Стас Колокольников
Удивительное свойство моряков жить под водой
…никто не возвращается с исчезнувшего корабля, чтобы поведать нам, какой была его гибель, сколь неожиданной стала предсмертная агония людей. Никто не расскажет, с какими думами, с какими сожалениями, с какими словами на устах они умирали…
Джозеф Конрад «Зеркала морей»
О море! Души моей строитель!
Борис Шергин
Часть первая. На суше
1
Жара стояла необыкновенная. Казалось, высокие каменные дома потихоньку плавятся и растекаются по городу мертвым морем. Так было с самого утра, свежесть почти не касалась города, а испарялась с первыми лучами солнца.
Никто не чувствовал опасности, все ждали воды как спасения.
− Если так дело пойдет дальше, я бросаю эту чертову работу и еду на море, − сказал бармен, подавая орешки.
Странно, что он жаловался, в баре было хотя и не прохладно, зато не душно. Работали кондиционеры.
Я кивнул и отсел в сторону, чесать языком не было сил.
− Послушай, − не отставал бармен, − ты не знаешь, кто ночью горел в соседнем квартале?
− Не знаю, − сказал я и отвернулся.
Через минуту ко мне подсел Игорёк. Парню стукнуло восемнадцать, он отучился в колледже и собирался учиться дальше – что-нибудь связанное с математикой. Почему он ошивался в этом баре, я не знал. Кажется, здесь работал кто-то из его близких.
− Послушай, Фома, какую смешную задачку я откопал, − радостно сообщил Игорёк и начал читать с книжки, − у двух джентльменов, А и Б, было шестнадцать унций портвейна и два стакана по восемь унций. Джентльмены наполнили стаканы, но, надо же такому случиться, их собачка, которая тоже обожала портвейн, вылакала из стакана, принадлежавшего Б, целых пять унций. Тем временем Б выпил по ошибке три унции из стакана, принадлежавшего А. Стоит заметить, что на стаканах были выгравированы деления и инициалы владельцев, каждый предпочитал пить из собственного стакана. Да и вообще эти джентльмены были довольно легкомысленные и чудаковатые. «Послушай, − сказал А, − несправедливо, чтобы ты один пострадал из-за собаки. Я отолью тебе из своего стакана, чтобы портвейна у нас было поровну». На что Б покачал головой: «Я согласен, мы должны распределить между собой потерянные пять унций, но не забудь, что я уже выпил три из твоего стакана. Вот видишь, я их тебе возвращаю». С этими словами Б вылил все, что у него оставалось, в стакан А, наполнив его до краев. «Теперь мы поделим то, что осталось», − сказал Б. И А вылили ему в стакан половину своего портвейна. «Вот видишь, − удовлетворенно заключил А, − мы пришли к тому же, что предлагал и я. У каждого из нас полстакана портвейна, и мы в расчете». В расчете ли джентльмены на самом деле? Если нет, то как восстановить справедливость? Попытайтесь ответить, не пользуясь карандашом и бумагой.
Игорёк многозначительно посмотрел и спросил:
− Что ты думаешь по этому поводу?
− Думаю, что у джентльменов был чертовски отличный пёс, − сказал я.
− Почему?
− Иногда не с кем даже поговорить, − объяснил я. − А с псом, который за раз хлебает по пять унций портвейна, можно неплохо проводить время.
− Да уж, − не понял Игорёк.
Он по молодости развлекался довольно однообразно − подсаживался ко всем и трепался о том, как хорошо учиться и много знать.
Восторженный вид Игорька надоел, и я вышел на улицу.
Нет, такой жары, я никак не мог припомнить. Только несколько лет назад в Астрахани, где мы с женой пытались достойно провести отпуск, было нечто похожее. Горячий воздух, точно дыхание дьявола, и безысходность.
Я закрыл глаза, город показался полным призраков.
2
В бар я вернулся с мыслью, что одиночество и выпивка не выигрышная тема для начинающего писателя. Хотя я бы взялся, но не в такое пекло и в другой компании.
Игорёк терпеливо ждал. Он сидел уже с другой книгой.
− Послушай, что я вычитал, − проговорил он, увидев меня, − морское дно теплее любого города. Ха-ха! Особенно при такой погодке! А?
− Что ты читаешь?
− Мураками.
− И как у тебя мозг не выпаривается? Как можно читать в такую жару?
− Мозг должен всегда трудиться, − стал всерьез объяснять Игорёк, − мы и так используем его всего на пять процентов.
− Представляю, что за ад начнется, если мы будем использовать его хотя бы на десять процентов, − пробубнил я.
− Что ты говоришь? – не расслышал Игорёк
− Я говорю, для того, чтобы спокойно посидеть в баре, хватит и пяти, а большего мне пока не надо.
Я подошел к стойке.
− Что достал он тебя, − кивнул в сторону Игорька бармен.
− Нет, кажется, это я сам себя достал.
− Еще пива?
− Ага.
− Не знаешь, кто горел сегодня ночью в соседнем квартале?
− Ты уже спрашивал. Не знаю.
− Извини. С этой жарой вообще мозгов не осталось.
− Только у Игорька всегда есть в запасе процентов пять-десять. Думаю, он нам одолжит, если мы совсем отупеем, − сказал я.
Бармен даже не улыбнулся, лишь кивнул.
Я посидел с полчаса у стойки, наблюдая, как качается маятник часов, сделанных под старину. Они были довольно оригинальные. Маятник в виде якоря, а на концах стрелок парусные корабли.
Потом я пересел за крайний столик и задремал.
В шесть вечера пришел Рыжий, прежний мой сосед по подъезду, и мы сели играть в нарды.
− Как дела на работе? – спросил я, пытаясь отвлечь Рыжего, начавшего уходить вперёд.
− Все приходят посидеть под кондиционерами и попить холодной минералки. Еще пару дней такой жары и мы поймем, что такое конец света.
Он выкинул шестой куш.
− Как жена? Как дети?
− Отправил их к родителям на дачу.
Рыжий выиграл три длинных партии подряд, в последней я еле ушел от домашнего марса. Расстроившись, я предложил Рыжему выпить, он отказался, и мы снова расставили фишки. Две партии я все-таки отыграл.
Ближе к ночи я пошел домой. После того, как расстался с женой, спокойно я мог находиться только в баре. Оставаясь дома один, по всем углам я видел свое безрадостное будущее.
3
Нужно было пройти несколько кварталов, чтобы оказаться дома. Но туда я не спешил и выбирал дорогу как можно длиннее. Ночь была жаркой, и я еле тащился.
Запах горелого ударил в нос, стало не по себе, словно мир вспыхнул от нескончаемой духоты, и я остановился. Под ногами валялись непонятные лохмотья и обломки, в стороне в большой куче кто-то рылся.
Я пнул какую-то дрянь.
− Чего ты здесь шаришься? – недовольно прикрикнул копошившийся тип.
Судя по голосу, спившийся старик.
− Ищу чем поживиться, − ответил я, − не отказался бы от столового серебра.
Тип заковылял ко мне. Остановился шагах в пяти и прохрипел:
− Шел бы ты от греха подальше, парень.
− А что на всех не хватит?
Тип приблизился. Если сравнить наши рожи, я, действительно, еще мог сойти за парня. Старик был дряхлее любой рухляди, какую приходилось видеть.
− Какого черта тебя сюда занесло, парень?
− Я шел домой, старик. Я хочу спать.
− Куда домой? Ты здесь жил? Когда? До меня? Я тебя не помню.
− Жил я здесь или не жил, какая тебе разница, − я любил разговаривать, не зная о чём. − Я шел домой, ни больше, ни меньше.
− Он тоже ставил на тебе опыты? – прохрипел мерзкий старикан.
− Почему я должен тебе всё рассказывать? А, старик? Твой голос на мамин совсем не похож.
Жара вскипятила мой мозг, и я мог нести что угодно, даже не задумываясь.
− Можешь доверять мне, сынок. В меня он тоже вливал свой чертов эликсир молодости.
− Вижу, это помогло. Тебя что перед тем выкопали из могилы?
− Не шути так, ублюдок! – старик зашелся кашлем. – За жилье и жратву я лишился десяти лет своей жизни! А чертов алхимик, кажется, сгорел вместе со своей тайной! Кто возместит мне ущерб?
− Ну хорошо, хорошо, − смягчился я, − в отличие от тебя я ни в чём не участвовал. Я просто иду домой мимо, поэтому…
Я не договорил и еле успел увернуться от старика, прыгнувшего как крыса. Было видно, что он не успокоится, пока не отгрызет мне что-нибудь со злости.
Недолго думая, я задал стрекоча. Я бежал до самой квартиры. Закрыв за собой дверь, я не стал включать свет и прямо в одежде лёг на постель. В душной темноте слышались отдаленные вопли и суета. Я закрыл глаза, осознавая, что устал.
− Закопай меня обратно, я чертовски пьян, сынок, − прохрипел я, передразнивая старика, − никто не может мне помочь.
И через минуту уснул.
4
Ровно месяц как от меня ушла жена, и чуть больше месяца как уволили с работы. Вернее сам созрел, чтобы уйти. Подошел на взводе к начальнику и выложил всё, что думаю о работе в офисе и о своих двух последних рекламных статьях. А думал я только то, что это занятие для тех, у кого вместо мозгов вата. Ну меня и выпнули без выходного пособия.
Проснувшись после полудня, я долго размышлял об этом недоразумении, повлекшем уход жены, и о том, есть ли смысл начинать по новой. Лежал и пялился в потолок несколько часов, потом вспомнил ночной разговор, старика и ощутил неприятную сухость во рту. Встал и пошел в бар. В другой. Хотя скорее это был клуб. Немного странный в плане обстановки и публики. Там я никого не знал, там собирались ребята помоложе, разодетые как цивильные хиппи на Лето Любви. По стенам подвала висели фото кубинских революционеров, героев Вудстока, медиа-гуру и рок-звезд шестидесятых-семидесятых годов.
Я ходил туда вторую неделю смотреть на флейтистку, звали ее Валя. Она казалась богиней. В том смысле, что обычным смертным к ней подходить не имело смысла, она глядела на всех, как ангел с неба, печально и отстраненно. Я приходил и просто глазел на Валю, мало слушая, как она обращается с флейтой, а сегодня решил заговорить и что-нибудь рассказать.
Я сидел как истукан, а Валя играла на флейте под «минус». Было чудесно. Над сценой порхали разноцветные бабочки от прожектора, мягко пульсировал downtempo. Молодые люди с затуманенным взором, лишенные всяческого напряжения, двигались плавно, как рыбки в аквариуме. Всё располагало к релаксации. Можно было целую вечность сидеть и ни о чем не думать.
Я дождался, когда Валя спустится со сцены, подошел к ней и сказал:
− Привет.
− Привет, – кивнула она.
− Я – Слава. Но все зовут меня Фома, у меня фамилия Фомин.
− Я – Валя.
− Я знаю. Посидишь со мной?
− Не хочется.
− Чем-то расстроена?
− Нет.
− Как тебе эта жара?
− Пройдет.
− Слышала про о пожар позапрошлой ночью?
− Ага.
− А знаешь кто горел?
− Нет.
− Представляешь, один чудак готовил эликсир вечной молодости, ну и погорел на своей алхимии.
− Откуда такие сведения?
− Точно знаю. Так скажем, от лица, участвовавшего в опытах.
Валя промолчала. Наверное, ей было не интересно.
− Я раз в неделю прихожу сюда, ты хорошо играешь на флейте.
− Спасибо, приходи чаще. По четвергам я здесь играю на саксофоне с группой, − улыбнулась Валя и пошла к махавшей ей из глубины зала пухлой девице в тельняшке, заправленной в просторный джинсовый сарафан.
− Да я уезжаю завтра…
Зачем я так сказал, не знаю, никуда я не собирался. Но, видимо, это был единственный способ задержать Валю хоть на мгновение. Глядя вполоборота, она спросила:
− Далеко?
− Далеко… Очень далеко. Можно я буду тебе писать?
− Что писать? – не поняла Валя.
− Письма.
− Зачем?
− Это будет длинное путешествие. Надо с кем-то делиться впечатлениями. У меня нет близких людей, я совсем один в этом мире.
Валя некоторое время смотрела, как будто чуть приблизившись из глубин своей вселенной, чтоб разглядеть, так ли уж я одинок.
− Тебе дать электронный адрес?
− Нет. Я буду писать на бумаге, присылать в конверте вместе с рисунками. Я еще и рисую. − Я протянул ей новенький икеевский карандаш, приготовленный заранее.
Она молча написала адрес на подставке для пивной кружки. Потом Валя опять увлеченно играла на флейте, а я рисовал ее профиль на обратной стороне картонной подставки и думал, как же меня угораздило сподобиться на ту чушь о поездке.
5
На следующее утро только я открыл глаза, как почувствовал жар, идущий от распахнутого окна, и сразу понял − в городе делать больше нечего. Если так дело пойдет дальше, раньше чем через месяц я все сбережения спущу в барах и выгорю изнутри.
Я осмотрел комнату, глянул на окно. Куда же податься? Раньше с женой весь год, дожидаясь отпуска, мы мечтали о том, как смотаемся на недельку к ее родителям на дачу, затерявшуюся в окрестностях тихого старорусского Боровска. Или соберем рюкзаки и отправимся в горы к друзьям на Алтай. Или двинем автостопом, хоть я и староват для этого, к родственникам жены на Волгу в Самару. Это всё были походы в ширину. Пришло время действовать иначе – в высоту, а лучше в глубину.
Что конкретно надо делать, я не мог понять и, закрыв глаза, представил, что вода накрыла город, и друзья, и знакомые превратились в экзотических рыбок из энциклопедии, лежавшей на столе: африканского обрубка, стеклянного ангела, целующегося гурами, тетрадона мируса, глазчатого макрогната, пигдия хилтона, вариативного ципринодона, ктенопома, щукоглава и бежевого хоплостернума.
Стало веселее, идея висела в воздухе. Глупо улыбаясь, я поднялся с постели и увидел фотографию жены. Она стояла в обнимку с подругой на перроне далекой неизвестной станции и смеялась. Сердце сжалось, я вышел на балкон и понял, что обжег ступни.
Внизу редкие зомби в человеческом обличье вползали в магазины, трамваи и маршрутки. Кто-то кричал через дорогу:
− Алексей! Только не забудь!
− Я не забуду! – кричал Алексей, огромный и взлохмаченный, как царь Максильян Белиндерский, идущий под водой и стреляющий из воняющей пушки. – Главное, чтобы она что-то решила!
− Позвони мне вечером в любом случае!
− Позвоню!
Мне тоже захотелось крикнуть:
«И мне позвоните, братцы! Дайте знать, чем у вас дело закончилось! Иначе я тут с ума сойду от однообразия!»
Чтобы не заработать тепловой удар, я оставил Алексея, трясущего власами у бочки с квасом, и пошел засунуть себя под душ.
Вода была теплая и попахивала тиной. Впрочем, удовольствия от этого не убавлялось. «Морское дно теплее любого города», − вспомнил я. Захотелось взять походную сумку, перебросить через плечо и пойти на вокзал, будто уже решено, куда ехать. Я выключил воду, подождал, пока капли впитаются в тело, и стал собираться.
6
До вокзала я не дошел. Остановившись выпить минералки в тенистой аллее, я увидел Игорька. Он катил на велосипеде прямо на меня. Когда Игорёк остановился, я разглядел у него под мышкой большой фотоальбом, на котором завораживающе красивым шрифтом было выведено «Thalassa».
− Это что у тебя? – спросил я.
− Альбом фотографий и репродукций. Из коллекции одного капитана, он…
− Что за слово на обложке? – перебил я. − Знакомое.
− Море по-гречески.
− Дай-ка глянуть.
Я открыл книгу. На меня, как на потерянного проселенида, брызнул свет из осчастливленной Аркадии. Как же я сразу не понял?
− Куда собрался? – поинтересовался Игорёк, оглядывая мой походно-спортивный наряд.
− Не знаю… Полагаю, что набирать команду, − не стал я скрывать родившуюся идею.
− Футбольную, что ли?
Я громко засмеялся.
− Совсем люди от жары с ума посходили, − бесцветно сказала пожилая женщина, проходившая мимо.
Я засмеялся еще громче. Женщина прибавила шагу.
− Ты чего? – удивился Игорёк.
− Просто удивительно, как я не понял сразу.
− Чего не понял?
− Море.
− Ну и что море?
− Осталось только море, больше у меня ничего нет.
− Поехал я, − сказал Игорёк, − от таких разговор я дурею больше, чем от жары. Если не можешь сказать ничего вразумительного, тогда до встречи.
− До встречи, юнга.
Игорек сунул под мышку thalassa и покатил дальше. Я смотрел вслед и ликовал. Мой мир точно поднялся из глубин и возвращал к себе.
7
Уже лет десять я шел по жизни как по палубе. Куда? Вперед, мимо могил, сказал бы Гёте. Да просто вперёд, скажу я. И это всегда было во мне: жизнь – море, города – гавани, балконы высоток – капитанские мостики, а дома − корабли, вросшие в землю до прилива. И никуда от этого не деться, если хочешь жить. Жить как океан, не зная, как поведешь себя.
Замерев с минералкой в руках, я чувствовал, что стоит сделать движение, и море примет меня, и я буду только с ним, пока мир по-настоящему не шевельнет своими плавниками.
− Ладно, − подмигнул я минералке, − деваться некуда. Поплыли.
И вода полилась. Не успел я этим как следует насладиться, слабо брякнул звонок и рядом, шурша шинами, остановился знакомый велосипедист.
− Слушай, − обратился Игорёк, как пить дать вернувшийся сообщить нечто интересное, − я утром читал статью о загадочных явлениях в мировом океане. О высших существах, которые живут по соседству с нами в морских глубинах. По гипотезе они дали жизнь человечеству и могут стать причиной гибели нашей цивилизации.
− А ты знаешь, что греческое слово «ихтюс», то есть рыба, состоит из начальных букв Иисус Христос Сын Божий? – спросил я.
− Знаю, − кивнул Игорёк.
− Думаешь, это как-то связано?
Игорёк странно посмотрел на меня и покатил дальше.
Через дорогу я увидел вывеску кафе «У боцмана» и решил там перекусить, последние два дня я питался только орешками.
За стойкой маячил крепкий малый, стилизованный под морячка, в тельняшке и бескозырке. Над стойкой висел телевизор, настроенный на европейский музыкальный канал. Видеоклипы сменялись без перерыва. Когда принесли заказ: омлет с сыром, теплую лепешку и салат «Сахалинский», на экране появились два усатых дядьки из группы «Yello» и предложили свое видение реальности. Композиция называлась «To the sea». Люди ныряли в город как в море. Под водой они как ни в чем не бывало ходили по улицам, ездили на машинах и сидели в кафе. Некоторые в купальных костюмах забирались по стенам небоскребов и прыгали вниз. Среди всего этого безобразия усатым мужикам подпевала девица, похожая на золотую рыбку, она плавала у витрин и окон, пуская пузыри, и звала за собой. Однако мало кто обращал на нее внимание.
Не успел я поковырять вилкой в морской капусте и огурцах, как в следующем видеоролике еще одна длинноволосая красотка, потерявшая что-то в глубинах океана, преспокойно занырнула в пасть белого кита и попала в иную реальность. Когда красотке повстречалась девочка-циклоп, левитирующая лежа на спине, я не выдержал зрелища и напрягся.
Вскоре на экране появился ви-джей и представил зрителям двух ребят: ди-джея Ме и ди-джея You. Они болтали о музыке, а я взялся за омлет.
− Кем бы вы хотели стать в следующей жизни? − спросил ведущий своих гостей.
− Дельфином. А еще, может, чьей-то губной помадой, − игриво ответил ди-джей Ме.
− Китом, потому что киты могут нырять очень глубоко в океан, − с серьезным видом сказал ди-джей You.
Чудес на утро было достаточно, я не стал ждать продолжения, расплатился и вышел.
8
Любителю греческой мудрости скифу Анахарсису как-то задали вопрос: кого на свете больше, живых или мертвых? Он переспросил: «А кем считать плывущих?»
Можно долго болтаться между жизнью и смертью. Хотим мы того или нет, но жизнь и смерть части одного целого, где последняя всего лишь помощница в переправе на ту сторону житейского моря. Однако истинное пребывание между ними в движении по воде. Тот, кто идет по воде, вне жизни и смерти. Можно это делать одному. Если же набирается команда, то нужен корабль.
У меня не было ни корабля, ни команды, ни умения ходить по воде. Это не смущало, я знал чего хотел. Хорошее судно, я был уверен, можно вызывать силой мысли, а команду нужно собрать из старых дружков, из тех, кому нечего терять в городе. Самым беспокойным слыл Беря, о его неприкаянности ходили легенды. Бродяжничество и безудержность сидели у Бери в крови: он жил где придется, принимая что дают. Работал Беря отделочником, делал всё быстро и качественно. За это ему прощали, что он жил на объектах и выпивал. Иногда ему везло, но он как будто не ценил удачу. Последнее, что я о нем слышал: он на несколько месяцев по большой любви сошелся с порядочной женщиной, но вскоре стал вести себя безобразно и поколачивать подругу, и она выставила его за порог. Беря вернулся к прежнему − бродяжничал по знакомым. Я знал последний адрес.
Дверь была не на замке. В доме мечтательно бормотал Игги Поп: «the fish doesn’t think, because the fish knows everything».
Хозяев не было. В одних трусах Беря стирал джинсы и варил чечевичную похлебку.
− Какими судьбами? – обрадовался Беря.
− Такими вот, − я пожал мокрую ладонь. – Искал тебя.
− Опять что-то задумал, − предположил Беря.
− Как думаешь, какие корабли безопаснее? – спросил я.
− Вытащенные на сушу, − сразу ответил Беря.
− Ха-ха, − удивился я. − Ну ты даёшь!
− Говори прямо, чего хочешь.
− Хочу набрать команду и отправиться в плавание.
− На чём?
− На корабле.
− Где ты его возьмёшь?
Беря осторожно отжимал джинсы.
− Корабль будет, я уверен. Сила мысли уже работает. Пока решил сколотить команду.
− Силой мысли, говоришь… Серьезно? – Беря убежал на кухню мешать похлебку и крикнул оттуда: − Я давно готов отправиться куда угодно! С тобой тем более!
− Вот и хорошо, − я сел за стол и налил воды из банки.
Беря с надеждой посмотрел на меня и сказал:
− Только, знаешь… Мне нужно немного поправиться.
Только после этих слов я заметил, что Берю потряхивает. И с зубами у него что-то было не в порядке.
− Пойдем, я тут видел одно демократичное местечко, − предложил я.
За столиком в летнем кафе Беря оживился.
− Я тебе верю, − говорил он, − отличная идея с кораблем, особенно для таких горемык. Иначе сгинем в этих трущобах. Я нашел тут у ребят книгу Пелевина, про вампиров. Просто про меня. Я столько баблоса всяким оборотням откачал, чуть не загнулся. Хватит. Пора сваливать на море, там не достанут. Я в команде. Закажи еще чего-нибудь выпить.
Я заказал.
− Слушай, Беря, − я был торжественно говорлив, − ну правда, сколько можно мытариться? Завтра же собирайся. Я уверен, день-два и что-то придумается.
Поднесли графин.
− Что у тебя с зубами?
− Цинга начиналась, − клацнул зубами Беря.
− Как?
− Шучу. Печень. – Беря деловито закурил и посмотрел на меня, как на огородное чучело. – В городе я только копчу небо.. гм. У меня такое ощущение, что это уже было.
− Де жа вю?
Беря выпил и не ответил. Его остекленевший, в меру безумный обреченный взгляд блуждал. Я смотрел на Берю. Худющий, похожий на цыгана он выглядел самым одиноким и неприкаянным среди посетителей. Захотелось одарить его конем и отпустить на все четыре стороны.
− Не спеши, − посоветовал я, когда он потянулся к графину.
− Не тормози, − нахмурился Беря.
− Ладно, делай, как знаешь. Только скажи честно, ты веришь, что мировой океан − это пространство нашей будущей жизни?
− Пространство будущей жизни находится у тебя за спиной, ик, – икнул Беря.
Я нервно обернулся.
Из кафе было хорошо видно, как черными грозовыми тучами быстро затягивало небо. Что имел в виду Беря, я не узнал. Пока я разглядывал тучи, похожие на пугающие густые клубы дыма с захваченного марсианами Мэйбэри-Хилл, Беря задремал на столе под шум начавшегося дождя. А когда он захрапел, вода лупцевала вовсю.
Для прохожих это был долгожданный дождь. Люди забегали под навесы радостные и мокрые, словно после купания. Они были счастливы, как будто им отпустили грехи. А мой первый рекрутированный матрос-скорбут, как и полагалось, спал пьяный в обнимку с кружкой.
9
Играть нужно по-крупному. Ставить всё, что есть, пусть даже не получая ничего, как герой Харви Кейтеля в «Плохом лейтенанте». А как же иначе? Зачем что-то ставить и получать еще? Только после того, как получишь НИЧЕГО взамен на своё ВСЁ, начнется настоящая игра. Даже не игра − а прыжок в запредельное.
С такими мыслями я шел к старому другу Веселому.
Посвежевший после короткого дождя город выглядел намного симпатичнее. Я прыгал через лужи и считал в них щепки похожие на корабли. Сдав тело первого матроса по месту его последней стоянки и пообещав скоро забрать, следующим я выбрал именно Веселого. Сколько его знал, тот всегда гонял из пустого в порожнее и получал несказанное удовольствие. Потому что так поступали многие. Да почти каждый ставил на кон имеющееся барахло и рано или поздно получал столько же, игнорируя отсутствие разницы.
С Веселым мы водили дружбу с юных лет. Он медленно, но верно шел к цели. Снял уютную квартирку в хорошем районе, надежно женился, прикинул, какая работа нужна, откуда ждать опасности, и крепко стоял на том, что жизнь надо раскручивать вокруг себя.
Из-за дверей доносились игривая музыка и запах молотого кофе. Слышно было, как Веселый настукивал по клавиатуре и что-то напевал. Он работал на дому. Для тех, кто пошустрее, интернет давно упростил отношения с работодателями.
− Привет, чувак, − подмигнул Веселый, открывая дверь.
− Занят? – спросил я.
− Считаю прибыль.
− Играешь на скачках? Сдаешь недвижимость? Продаешь интернет проекты?
− Всё просто, − щедро улыбнулся Веселый, − надо покупать акции из тех, которые растут постоянно. Покупать надо разные и как минимум тысяч на двадцать долларов. Чистая прибыль в месяц сначала составит около пятисот долларов, дальше больше. Я решил пока вкладывать по двести. Не хочешь попробовать? Или, может, боишься стать богатым? А, чувак? Ха-ха!
Надо полагать, Пифагор знал, о чем говорил, утверждая, что всё в мире создавалось из числа. К числу и возвращается, вот поэтому здесь и трудно быть просто веселым и голодным. Без единицы и нуля не то что мир даже пылинка не станет крутиться.
− Хотел предложить тебе плавание на корабле, − выложил я.
− Э, чувак, ты с женой поругался, – понимающе улыбнулся Веселый.
− Расстались, − нахмурился я.
− Ну а я со своей расставаться не собираюсь. Мне богатеть надо, старина, семью тащить. А ты, вообще, о чем? Что за корабль?
− Корабль будет. Мне был знак.
− А, знак, − разочаровался Веселый. – Будешь кофе?
− Нет, спасибо.
− А эвкалипт?
− Зачем?
−По-моему, он торкает, сейчас заварю, попробуешь.
− Не понял…
− Да я тоже тебя не понимаю, − подмигнул Веселый. − Как только у тебя появляются проблемы, ты сразу впадаешь в депрессию и ведешь себя как псих. Извини, конечно, дружище. Но мы знакомы с тобой давно, я знаю, сколько тебе лет, и потому нести молодецкий бред о кораблях и знаках, это уже не твое. Полгода назад у тебя было всё в порядке с женой и работой, и ты даже не заикался о путешествиях, лежал на диване и чесал пузо. Сейчас ты не знаешь, куда приткнуться, вот и мечешься. Держи при себе эту идею о плавании, если она тебе так дорога. Воплоти ее во что-нибудь реальное, а не обивай пороги в поисках психоаналитика.
− Причем здесь психоаналитики?
− Потому что я не верю, что ты реально ищешь команду. Ты просто ищешь тех, кто погрузится вместе с тобой в твои проблемы и, нахлебавшись каши в твоей голове, даст дельный совет, как жить дальше. Ну разве не так?
− Заваривай эвкалипт, чувак.
Когда я уходил, Веселый похлопал меня по плечу и сказал:
− Ты это, всё равно… Как будешь грузиться на борт, дай знать. Мало ли что.
− А что?
− Да ничего, − засмеялся Веселый, − я пока еще вменяем, помню про праздник, который не всегда со мной.
− Ты о чем? Какой праздник?
− Жизнь, чувак! Не та, что нарисована тенью на асфальте, а настоящая, там, где ветер и море. Помнишь, как мы ездили в Гданьск, когда там было наводнение?
− Помню.
Еще я вспомнил, что жизнь, как вода, течет и должна течь, ибо она привыкла течь. Но промолчал по этому поводу и вошел в лифт с таким видом, будто отвар эвкалипта отшиб мозги.
10
Обращаться к жизни с вопросами – ничуть не наивно, ведь она с нами в непрерывном диалоге. На каждый вопрос у нее готов ответ, у нее есть даже ответы на еще не поставленные вопросы. И это не пустой трёп. Засните с самым мучительным вопросом, с ним проснитесь, сорвите его, как удавку, и один из грядущих дней принесет решение. Только сильно не обольщайтесь, не надо забывать о том, кто и как обустроил нашу нынешнюю жизнь.
Лифт тащился вниз безобразно медленно и нудно, как будто искал переправу через Стикс. Тросы наверху издавали звуки, казалось, кто-то тяжело вздыхал. Неужели Веселый прав, думал я, ковыряя ногтем ламинированную стенку, и я всего лишь цепляюсь за свои мечты, чтобы не опуститься на дно, где уже не хочется ни жить, ни мечтать, ни задавать вопросы.
Почему одни так легко пристраиваются к жизни и мучаются лишь от изжоги и несварения желудка? А другие стонут от божественного огня, сжигающего их слабые сердца, и уходят на дно, умирая от жажды?
Вот я любил жену и не переставал любить, но свалял дурака, ушел с работы, оттолкнул привычную жизнь, и мы расстались. До этого никому нет дела. И что, это испугало меня? Неужели я всего лишь схожу с ума от мысли, что остался совсем один? И только поэтому ищу море жизни среди людей или человека на дне житейского моря?
Всё так, да не так. И хотя я еще не до конца уверовал в то, что стою на берегу моря новой жизни и жду попутного ветра, страха уже не было, я только хотел знать, стоит ли хоть на время возвращаться к прошлой жизни. Стоит ли искать решения, похожие на прежние решения? Лифт тревожно затрещал в ответ, продолжая тащиться вниз. Я ощутил слабость в животе, вроде бы, у меня были ответы на эти вопросы, но на самом деле они больше напоминали треск, в котором пока только движение к ответу.
Лифт остановился, мигнул светом. Под потолком на стене я заметил затертую наклейку от жевательной резинки «Star Trek» №33, с нее мило улыбался похожий на Игорька космический парень, только его надбровные дуги сильно выдавались вперед и переходили в большие, как локаторы, уши.
Створки лифта раздвинулись, и я перешагнул через щель, в которой маячила бездна. Створки хлопнули за спиной, лифт затрещал и пополз обратно. И тут я вспомнил старую моряцкую гному: кто у моря был да за море не заглянул, век тому шилом воду хлебать. Так вот.
11
Вряд ли люди ищут большие города и огромное скопление себе подобных, люди в поисках пересечения путей, где можно найти ответы на свои вопросы, где можно просто что-нибудь найти. Жить в стороне от всех дорог может только тот, кто всегда видит в мире, как в воде, отражение Бога.
Поздним вечером уставший я зашел в знакомый бар, где был завсегдатаем. В баре царило оживление, словно накануне освеживший город дождь, и правда, выдал всем пропуска в рай.
− Вот и кончились наши мучения, − обрадовался мне, как родному сыну, бармен. – Теперь есть чем дышать!
Он поставил передо мной холодную кружку и насыпал орешков за счет заведения. За одним из столиков Игорёк во что-то резался на планшете.
− Ты оставил свой телефон? – спросил он.
Признаться, я не оставлял телефон, а швырнул в стену, когда выяснилось, что жена не собирается отвечать на звонки и сообщать, где она и что с ней происходит.
Телефон уцелел, пришло несколько сообщений. Я стал торопливо читать, надеясь, что какое-то из них от жены. Одно пришло с работы, мне еще причитался небольшой гонорар за статьи, другое от сервисной службы, сообщавшей, что появился новый роуминговый тарифный план «Дальнее плавание», и еще было длинное сообщение от старого друга.
