Поднялась резко и напряженно. Переоценила свои возможности по контролю за временем, пробуждение было внезапным. Не хватило времени. Впрочем, сетовать на его потерю ради неуместной рефлексии было бессмысленно – сама виновата. Надолго растянуть не получилось.
От увиденного остались очень странные впечатления. Очень яркий, насыщенный сон. Если Максим безжалостно излучал тоску и негатив – так же, как он это делал и при жизни, то Ростовцев представился во сне легким на подъем деятельным оптимистом. Простым, но хорошим человеком, знающим свое дело. Несколько авантюрным и самонадеянным.
Разумеется, я не приняла всерьез его последние слова (вернее, изложенные его тульпой мои собственные мысли). Выключив будильник, увидела, что на телефоне меня уже ждало сообщение от Родионова. Оно было очень длинным и неожиданным по содержанию.
«Елизавета Лазаревна, я ознакомился с вашим материалом. На публикацию даю добро, существенных замечаний не имею. Вы очень хорошо и на удивление деликатно смогли написать статью на столь тяжелую тему. Однако я не согласен с вашим выводом, что убийца использует трупы жертв как художественную инсталляцию. Возможно, такое впечатление могло сложиться у вас при ознакомлении с работами Гюнтера фон Хагенса, который использует в своем творчестве специально обработанные тела. Если вы не слышали о нем ранее, стоит ознакомиться. Думаю, чтобы понять нашего маньяка, необходимо изучить работы немца, у них есть что-то общее. Самая знаменитая работа – выставка «цикл жизни», гвоздем которой является пара совокупляющихся тел. Трудно представить себе более остроумную и жестокую насмешку над эросом. Но все-таки, несмотря на сходство, это другое. Перфомансы Хагенса – это больше про него самого, извращенный способ самовыражения. Его не интересует общество, он ни к кому не адресуется. А вот наш убийца хочет что-то сказать. У меня устойчивое ощущение, что зафиксированные в сексуальных позах жертвы – это не инсталляции, это его манифест. Необходимо его расшифровать. Мне кажется, вы что-то нащупали. После публикации обсудим дальнейшие шаги. Звоните, если что-то понадобится. Удачи».
Странное сообщение. Этот человек вообще очень странный.
Едва поднявшись с кровати, я сразу взялась листать выданную мне вчера папку с материалами. Прямо так, в ночной рубашке, непричесанная и с нечищеными зубами. В голове возникали уместные и разумные мысли – куда я лезу, есть же профессионалы своего дела! Но все было бесполезно. Мне нужно было мысль разрешить, очень нехорошую мысль.
Вот оно, нападение на Анну Точилину. Со слов Родионова, он провел вечер в парке – одном из потенциальных мест нападения преступника. Я открыла в телефоне карту Энска и оценила размер парка Металлургов. Небольшой участок земли километр на полтора. Есть небольшая речка и пруд. Нападение на Точилину было где-то здесь, прямо рядом с окружной дорожкой!
Родионов сообщил, что увидел подозрительного мужчину, преследующего девушку. Заметив, что убийца уже надевает балаклаву, он громко крикнул и побежал к нему. Точилина успела обернуться и увидела его лицо. Возможно. Преступник с силой толкнул ее, при падении жертва ударилась головой о скамейку. К тому времени как к нему добежал майор, убийца уже успел надеть маску.
К сожалению, Родионов не имел при себе табельного оружия, что порождает естественный вопрос – почему?! Почему он его не имел, если предполагал, что может возникнуть необходимость его применения? Вступив в рукопашную схватку с убийцей, майор не справился. Маньяк столкнул его в воду и убежал. Выбравшись из реки, Родионов оказал Точилиной первую помощь вместе с кстати появившимися прохожими.
У меня не было протоколов допроса этих прохожих, скорее всего, они подтвердили слова майора или толком ничего не видели.
По описанию, преступник был молодым, физически сильным мужчиной, около тридцати лет, рост около 170 сантиметров, вес примерно 70 килограмм, русые волосы. Больше майор ничего разглядеть не успел.
Я решилась позвонить Ростовцеву, несмотря на ранее время.
– Доброе утро, Дмитрий.
– Здравствуй, Лиза. Не спится?
– Вообще-то уже пора вставать, нам нужно работать. Ты уже прочитал проект статьи?
– Да, надо его обсудить.
– У меня есть одна просьба. Можно совместить с обсуждением. Отвезешь меня в парк?
– Зачем? – удивленно спросил Дима.
– Прогуляться.
– Елизавета Лазаревна, вы приглашаете меня на свидание?
Ростовцев пытался флиртовать. Вот еще, размечтался.
– Нет. Это по делу.
– Из-за Точилиной?
– Да. У меня есть вопросы, не складывается стройная картина. Нужно разобраться самой, тогда и качество статьи будет выше.
– Когда мне заехать?
Почистить зубы, позавтракать, привести себя в порядок, одеться…
– Через полчаса.
– Ничего себе… Я постараюсь.
Удивительно, что ему приходилось для этого стараться. Все-таки мужчине должно быть проще начать день.
Ростовцев смог подъехать только через час. Я вся совершенно изнервничалась, не могу спокойно ждать.
– А какие у тебя вопросы? – спросил Дима, выехав со двора.
– Очень много необычных обстоятельств, нехарактерных для других нападений.
– Например?
– Оно крайне рискованное, в потенциально людном месте. В случае провала может быть трудно уйти. Рядом центр города, есть различные камеры, на которые можно попасть.
– Так… – кивнул Ростовцев, соглашаясь.
– Жертва все же сильно отличается от остальных. Она намного старше.
Он попытался возразить, но я перебила.
– Я знаю, что ты скажешь. Дата рождения на лбу не написана. Точилина выглядит моложе своих лет, ей можно дать тридцать. Но этот довод работает, если мы принимаем за факт, что он не знал своих жертв. Давай предположим, что знал – они почти все жили в одном районе города. Тогда он знал и возраст Точилиной – и все равно напал, хотя она ему вроде и не подходит.
– Кто знает, что в его голове? – пожал плечами Дима.
– Почему он ее не добил? После того, как сбросил Родионова в реку, было время быстро прикончить свою жертву. Ведь она видела его лицо.
– Не факт. Так Родионов сказал, он мог ошибаться.
– Все равно, зачем рисковать, если можно убрать свидетеля.
– Запаниковал, – предположил Ростовцев. – Рядом были люди.
– Пусть так. Но это возвращает нас к первому доводу – зачем в принципе нападать, если так рискованно? У меня есть вариант ответа.
– Какой?
– Это нападение могло быть спонтанным. Я имею в виду, не само по себе – раз была балаклава, значит, думал напасть. Но что именно на Точилину – не факт. И вообще, этот преступник может не быть нашим маньяком. Почему мы решили, что это он?
– Да у нас в Энске не так много преступников.
– И вообще нет насильников? Мелких грабителей? Им маска нужнее, чем убийцам, потому что они, как правило, не убивают своих жертв.
– Параметры подходят – вес, рост, физическая сила…
– Откуда мы знаем?
Ростовцев прищурился.
– Со слов товарища майора. Ты ему не доверяешь?
Я не стала отвечать напрямую и переслала ему утреннее сообщение Родионова.
– Я отправила тебе его утреннее сообщение. Будем в парке – прочитаешь, скажешь свое мнение. Он согласовал текст статьи, высказал комплимент ее качеству, а также в культурной форме сообщил о своем несогласии с моими доводами. Майор Родионов считает, что убийца хочет нам что-то манифестировать и для его поимки нужно обязательно понять, что.
Ростовцев молчал, что-то напряженно обдумывая. Хоть бы что-нибудь ответил… Я подождала еще минуту и все же решилась добавить:
– При нашей встрече в столовой он не проявил такой интерес к этой мерзости… Знаешь что? Я считаю, что он лжет о нападении на Точилину. Той ночью произошло что-то другое.
Мы, наконец, доехали до парка. Остановившись на стоянке, Ростовцев внимательно прочитал пересланное сообщение.
– Ты чувствуешь? – спросила я. – Эти речевые нюансы, обороты?
Дима кивнул.
– Похоже на письмо поклонника. Ему понравилась твоя статья… или то, о чем она? Елизавета, насчет майора Родионова… Если честно, ты будто мысли мои читаешь.
Ну, в некотором роде, усмехнулась я про себя.
– Нехорошо говорить такое о коллеге, но я ему даже больше, чем не доверяю.
Он проникновенно посмотрел на меня, но я сделала вид, что не поняла.
– Не подумай, что я слишком много о себе думаю, – предупредила я, – но мне хочется посмотреть место нападения.
Мы вышли из машины и отправились в нужную точку парка. Хорошая погода для прогулки – яркое солнце, легкий теплый ветер. Я сняла тонкие осенние перчатки и почувствовала ладонями свежий воздух…
Мы остановились на мосту, в центре парковой дорожки, где она переходила в арочный пролет над рекой. Я перегнулась через перила – до воды было метров пять. Дорожка просматривалась в обе стороны метров на триста.
– Хочешь провести следственный эксперимент? – спросил Ростовцев.
– Чтобы задаться вопросами, никакой эксперимент не нужен. Смотри, согласно показаниям майора, убийца сбросил Родионова в реку с моста. Сколько времени нужно, чтобы выбраться из воды и вернуться на мост?
– Минуты две.
– Пусть даже одна. Допустим, он увидел людей в конце тропинки, которые прибежали на крики майора… Сколько нужно, чтобы добежать вон оттуда?
– Здесь метров двести пятьдесят. Усейн Болт пробежал бы за двадцать пять секунд.
– Тогда ответь мне снова – почему он ее не добил? Просто ударил бы ножом в сердце – и все. Надежно и просто, и никаких волнений, что кто-то может опознать.
– Я уже говорил. Все пошло не по плану.
– И он запаниковал? – я скептически ухмыльнулась. – Наш хладнокровный и неуловимый субъект, не оставляющий следов? Я думаю, что это был просто какой-нибудь наркоман или насильник. Точилиной просто не повезло, а Родионов набивает этой историей себе цену.
К моему удивлению, Дима вообще не расстроился моему выводу.
– Ты умница, Лиза. Но у тебя нет полной картины. Давай присядем.
Мы отошли чуть в сторону и заняли скамейку под красным кленом. Ростовцев достал из внутреннего кармана два сложенных листка и отдал мне.
– Это материал для статьи. В части описания подозреваемого.
– Мы же согласовали, – возмутилась я, но Дима меня перебил:
– Только дочитай до конца, не отвлекайся. А потом спрашивай.
Я открыла листок с аккуратно написанным от руки текстом, и с каждым прочитанным словом мои брови ползли все выше, а глаза расширялись – сперва от удивления, а потом и от ужаса. Когда я поняла, во что именно оказалась втянута, и что последствия у моей статьи будут самые серьезные.
Описание субъекта гласило – хорошо развитый физически мужчина средних лет. Склонный к проявлению агрессии и насилия. Возможно, работающий в правоохранительных структурах. Садистические проявления во время совершения преступления, могут говорить о властном характере. Такой характер и возраст убийца позволяет сделать обоснованное предположение о том, что преступник занимает руководящую должность.
Не может быть…
Я раскрыла вторую бумагу. На ней был фоторобот. Но лицо легко было узнать.
– Я не напечатаю это, – я вернулся Ростовцеву бумаги.
– Лиза…
– Я не буду рисковать своей карьерой из-за твоих фантазий.
– Ты знаешь об операции «Лесополоса»? В ней Чикатило участвовал. Дружинником. Патрулировал и дежурил. Помогал себя ловить.
– Так то дружинником! А ты говоришь о…
Он перебил меня.
– Да. Говорю. Дружинник не может сорвать следствие. А руководитель следствия – может.
– Это просто твои домыслы!
– Это не домыслы, – сказал Дима. – Я ТОЧНО знаю, что это он.
– Тогда действуй, чего ты ждешь?! Передай свои доказательства в следственный комитет, пусть арестовывают.
– Нет у меня доказательств, Лиза. Таких, которые можно предъявить – нет. Для этого и нужна вся игра. Ты не заметила за вчерашним разговором, но Родионов очень вспыльчив. Это должно сыграть нам на руку. Я заставлю его совершить ошибку, заставлю раскрыться. Подставлюсь.
– А как же я? Что обо мне подумают после такой публикации?
– Читатели будут в восторге от жаренного материала. А вопросы со стороны органов тебя беспокоить не должны. Мой почерк на этой бумаге – доказательство, что ты ничего не выдумывала от себя, что именно я поручил тебе это напечатать.
– Как же ты на него вышел?
– У меня был свидетель. Но он не мог дать показания… Боялся. А теперь и умер. Но его слова заслуживали доверия. Я начал присматриваться к майору Родионову… Есть много косвенных признаков. Агрессия, увлечение какими-то некрофилическими художествами… Ты была права насчет нападения на Анну Точилину – Родионов солгал. Но не в том смысле, как ты думала. Он напал на нее, толкнул… Но не успел закончить. Я думаю, услышал голоса приближающихся людей. Времени до того, как его увидят, было мало и он запаниковал – пришлось спрыгнуть с моста. Ты спрашивала, почему убийца не добил Точилину. Вот тебе и ответ – не было у него ни одной лишней секунды. Не добил, потому что не успел.
Такое странное ощущение. Вот так, буднично и внезапно, я узнала, кто именно является убийцей. В детективах все было иначе – раскрытие преступника стереотипно становится следствием интеллектуального труда талантливого и храброго следователя. Здесь эта работа, очевидно, тоже была, но для меня осталась за кадром. Ростовцев просто ставил меня перед фактом и просил помощи. Неужели эта идиотская авантюра как-то может помочь?
Он был в отчаянии. Скрывал это за улыбкой и хорошим настроением, но я видела, как он на меня рассчитывает. Имею ли я моральное право отказать?
А если он ошибается? – я спросила себя в тот момент. И сердце ответило мне – нет, не ошибается.
– Есть шанс, что Точилина очнется и сможет его опознать?
– Вряд ли. Врачи дают ей кому второй степени. Анна еще может к нам вернуться, но что она будет помнить и будет ли помнить вообще – большой вопрос. Поэтому Родионов и не беспокоится об этом – считает, что вне опасности. Ему очень повезло на этот раз и он надолго заляжет. Я очень надеюсь, что он ошибается, и Точилина выйдет из комы, но честно говоря, это надежда на чудо.
– Я не знаю, Дима… С чего ты взял, что это поможет?
– Я хорошо знаю Александра Родионова. Он вспыльчивый и агрессивный человек, и не оставит это просто так. У меня есть туз в рукаве, и он это поймет. Я вызову огонь на себя.
Похоже, он давно не работал под чьим-то началом. Совершенно не понимал последствий своих действий. Это было просто глупо.
– Ты хочешь спровоцировать конфликт руководителя следственной группы и внештатного консультанта? Ты уверен, что одержишь в этом конфликте верх?
– У меня раскрываемость выше.
Ну как ему было объяснить?
– Ты не понимаешь....
– Лиза, я все отлично понимаю, – он улыбнулся и встал со скамейки. – Пойдем, прогуляемся. Куплю тебе кукурузу, угощаю.
Соленая желтая кукурузина на палке была безумно вкусной… Увидев ее, я сразу поняла, что нормально не поела. Голый кофе с утра не считается.
– Соскучилась по детям?
– Соскучилась еще в поезде, – кивнула я и пожала плечами. – Я мама, таково мое призвание.
– Но не «яжемать»? – уточняюще спросил Ростовцев. Я поняла, что он имеет в виду.
– Нет, – улыбнулась я. – Я понимаю, что мои дети не делают меня какой-то особенной…
– Вовсе нет. Именно что делают, – перебил меня Дима.
– Но в смысле «яжематери». Дети – это почти вся моя жизнь, это главное, что у меня есть. Я не думала, что стану многодетной, когда была молодой и юной. Материнство требует отказа от многих возможностей, а у меня были кое-какие амбиции. Потом в моей жизни появился Илия, и я поняла, что счастье важнее, чем амбиции. Счастье быть с любимым человеком… А потом еще и с маленькими любимыми людьми.
– Тогда у меня для тебя радостная новость, – улыбнулся Ростовцев и извлек из внутреннего кармана билет на поезд. – В пятницу обнимешь своих великовозрастных «малышей». Завтра утром выезжаешь. Так безопасней и лучше – чтобы тебя не было в Энске, когда говно упадет на вентилятор.
Он сумел меня удивить.
– Как же ты заказал?
– Еще в воскресенье, – с улыбкой ответил Ростовцев. – Взял на себя смелость достать твои паспортные данные. Одно из преимуществ работы в полиции, путь даже внештатно. У меня там хватает хороших друзей.
– Но я еще не дала тебе согласие, – предостерегающе сказал я.
– Лиза, а что это меняет? Но если честно, тебе и не надо говорить. Я уже прочел ответ в твоих черных бездонных глазах.
– Они просто очень темно-карие, – ответила я. Что со мной… мне понравился его комплимент моей внешности. По-видимому, Дима это уловил.
– Я понимаю, что время крайне неподходящее, но подходящее черт знает когда будет. Давай как-нибудь поужинаем вместе, когда все уляжется. Выпьем за успешно завершенное дело, отпразднуем, поговорим о чем-нибудь приятном.
Ростовцев приглашал меня на свидание. Очень интересно. Я молча шла рядом, улыбалась… Что же он мне еще скажет?
– Я понимаю, что без букетно-конфетного этапа. Жаль, что так получилось. Но я обещаю сделать позже все, как надо.
И это все? Мне казалось, что он не испытывает трудности с женщинами. Видимо, я ошиблась.
– Ну что же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь, – потерял терпение Дима.
– Ты хочешь пригласить меня на свидание… А это тебя не смущает, – я показала ему обручальное кольцо.
Он недоуменно остановился.
– Оно на левой руке. Я думал, это от первого мужа… Или у вас принято иначе? Прости, я не знал, что ты замужем, – он расстроенно вздохнул. – Это, конечно, многое меняет… Но не отменяет предложения поужинать. – Дима приободрился, несколько картинно. – Придешь вместе с мужем, отпразднуем вместе.
Мне понравилось, как он пытался меня пригласить, а потом сгладить неловкость. Я решила быть откровенной, чтобы сразу закрыть все вопросы. Пусть знает мою подноготную. Откуда-то я просто знала, что ему можно доверять.
– Ты прав, это кольцо от первого мужа. Я вдова.
– Тогда я не понимаю, почему меня должно это смущать? Пять лет прошло. Ты можешь жить дальше.
– А если бы прошло пять дней?
– Ну, это понятно.
– Пять недель? Пять месяцев? Где грань, отделяющая «это понятно» от «жить дальше»?
Дима пожал плечами.
– Полагаю, у каждого человека эта грань своя.
– Совершенно верно. И что касается меня… Я не уверена, что мне и пятидесяти лет хватит. Тебе трудно понять, как много для меня значил Илия… Попробую объяснить. У меня в юности был тяжелый период. Меня предал любимый человек. Сейчас я понимаю, что была глупым подростком, но в какой-то момент мне просто жить не хотелось. А потом я подружилась с мальчиком, которому было еще хуже.
– Это был Илия? Вы как будто спасли друг друга?
– Нет, – с улыбкой ответила я. – Не угадал. Но этот парень стал моим близким другом.
– Максим, – понял Ростовцев.
– Да. Надеюсь, я сделала для него что-нибудь хорошее. Он для меня сделал – своим примером показал, что счастье можно обрести в любой момент, а потом – что можно жить, несмотря на боль, несмотря на утрату. Жизнь побила его так сильно, а он выдержал. С тех пор я поклялась самой себе, что никогда не сломаюсь. Если он смог, смогу и я. Взяла себя в руки. Как хорошая еврейская девочка, прошла Шидух. Я всегда скептически смотрела на все эти обычаи, по хорошему счету, уже чужие. Даже моим родителям, не то что мне. И вот ирония – старый обычай предков принес мне счастье. Илия мне идеально подошел – не буду рассказывать, насколько, пощажу твое самолюбие.
Я улыбнулась, чтобы Дима не воспринимал очень уж серьезно. А то он уж слишком внимательно слушал.
– Я уже тогда понимала, насколько мне повезло. Мы действительно были одним целом, понимаешь? Я не идеализирую нисколько, понимали друг друга с полуслова. Знаешь, бывало, поссоримся, ведь у всех бывает, а он вдруг посреди моих повышенных тонов говорит тихо – «что же мы делаем, любовь моя?». Боюсь, если у тебя такого не было, ты не сможешь понять.
– Мне искренне жаль, Лиза, – сказал Дима.
– Он очень любил людей. Конечно, меня, детей, но и не только. Мне кажется, вообще всех. Мерил других по себе и считал окружающих лучше, чем они есть. Адвокатура – не самый удачный выбор профессии для человека с таким характером. Ему трудно было поладить со своей совестью. Далеко не все клиенты были невиновными, а защита полагается всем. Наверно, поэтому он оставил уголовное право и занялся имущественным. Ему больше нравилось примирять людей. И защищать их. Вот почему в решающий момент не остался в стороне. Бесконечно жалею, что не смогла его остановить. Надеюсь, ублюдок, который убил его, горит в аду. Прости, Дима.
Вот и выговорилась. Нужен был кто-нибудь посторонний, если бы попыталась сказать все это детям, не смогла бы закончить.
– Ничего.
Ростовцев внезапно остановился, потянул меня за руку и нежно обнял. Объятия были дружескими, я не стала возражать.
– Надеюсь, ты никогда не сломаешься, – сказал он.