Станислав Владимирович Борзых
Приматы с планеты Земля
Второй облик сингулярность принимает тогда, когда – в свете современных представлений, но это не обязательно так и есть – достаточно крупная звезда коллапсирует в саму себя и превращается в чёрную дыру, в которой, как тоже считается, как раз и наблюдается – метафорически выражаясь, потому что ни увидеть её, ни вообще как-то осмотреть это у нас не получится – нечто подобное – да, и Солнцу это не грозит, оно слишком маленькое. Что там происходит неизвестно, но ясно лишь то, что у неё появляется горизонт событий, излучение и некая совершенно не такая, какая у нас физика – всё это тоже предположительно и теоретически, ведь эксперименты с ней провести, по крайней мере сегодня, не удаётся. Существуют и другие её, аллегорические и иносказательные формы, но нас они пока не интересуют. Тем не менее, вопрос остаётся – что с ней делать?
Здесь есть несколько проблем, которые бы стоило озвучить. Первая. В силу грандиозности как пространственных, так и временных масштабов изучаемых явлений проверить даже наши догадки, не говоря уже гипотезы, выкладки и модели относительно обеих личин сингулярности не представляется возможным. Это не означает, конечно, того, что они ложны, но указывает лишь на их косвенный и спекулятивный характер, а этого довольно мало для того, чтобы делать какие угодно выводы. Я понимаю, что так вопрос не решается – т.е. указанием вроде «сам дурак» – поэтому следующая трудность.
Не кажется ли вам удивительным или просто совпадением то, что оба типа сингулярности так или иначе связаны с тем, как устроено всё мироздание – по-другому, разумеется, и быть не могло, но всё-таки? Так, в центре почти каждой – скорее всего всякой – галактики имеется чёрная дыра, вокруг которой та и вращается. А Большой Взрыв столь же таинственен, как и судьба достаточно крупных звёзд, когда они сжимаются до таких размеров, что известная нам физика перестаёт, по всей видимости, работать. Т.е. смысл состоит в том, что они не являются чем-то запредельным, но вполне себе соответствуют всему тому, что мы не считаем ни странным, ни из ряда вон выходящим, но, напротив, полагаем за норму, только подкрепляющую наши представления о Вселенной.
И третья. То, что мы не понимаем, что происходит или имело место быть в соответственно чёрных дырах и в момент – хотя времени тогда ещё не было – Большого Взрыва, само по себе говорит лишь о силе – вернее слабости – нашего интеллекта, но ничего о природе вещей. Если, скажем, у нас в голове не укладывается, как могут соседствовать и даже взаимно поддерживать, как нам кажется – помните всегда об особой физиологической точки зрения – противоречащие друг друга силы ли, предметы, явления, то это совершенно ничего не сообщает о них, но громогласно кричит о нас. В конечном счёте, мы можем банально оказаться неправы либо по поводу одного, либо в отношении иного, а то и в обоих направлениях разом.
Всё это, но в особенности второй пункт, ясно указывает на то, что нечто потустороннее, видимо, придумывается нами, а не существует в реальности. И как нет неких переходов количества в качество, так, с большой долей вероятности, нет и некой особой сингулярности, которая ставит всё с ног на голову. Наоборот, всё и вся в этом мире может быть – но не обязательно именно нами – объяснено и понято, тот же факт, что мы пока до этого не доросли, говорит лишь о том, что мы не такие умные, как нам нравится думать, а потому стоило бы пересмотреть собственную самооценку – потому что вердикта со стороны мы до сих пор не выслушивали, а полагались лишь на своё мнение – которая, наверное, слишком завышена и не соответствует действительности.
Опять же довольно легко сфабриковать какую-то заоблачную сущность, которая бы всё и расставляла по своим местам, но это хотя бы нечестно и лишь выдаёт нашу слабость за нечто возвышенное и нам недоступное. Постулируя конечную причину мы только отстраняемся от проблемы, но никак её не решаем. К тому же не так уж и тяжело жить с осознанием того, что далеко не всё – а на самом деле очень мало чего – даже осуществимое нами в принципе мы испытаем на себе, а потому и не стоит городить стены там, где они не нужны. Как бы то ни было, но давайте опять вернёмся к осмысленности законов природы и их предполагаемой интенциональности.
Взглянем на них со следующей стороны. Те, кто постулирует центральное место человека в космосе на самом деле не настолько неправы, как может показаться на первый взгляд. Бесспорно, полагать, будто люди являются венцом и пупом всего и вся несколько наивно, особенно учитывая размеры Вселенной. Тем не менее, будучи бесконечной – по крайней мере изнутри – она по определению не имеет нулевого меридиана, а потому в принципе на эту роль сойдёт абсолютно любая точка в пространстве, включая и Землю.
Все это, конечно, не означает того, что существует некая ось, вокруг которой вращается всё мироздание. Т.е., разумеется, мы вправе назначать на эту должность те места, какие нам только захочется, но сама по себе эта операция – а равно и её результат – будет бессмысленной с самого начала, ничего не прибавив, но и не убавив, потому что она даст нам лишь конвенциональный центр, объявленный нами самими, а это не равносильно тому, чтобы и вправду его обнаружить. Впрочем, остаётся ещё одна возможность несколько исправить наше положение. Её суть состоит в том, чтобы вычислить – или просто указать – ту точку, в которой и произошёл Большой Взрыв.
Вполне резонно предположить, что был его эпицентр, из которого в дальнейшем материя распространилась по всем направлениям – вследствие того, что сопротивления не было, расстояние во всем стороны должно быть одинаковым. Фоновое излучение показывает, что с момента начала всего и вся прошло что-то около четырнадцати миллиардов лет. Отталкиваясь от, условно говоря, краёв Вселенной мы теперь в состоянии достичь её ядра. Увы, но и при таком взгляде на вещи обнаруживаются серьёзные и, надо заметить, неразрешимые проблемы.
Начать следует с того, что подобная логика в принципе ущербна. Те взрывы, которые мы актуально наблюдаем на Земле и гораздо реже где-либо ещё, не похожи на то, что случилось в нулевой момент. Тогда материя – а с нею и время – не разлеталась, но создавалась, и как это происходило никто не знает. Существующие космологические теории в лучшем случае имеют дело не с самым началом, но с тем, что было спустя – неважно насколько скоро. Т.е. именно само творение они и не описывают. Это и неудивительно, учитывая, что мы находимся внутри системы, а, значит, априори не способны выйти за её пределы, что необходимо для того, чтобы понять, что же стряслось с той – теми, тем? – субстанцией, а не с нынешней. Наши модели неизбежно принадлежат нашему же миру, а потому имманентно неполны и однобоки.
Вторая проблема. Если конфигурация, скажем, галактик нам известна, то мы ничего не можем сказать относительно именно бесконечности, которой и является Вселенная. Одно дело двигаться от края того же Млечного пути к его центру, и совсем другое пытаться делать то же самое, но уже в масштабах всего. У бесконечности нет конца, оттого она так и называется, а потому искать его не просто сложно, но и бессмысленно. И ровно та же логика касается и её ядра – его в принципе нет, несмотря на то, что нам, вероятно, хотелось бы обратного.
Третья. Как уже указывалось, современная физика не в состоянии объяснить и понять, что же происходит внутри чёрных дыр. Если оба типа сингулярности представляют собой одно и то же – а это не обязано быть именно так – то в момент – плохое слово, но здесь вообще любое неуместно – Большого Взрыва случилось то, что нынешние законы описать не способны по принципиальным соображениям. Это же, в свою очередь, означает, что наши представления о подобных событиях ложны, и у нас нет никакой возможности как бы то ни было их исправить или откорректировать.
И ещё одно. Само по себе наше желание везде отыскать некий центр или ось не гарантирует и не предполагает их наличие. Убеждение в чём-то и его актуальное существование – это две разные вещи. Даже если логически нечто и должно вроде бы быть, надо понимать, что наши способы мышления отражают эту физическую реальность, а потому беспомощны и бесполезны в отношении такой действительности, которая действует по иным по сравнению с нашими принципам и законам. И это релевантно как в отношении сингулярности, так и в связи с последними, к которым мы теперь и возвращаемся.
Давайте спросим себя вот о чём. Отражает ли наше мышление саму реальность? Это очень похоже на теорию лингвистической относительности Сепира-Уорфа, которую я рассматривал неоднократно в других своих работах. Тут же я хочу сосредоточиться не на культурном аспекте озвученной связи, а на сущностных её основаниях, как это делал, скажем, Л. Витгенштейн, но также и многие другие. Действительно ли мы думаем о действительности так, как это необходимо для того, чтобы её понять и объяснить?
На этот вопрос можно ответить двояким образом. С одной стороны, наш мозг представляет собой – и это важно помнить – такой же материальный предмет, что и все остальные. Это означает, что и его свойства, и его функционирование, и принципы, по которым протекает последнее, подчиняются ровно тем же законом, что и всё прочее. В нём нет ничего таинственного, возвышенного, волшебного, но он является вполне заурядной вещью – о нём и его характеристиках ещё пойдёт речь ниже. Т.е. он ничем не выделяется, а потому выступает в роли вполне тривиального объекта.
Это говорит о том, что и его эманации или результаты его деятельности, и сама по себе его работа должны рассматриваться как нечто, отвечающее всем требованиям, которые предъявляет к нему окружающий мир. Если последний построен на тех же основаниях, что и первый, вполне резонно заключить то, что мозг более или менее внятно, объективно и непредвзято отражает то, что он и должен. В конце концов, мы не натыкаемся постоянно на стены, различаем спелые плоды и оказываемся в большинстве случаев там, куда и намеревались попасть. И хотя существует такие его повреждения, которые делают нормальную жизнь его обладателя труднореализуемой, при обычном положении дел наблюдается определённый порядок.
Вообще довольно странно было бы ожидать, что всё будет как-то по-другому. Живём мы и действуем в этом мире, а не в каком-то ином, и потому приспосабливаемся именно к нему и ко всем его требованиям, но не к чему-то ещё. Впрочем, как и во многих подобных случаях, всегда появляется какое-нибудь досадное «но», и наша ситуация в данном ряду не исключение. Поэтому.
С другой стороны, есть совершенно очевидное расхождение между размерами и масштабом Вселенной, даже просто Земли, и самим человеком, который и то, и то хочет понять, а для этого исследует и мыслит их. Тем не менее, абсолютно ясно то, что лучшим, исчерпывающим и полным описанием мира является он сам, но по вполне прозрачным и явным причинам мы не в состоянии вдаваться в каждую подробность и рассматривать всякую деталь, а потому прибегаем к упрощению, моделированию, анализу, что сильно дискредитирует наши открытия и, как следствие, способы, с помощью которых те были сделаны.
Вообще это фундаментальная наша черта. Мы склонны всюду искать наиболее, выражу это мягко, экономное решение, а, кроме того, при любой возможности предрасположены вообще не использовать свой мозг на полную мощность – только умоляю вас, не подумайте, что и я говорю о тех несчастных, но в корне неверных якобы десяти процентах, нет, я имею в виду нежелание именно напрягаться и стараться, а не загруженность нашего центрального процессора, который всегда работает на все сто.
Ради этого, а также из-за собственной ограниченности мы и упрощаем реальность так, чтобы мы оказались в состоянии хотя бы как-то её понимать. В противном случае всё бы свелось к тому – и, кстати, именно это и наблюдается в современной науке – что мы бы сосредотачивались на всё более мелких подробностях, игнорируя – с очевидно неблагоприятными для себя последствиями – всё остальное. Увы, но этот путь тупиковый, потому что процесс детализации не останавливается на каком-то пределе, но норовит двигаться всё дальше, тем самым лишь усугубляя наше положение – яркий пример тому обнаружение вначале атомов, затем элементарных частиц, а после и кварков, и, вероятно, где-то нас ждут ещё более крошечные субстанции.
Понятно, что как-то иначе справиться со сложностью и многогранностью мира ни у кого попросту бы не получилось. Как бы то ни было, но это указывает на то, что, по крайней мере, наши знания о реальности в лучшем случае поверхностны и неполны, а в худшем – и вовсе не имеют права так называться. Но значит ли это, что что и наши способы мышления столь же узки, а потому и не отражают действительность так, как она есть на самом деле, но лишь так, как она видится нам? К сожалению, ответ на этот вопрос более или менее положительный.
Несмотря на или даже благодаря тому, что мы представляем собой обычные, даже банальные материальные объекты, существуем мы на совершенно конкретном уровне реальности. Проще говоря, каковы масштабы бытия, таков и охват мозговой деятельности. Я ещё коснусь этой темы, но пока замечу, что человек и не создавался для того, чтобы строить физические теории, космические корабли или же небоскрёбы. Подавляющую часть нашего пребывания на планете мы жили в обществах охотников-собирателей, и у нас не было никакой нужды в том, чтобы выяснять, насколько наше мышление соответствует тому, на что оно было направлено. Оно худо-бедно работало, и этого было более чем достаточно для удовлетворения наших повседневных потребностей. То, что мы занимаемся этим сегодня, просто несколько странно, а, помимо прочего, указывает на имманентные, принципиальные ограничения нашего интеллекта.
Если теперь мы применим данную логику в отношении осмысленности или же интенциональности найденных нами законов природы, мы обнаружим сразу две вещи. Первая. Как бы непоследовательно в свете того, что я здесь пытаюсь сказать, это ни звучало, в них есть не только содержание, но и определённые планы на нас. Однако возникают они вовсе не потому, что существуют в действительности, а из-за того, что мы неосознанно вкладываем их хотя бы тем, что сами их и выводим. В принципе всякая наша деятельность неизбежно порождает нечто подобное просто оттого, что заняты этим мы, а не кто-то иной.
И вторая. С огромной долей вероятности – потому что, кто я такой, обычный человек, чтобы утверждать что-то со стопроцентной уверенностью? – никаких намерений в данных законах нет и быть не может. Так происходит хотя бы вследствие того, что написаны и выведены они такими существами, которые по определению мыслят на уровне повседневности, а не в космических масштабах, частными категориями, а не общими. Даже если нам и кажется – посоветую перекреститься – что с какого-то момента времени мы встали над своей физиологией – это, конечно, не так – и сумели взглянуть за горизонт, стоит просто посмотреть на формулы, которые вроде бы рассказывают нам о мире, для того, чтобы понять, что наше его осознание крайне далеко, если не вообще рядом не лежало с истинным положением вещей.
Неужели кто-то всерьёз думает, что принцип парсимонии или бритва Оккама и вправду имеют какое-то отношение к действительности? Не кроются ли в них наши банальные нежелание и неспособность охватить весь мир разом, но стремление постоянно дробить его на части, а если и подходить к нему, то только с таким огромным аршином, что хватает и нескольких измерений, чтобы его описать? Понятно же, что реальность устроена куда сложнее, чем даже наши самые длинные и изысканные формулы. И мы даже признаём это, когда говорим о непреднамеренных последствиях, хаосе, эффекте бабочки, вероятности, случае. В принципе не столь уж и дико было бы предположить, что есть какое-то уравнение, которое бы описывало решительно всё и вся, но в таком случае оно окажется настолько большим и неудобоваримым, что вряд ли стоит затевать всё дело. Я, разумеется, ничего не утверждаю, но всё-таки.
И как будто этого мало есть ещё проблемы с языком – он априори категоризирует и систематизирует, т.е. обобщает ограниченностью наблюдений, опыта, данных, отсутствием необходимого инструментария для проведения исследований – причём как сугубо физического, так и ментального характера – в конечном счёте, с банальной ленью и многочисленными эвристиками, которые никто не в состоянии преодолеть. Но нет, мы радостно или нет – большинство, наверное, склоняется ко второму варианту – пишем свои формулы, свято веря в их непогрешимость, несмотря на то, что выражают они наше отношение к миру, наше его видение, а не его самого.
Я не хочу и не намереваюсь даже и в малейшей степени принизить роль и важность науки для человека и для общества в целом, но лишь указываю на вообще-то очевидные вещи. Ясно, что лучше неполное – правильнее сказать крайне фрагментарное и куцее – понимание, чем его отсутствие. Пусть и в таком усечённом и обрывочном виде наши знания о мире ценны и сами по себе, и тем, какую пользу они нам приносят. Однако несмотря на это, надо также отдавать себе отсчёт в том, что мы только люди, а потому и способны и актуально демонстрируем исключительно то, что и в состоянии сделать. Претензии же на всеведение, не подкреплённые соответствующими механизмами и инструментами, выглядят жалко и неуместно, а потому нередко и заводят нас в тупик. Опять же я не призываю закончить все исследования или прекратить всякий поиск, но осознание своей ограниченности было бы шагом в правильно направлении.
Подводя промежуточные итоги, хочется отметить следующее. Не стоит думать, будто мир нарочно и намеренно устроен так, чтобы в нём оказалась возможной какая то ни было, не говоря уже о разумной, жизнь. По большому счёту нам повезло, что всё сложилось так, что и наш вид, и все прочие стали осуществимы в принципе. Множество событий, которые никто не планировал и ничто не предвещало, в конце концов, сделали нашу планету такой, что мы смогли здесь появиться. Но это и всё. Ни в константах, ни в законах, ни в структуре Вселенной нет ничего, что бы свидетельствовало в пользу какого-то замысла. Нам только нравится так думать, и это подводит нас к следующим концептам, которые тоже принесли немало горя и продолжают оказывать колоссальное влияние на умы до прискорбия слишком большого числа людей. Я говорю о метафизических сущностях и начну, конечно, с Бога, который вопреки всем заявлениям и заверениям чувствует себя прекрасно даже несмотря на то, что Ему уже отказали во многих вещах, претензиях и привилегиях.
Лично я не понимаю, как в век, как их называют, космических и информационных технологий можно продолжать верить в кого-то, кто определяет наши судьбы в отсутствие каких бы то ни было тому доказательств. Тем не менее, я также отдаю себе отчёт в том, что людям это не только надо, но ещё и свойственно, а потому объявлять о Его смерти в принципе бессмысленно – Он всё равно воскреснет там или тут, на этом или на том уровне, причём как физически, так и ментально. Нам всем нужны ориентиры, надежда, наличие содержания. Без них становится не просто трудно, а колоссально сложно заставлять себя делать хоть что-то. Однако Бог среди объяснительных и побудительных причин к тому, чтобы продолжать всю эту волокиту, явно выделяется, и это заслуживает пристального внимания.
Собственно говоря, давно и почти повсеместно признано и доказано, что люди придумывали богов испокон веков. И это не некий недостаток или дефект – хотя, конечно, как посмотреть – мышления, но вполне естественный его атрибут. Более чем логично предполагать, что всё неким мистическим – или нет – образом связано между собой – разумеется, не на абстрактном, как теперь считается, вспомните о кварках, а на физическом уровне, т.е. непосредственно – а, значит, есть кто-то или что-то, кто или что регулирует всю эту систему. Рационально также выводить из наличия своих собственных способностей какие-то их сверхразновидности. А, кроме того, вполне нормально считать, что просто так дышать и бегать как-то не с руки, и для всего нужен смысл. Поэтому боги не только постоянно рождались, но и, как предполагалось, вершили судьбами мира с самой древности. Тем не менее, одно дело анимистические воззрения, и другое – те, что возникли, укрепились и распространились вместе с появлением цивилизации. Первые я рассмотрю в одной из следующих глав, а вторыми займусь прямо сейчас.
У Ю.А. Гагарина – и я думаю, у многих других космонавтов, астронавтов и тайконавтов – спрашивали, видел ли он Бога на небесах. Разумеется, он – и все остальные, хотя тут не всё так однозначно – отвечал, что нет, седого старика там нет, а есть лишь отличный вид на Землю. Увы или к счастью, но такой подход к искоренению возвышенного попросту бьёт мимо цели и слишком топорен. Какая проблема в том, чтобы переместить Его куда-нибудь ещё, подальше от наших любопытных глаз, а то и вовсе поселить где-то по ту сторону от этого бытия? И это, собственно, то, что и было сделано. Бог в итоге ничуть не пострадал, но зато гарантировал себе право невмешательства в его существование, при этом не утратив ни силы, ни знания, ни своего положения среди людей. Зря, короче, интересовались.
Я говорю об этом потому, что представления о Боге эволюционировали, и с какого-то момента они приобрели именно метафизический характер, который, как некоторые наивно и неправильно считают, были с нами всегда. Нет, в прошлом мы буквально встречались со своими идолами, могли спасть и есть с ними, разговаривать и даже драться. Трансцендентность же была выдумана намного позже, и она связана именно с возникновением цивилизации – как-то странно, что Ю.А. Гагарина вообще о чём-то спрашивали, если указанные события давно стали историей.
Впрочем, здесь надо быть осторожным. Сомнительно, чтобы, скажем, Мардук или Ра или Кетцалькоатль действительно воспринимались именно как метафизические сущности, у которых по определению не может быть ни одного сугубо материального атрибута. И, кстати, Яхве или Аллах тоже изначально всё-таки сталкивались – не аллегорически, а напрямую – со своими адептами. Как бы то ни было, но всё когда-то начинается. Боги охотников-собирателей вряд ли были в состоянии перерасти свою плотскую оболочку с тем, чтобы возвыситься над самим бытием, а вот у цивилизованных божеств это всё-таки получилось, а, значит, по крайней мере, в зачаточной форме, но трансцендентностью они уже обладали. Как это произошло и почему продолжается до сих пор?
Возьмём для примера десять заповедей в христианстве. Помимо общечеловеческих ценностей они также пропагандируют такое поведение, которое направлено на, во-первых, закрепление наличного положения вещей – это делают все религии в принципе – а, во-вторых, по сути, утверждают патриархат, никак его не оправдывая, а лишь навязывая, причём весьма бесцеремонным способом. Но удивительно во всём этом не то, что именно внушается, а то, что всё это видится как само собой разумеющееся, что, конечно, неправда.
Скажем, заповедь о том, что нельзя прелюбодействовать, в общем и целом, направлена не столько на мужчин, сколько на женщин. С принятием оседлого образа жизни возникла потребность в том, чтобы богатство – которое вообще стало возможным только с появлением городов и возделываемых поблизости полей – передавать по наследству, т.е. своим, а не чужим детям. Для этого стало необходимо быть уверенным в том, что ваши отпрыски и вправду несут ваши гены, в противном же случае вы оказывались эдаким социальным неудачником, потому что всё общество строилось на частной собственности, которая тоже, кстати, стала осуществимой лишь с приходом цивилизации.
Можно сколь угодно долго говорить о демократической природе учения Иисуса, но на деле – если, разумеется, он действительно жил там и тогда, где и когда это указывается в Новом Завете – он был идеологом, а не революционером, потому что утверждал по большей части весьма архаичный порядок с закабалением женщин и, по сути, психическим и ментальным насилием над человеческой натурой, ведь нашему виду не свойственны жизнь в городах и сопутствующие этому ограничения, привычки, правила поведения. И если вам кажется, что касается всё это только или исключительно христианства, то это не так. Любая институционализированная религия априори требует концентрации власти и создания – с последующим распределением – богатства – хотя бы для того, чтобы строить культовые сооружения, но, разумеется, не только для этого.
Понятно, что ни сам Иисус, ни его ближайшие соратники и ученики вполне вероятно не думали о новом – не сильно – мировоззрении именно в таком ключе, но, напротив, рассматривали его как нечто освобождающее и рвущее со старым. Проблема, однако, заключается в том, что, во-первых, они были продуктом своего времени, а потому не могли не нести в себе его доктрину, и та содержала в себе связанные с цивилизацией подходы к реальности, а, во-вторых, любую пусть даже и хорошую – как знать, конечно – идею всегда можно использовать совершенно не так, как предполагалось изначально. Как бы то ни было, но надо понимать, что мы не свободны от идеологических представлений своей эпохи, а также нередко становимся жертвой манипуляций и индоктринаций, и нет таких инструментов, которые бы позволило их избежать.
Давайте будем честными. Духовенство, которое занимается только и исключительно обслуживанием какого-то культа, по определению невозможно в обществе охотников-собирателей. Это не значит, что в последних нет шаманов или колдунов, но те преимущественно обслуживают себя сами и выполняют ритуалы, если так можно выразиться, в своё свободное время. Возражения же о том, что, скажем, монахи тоже сами выращивают себе пищу, несостоятельны, потому что их освободили от всех прочих социальных обязательств, отгородили и выдали им землю, построили им храмы, наконец обеспечивают их различного рода коммуникациями. Да и вообще религиозные практики по своей сути являются весьма успешным именно бизнесом, а это имеет весьма отдалённое отношение к поискам Бога. Тем не менее, нас волнует несколько иной вопрос – как получилось так, что последний стал жизненным ориентиром?
Во-первых, он и так им был. Какие-то воззрения на трансцендентную тематику есть у любой группы людей, и хотя они не обязательно столь же сложны, как и в нынешних религиях, они всё-таки присутствуют, а потому не могут не влиять на тех, кто их имеет и их разделяет. Каждая культура в принципе обладает набором – не обязательно большим – таких взглядов, которые довольно некоторым образом связаны с повседневными делами и обязанностями. В конце концов, ту же свинью можно уложить так, чтобы она увидела-таки небо – утверждается, что это животное физиологически на это не способно – но его ещё нужно выделить как особую сущность, а без этого смотреть по большому счёту не на что. Человек же и обозначает его словом, а потому и замечает, видимо, вследствие того, что так устроен наш мозг.
С переездом в города ситуация, конечно, изменилась, но взгляды относительно чего-то потустороннего хотя и претерпели определённые и весьма значительные метаморфозы никуда, разумеется, не делись, а лишь получили дальнейшее развитие. Но для того, чтобы что-то улучшать, закреплять, трансформировать, это что-то уже должно быть и проявлять готовность к прохождению всех этих процедур. Цивилизация не изобрела человека, а лишь переделала, приспособив его вполне естественные свойства и черты под свои нужды. И это коснулось в том числе и представлений о трансцендентном. И даже больше – они были рекрутированы чуть ли не в первую очередь.
Поэтому, во-вторых, Бог был действительно нужен. Не для того, разумеется, чтобы сделать жизнь горожан лучше, а затем, чтобы более эффективно промывать им мозги. Так происходило и продолжает иметь место быть и сейчас потому, что любой режим нуждается в каком-то оправдании. Мы редко подвергаем многие вещи сомнению, считая их само собой разумеющимися, но в том-то и дело, что священных коров не существует, и в принципе всё, что угодно, можно, а порой и строго необходимо подвергать именно данной операции. Но как был использован Он?
Как правильно отмечал К. Маркс, идеология нужна для того, чтобы показывать незыблемость и естественность существующего социального порядка. Потому что если кто-то начинает сомневаться и критиковать, то ничего хорошего не случается. И я тут не имею в виду любые протестные настроения, вроде требований хлеба или даже свержения власть имущих. Нет, проблема глубже, и для того, чтобы понять, в чём именно она заключается, я немного отвлекусь, но это необходимо.
Посмотрите, послушайте или почитайте новости в – а не о – какой-нибудь стране. Что вы там обнаружите? Какие-то события, происшествия, сенсации. Всё как обычно. Однако если вы продолжите и дальше следить за ними, то со временем поймёте, что одни темы всплывают значительно чаще других, некоторые обходятся стороной или удостаиваются лишь краткого упоминания, а третьи – и это самое существенное – не представлены вовсе. Конечно, важны также подача, словарь, стиль, частота и много что ещё, но для наших целей критично именно отсутствие.
Понятно, что какие-то темы, если, разумеется, они не имеют каких-то особых культурных ценности и нагруженности, не попадут в сводки просто потому, что не слишком интересны, банальны или и так всем известны. Пупки, моль в шубах, мелкие трещины на потолке вряд ли привлекут много внимания из-за своего обычно тривиального характера. Но есть такие объекты, которые не рассматриваются по принципиальным соображениям – не всегда, впрочем, на сознательном уровне. Можно было бы подумать, что я веду речь о каких-то вредных вещах, вроде пропаганды наркотиков, призывов к асоциальному поведению или разжигания войны. И в некоторой степени подобные вопросы показывают, что я имею в виду. Но на самом деле они представляют собой лишь верхушку айсберга, да и то слишком заметную. Проблема же и глубже, и занимательнее.
В реальности существует – это можно называть по-разному – своеобразный общественный дискурс, который включает в себя довольно строго регламентированный набор тем и вопросов, которые к тому же подаются в совершенно конкретном виде. При этом ни наверху, ни где-либо ещё нет какого-то цензора, но тот имеет дисперсный характер и сидит внутри чуть ли не каждого. Запреты, конечно, накладываются и явно, но куда эффективнее и действеннее они работают тогда, когда считаются чем-то само собой разумеющимся, как говорят, священным. Последнее ни в коем случае нельзя ни трогать, ни смотреть на него под некоторыми углами зрения. В противном случае – если нечто подобное случается в принципе, а такое происходит крайне редко – следуют очень жёсткие санкции и репрессалии самых разных видов и сортов, вплоть до убийства – в том числе и изнутри, оттуда вообще прежде всего, т.е. человек доводит себя сам.
