Стас Колокольников
Эстетика бродяг
печень трубадура
Сначала я подумал, что в ведре олифа или древесный лак. Утром я спускался с пятого этажа новой квартиры, а шестилитровое ведерко стояло в аккурат между третьим и четвертым. Я не выдержал, наклонился и понюхал − в ведре было вино. Я лакнул его. Портвейн. Не самый лучший, но и не мерзок.
Даже не думая о последствиях, я молча взял ведро, спустился во двор и пошел дальше. Шел и думал, если кто окликнет, отхлебну, сколько смогу, поставлю ведро и дёру. Так и прошел пару кварталов, ожидая оклика в спину, как выстрела. Потом сел в незнакомом дворике и поставил ведерко перед собой. Просто сидел, смотрел на него и улыбался, как дурачок. Чудеса, да и только.
Окунувшись с носом в ведро, я наконец-то попил оттуда, как из маленького озерца. Встал и опять сел. Куда же, подумал я, идти с полным ведром портвейна. Хотя можно было никуда не ходить, нырнуть в ведро и плавать там рыбкой. Наверху знали, что я большой поклонник органических соединений алифатического ряда и всегда мечтал о винных реках и родниках, бьющих из-под земли, о дожде и море из вина. И вот мечта начала сбываться.
Прихватив ведерко, я неспеша двинулся на прогулку, стараясь не выходить на большие перекрестки. Время от времени останавливался в укромном местечке, делал несколько глотков и шел дальше. Было не просто хорошо или очень хорошо, я чувствовал себя так, словно с этого дня зачислен на ангельское довольствие, и мне полагались в достатке вина, хлеба и зрелищ.
На серой стене, возле которой я остановился выпить, кто-то вывел оранжевой краской «here is fun» и пририсовал стрелку, указывающую − стену нужно обойти.
Я так и сделал. Обошел здание и обнаружил несколько столиков − небольшое уличное кафе для работников офисов, занимающих первые этажи. Столики пустовали, лишь за одним сидела молодая женщина и пила какую-то шипучую гадость, закусывая фисташками.
Бывало, я приставал к женщинам на улице для знакомства, навязывая себя. Но чаще я их гипнотизировал, как удав. Сейчас я сам замер и чуть не выронил ведерко. Сомнений не было, я опять наткнулся на неуловимый призрак женщины своей мечты. Они и раньше встречались, но исчезали, прежде чем я успевал объясниться.
В этот раз она находилась в двух шагах и не спешила уходить. Я решился сделать комплимент, но, подойдя ближе, растерял запас куртуазной словесности. Догадливости хватило лишь на то, чтобы поставить перед ней ведро и галантно предложить:
− Нам нужно выпить за встречу. Это чудо!
− Вы кто? − испуганно спросила женщина.
− Трубадур.
− Кто?
− Тру-ба-дур. Как Гираут де Борнель из округа Эксидайль, у которого не было ни гроша за душой, а он умудрялся проводить все время в кабаках да при дворах богатых сеньоров, служивших его покровителю герцогу Лиможскому. Мужчина прославлял чужих дам и бродячую жизнь.
Молодая женщина поморщилась и сделала движение встать.
− Извини, я сегодня выиграл ведро вина на ярмарке, − доверительно сообщил я. – И потерял голову от везения, потому что сегодня, кажется, мой день.
Она поднялась, но не уходила.
− Как тебя зовут? Мэрилин, Рита, Ума, Мила? Скажи, − упрашивал я, чувствуя, что не внушаю доверия. − Оставь хотя бы номер телефона.
− Меня зовут Юлия, а номера я не оставлю. Ты странный…
− Оста-а-авь. Оставь обязательно!
− Зачем?
− Я исполню любое твое желание, − твердо пообещал я. − Какое твое главное желание?
− Уехать в Париж.
− Считай, что ты уже там.
Она улыбнулась, вырвала из блокнота листок, написала номер и протянула.
− Вот, держи, дома только по выходным. Удачи.
И пошла.
Я смотрел вслед молодой женщине, видел, как качаются бедра, и влюблялся, влюблялся, словно падал на дно своего ведерка. Хотя, возможно, просто крыша поехала от выпитого. Свернув за угол, я помочился и положил бумагу с номером поближе к сердцу. Подумав, нежно потерся об нее хером и опять положил к сердцу. Вздохнул и так с расстегнутыми штанами припал к краю ведра, опустошив на четверть.
− Как не стыдно, молодой человек, − запричитал за спиной старческий голос.
− Извините, мне стыдно, правда… Но сейчас я не человек, а рыба-анабас, пьяная-пьяная, − задумчиво проговорил я, застегивая ширинку,
Хлопнула дверь.
− Сумасшедший, − пожаловалась кому-то старушка.
У меня кольнуло в печени. Не глянув в сторону недовольных жильцов, я пошел прочь. Бухлишко сыграло злую шутку, беспечная игра с ним не проходит бесследно. Только в одном случае из ста угадаешь в своем отражении в бутылке рога и хвост, в остальных тебя водят за нос до тех пор, пока не подвесят на скале, куда прилетит большая птица, клевать твою печень.
Мой скорый поезд незаметно сходил с рельс, начинало подташнивать. Срочно требовалось поделиться с кем-нибудь своим богатством. Кто угодно − лишь бы в компании, я был готов распивать вино с сатирами. Они не преминули появиться. Их было трое. Хитрецы знали, чем угодить, чтобы содержимое ведра перекочевало в них.
Вино требует музыки, и сатиры пели всё, что я хотел услышать. Песню о моряке на деревянной ноге и о сладкой Дженни. У них не возникло бы проблем с репертуаром, попади они к эскимосам или на вечеринку в другую галактику. Сатиры играли в местном кабаке кавера, имели модные прически, рубахи и человеческие имена. Играли хорошо, стоило им взяться за инструменты, как на слушателей нападало желание веселиться и прожигать жизнь.
В обнимку с сатирами я шел по городу, обращаясь к прохожим с утверждением, что каждый имеет право сойти с ума, как ему заблагорассудиться.
− Еще глоток-другой и мы доберемся до тайников сознания, где хранится любовь ко всему сущему! Суть настоящей свободы!
Сатиры кивали, прохожие шарахались.
− Нам нечего скрывать друг от друга, мы часть природы, − – вещал я.
Сатиры громко смеялись.
− Кто сказал, что дни трубадура сочтены только потому, что он подставил парус под безрассудный пьяный ветер? Кто… – спрашивал я, теряя сознание.
− Никто так не скажет. Давай выпьем еще, − где-то вдали говорили сатиры.
− Где я? – очнулся я. − Ведро еще не опустело?
Мы валялись на лужайке в парке, а с нами две молодые женщины. Сатир подмигнул, схватил ведерко и исчез. Пока я судорожно курил сигарету, вспоминая, что же было − он вернулся с полным ведерком вина.
Женщины захлопали в ладоши, одна из них повернулась ко мне и хитро прищурилась:
− Мы слышали, что ты трубадур. Что-нибудь скажешь по этому поводу?
− Вина чрезмерно не бывает, пока хоть кто-то наливает, − я занырнул в ведро.
− Ты, наверное, много сочиняешь. Есть что-нибудь о любви? − спросила вторая женщина, когда я вынырнул.
− Да, конечно, − охотно поддержал я беседу. – Сочиняю много, но это потому, что я как псих вижу мир боковым зрением, значит, сам псих
Женщина с улыбкой покачала головой − не поняла моего бреда.
− И тебя я вижу хорошо, − сказал я и добавил: − Ты прекрасна, перед тобой не устоять.
Женщина улыбнулась. Прекрасной она могла показаться только после пол ведерка вина.
− Ну что, поедем к тебе? А то можем и ко мне, − предложил я. – Зови меня Мирон. Или Бражник.
− Как?
− Как тебе больше нравится.
Сатиры дружно засмеялись, наблюдая, как я полез к женщине целоваться и упал.
− Успокойся, − сказал один из них. − Это женщина моя.
− Какая мне разница, чья она, − бормотал я, пытаясь подняться. – Если она не прочь развлечься со мной, то это наше дело. Что ты лезешь? Наверняка, она у тебя не единственная.
− Выпей-ка лучше еще вина, дружище, − сказал сатир.
И силой окунул мою голову в ведро.
− Теперь у него будут другие заботы, − услышал я из глубины.
Не знаю, что имелось в виду, но моей единственной проблемой стало то, что я не мог вынырнуть, как не старался. Меня окружал винный кошмар, внутри него играла музыка, похожая на «Soul desert» группы Can.
Вынырнул на другом конце города. Я стоял на краю тротуара у самой дороги, где проносились машины. Чей-то плеер в ушах, в руках ведро, на дне плескалось вино. Редкие прохожие обходили меня стороной, как чумного. Заглянув в ведерко, я увидел отражение, оно выглядело подозрительно и маниакально, такие рожи встречаются на свалках у парней, выискивающих в кучах мусора какую-нибудь дрянь.
Мутило и лихорадило, я плохо соображал, куда и зачем иду. Тело отказывалось повиноваться разуму, явно желая от него избавиться. Глотнув вина, я понял − опять погружаюсь, без надежды спастись, словно на шхуне, получившей кормовую пробоину. Вру, о спасении я не думал, потому что, вообще, ни о чем не мог думать.
Зачем так пить? Хм, ну допустим, я пил поменьше, чем старина Чинаски, поменьше откровенностей и блевотины, но я дышал ему в самый затылок. Думаете, хотел стать таким же крепким поэтом? Нет. Может, мечтал о том деньке, когда объявлю, что обошел Хэнка по количеству выпитых бутылок? Не угадали. Просто моя жизнь кружилась в спирали праздничных рюмок. Я доверял им.
Пить нужно с душой. Что хорошего в отутюженной рубашке, если она одета на мертвеца? Ничего. Она так же мертва и холодна. Что таит вино, вливающееся в мертвое горло? Ничего. Дешевая смазка, одна механика и никакой души. Дело в том, с каким настроением открываешь бутылку. Исчезновение происходят между дном последнего стакана и самым темным поворотом самого заброшенного уголка души. Там, где ничего нет − там можно все.
− Давай обоссым его, − услышал я сверху.
Я лежал в темноте на краю пустыря, надо мной стояли два подростка. Один из них наклонился и попытался надеть мне на голову пустое ведро. Я схватил его за горло и зарычал. Подросток вырвался и отскочил, второй бросил в меня обломок кирпича. Тогда я проорал всё, что о них думаю. Это было неприятное зрелище. Они покидались еще и ушли.
С трудом я поднялся, сделал несколько десятков шагов, споткнулся и выкатился на грунтовую дорогу. Было все равно, в какую сторону идти, но громкие возгласы за спиной заставили спрятаться в кустах на обочине. На дорогу выбежали четверо возбужденных подростков с палками, посовещались и разбежались в разных направлениях.
Немного полежав, я пополз прочь от дороги.
Ночные призраки чудом доволокли меня до знакомой двери в городской трущобе недалеко от ипподрома. За дверью было шумно, там громко пели и танцевали, я толкнул дверь и ввалился в дом. Здесь веселились не первый день, горы бутылок и пьяных тел. Воняла перегаром и табаком, иногда долетавший в окно запах свежего навоза и то был приятней. Никто не удивился моему появлению и потрепанному виду, мало чем отличавшемуся от окружающих.
Только я хотел рассказать свою историю, как мне налили, я выпил и перестал владеть языком. Еще долго я что-то бессвязно кричал и танцевал, стараясь разглядеть лица, но мир крутился каруселью звуков и мутных картин.
Неожиданно всё оборвалось и стихло. Я увидел чудовище с красными горящими глазами, оно выбралось из темноты и набросилось на мою плоть, пытаясь сожрать самое вкусное − печень и сердце. Я брыкался, пока ужас, возросший до крайних пределов, не прервал жуткое видение.
Будто кто-то стукнул по голове, я открыл глаза, вздохнул и больше не смог закрыть слезившиеся веки. Кто-то склонился надо мной.
− Кто ты? − испуганно спросил я.
− Это я − Лесник, − представилась тень.
− Фуф, Лесник, − облегченно вздохнул я, погладив сердце. − Привет. Ты что здесь делаешь?
− Вообще-то, я у себя дома.
− Повезло. А я как здесь?
− Хм, − многозначительно хмыкнул Лесник.
Под таким «хм» могло подразумеваться что угодно. С Лесником мы познакомились в общежитии пединститута, куда мы с другом лазили на свидания с первокурсницами. Мы столкнулись с Лесником на пожарной лестнице, где он хотел оторвать кусок арматурины, чтобы наказать обидчиков, не пустивших его внутрь. Дрался он плохо, но не сдавался никогда. Вид у него был дремучий, разбитной − как из лесу вышел. Он сам был та еще оторва.
− У меня было ведро вина… − начал я.
− Тут оно.
− Где?
На столе у изголовья, словно дорогая ваза, ждущая охапки цветов, стояло мое ведро. Ну не совсем мое, поменьше и другого цвета.
− Полное вина? − тревожно спросил я.
− Да, − радостно подтвердил Лесник.
− Ты понял? Оно не заканчивается.
− Конечно, раз ты в него постоянно подливаешь.
− Как это?
− Не помнишь?
− Нет.
− Купил вино в бутылках и слил в ведро.
− Ерунда какая-то… А деньги откуда?
− Выпрашивал у ларька, рассказывая, что ты юнга со шхуны, утонувшей в море Бахуса. Великолепно рассказывал! Все смеялись, а один мужик сунул денег, ну и я добавил, а ведро в песочнице нашли.
− Глупо.
− Может быть, и глупо, но с этой глупости мы имеем полное ведро вина.
− Ты один дома? Это точно ты? Наклонись ближе, что-то я тебя плохо вижу, глаза слезятся.
− Да, предки на даче, − вплотную приблизил лицо Лесник, − иначе я бы тебя сюда не потащил с ведром вина.
Он исчез в темноте, чем-то погремел, включил свет в прихожей и вскоре появился со стаканами. Вид у него был жизнерадостный, словно мы собирались окунуться в источник вечной молодости. Даже показалось, он светится.
− Ты чего это? − невольно спросил я.
− Не знаю, ощущение, словно в космос стартую.
− Люди-то всё по космосам, а мой голосам, − передразнил я. − А сколько время?
− Скоро светать начнет.
− И долго ты сидишь у ведерка?
− Мы только пришли.
− И снова в космос?
− Я там еще не был.
В космос Лесник отправился один, на середине ведра его ступени оторвались, и он полетел. Я засобирался домой.
− Отлей половину, − донеслось из далекого космоса.
Я поделился. Дома стал приходить в себя. Пока отмывался, позвонил отец:
− Ты не забыл, что твоя неделя заканчивается?
− Как заканчивается?
− Так. Завтра-послезавтра занеси ключи. Понял?
− Понял. У тебя всё в порядке?
− Всё, − я рассматривал себя в зеркало и спросил у мужика с безумными красными глазами. − И где ты был неделю?
Мужик обернулся и заглянул в ведро. На дне плескалось чуть больше литра.
Осторожно разделив содержимое на три равные части, я выпил первую, хорошенько отдышался и достал из чулана печатную машинку. Попытался зарифмоваться. Ничего не получалось, трижды я брался за чистый лист, выстукивая указательным пальцем какую-то чушь:
нас имеют, как хотят – как щенят или котят
нас имеют каждый день – все, кому иметь не лень
Выпил вторую порцию и почувствовал себя Уолтом Уитменом, которого неожиданно чуть придавило космосом. С четвертого раза я настучал:
сердце моё было брошено
в серную кислоту любви,
его перетерли на каменных жерновах одиночества,
душу, как старую тряпку, бросили в ноги бродягам -
всем одиноким несчастным безумцам,
казалось, во мне не осталось
ни капли дневного света,
казалось, во мне не звучало
ни ноты живого звука,
только немного звериной привычки -
цепляться за жизнь,
воздух глотать и пищу,
воздух и пищу…
даже инстинкт сохранения во мне
обратился в сломанный механизм,
и вместо радости жизни -
странное напряжение,
словно я один из поваленных высоковольтных столбов,
словно я огромное дерево,
что сломлено бурей,
вырвано с корнем и брошено в пропасть…
Остановился и перевел дух. Меня вдруг растрогало, что я поваленный высоковольтный столб. Нахлынувшая волна жалости к себе и ко всем страдающим за любовь заставила разрыдаться. Пьяные несоленые слезы оставили кляксы.
Ополоснув лицо, я вышел на балкон и закурил. Внизу у детской качели стояли молоденькие студентки, тоже дымили и болтали:
− Знаешь, Юлька, а он ничего этот твой однокурсник.
− Генка, что ли?
− Нет, Игорек.
− Аа. А мне Генка больше понравился.
− Ой, Юль, он так посмотрел на тебя сегодня после лекции.
Воспоминание обожгло меня. Юля! Надо немедленно исполнить желание − сделать всё, что в моих силах. Пусть она уедет в Париж. Я бросился к ведру, сцедил последнюю порцию и через мгновение, не успевая переводить дух, отпечатывал в две руки.
Юля едет в Париж
Третий год подряд в конце декабря у Юли случались неприятные дни, когда ее одолевали тоска, беспардонно сотрясавшая ее маленький уютный мир не помещавшемся в нем паническим вопросом: «Почему моя жизнь такая не примечательная? Мне уже тридцать, до старости кажется далеко. Я – трудоголик, постоянно что-то делаю, как белка в колесе… А разве что-то меняется? Как воду в ступе толку, бррр, и впрямь живу одна, как Баба-яга, еще и с черным котом».
Такие мысли накануне любимого праздника невыносимы. Юлин позитивный настрой держался на рациональном мышлении и верить в чудо она себе позволяла только накануне Нового года. Может быть, поэтому именно в это время мысли в голове бунтовали и, казалось, голова кипит, как в чайник со свистком, бурно выплескивая содержимое наружу.
Небольшая перспективная компания, где Юля была ценным специалистом, собственная квартира и дорогие вещи – это весь ее накопленный багаж, которому некоторые завидовали.
«Неужели я не способна на большее? – хмурилась Юля. – Скорее нет, чем да. Если только я чего-то о себе не знаю.
В доме напротив через улицу, за окнами на втором этаже с похожими горчичного цвета шторами, жила женщина. В её окнах по ночам отражалась неоновая надпись кафе «Избушка», находившегося под квартирой Юли.. Рано утром и поздно вечером Юля могла наблюдать за соседкой, симпатичной немолодой женщиной, отдаленно походившей Юлю. Были еще сходства в привычках. У них жили похожие черные коты, которых они кормили примерно в одно и то же время, около половины седьмого. В девять выходили из дома. Обе наполовину одинокие. К женщине по воскресениям приходил седоволосый мужчина в неизменном костюме, похожий на завершающего карьеру врача-дантиста. К Юле наведывался, чаще просто звонил Алик, бывший однокурсник, уже лет пять делал он вид, что ухаживает. Впрочем, Юля сама не воспринимала Алика, как жениха, он слишком много пил, меньше её зарабатывал, как попало тратил, и для семейной жизни не годился.
В то утро в конце декабря, насыпая коту корм, Юля почувствовала первые симптомы хаоса. Голова отказывалась мыслить позитивно, мысли вопили о никчемной Юлькиной жизни, стучась о стенки черепной коробки. Одна даже заявляли, что Юлька дура. В задумчивости та высыпала коту на голову сухого корма из пакета. Барсик обиженно облизался, но, увидев, что хозяйка его не замечает, решил позавтракать.
Юля стояла у окна, наблюдая, как соседка тоже наклоняется к кошачьей миске, треплет кота за ухом. Потом выпрямляется, хватается за сердце и падает. Это произошло так неожиданно, что Юля сначала не поверила глазам, замерла и долго не шевелилась. Только, когда стукнула мысль, что соседка умирает, Юля накинула пальто и побежала к дому через дорогу.
Наугад нажала номер квартиры на домофоне, ей открыли, она вбежала по лестнице, дверь в нужную квартиру оказалась не запертой. Толкнув ее, Юля оказалось в прихожей с тусклым светом, она сразу и не разглядела, что перед ней на стуле сидит мужчина. Не похожий на того седовласого врача. Этот выглядел моложе, сидел, закинув ногу на ногу, и улыбался. Курчавые русые волосы и короткая седая борода придавали его задумчивому виду благодушные черты.
− Что здесь происходит?! −вскрикнула Юля, чуть не врезавшись в него.
− Ничего не происходит, − не меняя позы, произнес мужчина.
− Что с ней? − перевела дыхание Юля.
− С кем?
− С женщиной. Я живу напротив, через улицу. Видела в окно, как она упала. Сердечный приступ?
− Возможно.
− Что с ней?
− Ничего. Сейчас всё в порядке.
− В порядке? Она жива?
Человек опустил ногу и внимательно посмотрел на Юлю.
– Она жива, не беспокойся, − он потер переносицу, не зная, как продолжить. – Понимаешь, ведь это была ты.
− Что?
− Трудно поверить, но придется. Женщина в окне – возможное отражением тебя в будущем. Такой ты могла стать лет через тридцать. Вижу, не веришь. Но это так, ты наблюдала за собой.
Юля попятилась.
− А чего побежала-то сюда? − спросил человек. − Не могла скорую вызвать?
− Вы кто? Врач?
− Ну какой же я врач, хотя… − человек усмехнулся, − в чем-то я врач.
− Вы знали ее? − отступила к двери Юля.
− Юль, ты глухая? Я же только объяснил тебе, что та женщина − это как бы ты и была, много лет спустя. Хотя разве это много. Ты такой бы и стала, если бы не прибежала сюда. А теперь даже и не знаю, что с тобой делать.
− А вы кто?
− Да какая разница. Называй меня, как хочешь.
− Вы − киллер, − испуганно проговорила Юля.
− Вот глупая. Ладно, спишем на твою голову, она у тебя в эту пору сама по себе.
− Черный риэлтор!
− Да чтоб тебя…
− Знаю… вы… – она чуть придержала слово «дьявол», которое так и хотело сорваться с ее дрожавших губ.
− Еще лучше, − засмеялся тот, кого она приняла за дьявола.
Смех у него был добродушный. Если дьявол так смеялся, то дела у него, да и у всего мира, пошли на поправку.
− Послушай, Юлька, − начал он.
− Откуда вы знаете моё имя?! Кто вы?
− Ну ты даешь. Ладно, зови меня Гаспар.
− Гаспар из тьмы, − опять прошептала Юля.
− Тьфу ты, елки. Далась тебе эта тьма. Хорошо, давай сегодня я буду для тебя – Пьер Ноэль.
− Вы француз?
− С удовольствием, − кивнул мужчина.
Тут Юля обратила внимание, что на нем темно-малиновые штаны, вязаная жилетка со стеганой рубашкой и кожаные, ручной работы, сапоги.
− Зачем я вам?
− Да не нужна ты мне.
− Ну вы же заманили меня сюда.
− Во-первых, тебя сюда никто не заманивал. Ты попала сюда, потому что у тебя отзывчивое сердце. Всегда есть выбор, как поступить, следуя за головой или за сердцем. А во-вторых, в день, когда можно изменить судьбу, хорошо бы быть и посообразительнее.
− Значит, вы не дьявол?
− Скорее, ангел-хранитель.
− Мой?
− Милая, теперь на всех не хватает, можешь считать меня кем-то вроде участкового ангела в вашем районе. Вас много, а я один. Вот пришла пора заняться тобой.
− Что вы будете делать со мной? − спросила Юля таким тоном, что любой шутник ответил бы: «насиловать и расчленять».
Но мужчина пожал плечами и сказал:
− Это зависит от тебя.
− Что я должна сделать? − собираясь с мыслями, спросила Юля.
− Ничего особенного ты делать не должна, просто ответь на два вопроса.
Мужчина поднялся со стула и прошел на кухню.
− Вот, кстати, − проговорил он оттуда, − можешь убедиться, я тебя не обманывал.
Юля с трудом отклеилась от входной двери и заглянула на кухню. Никакой мертвой женщины на полу не было.
− Ты в окно посмотри, − предложил мужчина.
Юля через силу глянула в окно и увидела себя. Вот она проснулась, включила на кухне свет, в задумчивости высыпала на голову кота сухой корм, подошла к окну, замерла, увидев что-то неприятное, и бросилась вон из квартиры.
− И вот ты здесь, − сказал мужчина. − И тебе нужно ответить, хочешь ли ты жить прежней жизнью. Если да, то ты вернешься обратно к себе домой и ничего не вспомнишь, ни нашей встречи, ни женщины.
− Так вы Пьер или все-таки Гаспар?
− Называй, как хочешь.
− Пьер… А если…
− Без если, либо да, либо нет.
Юля вспомнила про кота.
− А Барсик?
− Причем здесь кот, − удивился то ли Пьер, то ли Гаспар. − Сейчас толкуем о том, что будет с тобой. А там ты уж сама решай, что делать с котом. Я же тебя не забираю на другую планету.
− Хочу жить по-другому, − с уверенностью проговорила Юля.
− Отлично. Вспомни три мечты и назови ту, которую хочешь, чтобы исполнилась первой.
− Увидеть Париж, Пьер.
− Прекрасно. Можешь идти.
− А как же я буду жить по-другому.
− Уже. Иди домой, доверься новой жизни, – сказал он и выпроводил Юлю за дверь.
Вернувшись, она просидела почти весь день на кухне вместе с Барсиком. На работу не пошла, а когда оттуда позвонили, сказала, что заболела любимая тетя и за ней нужен уход. Разглядывая в окно людей, Юля выделяла тех, кто несли елки, праздничные пакеты и коробки. Или вели за руки смешно шагавших детей. Раньше Юле казалось, что люди в большинстве своем двигались, как во сне, плохо понимая, зачем они здесь. Теперь ей казалось, что все это хорошо продуманное и спланированное действие.
Ближе к вечеру позвонил Алик.
− Привет, Юльк, я зайду? Начнем провожать старый год, а завтра вместе встретим новый.
Судя по голосу, он уже выпил.
− Кто это? – спросила Юля.
−Это я, Алик. Не узнала, богатым буду, − засмеялась трубка.
− У меня нет знакомых с таким именем, − Юля положила трубку.
− Юльк, ты чего?! − успела та испуганно крикнуть.
Стемнело, в окнах загорался свет. Люди приходили с работы, потрошили холодильники, ужинали, мыли посуды, включали компьютеры, телевизоры, гирлянды, наряжали к Новому году дома, укладывали спать малышей. Юля следила за окном соседки, там было темно.
Она уже задремала на подоконнике, как в квартире напротив вспыхнул свет. От неожиданности Юля свалилась на пол. А когда поднялась, увидела молодого мужчину, стоявшего, как и она, у окна. Увидев Юлю, он заулыбался и приветственно помахал рукой.
Через силу кивнув, Юля смотрела на него, как на призрака. Мужчина что-то показывала знаками. Наконец Юля поняла – он желает познакомиться и уговаривает её взять трубку телефона и набрать цифру 8. Когда она сделала это, он показал остальные цифры.
− Добрый вечер, − услышала Юля в трубке мягкий голос и чуть не уронила телефон.
− Вы меня извините за навязчивость, − волнуясь, продолжал голос, а его обладатель маячил в окне напротив, − но у меня сегодня странный… удивительный день… Кажется, я теряю связь с реальностью. Сегодняшние события… В общем, мне нужно поделиться с кем-то. То есть не с кем-то, а именно с вами. Как же вам это объяснить… Но, если вы не против, я бы мог подняться к вам, мне было бы так проще.
− Да, − смогла лишь выговорить Юля.
Понятное дело в любой другой день она бы не позволила событиям развиваться столь стремительно, не особо доверяя мужским словам. Однако сегодня… От звонка в дверь Юля вздрогнула, словно электричество замкнулось на ней, и все-таки уронила телефон. Дрожащими руками она повернула ручку замка.
− Добрый вечер, я − Саша, − волнуясь, представился молодой человек. − Извините, еще раз извините за столь навязчивое знакомство. Но вот так получилось. Я и сам…
− Проходите, − еле держась на ногах, проговорила Юля. − Меня зовут Юля. Я присяду, что-то мне не по себе.
− Да, да, это очень хорошо, то есть очень приятно, что мы познакомились, − снимая куртку, говорил Саша. − Сидите, сидите, я сейчас вам принесу воды? Что с вами? Вы не представляете, Юля, что со мной сегодня произошло. Вы должны это знать. Вам лучше?
− Да, рассказывайте.
− Сегодня утром мне позвонил приятель. Случилось это в тот самый момент, когда мое затруднительное положение требовало немедленного решения. Какое затруднительное положение это уже неважно.
Мужчина беспечно махнул рукой и засмеялся. Но смех его сейчас же оборвался, он заметил − собеседница выглядела настолько странно, что была похожа скорее на мумию, чем на живого человека.
− Что с вами, Юля? Вам, правда, лучше? Попейте еще воды, – разволновался Саша, забыв про рассказ. − У вас тоже что-то стряслось?
− Откуда у вас ключи от той квартиры напротив?
− Ах, да! Вот я как раз об этом! − опять оживился Саша. − Это важная часть моей истории! Сегодня утром меня выселяли в буквальном смысле, не было ни одного знакомого, который мог бы хоть как-то помочь. И тут этот звонок. Старый приятель нашел меня удивительным образом и просил присмотреть за квартирой, пока он будет работать за границей, он сказал, что даже приплатит за то, чтобы я кормил рыб и поливал цветы.
− Так это квартира вашего друга?
− Нет! Он живет поблизости! Эта квартира его знакомых, они попросили его за ней присмотреть. В, общем, не успел я переехать, вещей у меня немного, старый ноутбук да кое-какие книги…
Мужчина немного замялся и пристально поглядел на Юлю.
− И не успел переехать, − повторил он, − как будто попал в зазеркалье. Реальность где-то там, а я уже здесь… Господи, я говорю так непонятно! Или понятно?
Юля кивнула Саше, это его ободрило.
− Вы представляете! − громко сказал он и чему-то засмеялся. − Сначала я увидел человека, который копается в моем ноутбуке. Я уже выставил его на стол, а сам пошел в ванную выкладывать зубную щетку. Присутствие незнакомца меня удивило, ведь дома никого не должно быть. Приятель отдал ключи и сразу уехал по делам. Я стоял и смотрел на человека, совершенно не зная, как поступить. Пока он сам не заговорил: «Не видать тебе удачи, пока не выкинешь эту рухлядь». «Это вы о моем ноутбуке?» − спросил я. «А о чем же еще?» − ответил он. Вид незнакомца почему-то внушал доверие и расположение, хотя на нем были такие странные малиновые штаны и вязаная жилетка. «И что же делать теперь?» − спросил я после недолгого молчания. «Для начала включи радио», − предложил он. Я послушно нажал на кнопку: «… вот это и есть наш вопрос! − прокричал ди-джей, − Правильный ответ на который и даст победителю право на приз! Вы можете уже звонить нам! Всем удачи!» «На, держи трубку, − сказал человек. − Когда спросят правильный ответ, скажешь «Гираут де Борнель». «Гираут де Борнель», − сказал я трубке. «Как вас зовут?» − спросили оттуда. «Саша», − сказал я. «Саша, сейчас скажете свое имя и правильный ответ в эфир, − радостно прокричали мне, − только сначала отойдите от вашего радиоприемника. И не кладите трубку, пока не оставите ваши координаты! С Наступающим!» Я сделал все, как попросили. «А теперь бери свою рухлядь, − сказал человек, − и неси её на свалку. Нечего ей делать с тобой в новом году. В 20.32 ты поставишь её в стороне от мусорных баков и пойдешь обратно домой, в 20.39 ты увидишь молодую женщину, обратишь на себя её внимание и расскажешь ей все, что с тобой произошло сегодня. Понял? Всё, вперед. Пора». Он выставил меня за дверь, в руках у меня ноутбук. Метров десять я не дошел до мусорных баков, поставил и пошел обратно. Я шел медленно, но кровь пульсировала так, что я задыхался. От волнения даже закружилась голова. Я понял, что попал в чужой подъезд, когда оказался в его полумраке на одном из этажей. На часах было двадцать тридцать восемь, я толкнул дверь перед собой. Она открылась, я вошел и сразу нащупал выключатель, включил свет в коридоре, затем на кухне, глянул в окно и увидел вас. Вот. Даже и не знаю, что сказать еще. Потому что не знаю, поверили ли вы мне или нет.
− Что за приз вы выиграли? − дрожащим голосом спросила Юля.
− Ах, да! Это два билета в Париж! И я сразу понял, когда увидел вас, что второй билет предназначался вам. Ведь верно?
− Да, − безмолвно, лишь разомкнув губы, ответила Юля.
Перед её глазами уже летели на конях меровинги, их длинные волосы превращались в узкие улочки старой Лютеции. По ним бродили кардинал ла Балю и Винсен де Поль, превращаясь лицами в Сержа Гензбура и Ален Делона. Откуда-то издалека доносились звуки уличных песен, веселый смех и звонкие голоса:
− Монжуа, друзья, монжуа!
Прекрасный город уже звал Юлю, куда и нам, возможно, лежит дорога. Пусть не завтра, но, чтобы пополнить ряды счастливчиков, il nous reste encore du temps (у нас еще остается время (франц.))
Цитату я списал из сборника стихов поэтов мира на столе. На этом месте я понял, что уже совсем темно и нет чистых листов. Отодвинувшись от стола, я прилег на кожаный диван и, кажется, захотел мороженой морошки.
