А пока я катился в полупустой электричке через безжизненное пространство, готовое стать зимой. Две пожилых женщины за моей спиной на соседней лавке переговаривались.
− И ты не хочешь, чтобы он вернулся?
− Нет, он бы все равно не стал жить со мной, я была такая рассеянная, как-то потеряла пылесос, так его и не нашли.
Понимая, что в моем случае, если держаться только за сегодня, сходишь с ума быстрее, чем если прикидывать свое будущее, я решил обзавестись планами. Предложение выдавать себя за ритм-гитариста пришлось кстати, тем более нужно было ехать в соседнюю область.
− Поедем на поезде, − сказал я отражению в зеркале, забирая вещи из гостиницы. – Деньги на билет надо найти сегодня.
− Что же вы ушли и ничего не сказали, − отчитывала меня администратор, пряча в карман всю мою наличность, − мы уже хотели в полицию сообщать. У вас все в порядке?
− Да, теперь в порядке. Раньше я ездил пузырем. Но это в прошлом.
− Пузырем? − не понимала администратор.
− Поехать пузырем на сленге железнодорожников означает поехать в резерве.
− Вы железнодорожник?
− Из отдела кадров.
За несколько дней до меня в город из Польши вернулся мой товарищ, он писал мне, предлагал встретиться. Когда-то мы куролесили от Кракова до Гданьска, набивая пузо копчеными колбасками, муштардой и пивом «Tyskie». Моему другу вечно не сиделось на месте, но он переезжал из города в город не в поисках рая. Он просто любил перемены.
– Привет, капитан! – обрадовался Разин, увидев меня на пороге.
− Ты чего вернулся, Стёпа? Неужели здесь лучше, чем в Польше? Или паны так житья и не дают братьям-славянам?
− Не говори, помнишь, какие они бардзо нервные, что ни выходные − у меня драка с кем-нибудь из местных. Хотя вот брат мой Алёшка, человек мирный, язык знает, Варшава ему нравится. Прижился он там, нашел себе Милку, та по-русски ни слова, Алекса любит. А, ну ты ее видел. Но батя у нее и братовья такие курвы. А я вот… −Стёпа замялся. − В общем, в Москву перебираюсь. Погостить заехал.
− Просто погостить? На тебя это не похоже.
− Подругу отсюда хочу забрать, − нехотя признался Стёпа и перевел разговор. −А ты как? Ты вроде тоже вернулся. Не сходишь с ума от тоски по морю, как прежде?
− Ерунда, я в порядке. Приглашают ритм-гитаристом в одну модную в узких кругах группу.
− Да ну!
− Вот тебе и да ну, а я верхом на антилопе гну.
− Отлично, ты крут!
− Только, старина, у меня денег нет на поезд. Надо ехать в Новосибирск, на «собаках» не охота. Займешь?
− Сколько?
− Немного. Рублей пятьсот.
− Займу, двадцать долларов.
− Ну да, ты же, барин, из-за границы прибыл, − хохотнул я, радуясь, что быстро нашел деньги.
− А вид, Петь, у тебя шальной, − заметил Стёпа.
Он принес гитару.
− Порепетируем?
− Давай, – согласился я.
Стёпа любил электрогитары, в юности он выпиливал их округлые туловища из дерева, набивал «кишками» и оживлял. Парочку ему удалось собрать, звучали они довольно сносно.
Дурачась, мы изображали Элвиса Пресли. В Польше нашей любимой веселой игрой по вечерам было боготворить Элвиса.
− Возможно, Элвис и прослыл к концу жизни жирдяем, но он всегда был королем рок-н-ролла, – голосом мистера Коричневого из «Бешеных псов» говорил Стёпа. − Потом были другие, может, и покруче, но Элвис был первым.
− Однажды я подумал, − чужим баритоном подыгрывал я, − что в середине пятидесятых Элвис Пресли и Мерлин Монро были как две части одного существо, ну типа двуликого Януса. Пока они были вместе на Земле, и каждый занимался своим, их дела шли успешно. Только Элвис полез на экран со своими «Голубыми Гаваями», как тут же Монро уходит из этой жизни. Да и Элвису актерство не принесло удачи, он тоже вскоре сдал… Потом он еще раз явился миру весь в затянутый в черную кожу, но это уже был траур по божеству Элвис-Монро. Сами по себе подобные божества безумно хороши, но они активно помогают тем, кто прожирает мир в труху, и потому они обречены.
Стёпа сделал большие удивленные глаза, и мы запели на мелодию «Love me tender» шуточную песню, сочиненную нами во время импровизированного выступления в клубе «Хата Пухатого» в Белостоке:
− Элвис не сыграл свой последний концерт. Его просили, он говорил нет. Мы знаем, что жизнь любит шутить. Сначала щекочет, а потом бить. Элвис! Звезда рок-н-ролла. Элвис! Король поп-звезд. У каждой звезды свои недостатки, у Элвиса их нет..
− Слушай, сегодня же день рождение у Марьяны, − перестал играть Разин.
− У какой Марьяны? За «Россией» живет?
− Ага, встретили ее вчера там. Все такая же красивая, как Монро. Пригласила на день рождения.
− Пойдем?
− Не, я вечером в кино.
− С подругой с этой?
− Ага. Ты сходи, тебе удивятся. И обрадуются, конечно.
− Схожу.
− Привет ей. На вот, коробку польских конфет от нас подари. А это твоя двадцатка.
− Это не просто двадцатка, старик, − помахал я бумажкой. − Это билет на райский поезд! Увидимся на моем концерте в Олимпийском.
− Удачи!
В приподнятом настроении я шел по городу и мысленно играл на гитаре. Всего четыре аккорда хорошо знакомой песни:
Вдруг почувствовал – пора, и не надо понимать,
Просто надо уходить и скорее догонять…
− Ого, кого я вижу, − удивилась Марьяна, открыв дверь. – А я слышала, ты в дурничке. Сбежал, что ли?
− В психушку мне еще рано. Сначала ты прочтешь обо мне в таблоидах. Придется еще побегать от поклонниц.
− Правильно, проходи, − сказала Марьяна. – Тут, кстати, тебя дожидается одна.
− Кто? − сердце мое екнуло.
− Разувайся. Сейчас узнаешь.
Увидев Ленку Ракету, я только и подумал: «Вот тебе тётенька и юрьев день».
− Киса моя приехала! − обрадовалась роковая женщина со стажем.
Я вздрогнул, но бежать было поздно и некуда. Ленка уже повисла у меня на шее.
− Что, голубки, встретились? – сказала именинница. − Только дом не разнесите.
Я смотрел на нее и думал, почему же на мне висит Ленка, а не она. Таких красоток, как Марьяна, можно увидеть в кино и на обложке глянцевого журнала. У мужиков челюсти отвисали, когда в летний ветреный денек Марьяна выходила на улицу в легком коротком платьице.
Гости засиделись до глубокой ночи. Потом кто-то ушел, кто-то стал укладываться спать.
− Я еще хочу выпить. У тебя есть на вино? − прильнула ко мне Ленка.
− Только билет на райский поезд.
− Ты опять уезжаешь?
− Возвращаюсь.
Ленка нахмурилась, закурила сигарету и вышла в коридор. Когда она появилась, помахивая моей двадцаткой, я понял, дело пахнет скандалом.
− Ого, я смотрю, ты разбогател, − объявила Ленка. – Я иду за вином.
− Где ты их поменяешь в пять утра?
− Поменяю, − пообещала Ленка.
− Отдай! − крикнул я. − Это мой билет на поезд!
− Врешь, ублюдок! − тоже заголосила Ленка. – Отдавай должок! Уехал, никому не сказав ни слова, вернулся как ни в чем не бывало, и думаешь, все тебе тут рады.
− Началось, − вздохнула Марьяна. − Пора вас выгонять, идите на улицу убивать друг друга.
А мы уже сцепились как кошка с собакой.
− Отдай!
− Не отдам!