– Скучно одной. Я говорила вам: я нехорошая… Я люблю, когда за мной ухаживают…
Молодой лейтенант недоверчиво взглянул на Джильду.
– И только целуют руки? – негодующе спросил он.
– Вы мне не верите. Вы что-то подозреваете? А я никогда не лгу…
– И вы в самом деле говорите правду, что любите меня и пойдете за меня замуж?
– Люблю. Но, мне кажется, свадьбы не будет. Я несчастная. И вы мне не верите! – сказала она, и все в ней говорило о какой-то тоске.
– Верю… верю! – вдруг порывисто воскликнул Весеньев, забывая все под чарами любви.
И, умиленный, стал целовать лицо маленькой женщины.
Она просветлела и нежно-благодарным взглядом ласкала молодого Весеньева.
Они пошли в полутемную прохладную гостиную. Джильда, по обыкновению, улеглась на широкий диван. Весеньев сел около. Он говорил о свадьбе. Он торопил ее скорей сказать мужу и потребовать развода.
– Он не даст… Он и Блэк убьют вас.
– В таком случае уедем тихонько. Согласна?
Они решили уехать вместе тайно в Нью-Йорк и оттуда на пароходе в Европу. Весеньев по болезни спишется с «Чайки». Его наверно отпустят.
– Только уедем скорей… Мне все не верится, что мы уедем, что ты меня любишь… Говори, что любишь! Говори! – шептала Джильда.
И Джильда горячо целовала жениха.
Решено было уехать через три недели. В седьмом часу Весеньев ушел от Джильды, еще более влюбленный, обещая быть завтра вечером.
Через два дня Весеньев привез к Джильде своего друга Оленича.
Оленич уже успел собрать справки у русского консула о мистрис Браун, и справки эти были не особенно благоприятны. По словам консула, миссис Джильда женщина сомнительной репутации. Ее часто встречают с посторонними мужчинами. Что же касается до мужа, то это профессиональный шулер и человек вообще очень подозрительный.
Несмотря на неблагоприятные отзывы, Оленич был решительно очарован этой маленькой, бледной женщиной с большими темными глазами. Далеко не красавица, она показалась Оленичу пленительной с ее маленькой, ленивой и грациозной фигуркой. В этой женщине было что-то привлекающее, точно магнит. Она, по обыкновению, и с Оленичем говорила мало, больше слушала, подавая реплики и задавая вопросы, говорящие о тонком уме и отзывчивости, и при этом словно бы ласкала взглядом, полным чего-то манящего, загадочного и грустного. В этих глазах точно были и правда и обман…
И Оленич после визита, сам восхищенный, тем не менее пришел к заключению, что друг его делает величайшую глупость, собираясь жениться на Джильде.
«Это было бы величайшим несчастьем!» – подумал он и сам чувствовал, что что-то неотразимо тянет к этой женщине и ласковый ее взгляд чарует и волнует его.
– Ну, что, голубчик, понравилась тебе моя Джильдочка? – торжествующе и радостно спрашивал Весеньев своего друга, когда они возвращались с виллы.
– Очень!
– Еще бы, это прелестная женщина… И какие добрые глаза!
– Загадочные…
– И, не правда ли, хороша собой…
– Да… недурна! – сдержанно отвечал Оленич и почему-то покраснел.
С этого дня между друзьями как-то незаметно наступило охлаждение. Оленич точно избегал говорить с Весеньевым и резко обрывал его, когда он начинал говорить о Джильде.
Адмиральский корвет «Витязь» неожиданно пришел в Сан-Франциско десятью днями раньше, чем его ожидали.
Капитан «Чайки», ездивший к адмиралу с рапортом, возвратившись, передал старшему офицеру о приказании адмирала – через три дня идти «Чайке» на Ситху.
Узнавши об этом распоряжении, Весеньев тотчас же попросил шлюпку, собираясь предупредить Джильду, чтобы она была готова ехать с ним через два дня в Нью-Йорк.
Весеньев заручился уже согласием капитана на отъезд в Россию по болезни и не сомневался, что и адмирал разрешит отъезд, но хлопот предстояло еще много. Надо было устроить денежные дела, сделать кое-какие покупки на дорогу для Джильды и для себя, и Весеньев рассчитывал, что Оленич поможет ему разделить хлопоты этих дней.
И молодой лейтенант постучался в каюту Оленича. Ответа не было. Каюта заперта. Вестовые доложили, что он еще с утра уехал на берег.
«И куда это он каждое утро ездит!» – подумал Весеньев, несколько заинтересованный этими регулярными съездами на берег по утрам своего друга.
Около полудня Весеньев подъехал к вилле.
Горничная Бетси, толстогубая негритянка с добродушными, влажными и сильно выкаченными глазами, объявила мистеру «Весени», как она называла лейтенанта, что миссис Джильды нет дома.
– Скоро будет?
– А не знаю. Она куда-то уехала с вашим другом.
– С каким другом? – изумился Весеньев.
– С мистером Олени… Он ведь каждый день по утрам у нас бывает… Сидит с миссис Джильдой. Вы вечером, а он утром! – прибавила она, добродушно улыбаясь всем своим лоснящимся черным лицом и показывая ослепительно белые зубы.
В глазах лейтенанта помутилось. Он не верил своим ушам. Ни Джильда, ни Оленич ни слова не говорили ему об этом.
«Господи! Что же это?.. И Джильда и друг лгут… Зачем?.. Зачем?..» – подумал он.
Ревнивые подозрения закрались ему в голову. Светлый летний день точно померк, и сам Весеньев стал мрачнее тучи.
«Так вот для чего Оленич съезжает на берег каждое утро!»
Злоба к Оленичу наполняла сердце Весеньева, – злоба жестокая, какая только может быть у человека, обманутого людьми, в которых он верил, и у ревнивца, терявшего любимую женщину.
– О, подлые! – простонал Весеньев.
Толстая Бетси сочувственно, и в то же время слегка насмешливо, посматривала на русского моряка.
– Куда они поехали? – спросил он.
– Кажется, в парк.
– В парк… Зачем в парк? – бессмысленно повторил он.
– В парке хорошо гулять…
– В Сакраменто еще лучше! И Блэк бывает здесь?
– Теперь реже.
– А прежде?
– Каждый день…
«А она обещала его совсем не принимать!» – мелькнуло в голове молодого человека.
– О, лживая, подлая гадина! – вырвалось из его груди. – Дайте мне конверт, Бетси.
– Пойдемте в комнаты.
Весеньев прошел в гостиную. Эта комната, в которой он был так счастлив, теперь казалась ему словно бы опозоренной… Все здесь фальшиво… везде ложь, как и в этой женщине…
Он достал визитную карточку и дрожащей рукой, не понимая, что делает, написал следующие строки:
«Вы лживое создание. Мне стыдно за вас и за себя. Возвращаю ваше слово и презираю вас!»
Вложив карточку в конверт, он отдал ее Бетси и сказал:
– Прошу вас, Бетси, отдайте эту записку в руки миссис Браун.
– Будьте покойны.
– Непременно в руки…
– Отдам в руки. А вы разве вечером не приедете?
– Нет, Бетси, не приеду. Никогда больше не приеду.
И, едва сдерживая рыдания, Весеньев выбежал из виллы.
– В парк! – крикнул он кучеру.
Он велел остановиться у входа и вошел в огромный парк с высокими пихтами и секвойями, и озирался кругом безумными взглядами.
Он обежал все главные аллеи, всматривался в гуляющих и сидящих на скамьях. Тех, кого он искал, не было.