятного…
– Ты, ты… принцесса Сумерки? – неуверенно, с трудом проговорил Ренгист Беспамятный. Он хмурил брови в мучительном усилии сосредоточиться и вспомнить.
– Да, я – Астрель, отец. Видишь, ты вспомнил меня.
Ренгист Беспамятный с нежностью поглядел на девушку, но его взгляд вдруг начал тускнеть, угасать, словно уходил куда-то вглубь.
– Отец, отец! – повторила Астрель, теребя старика за руку. – Спаси меня! Ты – могучий волшебник. Вспомни, вспомни какое-нибудь заклинание! Чтоб у меня выросли крылья. Или пусть все слуги во дворце уснут так надолго, чтобы я успела убежать далеко-далеко. Ведь я невидима только в сумерках, а когда зажгут свечи, слуги сразу хватятся меня. Мне не убежать. Они торопят меня со свадьбой, отец. А я лучше умру…
Шаркая жесткими подошвами, вошла тетушка Черепаха с большим серебряным подносом в руках.
– Кофе, Пачереха, наконец-то, – пробормотал Ренгист Беспамятный. – Придвинь стол к огню и оставь нас.
– Чай, а не кофе, – проворчала тетушка Черепаха. – Когда бы я успела сварить кофе, если ты велел сварить его только сегодня утром? Вот чай. Ты заказал его вчера. Как раз хорошо настоялся.
– Ступай, Харечепа, ступай, – равнодушно махнул рукой Ренгист Беспамятный. – Все равно…
Астрель помогла тетушке Черепахе придвинуть небольшой столик, расставить чашки. Цветной узор на столике стерся, лишь кое-где тускло поблескивал перламутр.
Астрель старалась не глядеть на руки тетушки Черепахи, морщинистые, древние.
– А ведь они были братья. Ренгист и Каргор. Ренгист и Каргор… – Голос тетушки Черепахи звучал глухо и заунывно, как осенний ветер.
И хотя она всегда рассказывала одно и то же, всякий раз Астрель с волнением ловила каждое ее слово. – Братья… Они играли вместе. Вон в старом сундуке до сих пор лежат их игрушки. А когда подросли и возмужали, оба стали волшебниками. И оба влюбились в одну девушку. Говорят, краше ее не было никого на свете. Дождирена Повелительница Дождя. Так ее звали. Она полюбила моего господина, доброго волшебника Ренгиста. И они уехали куда-то далеко-далеко. Счастливые, молодые. Только с тех пор о ней никто ничего не слышал. Словно сгинула, пропала без следа красавица Дождирена Повелительница Дождя… (При этих словах сердце Астрель почему-то всегда сжималось от непонятной тоски.) Ох, давненько это было! Бегала я тогда босоногой девчонкой. А как исполнилось мне шестнадцать, нанялась я в служанки к господину Каргору. Недобрые дела творились в его Черной башне! А меня только смех разбирал, когда, бывало, влетит в окно летучая мышь или филин. Ударится об пол – и вот тебе знатный гость, весь в шелку да в бархате. Только глаза светятся как угли в темноте. А потом в башне завелись какие-то голоса. Никого нет, а голос то стонет, то плачет. Слуги подогадливее разбежались кто куда. Ну а я что? Молода была да глупа, а платил господин Каргор щедро. Прислуживала ему как умела. Только с каждым днем становился он все злей да придирчивей, никак не угодишь. Однажды я что-то замешкалась. «Что ты тащишься, как черепаха! – закричал он в ярости. – Вот и стань черепахой, старой черепахой!» Он прочел какое-то заклинание, и вмиг кожа моя сморщилась, потемнела, на спине вырос твердый панцирь. Я превратилась в старую черепаху. Даже душа у меня постарела. Что делать? Я уползла в лес, и если бы не господин Ренгист… Как раз в те дни возвратился он из дальних краев. Одинешенек, без красавицы жены. Молчаливый, не по годам седой. И поселился в этой башне, заброшенной и унылой, под стать ему.
Да, был он уже не тот, что прежде, как подменили. Но его еще не прозвали в городе Ренгист Беспамятный. Хотя уже и тогда, бывало, битый час все думает, хмурится, трет лоб, пока припомнит, что надо. Пожалел он меня. Начал читать заклинание, да вот беда, забыл посередке. Так и не смог победить до конца злые чары Каргора. Вот я и стала тетушкой Черепахой, вот кем я стала…
Тетушка Черепаха глубоко вздохнула, постучала своей жесткой рукой по твердому, как панцирь, переднику.
– Так и живу теперь на посмех людям, – глухо проговорила она, уже стоя на пороге. Закрыла за собой дверь, затихли ее шаркающие шаги.
Астрель снова взглянула в окно, и бледная звездочка на темнеющем небе словно уколола ее.
– Я еще помню, смутно помню какие-то заклинания, волшебные слова, – как во сне проговорил Ренгист Беспамятный. – Но что они значат, их тайный смысл, он ускользнул от меня, я все забыл…
– Не будем терять надежды. – Астрель припала к его плечу. Почему-то на миг ей представился белый парус далеко в темном море. – Нам ничего не осталось, кроме надежды. А вдруг ты вспомнишь!
– Да, да… – равнодушно пробормотал Ренгист Беспамятный. Веки его безвольно опустились, он снова погрузился в свою безжизненную дремоту.
– Отец! – взмолилась Астрель. Такое отчаяние звучало в ее голосе, что Ренгист Беспамятный вздрогнул и открыл глаза.
Мгновение он бессмысленно озирался по сторонам, словно стараясь понять, где он, кто рядом с ним.
– Я был далеко… – прошептал он.
Ренгист Беспамятный посмотрел на Астрель, взгляд его становился все пронзительней, глубже. Вдруг он заговорил, и по мере того как он говорил, голос его креп, обретал величие и звучность:
Ивер и авер, венли и вемли!
Слову волшебному, тайное, внемли.
Снежными звездами,
вниз или ввысь,
Тайна, откройся, тайна, явись!
Астрель замерла, ожидая сама не зная чего. Может быть, содрогнется старая башня или вдруг она взлетит с легкостью птицы. Но ничего не случилось. Только в мрачной комнате стало еще темней.
Астрель взглянула в окно. Мимо окна медленно-медленно, покачиваясь, проплыла крупная звездочка-снежинка. Астрель проводила ее недоуменным взглядом. Вот пролетела еще одна снежинка, а за ней еще и еще. С каждым мгновением снежинок становилось все больше. Налетевший ветер вдруг взвихрил их, закружил, завивая столбами. Астрель с трудом могла разглядеть сквозь их беспокойный танец дальние крыши домов, потемневшие деревья с поникшей листвой. С ветвей рушились белые обвалы, а вверх струились туманы из снежной пыли.
Мгновение, и все скрылось за сплошной пеленой падающего снега. Прерывая завывание ветра, донеслись неясные крики:
– Снег! Снег!
– А ветрище-то!
– Какой холод!
– Ай-ай! Мой салат и горошек…
Астрель посмотрела на Ренгиста Беспамятного.
«Опять ничего, просто снег, пусть волшебный, но зачем, ведь он не может мне помочь. Опять все попусту, а времени больше нет».
Ренгист Беспамятный сидел безучастный ко всему, уронив руки на подлокотники кресла.
– До завтра! – Астрель улыбнулась, стараясь скрыть печаль и разочарование. – Спасибо, отец. Ты наколдовал снег, такой белый, красивый. Я приду завтра в сумерках, как всегда. Жди меня…
Ренгист Беспамятный слабо кивнул головой, не открывая глаз.
За дверью ждала тетушка Черепаха со свечой.
– Неужели я так долго заваривала чай, что наступила зима? – проворчала тетушка Черепаха. – А мне еще надо взбить подушки на ночь моему господину. И еще я хотела пойти в лес и поискать добрых трав и кореньев. Старая Черепаха хоть и безобразна, но знает толк в травах, уж поверь мне.
– До завтра, добрая, милая тетушка Черепаха. – Астрель с нежностью коснулась губами ее морщинистой жесткой щеки.
– Только ты одна меня целуешь, – проскрипела тетушка Черепаха. И огонь свечи, отразившись в одинокой слезе, золотой каплей скатился по глубокой морщине.
Тетушка Черепаха подняла свечу повыше, и Астрель быстро сбежала по темной лестнице.
– Час, чтобы спуститься вниз по лестнице и запереть дверь, и час, чтобы подняться, – охала тетушка Черепаха, с трудом спускаясь следом.
– Ах, милая девочка, милая девочка…
Глава четвертая
Кот Васька жалуется на жизнь. И главное: волшебник Алеша все-таки оказывается на другом берегу реки
Волшебник Алеша в полном унынии стоял и смотрел на темную быструю воду реки, где закипали пенные водовороты.
Вплавь, что ли, перебраться? По правде говоря, плавает он неважно. К тому же в толстом свитере, в ботинках, все это намокнет, отяжелеет, потянет ко дну. Ну да ладно, он как-нибудь переплывет. А кот Васька? Он до смерти боится воды. Что же теперь делать?
Кот Васька уныло понюхал траву, покрутил головой.
– Ну ладно, будь волшебником, я не против. – Кот Васька с упреком посмотрел на волшебника Алешу. – Нарисованных котов оживлять – дело хорошее, кто спорит. Но по сказкам шататься – охота была! Как будто нет у нас своего теплого угла. Дом есть? Есть. Молоко в холодильнике есть? Есть. Так надо дома сидеть. Логично? Логично!
– Слушай, прекрати. И без тебя тошно, – не выдержал волшебник Алеша. – Мне надо сосредоточиться, подумать как следует…
Вдруг невесть откуда налетел леденящий порыв ветра, иглами впиваясь в лицо и руки.
Кот Васька весь взъерошился, прижался к ноге волшебника Алеши, продолжая свою еле слышную воркотню:
– Опять-таки, если уж отправляться в сказку, тоже надо с умом выбирать, куда идешь. Чтобы сказочка была теплая, чтобы солнышко грело. Где собак нет, а кругом мышки бегают. А здесь – бр-р!.. Холодище какой! Сплошное мяу! Никакого мур!
Ветер крепчал. Шарф волшебника Алеши рванулся, вытянулся, грозя улететь.
– Батюшки, снег! – растерянно мяукнул кот Васька.
И тут же их словно накрыло густым белым облаком. Никогда в жизни волшебник Алеша не видел такого снегопада. В один миг все скрылось: мост, деревья, дома на том берегу.
Кот Васька сразу провалился в сугроб. Волшебник Алеша поспешно подхватил его, прижал к груди. Казалось, весь мир исчез, кругом был только снег, снег…
Волшебник Алеша с трудом справился с улетающим шарфом, потуже обмотал вокруг горла, заодно укутал им кота Ваську.
На миг свист ветра умолк, и в этой короткой тишине волшебник Алеша не услышал шума и плеска речных волн.
Снег норовил залепить глаза, но все же волшебник Алеша сумел разглядеть зеркало льда, по-зимнему сковавшего реку.
– Лед! – с изумлением ахнул кот Васька. Он выскользнул из-под шарфа и скатился с обледенелого берега. – Не бойся, пушистый Алеша, иди сюда, – донесся его голос. – Лед! Клянусь хвостом и ушами, до самого берега лед! Настоящий!
«Гм… Там, где может пройти кот, вовсе не обязательно смогу пройти я», – с сомнением подумал волшебник Алеша.
Но это была единственная возможность перебраться на тот берег. Волшебник Алеша спустился к реке, ступил на гладкий, почти прозрачный лед. На всякий случай постучал по нему ногой, лед прямо-таки звенел под каблуком.
Волшебник Алеша торопливо пошел по льду. Под снегом лед был чистый и скользкий, как стекло.
Снегопад вдруг кончился как-то до странности сразу. Последняя снежинка упала на щеку волшебника Алеши и растаяла.
Теплые струи воздуха смешивались с холодными, слоились, переплетались. Откуда-то донесся густой сладкий запах жасмина.
К своему ужасу, волшебник Алеша увидел, что лед потемнел, потрескался. Он крошился, расползался под ногами. Впереди мелькнули зловещие мутные полыньи.
Волшебник Алеша огромными скачками бросился бежать, но все-таки возле самого берега провалился в крошево холодной воды и осколков льда. К счастью, там было уже совсем мелко. Он только зачерпнул воду одним башмаком.
– Вот копуша! – шипя от страха, набросился на него кот Васька. – Надо же быть таким нескладехой! Зимовать ты, что ли, собрался посреди реки? Но на этот раз волшебник Алеша совсем на него не рассердился. Понял: просто переволновался за него преданный кот Васька.
Глава пятая
Астрель возвращается в замок. И главное: следы на снегу
А теперь, друзья мои, вернемся к башне Ренгиста Беспамятного. Мы расстались с Астрель, когда она сбегала по лестнице, а тетушка Черепаха стояла на верхней площадке со свечой в руке.
Посмотрим теперь, что же случилось дальше.
Астрель торопливо шла узкими улочками. Метель утихла, но туфли глубоко увязали в снегу.
Астрель вся сжалась от холода, скрестила на груди руки. Здесь, на улице, она опять стала невидимой, словно растворилась в вечернем воздухе.
Распахнулось оконце высоко под крутой крышей дома. Из окна выглянула девушка. Она накинула на голову теплый платок, прихватила его рукой под подбородком.
Отворилось окно в доме напротив. Из окна высунулся юноша, помахал ей рукой.
– Мы сегодня не встретимся, – печально улыбнулась ему девушка. – Из дома не выйти, дверь замело снегом до самого верха. Подумать только, такой снег.
– Я пробовал открыть дверь, Ильти, но ее даже вот на столько не сдвинешь, – отозвался юноша. – Посмотри, у пирожника Ринтуса сугробы выше окна.
– Я брошу тебе цветок! – крикнула девушка. – Лови!
Она сорвала ветку алой герани и бросила через дорогу. Но легкий цветок не долетел и упал на снег посреди улицы.
– Теперь он замерзнет, – с жалостью сказала девушка.
Цветок упал прямо к ногам невидимой Астрель. Она подняла его, кинула юноше.
– Что это? – ахнула девушка. – Цветок сам взлетел в воздух. Вот чудо-то!
– Смотри, Ильти! – Юноша протянул руку. – Вон! Следы. Видишь, следы на снегу!
– Вижу, вижу! – откликнулась Ильти. – Маленькие какие! И будто бегут друг за дружкой. Откуда они берутся, ведь по улице никто не идет?
«Мои следы…» – подумала Астрель.
Она оглянулась. Позади нее тянулась узкая неровная цепочка следов. Ее маленькие туфли с острыми каблуками оставляли четкий след на гладком, нехоженом снегу.
«Следы ведут от башни Ренгиста Беспамятного прямо к королевскому дворцу, – мелькнуло в голове у Астрель. – Мало ли кто их увидит. Нетрудно догадаться…»
Астрель скинула туфли и в тонких ажурных чулках побежала по снегу. Осколки льда вмиг порвали чулки в клочья. Снег холодом обжег босые ноги. Астрель вихрем перебежала через мост Зевни-Во-Весь-Рот.
В воротах королевского дворца угрюмо переругивались мокрые, продрогшие стражники.
Астрель проскользнула через сад. Розы, расплющенные снегом, распрямляли согнутые стебли.
На лестнице Астрель остановилась. Она нагнулась и вытерла обрывком кружевной манжеты кровавый след на мраморной ступени.
Она увидела где-то далеко на окраине города отблески факелов. Словно струя расплавленного золота вливалась в город и, извиваясь, потекла по улицам. Это возвращался с охоты король.
Когда слуга, держа тяжелый подсвечник с зажженными свечами, вошел в комнату Астрель, она, как обычно, сидела в глубоком кресле, поджав под себя ноги, и неподвижно смотрела в ночное небо.
