Станислав Лем
Непобедимый
– Я не специалист по химии газов. Во всяком случае, это, по-видимому, не обычный метан. Иная энергия связей; разница всего лишь в сотых долях, но имеется. Он вступает в реакцию с кислородом лишь при наличии катализаторов, да и то вяло.
– Какого происхождения этот метан? – спросил Горпах, крутя большими пальцами.
– Углерод в нем, во всяком случае, органического происхождения. Этого мало, но нет сомнений…
– Изотопы имеются? Какого возраста? Сколько ему, этому метану?
– От двух до пятнадцати миллионов лет.
– Ничего себе расхождение!
– Времени у нас было всего полчаса. Ничего больше сказать не могу.
– Доктор Квастлер! Откуда берется этот метан?
– Не знаю.
Горпах поочередно посмотрел на своих специалистов. Можно было ожидать вспышки гнева, но он внезапно усмехнулся.
– Слушайте, вы – люди опытные. Летаем мы вместе не со вчерашнего дня. Я прошу высказать ваше мнение. Что нам теперь следует сделать? С чего начать?
Поскольку никто не торопился высказываться, биолог Иоппе, один из немногих, кто не боялся вспыльчивости Горпаха, сказал, спокойно глядя в глаза командиру:
– Это – не обычная планета класса Субдельта-92. Если б она была обычной, «Кондор» не погиб бы. Специалисты «Кондора» были не хуже и не лучше, чем мы, а поэтому единственное, что известно наверняка: их познаний оказалось недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу. Из этого следует, что мы должны и дальше проводить процедуру третьей степени и исследовать сушу и океан. Думаю, что надо начать геологические бурения, а одновременно заняться здешней водой. Все остальное базировалось бы на предположениях, а мы не можем позволить себе такую роскошь в данной ситуации.
– Хорошо. – Горпах сжал челюсти. – Бурение в пределах силового поля – не проблема. Займется этим доктор Новик.
Главный геолог кивнул.
– Что касается океана… Роган, на каком расстоянии от нас береговая линия?
– Около двухсот километров, – сказал навигатор, ничуть не удивившись, что командир знает о его присутствии, хотя и не видит его: Роган стоял в нескольких шагах за ним, у дверей.
– Далековато. Но «Непобедимого» мы уж не будем трогать с места. Вы, Роган, возьмете столько человек, сколько сочтете нужным; включите Фитцпатрика или еще кого-нибудь из океанологов. И шесть резервных энергоботов. Поедете с ними на берег. Действовать будете только под силовой защитой: никаких прогулок по морю, никаких погружений. Автоматами тоже прошу не разбрасываться – у нас их не слишком-то много. Ясно? Значит, можете приступать. Да, еще одно. Здешний воздух пригоден для дыхания?
Врачи пошептались.
– В принципе да, – сказал наконец не вполне уверенно Стормонт.
– Что значит «в принципе»? Можно дышать или нет?
– Такое количество метана не безразлично для организма. Через некоторое время создастся перенасыщение крови, и это может вызвать такие легкие мозговые явления, как расстройство координации, глухоту… но это лишь через час, а то и через несколько часов.
– А может, применить какой-нибудь поглотитель метана?
– Нет. То есть нет смысла делать такие поглотители, потому что их пришлось бы часто сменять, а кроме того, процент кислорода все же низковат. Я лично – за кислородные аппараты.
– Хм… Остальные тоже?
Витте и Эльдьярн кивнули. Горпах встал.
– Значит, приступаем. Роган! Как дела с зондами?
– Сейчас будем забрасывать. Можно мне перед выходом проконтролировать орбиты?
– Можно.
Роган вышел, оставив за собой гомон лаборатории. Когда он переступил порог рулевой рубки, солнце как раз заходило. Темный, чуть ли не фиолетовым пурпуром набухший краешек его диска со сверхъестественной отчетливостью чеканил на горизонте зубчатый контур кратера. Небо, которое в этой области Галактики роилось звездами, казалось сейчас каким-то неестественно громадным. Все ниже загорались большие созвездия, словно поглощая тающую во тьме пустыню. Роган вызвал по интеркому людей, обслуживавших носовую катапульту для спутников. Они как раз собирались запустить первую пару фотоспутников. Следующие должны были отправиться вверх через час. Завтра дневные и ночные снимки обоих полушарий планеты должны будут дать изображение всего экваториального пояса.
– Минута тридцать одна… азимут семь. Навожу… – повторял певучий голос в репродукторе.
Роган убавил громкость и повернул кресло к контрольному щиту. Никому бы он в этом не признался, но его всегда занимала игра огоньков при запуске зондов на околопланетную орбиту. Сначала вспыхнули рубиновые, белые и голубые контрольки бустера. Потом забормотал стартовый автомат. Когда внезапно оборвалось его тиканье, легкая дрожь прошла по всему корпусу крейсера. Пустыня на экранах тут же озарилась фосфорическим сиянием. С тонким, предельно напряженным гудением, обливая корабль потоками пламени, миниатюрный снаряд вылетел из носовой катапульты. Сияние удаляющегося спутника все слабее перебегало по склонам дюн и наконец угасло. Гул ракеты затих, зато жаром световой лихорадки охватило весь контрольный щит. С горячечной поспешностью выскакивали из мрака продолговатые огоньки баллистического контроля, им уверенно поддакивали жемчужные лампочки дистанционного управления, потом появились сигналы о поочередном выбрасывании обгоревших гильз, похожие на разноцветную разукрашенную елочку, и наконец надо всем этим радужным скопищем вспыхнул белый чистый прямоугольник – знак того, что спутник вышел на орбиту. Посреди снежно-белой блестящей поверхности прямоугольника замаячило серое пятнышко и, подрагивая, сложилось в цифру 67. Это была высота полета. Роган еще раз просчитал элементы орбиты; и перигей, и апогей умещались в заданных границах. Здесь ему уже нечего было делать. Он посмотрел на ракетные часы, показывавшие восемнадцать ноль-ноль, потом на те часы, что показывали местное время – одиннадцать ночи. На минуту закрыл глаза. Роган был рад этой вылазке на океан: он любил действовать самостоятельно.
Он ощущал сонливость и голод. С минуту раздумывал, не принять ли стимулирующую таблетку. Но решил, что достаточно будет поужинать. Вставая, он почувствовал, до чего измучен, удивился – и это удивление его слегка взбодрило.
Роган спустился вниз, в кают-компанию. Там уже сидели люди из его группы – два водителя вездеходов на воздушной подушке, с ними Ярг, которого он любил за неизменно хорошее настроение, и Фитцпатрик с двумя своими коллегами, Брозой и Кехлином. Они заканчивали ужин, а Роган еще только заказывал горячий суп, вынимал из настенного лифта хлеб и бутылки безалкогольного пива. Он нес все это на подносе к столу, когда пол легонько дрогнул. «Непобедимый» запустил очередной спутник.
Командир не разрешил ехать ночью. Они отправились в пять часов по местному времени, перед восходом солнца. Двигались строем, который был прозван погребальным шествием – из-за строгого порядка, продиктованного необходимостью, а также из-за тягостной медлительности. Открывали и замыкали строй энергоботы, которые эллипсоидным силовым полем защищали все машины, идущие посредине, – универсальные вездеходы, снабженные рациями и радарами, кухню, транспортер с самоустанавливающимся герметическим жилым бараком и малый лазер ближнего боя на гусеничном ходу, в просторечии именуемый шилом.
Роган уселся вместе с тремя учеными в передний энергобот. Это было, по правде говоря, неудобно, они еле умещались там, но по крайней мере создавалась иллюзия более или менее нормального путешествия. Скорость приходилось приноравливать к самым медленным машинам, то есть именно к энергоботам.
Поездку нельзя было назвать изысканным удовольствием. Гусеничные вездеходы рычали и хрипели в песках, турбинные двигатели ныли, как комары слоновых размеров; прямо за спиной у сидящих рвался из решеток кондиционеров охлаждающий воздух, а энергобот бултыхался, как груженая шлюпка на волнах.
Черный шпиль «Непобедимого» вскоре скрылся из виду. Некоторое время они двигались в горизонтальных лучах солнца, холодного и красного, как кровь, по однообразной пустыне; песка постепенно становилось все меньше, из-под него выступали косо торчащие утесы, их приходилось объезжать. Кислородные маски в сочетании с воем двигателей не располагали к беседе. Все внимательно изучали местность, но пейзаж не менялся – до самого горизонта громоздились скалы, большие выветрившиеся глыбы. Наконец равнина пошла под уклон, и на дне очень пологой котловины показался узкий, полувысохший ручей; в воде его блестело отражение красной зари. Галечные отмели, тянущиеся по обе стороны ручья, свидетельствовали о том, что вода здесь иногда сильно прибывает. Остановились ненадолго, чтобы исследовать воду. Она была абсолютно чистой, но довольно жесткой – с примесью окислов железа и незначительными следами сульфидов. Двинулись дальше, теперь уже несколько быстрее – гусеницы легко шли по каменистому грунту. На западе возникли невысокие обрывистые холмы.
Машина, замыкавшая строй, поддерживала непрерывную связь с «Непобедимым», антенны радаров вращались, локаторщики, то и дело поправляя наушники, корпели у своих экранов, жуя ломтики концентратов. Иногда из-под воздушной струи двигателя с разгону отскакивал камень и прыгал вверх, будто внезапно оживший. Потом дорогу преградили пологие нагие холмы. Не останавливаясь, взяли несколько проб, и Фитцпатрик крикнул Рогану, что в кремнеземе здесь много органических примесей. Наконец, когда черно-синей линией обозначилось впереди водное зеркало, они обнаружили и известняк.
Вездеходы спускались к берегу, грохоча по маленьким плоским камешкам. Горячее дыхание машин, визг гусениц, вой турбин – все это внезапно утихло, когда океан, зеленоватый вблизи и совершенно земной с виду, оказался в ста метрах. Теперь началось сложное маневрирование: чтобы прикрыть рабочую группу полем, пришлось ввести головной энергобот довольно глубоко в воду. Сначала машину герметизировали, и она, управляемая с другого энергобота, пошла в воду, вздымая вспененные волны, и постепенно превратилась в еле заметное темное пятно в глубине; лишь тогда по сигналу, поданному с центрального поста, затопленный гигант выдвинул на поверхность эмиттер Дирака; и когда поле установилось, прикрывая своим невидимым куполом часть берега и прибрежных вод, начались исследования.
Океан был несколько менее солон, чем земной; однако анализы не дали никаких сенсационных результатов. Через два часа они знали примерно столько же, сколько вначале. Поэтому решили выслать в открытое море два телеуправляемых телевизионных зонда и с центрального поста прослеживали на экранах их путь. Но лишь когда зонды удалились за черту горизонта, сигналы принесли первое важное сообщение. В океане существовали какие-то организмы, по форме напоминающие костистых рыб. При появлении зонда они исчезали с невероятной быстротой, ища спасения в глубине. Эхолоты определили глубину моря в этом месте первого контакта – полтораста метров.
Броза уперся – нужна ему хоть одна такая рыба. Начали охотиться, зонды гонялись за тенями, стремительно извивающимися в зеленой тьме, стреляли электрическими разрядами, но эти самые рыбы проявляли необычайную способность маневрировать. Лишь после нескольких выстрелов удалось поразить разрядом одну рыбу. Зонд, ухвативший ее в свои клещи, немедленно направили к берегу. Кехлин и Фитцпатрик тем временем манипулировали другим зондом, собирая образцы поднимающихся из глубины волокон, которые сочли здешним видом водорослей. Потом они послали зонд на самое дно, на глубину четверть километра. Сильное придонное течение очень мешало управлять им – зонд все время сносило на груды подводных скал. Наконец удалось перевернуть некоторые из них. Как правильно предполагал Кехлин, под их прикрытием находилась целая колония гибких кистевидных созданьиц.
Когда оба зонда вернулись в границы поля, биологи принялись за работу в установленном тем временем бараке, где можно было наконец снять осточертевшие кислородные маски. Роган, Ярг и пятеро остальных впервые за этот день отведали горячей пищи.
До самого вечера они собирали образцы минералов, исследовали придонную радиоактивность воды, измеряли интенсивность солнечного освещения и делали еще сотню таких же нудных, кропотливых дел, которые надо выполнять добросовестно, даже педантично, если хочешь получить надежные результаты. К сумеркам все, что возможно, было сделано, и, когда Горпах вызвал его с «Непобедимого», Роган мог со спокойной совестью подойти к микрофону.
В океане было полным-полно живых существ, которые, однако, все до одного избегали прибрежной зоны. В организме рыбы при вскрытии не обнаружилось ничего особенного. Эволюция жизни на планете, по предварительным расчетам, продолжалась несколько сотен миллионов лет. Обнаружили значительное количество зеленых водорослей, это объяснило наличие кислорода в атмосфере. Деление живых организмов на растительные и животные было типичным; типичными оказались и скелетные структуры позвоночных. Единственное, чему биологи не знали аналогии на Земле, был особый орган чувств у пойманной рыбы, реагировавший на самые ничтожные изменения напряженности магнитного поля.
Горпах велел экспедиции немедленно возвращаться и в конце разговора сказал, что имеются новости: кажется, удалось установить место посадки погибшего «Кондора».
Поэтому, несмотря на протесты биологов, утверждавших, что им и нескольких недель было бы мало для исследований, собрали барак, запустили моторы, и колонна двинулась на северо-запад. Роган не мог сообщить товарищам никаких подробностей о «Кондоре» – он и сам их не знал. Ему хотелось поскорей очутиться на корабле; он предполагал, что командир даст ему очередное задание, сулящее более важные открытия. Конечно, теперь необходимо было прежде всего обследовать предполагаемое место посадки «Кондора». Поэтому Роган выжимал из машин всю доступную им скорость, и гусеницы совсем уж адски лязгали и скрежетали, размалывая камни.
Наступила тьма, и зажглись большие фары машин; это выглядело необычно – даже грозно: движущиеся снопы света то и дело выхватывали из мрака бесформенные и будто шевелящиеся силуэты великанов, которые оказывались только скалами – свидетелями прошлого, последними остатками выветрившейся горной цепи. Несколько раз пришлось притормаживать у глубоких расселин, зияющих в базальте. И наконец, далеко уже за полночь, они увидели освещенный со всех сторон, будто на параде, сверкающий издали, как металлическая башня, корпус «Непобедимого». По всему пространству силового поля сновали вереницы машин – выгружались припасы, горючее; группы людей стояли у пандуса в слепящем свете прожекторов. Уже издали слышались отголоски этой неустанной суетни. Над движущимися столбами света вздымался молчаливый, испещренный перебегающими световыми пятнами корпус крейсера. Вспыхнули голубые огни, указывая, где будет открыта дорога сквозь силовую завесу, и машины, покрытые толстым слоем пыли, одна за другой въехали в защищенный круг. Роган, не успев еще спрыгнуть с машины, окликнул одного из стоявших поблизости – он узнал Бланка, – спрашивая, что с «Кондором».
Но боцман ничего особенного не знал, Роган от него мало что услышал. Перед тем как сгореть в плотных слоях атмосферы, четыре спутника доставили одиннадцать тысяч снимков; по мере их поступления снимки наносились на особым образом протравленные пластинки в картографической каюте. Чтобы не терять времени, Роган вызвал к себе техника-картографа Эретта и, принимая душ, расспрашивал его обо всем, что произошло на корабле.
Эретт был одним из тех, кто искал на полученной фотограмме следы «Кондора». Это зернышко стали в океанах песка разыскивали около тридцати человек одновременно: кроме планетологов, на это дело мобилизовали картографов, радарных операторов и всех пилотов. Сутки напролет они посменно просматривали поступающие снимки, отмечая координаты каждого подозрительного пункта планеты. Но известие, переданное Рогану командиром, оказалось ошибочным. За корабль приняли редкостно высокий каменный столб, отбрасывающий тень, поразительно похожую на четкую тень ракеты. Так что о судьбе «Кондора» по-прежнему ничего не знали.
Роган хотел доложить командиру о своем прибытии, но тот уже отправился спать. Роган тоже пошел к себе. Несмотря на усталость, долго не мог уснуть. А когда он встал утром, астрогатор через Баллмина, руководителя планетологов, передал распоряжение отправить весь собранный материал в главную лабораторию. В десять утра Роган ощутил такой голод – он еще не завтракал, – что спустился на второй ярус, в малую кают-компанию радарных операторов. И тут, когда он стоя допивал кофе, к нему ринулся Эретт.
– Что, нашли его? – резко спросил Роган, увидев взволнованное лицо картографа.
– Нет. Но нашли нечто большее. Идите скорей, вас вызывает астрогатор…
Рогану казалось, что стеклянный цилиндр подъемника ползет невероятно медленно. В затемненной каюте было тихо, лишь шуршали реле, а из подающего отверстия выплывали все новые и новые влажно блестевшие снимки. Два техника выдвинули из стенного люка нечто вроде эпидиаскопа и погасили остальное освещение как раз в тот момент, когда Роган открыл двери. Он успел заметить белеющую среди других голову астрогатора. Потом засеребрился спущенный с потолка экран. Все затаили дыхание. Роган постарался придвинуться поближе к большой светлой плоскости. Снимок был не слишком удачный и вдобавок черно-белый. Посреди мелких, хаотически разбросанных кратеров выделялось голое плоскогорье, с одной стороны обрывающееся по такой прямой линии, словно скалы рассек какой-то гигантский нож: это была береговая линия; остальную часть снимка заполняла однообразная чернота океана. Неподалеку от обрыва распростерлось мозаичное скопище нечетко очерченных форм, в двух местах перекрытое полосами облаков и их тенями. Но все равно не подлежало сомнению, что эта странная, нечетко просматривающаяся формация не является геологическим образованием.
«Город…» – взволнованно подумал Роган, но не сказал этого вслух. Все по-прежнему молчали. Техник возился у эпидиаскопа, тщетно пытаясь увеличить четкость изображения.
– Были помехи на приеме? – раздался в тишине спокойный голос астрогатора.
– Нет, – ответил из темноты Баллмин. – Прием был чистый, но это один из последних снимков третьего спутника. Через восемь минут после этого он перестал отвечать на сигналы. Вероятно, снимок сделан через объективы, уже поврежденные высокой температурой.
– Камера находилась над эпицентром не выше семидесяти километров, – добавил кто-то; Рогану показалось, что это говорит один из самых способных планетологов, Мальте. – А по правде говоря, я оценил бы ее в пятьдесят пять – шестьдесят километров… Посмотрите, пожалуйста. – Его силуэт заслонил часть экрана: он приложил к изображению прозрачный пластиковый шаблон с вырезанными кружками и примерил его поочередно к нескольким кратерам на другой половине снимка. – Они заметно больше, чем на предыдущих снимках. Впрочем, – заметил он, – это не имеет особого значения. Так или иначе…
Планетолог не докончил, но все поняли, что он хотел сказать: что вскоре они проверят точность снимка, поскольку исследуют эту область планеты. Некоторое время все продолжали вглядываться в изображение на экране. Роган уже не был так уверен, что на экране – город или, точнее, развалины города. О том, что это геометрически правильное образование давно уже покинуто, свидетельствовали тонкие волнистые линии песчаных заносов, которые со всех сторон обтекали странные строения, – некоторые почти утонули в песчаном разливе пустыни. Кроме того, эти геометрически четкие руины делила на две неравные части черная зигзагообразная линия, расширяющаяся по мере продвижения в глубь материка, – сейсмическая трещина, пополам расколовшая некоторые большие «строения». Одно из них, очевидно, рухнувшее, образовало нечто вроде моста, зацепившегося концом за противоположный берег расщелины.
– Дайте свет, – сказал астрогатор. Когда стало светло, он взглянул на стенные часы. – Через два часа стартуем.
Послышались озадаченные возгласы. Особенно энергично протестовали люди главного геолога, которые во время пробных бурений уже углубились в почву на двести метров. Горпах повел рукой, показывая, что никаких дискуссий не будет.
– Все машины возвращаются на корабль. Обеспечьте сохранность полученных материалов. Просмотр снимков и дальнейшие анализы идут своим чередом. Где Роган? А, вы тут? Хорошо. Слыхали, что я сказал? Через два часа все должны быть на стартовых местах.
Возвращение выгруженных машин на борт проводилось торопливо, но упорядоченно. Роган был глух к мольбам Баллмина, который выпрашивал еще хоть четверть часа на бурение.
– Вы же слышали, что сказал командир, – повторял он направо и налево, подгоняя монтажников, которые на самоходных кранах подъезжали к выкопанным рвам.
Буровая аппаратура, временные решетчатые платформы, контейнеры с горючим поочередно отправлялись в грузовые люки. Когда остались лишь скважины и перекопанный грунт, свидетельствовавшие о проделанной работе, Роган и Вестергард, заместитель главного инженера, на всякий случай еще раз обошли места начатых исследований. Потом люди исчезли в люке корабля. Лишь тогда зашевелился песок на дальних обводах защитного поля – вызванные по радио энергоботы возвращались вереницей, укрывались в люках корабля; затем «Непобедимый» втянул внутрь, под бронированные плиты пандус и вертикальную клеть подъемника для экипажа, и на мгновение все стихло. Потом однообразный вой ветра был заглушен металлическим свистом сжатого воздуха, продувающего дюзы. Клубы пыли окутали корму, зеленое зарево замерцало в них, сливаясь с красным солнечным светом, помчались стремительные немолчные громы, сотрясая пустыню и многократным эхом отражаясь в скалистых стенах кратера, – корабль медленно вознесся в воздух, чтобы, оставив за собой выжженный круг на скале, остекленевший песок и туманные клочья конденсации, с нарастающей скоростью исчезнуть в фиолетовом небе.
Много позже, когда последний след его пути, обозначенный белесой струей пара, уже расплылся в воздухе, а движущиеся пески начали прикрывать обнаженную скалу и заполнять опустевшие рытвины и ямы, на западе появилась темная туча. Двигаясь низко, она развернулась, выдвинутым клубящимся крылом окружила место посадки и повисла над ним. Некоторое время она висела неподвижно. Когда солнце уже заметно склонилось к горизонту, из тучи на пустыню начал падать черный дождь.
