Софья Сергеевна Маркелова
Сумрачные грёзы
Дед кивнул и с явным трудом привстал со своего места, пересаживаясь на другую сторону купе. Виктор приподнял нижнюю полку, под которой располагалось пустое пространство для багажа, и, схватив свою огромную сумку, принялся утрамбовывать ее в отсек.
– Это что ж у тебя там такое лежит? Библиотеку что ли перевозишь? Или целый багаж грехов? – спросил дед и тихо скрипуче засмеялся.
– На вахту я еду. На заработки. Вот жена и надавала всего подряд. Еды, вещей, – хмуро объяснил мужчина, не отрываясь от своего дела.
– Дык все это шелуха, мирское. Не нужно оно! Нельзя так к вещам привязываться. На тот свет с пустыми руками пойдешь, не нужны тебе там будут ни деньги, ни тряпки.
– Ну, дед, я пока не собираюсь помирать!
– Все не собираются. Только это не нам решать, где и когда жизнь земная оборвется.
Виктор из-за плеча посмотрел на своего попутчика, но тот явно не шутил. Втолкнув наконец сумку, мужчина с усилием захлопнул конструкцию и отер вспотевший лоб.
– Вы сами-то далеко едете? – из вежливости спросил Витя, стягивая куртку и забрасывая ее на верхнюю полку. В купе было душновато, но что-то незримое подсказывало, что старый дед вряд ли обрадуется, если попутчик предложит ему распахнуть зимой окно.
– Дык туда же, куда и все. До самого конца.
– В Салехард, значит? Два дня в дороге будем.
– Да нет. Быстрее приедем, – таинственно пробормотал дед.
– Как быстрее? Ровно двое суток же ехать до Салехарда? – удивился Виктор.
– Наша остановка раньше будет.
– Какая наша-то? Вы же сами сказали секунду назад, что до Салехарда, как и я, едете? Или все же раньше выходите? – мужчина с недоумением посмотрел на собеседника, подозревая, что у того от возраста уже начались провалы в памяти.
– Туда же еду, куда и все. Куда и ты. А коли маршрут не знаешь, то голову мне не морочь, молодой, – дед стукнул палкой по полу и нахмурил жесткие кустистые брови.
Махнув рукой на странности попутчика, Виктор достал из кармана свой старенький кнопочный телефон и принялся набирать сообщение жене Валентине. «В поезд сел. Все хорошо. Поцелуй Мишку за меня». Нажав на кнопку отправить, он собирался было убрать уже телефон, но в последнюю секунду заметил, что на экране высветилась надпись «Нет сети». Сообщение отправляться не желало.
А тем временем поезд медленно и плавно тронулся. Застучали колеса, за окном неторопливо исчезал вокзал, удивительно безлюдный и заваленный высокими сугробами.
Вскоре по вагону начала ходить проводница. Когда она наконец заглянула к Виктору и деду, то мужчина не глядя протянул ей свой измятый билет, но в ответ услышал лишь ворчание:
– На кой мне твоя бумажка? За проезд надо платить монетой.
Виктор в изумлении оглянулся на полноватую белокурую женщину, замершую в проходе. Она, уперев руки в бока, с недовольством смотрела на пассажира.
– Так вот же билет! Я за него заплатил. Что вы еще с меня требуете?
– Обол, дурная твоя башка! – скрипуче протянул дед.
Он неожиданно засунул себе в рот скрюченные пальцы и, пошарив там несколько секунд, извлек на свет потертую серебряную монетку. Обтерев ее от слюней, дед послушно положил деньги в протянутую ладонь проводницы. Виктор смотрел на все это с легким ужасом. Зачем старику понадобилось таскать во рту монету, и почему женщина так спокойно ее приняла?
– А теперь ты плати, – белокурая дама нетерпеливо повернулась в сторону Вити.
– Да вы что! Какие деньги? У меня есть билет. Все уже оплачено.
– Да не нужны никому твои деньги и билеты, – дед застучал палкой. – Дай обол.
– Нет у меня никакого обола. Я не ношу деньги во рту!
– Ты, может, и не носишь, но тебе их туда кладут. Поищи во рту, – грубо гаркнула проводница.
– Да вы что тут все, с ума посходили? – не выдержал Виктор.
– Не тяни время, у нас его и так осталось немного. Ищи давай!
Старик с неожиданной ловкостью махнул палкой и ударил попутчика по ноге. Витя, напуганный поведением двоих сговорившихся ненормальных, скорее сунул пальцы в рот, чтобы доказать им, что ничего у него там не спрятано. Но к его величайшему изумлению под языком лежала монета, которой там буквально мгновение назад не было.
Вытащив блестящую круглую вещицу, Виктор воззрился на нее с ужасом.
– Ну вот! Наконец!
Проводница быстрее выхватила обол из дрожащих пальцев пассажира и удалилась так же стремительно, как и появилась.
– И чего только кричал, – проскрипел старик.
– Откуда? Как?.. – Витя все еще смотрел на свои пальцы, а языком судорожно ощупывал собственный рот. – У меня не было там этой монеты. Что это за чертовщина?!..
– Конечно, не было. Тебе ее недавно положили. Ну, надо же за переправу заплатить.
– Какую еще переправу?!
– Да не ори ты так. Переправу на тот свет, конечно.
Виктор хотел еще что-то прокричать, но когда последние слова собеседника дошли до его разума, то все мысли неожиданно разбежались, оставив пораженного мужчину в одиночестве.
– О чем вы говорите?..
– Ой, тьфу! Да ну тебя, молодой! Иди сам по поезду походи, да разузнай все. Что ты ко мне-то прицепился?
Дед раздраженно встал на ноги и замахал трясущейся рукой, прогоняя Витю со своего места. Ему ничего не оставалось, кроме как покинуть купе, где становилось совсем нечем дышать. Первым делом мужчина направился к проводнице, надеясь задать ей свои вопросы. Белокурая пышная женщина нашлась в прохладном тамбуре, где она пыталась что-то рассмотреть в замерзшем окне. Иногда она с ожесточением терла стекло, счищая ледяную корку, и все так же не отрывала взгляд от пейзажа.
– Извините. Вы можете мне объяснить, что здесь происходит?..
– Мы едем в поезде, – с нескрываемой насмешкой в голосе ответила проводница.
– Но куда мы едем?
– До самого конца.
Женщина обогнула застывшего Виктора и, распахнув соединительную дверь между вагонами, шагнула туда, с оглушительным грохотом захлопывая за собой металлическую створку. Мгновенно бросившись следом, мужчина надавил на ручку, но она лишь скрипнула, даже не собираясь открываться. Проведя несколько секунд в попытках отпереть дверь, Витя был вынужден бросить свою задумку. Похоже, в этом поезде творилось что-то странное, и почему-то никто ничего не хотел говорить единственному пассажиру, находившемуся в неведении.
Прежде чем покинуть тамбур, Виктор подошел к тому месту, где до этого стояла проводница. Он глянул в крошечное окошко, почищенное от инея, и то, что он увидел, шокировало его. Поезд ехал по воде. Не по мосту или же прибрежной насыпи, а прямо по середине какой-то немыслимо широкой реки. Куда бы мужчина ни кидал взгляд, везде до горизонта простиралась темная зеркальная поверхность. Тяжелые волны поднимались из-под колес поезда и уносились вдаль.
Витя уже ничего не понимал. Где он оказался? Куда они едут? И почему совсем ничего не ясно?
Еще раз достав из кармана старый мобильник, он взглянул на экран. Сети не было, как и прежде. Нельзя было даже позвонить жене и рассказать ей, какие странные вещи творились в этом поезде. С другой стороны, ведь не могло же так оказаться, что Виктор был единственным пассажиром, от кого укрыли всю правду. Ему с трудом верилось, что во всех вагонах ехали только знающие люди, которые говорили загадками и носили во рту монеты.
Следовало проверить эту догадку.
Несколько раз на всякий случай подергав ручку двери, ведущей в соседний вагон, мужчина убедился, что проводница все же ее заперла. Но почему? Почему ему нельзя пройти в плацкарт, мимо которого он свободно шел, как только попал в поезд.
Ладно. Нужно было тогда опросить всех, ехавших в его купейном вагоне. Виктор уверенно покинул тамбур и потянул за ручку первого купе. Оно оказалось открыто. Внутри сидела мама с маленькой девочкой. Они даже не обратили внимание на распахнутую дверь. Их бледные лица были устремлены в окно, где за стеклом тянулись бесконечные мрачные воды реки.
– Извините, – тихо прокашлялся Витя.
Но его все так же игнорировали. Ни женщина, ни ребенок даже не вздрогнули от его слов. Мужчина шагнул чуть ближе, нагнулся и осторожно помахал рукой возле лиц пассажирок.
Но эффекта так и не последовало.
Неожиданно в отражении Виктор заметил кое-что странное. Мама и дочка смотрели в окно, глаза их были широко распахнуты, а на поверхности зрачка танцевали какие-то фигуры. Вглядевшись в стекло, мужчина не сразу понял, что пассажирки что-то видели. Будто призрачный проектор показывал какой-то фильм прямо у них в глазах. И чем дольше присматривался Витя, тем больше он мог различить: мелькали немые силуэты, улыбавшиеся лица, машины, виды природы и даже какая-то кошка. Все это складывалось в отдельные картинки, сменявшие друг друга постоянно.
Люди просматривали эпизоды из своей жизни.
Испуганно выскочив за дверь и с грохотом ее захлопнув, Виктор прислонился спиной к стене, пытаясь не поддаваться панике. Но это было невозможно, потому что никаких логических объяснений происходившему найти было нельзя. Что же ему делать?
Из соседнего купе высунулся седобородый старик, попутчик Вити, который с недовольством глянул на бледного мужчину, вжавшегося в стену.
– Ну, чего ты тут расшумелся? Дверьми стучишь.
– Что здесь творится? Объясните мне! – надтреснутым голосом практически взмолился Виктор.
– Эх, ты, молодой. Ну, иди сюда.
Старик исчез в чреве купе, тихо постукивая своей палкой. Мужчина шагнул следом, закрывая дверь, будто отсекая их маленький уголок от всего остального мира.
– Почему люди не реагируют на меня? У женщины в соседнем купе в глазах как будто фильм идет! Я первый раз такое видел!
– Слышал такую фразу – «Вся жизнь перед глазами пролетела»? – спросил дед, усаживаясь. – Так вот, это они смотрят свои воспоминания. Последний раз любуются.
– Почему последний?
– Какой же ты все-таки недалекий! Да потому что, как только мы пересечем реку, то забвение сотрет всю нашу предыдущую жизнь.
– Забвение? – Виктор опустился на край лежанки и схватился за голову. – Значит, мы все умерли?
– Еще нет. Пока есть время вспомнить свое прошлое. Но на твоем месте я бы поторопился. Приближается другой берег, а с ним и наша скорая кончина.
– Но как мы умерли? Или… умрем? Я ведь ничего не помню!
– Все быстро происходит. Даже понять не успеешь. Поезда сходят с рельс, гнется металл, ломаются кости, и жизнь покидает тело.
– Выходит, наш поезд ждет крушение? И это уже никак не изменить?
– Если бы ты не сел в поезд, то изменил бы все. Но теперь отсюда никуда не сбежать. А ты как думал, что случается с теми, кто садится в поезд, идущий до самого конца?
Виктор ничего не ответил. Он чувствовал, что старику следовало верить. Да и все вокруг указывало на правдивость его слов. А это значило, что мужчину ждала скорая смерть. Но обиднее всего для него оказалось неотправленное сообщение. Ведь его любимая жена и маленький сын даже никогда не узнают, что случилось с ним перед смертью. Да и как они переживут эту утрату?
Повернувшись к окну, Витя вгляделся в чернильную гладь реки, по которой бежали слабые волны от колес поезда. И чем дольше мужчина смотрел в воду, тем ярче перед его глазами проносились воспоминания из жизни. Когда он первый раз встретился со своей будущей супругой, когда у него родился сын… И темные воды все бежали и бежали вдаль, пока не показалась тонкая полоса берега.
А потом раздался пронзительный скрежет тормозящего поезда, вагоны ощутимо тряхнуло. Людей подкинуло на их местах, а все вещи взмыли в воздух. И после металл смялся, как бумага.
В тот же момент у Валентины в сумочке нежно звякнул телефон. Она достала его и посмотрела на светящийся экран. Там было сообщение от мужа.
«В поезд сел. Все хорошо. Поцелуй Мишку за меня».
Валя мягко улыбнулась и убрала мобильник обратно. Она с теплотой думала о том, как они встретятся вновь, когда Виктор вернется с вахты.
Меридиан
Небольшая часовая мастерская пана Якуба пряталась в запылённом подвальчике недалеко от Вацлавской площади, в самом сердце Праги. Из узкого окошка почти под самым потолком иногда можно было разглядеть стены Национального музея, но чаще дорожная грязь заливала стекло, а солнечные лучи превращали её в потрескавшуюся корку.
Для пана Якуба наличие естественного света в мастерской было не столь важно. Он давно уже пользовался настольными лампами, хотя годы всё равно давали о себе знать – мужчина постепенно начинал всё хуже видеть при таком свете. А ведь в его работе зрение было одним из важнейших инструментов, сразу же после твёрдости рук. Но пальцы пока что не подводили мастера, они всё так же легко порхали над шестерёнками, возвращая к жизни замершие механизмы.
В этот день у пана Якуба было мало заказов: он неторопливо перебирал изящные карманные часы, а сам тихо напевал себе под нос какую-то старую мелодию без слов. На лестнице, ведущей в подвальчик мастерской послышался перестук женских каблучков, а через секунду дверь мелодично звякнула и распахнулась.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась немолодая пани, кутавшаяся в длинное драповое пальто. Лицо её, обрамлённое седыми кудрями, выглядело ясным и немного лукавым.
– Добрый! Проходите, пани, – мастер быстрым движением руки пригладил пух на своей небольшой лысине – старая привычка, за которую Якуб постоянно на себя злился. – Вы хотите сдать в ремонт часы?
– Не совсем так, мастер, – пани окинула взглядом крошечную комнату, заставленную и увешанную часами. Большинство из них работало, в едином ритме отсчитывая секунды. Звук вынудил женщину слегка поморщиться, но пан Якуб посчитал, что клиентке не пришлась по вкусу его мастерская. Да, в ней было слегка пыльно, а в некоторых углах беспорядочно валялись старые коробки из-под деталей, но ведь это никак не влияло на профессионализм часовщика!
– Мне сказали, что здесь принимают старинные антикварные часы, – через мгновение вновь заговорила пани, а её выцветшие медовые глаза остановились на замершем Якубе.
– Так и есть. Только чтобы оценить сохранность механизмов мне необходимо видеть часы, – мастер поправил на переносице свои увеличительные очки с выдвижными линзами, поверх которых наблюдал за посетительницей. – Не могли бы вы показать мне их?
– Боюсь, всё не так просто, – пани улыбнулась. – Это громоздкие напольные часы. Они наверху, в моей машине, но поднять я их, увы, не в силах.
– Хм. Давайте я посмотрю, что можно сделать.
Вытащить часы из кузова и перенести их в подвал оказалось не так-то просто. Хорошо, что у пани оказался личный водитель, крепкий парень, вместе с которым Якуб справился с транспортировкой, но спина всё равно мгновенно отозвалась болью на такую нагрузку.
Когда высокие напольные часы с дубовой отделкой оказались триумфально установлены около рабочего места мастера, пан Якуб с любопытством принялся их изучать. Две вытянутые гирьки на цепочках мягко покачивались за стеклом, из-за которого доносилось чёткое тиканье.
– Часы работают, – заметил мужчина и прикоснулся пальцами к блестящей металлической вязи с названием «Меридиан». – Удивительно, я никогда не слышал ранее о такой фирме. Этот экземпляр достаточно старый. Быть может, даже ручная работа конкретного мастера. Сколько вы за них хотите?
Женщина неожиданно грациозно махнула рукой в перчатке:
– Ни единой кроны. Только заберите, прошу. Домой я их не верну.
– Отдаёте подобный антиквариат даром? – брови пана Якуба сами собой поднялись. – На их продаже вы бы могли неплохо заработать, а, учитывая, что часы ещё ходят, это в несколько раз увеличивает их стоимость! Подумайте!
– Мастер, поверьте, я знаю их цену! Ведь именно я их когда-то и приобрела в подарок мужу… Но его уже не стало, а это невыносимое тиканье просто сводит меня с ума. Знаете, пан, я никогда раньше не замечала, как некоторые часы громко тикают. Особенно эти. Они достаточно долго стояли в моей спальне, пока я не осознала, что не могу заснуть из-за этого шума. Словно часовые стрелки двигаются прямо в моей голове!
– Такое часто бывает, пани. Люди неожиданно концентрируются на тиканье, которое они всю жизнь не замечали. И больше не могут игнорировать этот звук.
– Да, так и случилось. Я просто забыла про сон, пока не попросила убрать эти часы в другую комнату. Тем более, что они постоянно напоминали мне о гибели мужа. Но, вы знаете, недавно я поняла, что слышу их даже сквозь стену… И поэтому решила отдать эти часы. Для вас, пан, тиканье вряд ли так же раздражительно, как для меня. Тем более, вы явно сумеете оценить их по достоинству, – женщина растянула губы в мягкой улыбке.
– Теперь мне ясно, почему вы решили расстаться с таким экземпляром, – пан Якуб скрыл ответную улыбку за густыми усами. – Когда вы отвозили их последний раз в мастерскую, пани, чтобы почистить и смазать?
– Боюсь, что никогда, – на мгновение задумалась посетительница. – Я приобрела их семь лет назад, но за всё это время они ни разу не нуждались в ремонте.
– Какая качественная работа! – негромко восхитился мастер и бросил ласковый взгляд на часы, уже представляя, как будет в скором времени изучать их механизм.
– Более того, я ни разу их не заводила за эти годы. И мой муж тоже, насколько я знаю!
– Но это невозможно! – Якуб резко обернулся к пани, не веря собственным ушам. – У таких часов необходимо поднимать гирьки каждые семь-восемь дней, иначе они просто остановятся!
– Да, но гирьки каждый раз сами поднимались. Поэтому я предположила, что у них особый механизм, без завода, – женщина только пожала узкими плечами, будто говоря этим жестом, что ничего не понимает в часовом устройстве.
Пан Якуб промолчал, ошарашенный услышанным. Конечно, он замечательно понимал, что слова посетительницы не могли быть правдой. Но ему не терпелось уже скорее выпроводить пани и вскрыть «Меридиан», чтобы убедиться в собственных познаниях.
– Знаете, – рука в перчатке скользнула по дубовому корпусу, а после бессильно упала вниз. – Я бы, наверное, когда-нибудь всё же смирилась с их тиканьем. Убрала бы ещё дальше от спальни, скажем, в гостиную. Всё же это красивая вещь со своей историей, ими должны любоваться. Но…
– Но?.. – замер Якуб.
– Они слишком напоминают о трагической гибели моего Стефана…
Пани опустила глаза к полу и, тихо постукивая каблуками, направилась к выходу из мастерской.
– Что же такое случилось с вашим мужем? – робко спросил напоследок часовщик.
– Его убили прямо в доме. В нашей спальне. Какой-то грабитель или злодей, скорее всего. Не удивлюсь, если он искал драгоценности, а встретился со Стефаном. Следов так и не нашли. Но мужа явно порезали чем-то острым, и он просто истёк кровью. Прямо на полу перед этими часами.
Якуб молчал, не желая прерывать шёпот женщины, которая делилась своим горем.
– А он ведь их так любил. Вечно любовался, протирал от пыли. Как раз в день смерти даже решил немного перевести – они отставали буквально на минутку… И вот как вышло, что он умер у их подножия, – голос пани звучал всё глуше и глуше. – А я так и не проснулась. Выпила снотворное, старая дура! И так и проспала смерть Стефана…
У пана сжалось сердце от этой истории. Даже несмотря на то, что всю свою жизнь он провёл в этой подвальной мастерской, ему не чуждо было человеческое счастье и горе. Пусть знакомые за глаза называли его бесчувственным и чёрствым стариком, для которого величайшая радость – это покопаться в часовых внутренностях, но Якуб умел сопереживать.
Пани давно упорхнула из подвальчика, но терпкий запах её тяжёлых духов всё ещё летал по комнате. Если бы Якуб не был так заинтересован неожиданно попавшим к нему в руки экземпляром часов, то, может, даже предложил бы этой вдове прогуляться как-нибудь по Карлову мосту. Однако в тот момент тайна механизма, не нуждающегося в заводе, волновала его капельку больше.
Совершая свой привычный ежевечерний ритуал, мастер крепко запер входную дверь, убрал со стола незаконченную работу, а после с наслаждением переобулся в удобные тапки. Больше никто не сможет отвлечь его – теперь можно было заняться «Меридианом».
Отерев корпус мягкой тряпочкой, Якуб с восхищением причмокнул губами. Эти часы были произведением искусства, чьим-то изящным творением. Не хотелось даже трогать лишний раз эту красоту, но уж часовщик как никто другой понимал, что иногда даже простому человеку стоило проникать в идеальный мир механизмов, чтобы помочь ему просуществовать как можно дольше.
Стеклянная дверца легко отворилась, и пан остановил маятник. Гирьки безжизненно замерли на месте. Руки Якуба запорхали вокруг циферблата, освобождая скрывающееся за ним сердце механизма из тесной темницы. Осторожно разложив все детали на столе, мастер на мгновение откинулся назад, чтобы осмотреть масштаб предстоящей работы. На мгновение его что-то смутило: снятый циферблат поблескивал в стороне, а на нём замерли часовые стрелки, острые и тонкие. Якуб поправил увеличительные линзы и наклонился ниже.
Крошечные разводы засохшей крови покрывали латунные стрелки.
В голове часовщика мгновенно всплыли слова пани: «Мужа явно порезали чем-то острым, и он просто истёк кровью. Прямо на полу перед этими часами». Якуб брезгливо отдёрнул руки. Неужели это кровь супруга пани? Если уж она была на стрелках, то и весь остальной корпус должен был испачкаться. Но беглый осмотр показал, что в других местах часы были чистыми. Значит, это единственные следы, которые забыли убрать. Следы будоражащего душу убийства, надолго отпечатавшиеся на металле.
Мастер послюнявил уголок тряпки и стёр их. Но избавиться от прошлого этих часов вряд ли можно было столько простым методом.
Почти до самой ночи пан занимался новым экземпляром своей коллекции. Он разобрал механизм практически до основания: на столе ровными рядами лежали почищенные и смазанные рычаги, колёсики и пружины. Часы действительно были в идеальном состоянии, словно за ними каждый день любовно ухаживали. Хотя, по словам пани, к ним не прикасались минимум семь лет. Именно это и настораживало Якуба – «Меридиан» скрывал какую-то тайну, до которой не мог добраться даже опытный часовщик, мастер механических душ.
Устройство часов ничем не отличалось от им подобных. Каждая деталь находилась на отведённом для неё месте, и никаких новых усовершенствований пан не обнаружил. Но почему же тогда часы уже семь лет не нуждались в заводе? В чём была их особенность?
Даже когда Якуб вернул все детали на место и качнул маятник, приводя механизм в движение, то вопросов не стало меньше. Часы заработали так, как и должны были. Но стоило поправленным мастером гирькам дойти до самого низа, цепочка с мерным жужжанием подтянулась наверх, возвращая противовес к началу. Так не должно было быть. Часовщик, многие годы изучавший своё ремесло самым тщательным образом, сидел в недоумении перед часами, противоречащими самому своему устройству.
Как и кем был создан «Меридиан»? Можно ли было повторить подобное?
Пан Якуб направился спать лишь ближе к середине ночи. Он жил в соседней комнате всё в том же подвальчике, где располагалась только старая софа и ручной умывальник. Но неприхотливому мастеру и этого было достаточно.
Напоследок Якуб всё же остановил маятник и достал один из грузиков, намереваясь на следующее утро снять с него необходимые мерки и тщательно взвесить. По мнению мужчины, тайна могла скрываться за структурой самого противовеса, но это следовало ещё изучить.
Взбудораженный загадкой «Меридиана» часовщик долго не мог заснуть. Ворочаясь на своей жёсткой софе, он постоянно мысленно возвращался к чуду самозаводящихся часов. И поэтому даже его сны были наполнены чередой механизмов и непрекращающимся тиканьем.
Вот только спустя несколько часов, когда пан Якуб проснулся из-за какого-то неясного чувства дискомфорта, он понял, что тиканье ему вовсе не снилось. В мастерской висело множество часов, которые были идеально настроены. Чаще всего мастер не замечал их однообразное тиканье, фоном постоянно присутствующее в его жизни. Но в этот раз всё было по-другому.
Сквозь единую мелодию щёлкающих механизмов пробивался чужеродный звук, который нарушал привычную картину. Словно слаженную работу оркестра портил один дилетант.
И пан Якуб был готов поклясться, что помнит все свои часы, но это постороннее тиканье он не слышал раньше. Оно было слабым, нечётким, приглушённым. Часовщик раздражённо цокнул языком, отворачиваясь к стене. Видимо, какой-то экземпляр его коллекции нуждался в ремонте. Но об этом он позаботится утром, а в тот момент ему хотелось лишь спать.
Однако тиканье не смолкало, а словно бы усиливалось, всё различимее становясь среди других звуков. И для мастера всё сложнее и сложнее было не замечать это. Сонливость давно растворилась – её спугнуло набирающее силу щёлканье.
Тик-так.
Якуб перевернулся на спину и прислушивался к соседней комнате. Тиканье определённо нарастало. В какой-то момент оно стало действовать пану на нервы: каждый щелчок пробирал до костей, заставляя вздрагивать. И звук этот уже не казался фоновым, привычным уху за долгие годы работы часовщиком.
Тик-так.
В пане боролись две крайности: желание прекратить это сводящее с ума тиканье и нежелание подниматься из постели, включать везде свет и возиться со сломанными часами. Но краткие минуты отдыха утекали сквозь пальцы. Ему оставалось всё меньше времени на сон.
Тик-так.
С досадливым возгласом Якуб резким движением поднялся с софы и нашарил в темноте тапки. Он с негодованием распахнул дверь, ведущую в мастерскую, щёлкнул переключателем и остановился как вкопанный. Назойливое тиканье было оглушающе громким, словно в маленькой подвальной комнате случайно оказались башенные часы. Все стены дрожали от этого звука, а с потолка сыпалась пыль. И даже другие часы, казалось, затихли перед этим поистине королевским гулом.
Источником его оказался «Меридиан».
Стеклянная дверца была приоткрыта, за ней слабо подёргивался из стороны в сторону маятник, который пан Якуб собственными руками остановил совсем недавно. Часы ходили даже со снятым противовесом, что было уже само по себе невозможным. Но стрелки двигались медленно, словно с усилием совершая каждый рывок, из-за этого тиканье было нечётким.
Они работали, хотя не должны были. Они делали это с большим трудом. Они чувствовали себя неидеальными. Им недоставало отнятой детали.
И пан Якуб вздрогнул, когда понял, что ясно ощущает желание этих часов. «Меридиан» не был простым экземпляром его коллекции. Он сильно отличался от всех этих обыкновенных механизмов, лежащих на полках и висящих на стенах.
Тик-так.
Громкое щёлканье проникало в голову старого часовщика, заставляя его морщиться от этого звука. Но постепенно воля часов становилась всё яснее и яснее для мастера. «Меридиан» всего лишь хотел жить, он хотел быть совершенным и работать несмотря ни на что. Любое вторжение в его идеальный отлаженный механизм было кощунством.
Часы сами знали, как починить любую поломку. Они всегда справлялись с трудностями самостоятельно: находили необходимые материалы во всём. Им требовалась лишь небольшая помощь. Как и в этот раз.
Тик-так.
Противовес должен быть возвращён на место.
Пан Якуб, словно во сне, погружённый в мерное щёлканье механизмов, поднял со стола снятую вечером гирьку. Холодный металл обжёг руку, но мастер не обратил на это внимания. Он думал о другом. Он думал о том, что этот вес слишком большой для часов. Он далеко не идеальный. Разница составляла всего пару грамм, но «Меридиан» не мог чувствовать себя совершенным.
Тик-так.
Старый часовщик одно за другим вырывал заржавевшим ломом свои рёбра. Боль была слабой – её перекрывало тиканье часов. «Меридиану» было гораздо больнее, ведь он чувствовал себя неполноценным. И Якуб просто хотел помочь.
С неприятным чавканьем расходилась плоть, а белёсые осколки костей вместе с кровью падали на пол. Пошатнувшись, пан проник дрожащей рукой в свою грудь и ухватил трепыхающееся сердце. Резким движением вырвав кровоточащий орган из тела, Якуб успел сделать лишь один шаг и буквально насадить сердце на крюк для гирьки, прежде чем бездыханным упасть на пол.
Стеклянная дверца, заляпанная пятнами крови, мягко и легко закрылась, принимая свою новую деталь. Сердце несколько раз вздрогнуло и затихло, пока цепочка с мерным жужжанием не подняла противовес наверх. Скоро «Меридиан» переделает его под себя. Шестерёнки сцепились зубьями, поворачивая рычаги, и латунные стрелки щёлкнули, сдвигаясь с места. Идеальное чёткое тиканье наполнило мастерскую.
Теперь всё будет работать как надо.
Безликие гости
У бабушки Аглаи пахло старой мебелью, кошками и курящимися благовониями. Приторный дым плавал в воздухе, клубился под потолком и закручивался в вихри от любого движения. Анна никогда не любила этот навязчивый запах, но в этот раз стоило потерпеть.
– Ну что ты морщишься? – нахмурилась старуха, поправляя свои юбки и садясь в продавленное кресло. Ей на колени сразу же прыгнула немолодая черная кошка Мара.
– У тебя не болит голова от того, что ты постоянно жжешь эти благовония? – Анна села неподалеку на диван и прикрыла нос краешком шейного платка.
– Я тебе много раз говорила, что сильные запахи отгоняют злых духов. Нет защиты лучше.
– Будто тебе есть чего бояться.
– Вот поживешь с мое и поймешь, что потустороннее всегда рядом. Надо быть наготове и знать, как защититься от тех сил, с которыми приходится иногда сотрудничать.
Аглая поправила на груди связку спутанных оберегов и амулетов, а после взглянула на внучку.
– Ну? Чего ты хотела у меня узнать?
Анна выдохнула и покивала головой:
– Ты как-то говорила, что есть способ узнать ответы на любые вопросы…
– А что тебя волнует? – бабушка зарылась пальцами в черную шерсть кошки.
– Ммм… Неважно. Это… понимаешь, слишком личное.
– Что я там уж не знаю про твоих мужиков, Анна? Так и быть, сделаю тебе еще один расклад на любовь!
Старуха уже порывалась подняться на ноги, когда внучка остановила ее решительным жестом.
– Нет! Это не про любовь. Это связано с работой. Просто там все очень сложно. И мне нужно получить максимально точный ответ, – быстро начала оправдываться девушка. – А твои карты каждый раз дают только расплывчатые намеки. Ты и сама иногда не знаешь, что они имеют ввиду!
– Ха! – обиженно хмыкнула Аглая, поджимая губы. – Дело твое, но карты – вернее всего. Остальные обряды слишком рискованные для непосвященного человека.
– Бабушка! Ну, пожалуйста! Ты мне рассказывала однажды про каких-то гостей или что-то подобное. И ты упомянула, что они ответят на все, что угодно. Это то, что мне нужно сейчас.
– Гости? Да ты, видно, с ума сошла!
Резким движением сбросив Мару на пол, старуха поднялась с кресла и грозно посмотрела на внучку, которая испуганно вжалась в диван.
– Эта та сила, с которой нельзя играть! – продолжала Аглая, скрещивая руки на груди. – Даже опытные ведьмы не рискуют с ними связываться, а ты и вовсе ничего опаснее простого гадания на картах в жизни не видела. Это не для тебя.
