Стасс Бабицкий
Окаянный дом
Восточный ветер
Сыщик прищурился и сунул левую руку в пасть дракона.
– Не боитесь? А вдруг цапнет?
В голосе звучала насмешка, впрочем, вполне дружелюбная.
– Нет, не боюсь. Он же каменный.
– Не судите по внешнему виду, господин Мармеладов. Здесь, на Востоке подобная доверчивость может стоить вам жизни! – сухощавый брюнет высунулся по пояс из окна второго этажа. – Китайцы, те еще хитрецы, им ничего не стоит намазать зубы статуи ядом или поместить в пасти дракона пресс для раздавливания пальцев. Вам повезло, что эти истуканы у входа отпугивают не людей, а злых духов… О, Господи! Что же я вас на пороге держу. Проходите, проходите скорее. Мы уже заждались!
Ворота, покрытые красным лаком, отворились с высокомерной медлительностью. Тягучий медный звон раскатился по пустому двору, возвещая о прибытии гостя. Давешний брюнет ждал на крыльце, чтобы троекратно облобызать сыщика.
– А я издалека приметил эту диковинку, – он кивнул на высокий головной убор из черного фетра.
– Десятигаллонный стэтсон[1], – Мармеладов снял шляпу, поля которой загибались кверху, и картинно поклонился. – Последний писк моды в Техасе. Уже больше года ношу только его, поскольку ни в Америке, ни тем более в этой вашей Азии, приличного цилиндра днем с огнем не отыщешь.
– Хотите, одолжу вам один из своих?
– Что вы, Максим Владимирович, потерплю до Москвы. А за опоздание извините. Честно признаться, вы застали меня врасплох. Я в Мукдене[2] проездом и уже намеревался следовать дальше, но тут принесли ваше приглашение…
– Конечно, конечно! Никаких упреков. Я ведь о вашем прибытии тоже узнал случайно. Только потому, что в городе нет русского консула или других чиновников, и все проезжие грамоты путешественников приходится заверять мне. Я давно привык куковать тут в одиночестве. Мои драгоценные земляки проезжают мимо, даже не подозревая, что в этой маньчжурской глуши за всю Российскую империю отдувается посланник железнодорожного ведомства с неблагозвучной для русского уха фамилией – Клейнмихель. Кстати сказать, китайцев такое созвучие и вовсе в ступор вгоняет, но тут уж ничего не могу поделать, фамилия мне от деда досталась.
– Как и склонность к строительству железных дорог, – улыбнулся сыщик.
– Ох, вы прямо соль на рану! Два года переговоров, взяток, скандалов, подделки подписей… А дорога существует только на бумаге, и похоже, при моей жизни этот воз с места не сдвинется… Но к чему говорить о грустном? Прошу к столу!
Внутренние покои напоминали деревенскую горницу – иконы в красном углу, стол и широкие лавки с резными спинками, сундук и прялка, даже всамделишная русская печь, из которой дородная баба доставала пирожки.
– Один мудрый человек говорил: «Чтобы стоять, я должен держаться корней». Вот и держимся, помаленьку, – хихикнул Клейнмихель, как показалось сыщику – нервно.
Гости чиновника сидели неподвижно, словно поспорили: кто первый шелохнется, тот и проиграл. Может, так оно и было.
Эти двое являли полную противоположность друг другу. Генерал Си Хайпэн, суровый маньчжур с кожей цвета промасленной бумаги, все время хмурился. Во всяком случае, такое впечатление производили кустистые седые брови. Они напоминали птичьи гнезда, прилепившиеся к его большой лысой голове, и если бы оттуда выпорхнул воробей, пожалуй, никто бы не удивился. Брови эти военачальник отрастил нарочно, чтобы отвлекать внимание собеседников от своих хищных и колючих глаз. Он кутался в длиннополый халат, расшитый красными и золотыми нитями, из наплечников торчали острые рога яка – отгонять проклятия, порчу и иную ворожбу. Для этой же цели на шее висела дюжина золотых и серебряных амулетов. На левом предплечье генерал носил три кисета: в самом маленьком – душистый табак, в среднем – важные бумаги, а в длинном, судя по очертаниям, спрятан кинжал.
– Рад знакомству! – пролаял маньчжур и нахмурился еще сильнее. – Очень рад!
Советник губернатора провинции, китаец Чэнь Вэньюй – низкорослый толстячок с лоснящимися щеками, – мелко закивал, выражая ту же мысль. Возраст его невозможно определить даже приблизительно. Лицо гладкое, без единой морщины. Пухлые пальцы украшены перстнями с дорогими каменьями. Волосы собраны в пучок. Халат совсем другого покроя, с широкими рукавами, весь белый с зеленым кушаком. На воротнике нефритовая брошь с драконьей головой.
– А это Родион Мармеладов, знаменитый путешественник, объехавший весь мир, – представил хозяин. – В России он не менее известен своими подвигами на поприще уголовного сыска. И я безмерно счастлив, что столь выдающийся сын Отечества составит нам сегодня компанию в большой игре. Не желаете, для начала, рюмочку? За встречу, так сказать…
Клейнмихель попытался силой увлечь сыщика, однако не преуспел в этом и, ничуть не смутившись, радушным жестом пригласил к столику, на котором стояли тарелки с закусками. Помимо привычных соленых огурцов, квашеной капусты и вареников в сметане, здесь были копченые свиные уши, фиолетовая мякоть какой-то диковинной рыбы, салат из водорослей со жгучим перцем, креветки и, конечно, пирожки с разной начинкой, все еще дышащие печным жаром. Посреди натюрморта высился запотевший графин.
– Саки?[3] – спросил Мармеладов. – Или байцзю?[4]
– Ни в коем случае, – возмутился чиновник. – Наша, русская водочка. Чистая, как слеза, пролитая от тоски по Родине. Иных напитков в этих краях я не употребляю и вам не советую.
Он налил две рюмки. Выпил свою залпом, шумно выдохнул и улыбнулся.
– Для маджонга[5] нам нужен четвертый партнер, а граф Уваров, который обычно составляет мне компанию против этих азиатских ловкачей… Сегодня отсутствует… Я вам невероятно благодарен. Вы спасли мою честь, а вместе с ней честь империи, от имени которой я веду здесь дела. Эти два яичных желтка никогда не упустят повода изобразить оскорбленное достоинство. Пока вас не было, подняли вой: мы столько ехали, бу-бу-бу, а ты нас не уважаешь, бу-бу-бу… Должен предупредить, господин Мармеладов, эти черти не слишком хорошо говорят по-русски, но понимают нас прекрасно. Так что воздержитесь от неосторожных замечаний.
От столика с закусками прошли к большому столу, на котором китаец и маньчжур возводили крепость из костяных фишек. Три стены выстроились строго по линейке, четвертую еще собирали. Клейнмихель зачерпнул горсть костяшек из общей кучки и показал сыщику.
– В маджонге есть три вида мастей – бамбуки, монеты и числа. Числа, правда, изображаются иероглифами, но вы быстро запомните. Их не так много – от одного до девяти. А еще есть драконы, вот смотрите, – красные, белые и зеленые.
Он показал закорючки, в которых Мармеладов никогда не угадал бы драконов. На его взгляд это были факел, открытое окно и раздавленная жаба.
– А вот эти синие иероглифы, – видите? – обозначают четыре разных ветра. Их собирать выгоднее всего, потому что ветра и драконы умножают вашу комбинацию.
– То есть игроки, шаг за шагом, собирают парные фишки? – уточнил сыщик.
– В самую точку! Только не пары, а тройки. Вы можете взять кость со стены или ту, что скинул другой игрок, и если собрали тройку, выкладываете на стол перед собой. Собственно, четыре такие комбинации и пара близнецов в придачу – это и есть маджонг.
Мармеладов задумчиво провел пальцем по стертым граням миниатюрных кирпичиков в крепостной стене.
– А если собрать последовательность? – спросил он. – Например, единицу, двойку и тройку в числах?
– Допустимо! Это вполне допустимо, – снова закивал китаец.
– Но подобная ерунда ничего не стоит, – возразил маньчжур.
Максим Владимирович снял сюртук и остался в крапчатом жилете. Уселся на лавку, подложив подушку-валик под поясницу.
– Игра сложная, но с вашими изумительными способностями к логическому мышлению… Придвигайте стул, господин Мармеладов. Да, вон тот, с резной спинкой, он самый удобный в комнате… Мы уже разыграли очередность ходов. Восточная стена досталась господину Хайпэну, человеку безмерно мудрому, как и весь Восток, – он привстал и поклонился маньчжуру, а тот вновь насупил брови. – На севере сяду я. Потому что я с севера, что ли? Юг мы отдали господину Вэньюю. Он родился в Дайляне, городе великих мужей, и приехал служить в здешнюю провинцию, поскольку на должности в свите губернатора запрещено назначать местных уроженцев. Золотая идея! Чиновники меньше переживают за свою родню и друзей, а все императорские приказы исполняют без предвзятости. Жаль, у нас в России такое не пройдет никогда-с… Но я отвлекся. Вам, дорогой гость, для игры достается запад.
Оба азиата перед началом игры подчеркнули, что не собираются мошенничать, но сделали это по-разному. Китаец подвернул длинные рукава до локтя и уложил широкими складками. Маньчжур наоборот, стянул манжеты кожаными шнурками.
– С Богом! – перекрестился Клейнмихель и бросил кубики.
Разобрали южную стену. У всех игроков на руках оказалось по тринадцать фишек, а у генерала – четырнадцать. Он сделал первый ход и объявил:
– Бамбуковая единица!
На стол легла крикливо-раскрашенная кость: цвета смешались в кособокое пятно, формой и расцветкой – вылитый попугай. Китаец в ответ пробормотал рифмованное заклинание, желая противнику неудачи, а себе – лучшего расклада. Потянулся к ярусу из фишек, но тут раздался голос хозяина дома:
– Я, пожалуй, заберу, – он перехватил «попугая» и выложил рядом двух таких же пташек. – Уж извините!
Советник губернатора скрипнул зубами. А игра-то, оказывается, азартная!
Вскоре Мармеладов разобрался в механике маджонга. Судьба, или, если хотите – вероятность, изрядно влияет на расклад костей в стене. Следовательно, играть новичку имеет смысл не против чужих комбинаций, а против самих игроков. Понимая их стратегии, можно угадать и дальнейшее развитие партии. Взять хотя бы Клейнмихеля: вот уже пять ходов снимает со стены и тут же сбрасывает, практически не глядя. У него уже есть хороший набор, и не хватает одной или двух нужных костей. Чиновник будет всю игру просеивать стену или ждать сброса нужной кости.
Маньчжур собирает драконов. Сыщик легко проверил это, щелчком отправив на центр стола раздавленную жабу. Генерал обрадовался, точнее впервые за вечер перестал хмуриться.
– Вы что же, вправду сбросили дракона? Опрометчиво. Похоже, вы не уловили суть игры. Такие фигуры нужно хранить у себя, – он подхватил кость с зеленой кляксой и предъявил полную тройку драконов.
– Да-а-а, подобных подарков в самом начале партии мы друг другу прежде не делали, – вздохнул Максим Владимирович, который к тому же лишился хода.
Китаец сбрасывал числа и бамбуки, очевидно, хотел собрать чистую масть на монетах. Понятное дело, кто же из чиновников не падок на золотые и серебряные кругляши?!
Сыщик подстроился под сносы Чэнь Вэньюя и собрал две последовательности на бамбуках.
– Похоже, господин Мармеладов хочет отыскать змею, сокрытую в листве, – пробормотал раздосадованный толстяк.
– Помилуйте! Я даже не представляю, какую комбинацию вы имеете ввиду, – откликнулся сыщик. – Более того, я единственный человек в этой комнате, у которого нет причин скрытничать. И я говорю совсем не об игре.
– Э-эм, тогда о чем вы? – Клейнмихель замялся и бросил взгляд на спасительный столик с закусками. – А, кстати, не желаете еще по рюмочке?
– Максим Владимирович, может, хватит?
– Вы про водку? Не-е-ет, мне определенно нужно выпить.
– Я про ту комедию, что вы здесь устроили, – Мармеладов встал и подошел к чиновнику железнодорожного ведомства.
– Комедию? – рука, наливающая рюмку, дрогнула, но голос оставался спокойным. – Я, признаться, не совсем понимаю…
– У вас в кармане не меньше пяти телеграмм, – объяснил сыщик. – Я со своего стула прекрасно разглядел их уголки. Стало быть, дело серьезное и оно еще не окончено – вы все время проглядываете то на часы, то на дверь. Ждете очередного курьера от телеграфиста? Ваши уважаемые соперники в курсе происходящего, поскольку только что поспешили спрятать свои телеграммы поглубже – один во внутренний кармашек халата, другой в бархатный кисет на левом запястье…
– Елури![6] – воскликнул маньчжур.
– У вас что же, глаза на затылке? – ахнул китаец.
– Ничего подобного. Я просто вижу ваши отражения в графине с водкой. Факт в том, господа, что вы обеспокоены какой-то общей проблемой. Пока мы играли, я обдумал и отбросил множество версий. Осталась одна: это связано с внезапным исчезновением графа Уварова. Он должен был вернуться из некоего опасного похода, но не прибыл вовремя. Это так?
Генерал снова насупил брови. Советник уважительно зацокал языком. Клейнмихель же посмотрел на них с улыбкой:
– Я же говорил, что Родион Романович лучший в своем деле!
Мармеладов расценил его слова как тост, отсалютовал рюмкой и немедленно выпил. Закусил соленым грибом, на вид незнакомым, но довольно вкусным.
– Вы хотите, чтобы я разыскал графа? Тогда расскажите, при каких обстоятельствах он пропал.
Китаец всплеснул пухлыми руками и заголосил:
– Правильно! Ах, как точно вы подметили. Пропал граф. Именно что пропал. Исчез прямо на глазах у свидетелей! Растворился в воздухе, не оставив следа.
– В каком смысле, не оставив следа? – переспросил сыщик.
Максим Владимирович выцедил свою рюмку, утер губы тыльной стороной ладони и вернулся к столу. Уставился в свои фишки, словно пытаясь отыскать в этой комбинации какой-то внятный ответ. Покачал головой, машинально сбросил какую-то бамбуковую мелочь, и только потом ответил:
– К сожалению, в самом прямом смысле. Давайте я изложу историю в хронологии… Позавчера, то есть это у нас было… – он сверился с телеграммами, – да-с, 11 мая 1895 года, граф Уваров возвращался из Муданьцзяна, где выполнял… Некую миссию, связанную со строительством железной дороги.
– И не терпящую огласки, – вставил китаец.
– Да-да, не перебивайте! – раздраженно отмахнулся Клейнмихель. – Графа сопровождали шесть стражников-китайцев и личный адъютант Бегичев. Когда они проехали Дуньхуа… Впрочем, для вас эти названия пустой звук.
– Я попросил бы не произносить столь неприятных слов, – улыбка китайца натянулась, как струна. – Название Дуньхуа взято из «Четверокнижия» Конфуция и означает…
– Означает, что вы бесцеремонно вторглись на священные земли манчьжуров! – рявкнул генерал, припечатывая фишку к столу. – Ваш народ нарушил вековой запрет! Проползли по одному, по двое. Хижины поставили, шалаши свои проклятые. А десять лет назад вызвали инспектора из столицы – тут у нас целый уезд, на картах не отмеченный…
Он убрал руку, и все увидели восточный ветер. Старик так разозлился, что снес важную для себя фигуру, даже не заметив этого.
– Ваши склоки не имеют никакого отношения к делу, – покачал головой Клейнмихель. – Вернемся к происшествию с господином Уваровым. В дороге у него опустела фляга, поэтому граф свернул к придорожному трактиру. Велел своим спутникам не спешиваться, поскольку он вернется через минуту-другую. Открыл дверь и исчез.
– Его забрали злые духи! – Си Хайпэн все никак не мог успокоиться.
– Бросьте свои шаманские штучки! Ну, какие духи? Это полный бред, – обозлился железнодорожник. – Граф выполнял… Весьма деликатные поручения. Через это нажил много врагов. Британская разведка назначила награду за его голову, а японцы во время недавней оккупации заочно приговорили Уварова к смерти. Я опасаюсь, что его похитили.
Сыщик взял пятерку в числах, сброшенную Чэнь Вэньюем, и соорудил очередную последовательность. Сам же отправил на центр стола южный ветер.
– Вы все время говорите «исчез», «пропал», – задумчиво произнес Мармеладов. – Но люди состоят из плоти и крови, а плоть и кровь не могут просто так раствориться в воздухе.
– А как еще назвать ситуацию? Семь свидетелей наблюдали, как граф входит в трактир, – Максим Владимирович выложил белого дракона, но никто из игроков не потянулся за щедрым подарком. – Однако внутри Уваров так и не появился. Два десятка посетителей заведения клянутся, что граф не переступал порога.
– Клянутся! – фыркнул китаец. – Эти бездельники пили дешевую бормотуху, были изрядно навеселе. Кроме того, все они – маньчжуры.
Последнее слово советник произнес, презрительно облизывая пухлые губы.
– Да! – прогремел генерал. – И это еще один повод им верить. Ведь маньчжур никогда не даст ложной клятвы.
Он кипел от возмущения, и взбесился еще больше, когда взял со стены кость и увидел, что это еще один восточный ветер. Господин Хайпэн выругался и сбросил синий иероглиф на стол.
– Еще один повод им верить… – нараспев протянул сыщик. – А были и другие поводы?
– Конечно. Но вы вряд ли поймете. Пятеро завсегдатаев трактира находятся друг с другом в состоянии… Трудно подобрать слова на вашем языке, – старый маньчжур помолчал, размышляя. – Ладно, скажу «кровная вражда», хотя это далеко от истинного положения дел. Трактир – единственное место, где у них относительное перемирие, поэтому там не рвут глотки. Но каждый из них непременно уличил бы соперника во лжи. Если бы Уваров зашел внутрь, и кто-то хотел сей факт скрыть, ему бы не удалось этого сделать.
– Кровная вражда… Дикий народ, – китаец снял со стены нужную кость и улыбнулся, а на кон, не скрывая злорадства, выложил восточный ветер. – Такие дикари вполне могли сговориться и похитить Уварова.
Генерал отвернулся, не желая вступать в дискуссию.
– И что же, стражники поверили на слово и не обыскали трактир снизу доверху? – сыщик сбросил восьмерку бамбуков, нарисованную в виде двух букв «М», сложенных валетом.
Кость эта никого не заинтересовала. А вот одинокую монету, положенную Клейнмихелем, тут же схватил советник.
– Безусловно, стража перевернула все вверх дном, – подтвердил он. – Но графа не нашли. Также не обнаружили следов борьбы, тайного выхода или, извините, трупа. Этот трактир – большой деревянный сруб. В нем нет окон. Единственная дверь ведет в тесные сени, а сразу за ними открывается большой зал с кое-как сбитыми столиками. Подпол и чердак также не имеют окон. Не обнаружено и потайных ходов…
Генерал пригладил длинным ногтем свои растрепанные «гнезда» и проворчал.
– Уверен, все было наоборот. Китайские стражники убили графа в этом проклятом Дуньхуа. А потом выдумали сказку про трактир, чтобы отвести от себя подозрения.
И даже не покосился на толстяка в белом халате, хотя чувствовал, что тот прожигает его взглядом.
– Такой поворот объяснил бы все с точки зрения здравого смысла, – согласился Мармеладов, перехватывая тройку бамбуков, сброшенную китайцем, и добавляя к ней четверку и пятерку. – Не было никакого исчезновения, обычный заговор и попытка пустить следствие по ложному следу.
– Так-то оно так, – Клейнмихель тяжело вздохнул, – да совсем не так. Бегичев сообщает, что своими глазами видел, как Уваров скрылся за дверью, потом раздался его громкий голос: «Сударыня, позвольте, я помогу вам. Обопритесь на мою руку. Осторожнее, здесь ступенька!» Граф выпустил из трактира старуху в заштопанном халате и грубом шерстяном платке. Бабка заковыляла по тропинке через поля, опираясь на клюку. Бегичев со стражниками подождали минут десять, теряя терпение, а потом вошли внутрь. Обнаружив пропажу графа, они допросили всех с пристрастием – подозреваю, что многих при этом крепко отдубасили, – и поскакали в Чаньчунь. Там адъютант отбил мне телеграммы и запил с горя, причем пил эту мутную рисовую водку… Потому сразу потерял ясность мысли, уже третий день валяется в беспамятстве. Говорил я ему, не употребляй, Христа ради, отраву местную! Хорошо еще, что перед запоем он успел подробно доложить о происшествии.
– А Бегичеву вы доверяете? – спросил сыщик, добавляя в кучу сыгранных фишек белого дракона.
– Как самому себе, – Максим Владимирович снял со стены девятку в числах и положил поверх дракона. – Но куда важнее, что Бегичеву безоговорочно доверяет граф Уваров. А он умеет разбираться в людях, уж поверьте.
Слуга в гороховой косоворотке неслышно вошел в комнату.
– Телеграмма для господина Хайпэна!
Голос его был лишен подобострастия, а протягивая золотой поднос генералу, он лишь обозначил поклон. Подобная хамоватая надменность появляется у всех лакеев, долго живущих на чужбине. Хоть в Париже, хоть в Нью-Йорке, хоть в китайской глуши. В Москве, положим, выгнали бы мерзавца взашей за такое отношение, а здесь ему сходят с рук любые выходки, поскольку русский мужик хоть и обнаглел до крайности, но все же родной человек. Умеет чай заварить «по-нашенски», да побелить молоком, как в детстве нянька делала. Умеет утихомирить хмельную удаль барина словцом хлестким, но честным, на которое и обижаться-то грех, зато потом дотащит до постели, снимет сапоги и накроет овечьим тулупом – утра нынче морозные. А иной раз, чувствуя грусть хозяина, запоет тихонечко: «Из-за острова на стрежень, на просто-о-ор…» Вышибет слезу, стервец, а сам уж чарку подает, до краев налитую. И вот они – господин и слуга, – уже рыдают в обнимку: «Волга, Волга, мать родна-а-ая…» А на душе от этого разливаются мир и покой, словно и впрямь качается она в рассохшейся лодчонке на волнах великой русской реки, как дитя в колыбели. За такое все простишь…
Старый маньчжур держал в руке кость, намереваясь сделать ход, но, вчитавшись в короткие строчки, пришел в ярость и зашвырнул фишку в дальний угол. Слуга не шелохнулся. Тянул паузу, пока настойчивое покашливание Максима Владимировича не сдвинуло его с места. Кряхтя и вздыхая напоказ, положил на угол стола кирпичик с восемью синими кругами.
– Забирайте свой виноград, ваша милость.
– Это монеты, – машинально поправил Клейнмихель, хотя мысли его сейчас были заняты совсем другим.
– Да где же тут монеты? – дерзко ответил слуга, но обжегшись о гневный взгляд хозяина, отступил на два шага. – А если даже и монеты… Нечего тут деньгами сорить!
Си Хайпэн, шевеля губами, снова и снова перечитывал телеграмму. Брови его сошлись на переносице, выражая крайнюю степень возмущения.
– Что там? – не выдержал китаец.
Генерал произнес несколько гортанных слов, опомнился и повторил по-русски:
– По моему настоянию всех посетителей трактира допросила военная разведка. Особо упрямым развязывали языки двое суток и вот, наконец, они сознались. Трое работали на японцев во время недавней войны и до сих пор сообщают им ценные сведения. Еще один оказался британским шпионом. А трактирщик регулярно отправляет доклады китайским чиновникам: о чем шепчутся маньчжуры во хмелю.
– И что же, эти люди изменили показания и сознались, что видели графа Уварова? – спросил Мармеладов.
– Нет. Никто не видел графа.
– Выходит, вы зря подвергли их пыткам, – хихикнул китаец. – Разве это метод? Средневековая дикость. Впрочем, чего еще от вас ждать… Поди не один бамбуковый шест обломали, а толку никакого.
Он выложил семерку бамбуков и снова хихикнул.
Старик залился краской.
– Мои люди выявили четверых злодеев, ежедневно вредящих империи! То, что они оказались маньчжурами – позор для моего народа. Для всех нас, от самого бедного пастуха до великой императрицы Цыси[7].
– О-о-о, нашей светлейшей Цыси к позору не привыкать, – голос советника сделался сладким, как мед, и таким же липким. – Она ведь была не законной супругой императора, а одной из сотен наложниц. И вознеслась так высоко лишь благодаря своему коварству. А теперь эта старая гадюка отравляет не только своих соперниц, но и весь Китай.
– Как вы смеете?! – взвился маньчжур.
– Разве я хоть в чем-то погрешил против истины? – Чэнь Вэньюй разыграл изумление. – Все знают, что императрица Цыси потратила миллионы лян[8] на празднование своего дня рождения, в то время, как японцы тащили пушки к столице. И потом ей пришлось занимать деньги на войну у проклятых британцев под кабальный процент.
– Мы сражались достойно, не думая о деньгах! Японские псы так и не смогли захватить Мукден, хотя ваш трусливый губернатор готов был сбежать из города куда глаза глядят. Неделю просидел на узлах с пожитками, да и вы вместе с ним, – Си Хайпэн презрительно сплюнул на пол. – А мы изгнали захватчиков со своей земли.
– Но прежде они разграбили несколько провинций, – хмыкнул советник. – К тому же Цыси подписала мирный договор с иностранными державами на невыгодных условиях. Теперь англичане, французы, немцы уничтожают Китай ради своей наживы.
– Спасибо, что не записали в перечень врагов империи меня, – попытался разрядить обстановку Максим Владимирович, – и господина Мармеладова.
– О, нет. Северные соседи несут нам великие культурные ценности, свет и благодать… – китаец скрипнул зубами.
– А на самом деле? – спросил сыщик. – Я убедился, что люди на Востоке удивительно вежливые и никогда не произнесут крамольного слова, чтобы не оскорбить хозяина гостеприимного дома. Но ведь вам ежедневно приносят доклады от трактирщиков, банщиков, извозчиков, уличных разносчиков и прочих агентов. И вы в курсе, кого костерят на улицах и площадях. Так что говорит народ о северных соседях?
– Народ глуп. Его не интересуют великие культурные ценности, свет и благодать. Народ думает только о том, как бы набить свое вечно голодное брюхо. А железная дорога, которую хочет строить господин Кли-михе-льин, – он споткнулся, набрал побольше воздуха и попробовал снова, – господин Киль-мей-хулин… Эта железная дорога пройдет по плодородным полям и многие деревни останутся без урожая. Извозчики, которые сейчас зарабатывают мелкие монеты в северных провинциях, с первым же паровозным гудком лишатся последних медяков…
– В России было то же самое, – отмахнулся чиновник железнодорожного ведомства. – Но сейчас у нас хватает работы и извозчикам, и паровозам.
– Значит, русский народ более терпелив. А у нас в деревнях уже появились странные проповедники, которые призывают убивать христиан… Они находят много симпатии в школах кулачных бойцов, которые уже готовы создавать отряды для наведения порядка. Так они это называют.
– Но вы же понимаете, что несколько выживших из ума кликуш не сумеют поднять целую провинцию на восстание, – Клейнмихель проигнорировал выложенный сыщиком северный ветер, сбросил в свою очередь семерку бамбуков. – Разве китайская пословица не учит оптимизму? Всегда смотри на вещи со светлой стороны, а если таковых нет – натирай темные, пока не заблестят.
– Хотелось бы верить. Но другая пословица гласит: несчастье входит лишь в ту дверь, которую ему открыли. А наша императрица распахнула ворота так широко, что…
– Хватит! – не выдержал маньчжур. – Произнесите еще хоть одно слово, порочащее светлейшую Цыси, и я…
Закончить угрозу он не успел. На пороге комнаты снова возник слуга в косоворотке и обьявил:
– Телеграмма для господина Веньюя!
Советник старался не выдать волнения, но пальцы дрожали слишком заметно. Он положил бумажный квадратик на стол, прочел дважды, трижды – нет ли какой ошибки, – и вздохнул.
– Как ни прискорбно, господа, но проверка с пристрастием выявила предателей среди китайских стражников.
– Хых! – генерал впервые за вечер улыбнулся. – С пристрастием? А еще говорили, что пытки – не метод.
– Увы, увы… Двое копьеносцев, сопровождавших графа, подрядились за щедрую мзду похитить господина Уварова той ночью и передать в руки британской разведки.
– Хых! – маньчжур сбросил западный ветер. – В горном Тибете шагу нельзя ступить, чтобы не вляпаться в дерьмо яка. А у нас тут куда ни ткнись, сплошные лазутчики!
– Ну а чего вы хотели? – пожал плечами Клейнмихель. – То, что пушки молчат, не должно никого вводить в заблуждение. Война теней продолжается и в мирное время.
Китаец мелко закивал, взял со стены кость и тут же позабыл о проблемах – насущных и грядущих. Показал всем одинокую монету, добавил фишку к трем таким же, давно открытым. От радости он готов был пуститься в пляс, ведь эта комбинация приносила много очков. Маньчжур снова нахмурился, а Максим Владимирович шепнул:
– Везет дураку!
Но сказал это в сторону, чтоб услышал только Мармеладов.
Советник тем временем взял дополнительную кость с самого дальнего края крепостной стены и сбросил на стол. Это была девятка бамбуков. Сыщик протянул к ней руку, но на полпути замер.
– Простите, господин Вэньюй, – повернулся он к китайцу, – а этот ваш копьеносец… Он что же, изменил показания и сознался в похищении графа?
– Нет. По-прежнему утверждает, что тот открыл дверь трактира и немедленно исчез.
– Тогда нам остается поверить в самое невероятное.
– В злых духов? – забренчал амулетами генерал.
– Нет. В то, что Уваров растворился в воздухе.
– Но это же невозможно, – побледнел Клейнмихель. – Родион Романович, вы сами отрицали… Плоть и кровь… Не могут исчезнуть бесследно… Господи, кто из нас сошел с ума?!
Сыщик отодвинул стул и прошелся по комнате. Три шага вперед и столько же назад.
– Успокойтесь, Максим Владимирович. Мы все в здравом уме, в твердой памяти. Но граф Уваров перехитрил нас, а заодно и шпионов всех снующих здесь разведок.
– Но как? Я не понимаю, как он это сделал?!
– Гениально, а вместе с тем на удивление просто. Тем вечером граф заподозрил, что в его свите есть шпион, а может даже и не один. Не знаю, по каким признакам вычислил, но вы сами говорили: Уваров умеет разбираться в людях. Рисковать нельзя. Ночь надвигается. В любую минуту шпионы могут выкрасть донесение, а то и перебить всех – и графа, и верных ему стражников. Поэтому он принял решение спрятаться. Трактир использовал лишь как повод спешиться, вряд ли разумный человек вверит свою жизнь и безопасность в руки незнакомцев из придорожного кабака. Загляните в любой из них, там сплошь подозрительные рожи… Но трактир давал прекрасную возможность разыграть представление. Граф распахнул дверь, спрятался от стражи и Бегичева за тяжелой створкой, молниеносно переоделся – это не трудно при должной сноровке. Накинул заштопанный халат, повязал платок. И вышел из-за этой двери в образе сгорбленной бабки, ковыляя и опираясь на клюку. Не вы ли, господин Клейнмихель предупреждали, что на Востоке нельзя судить по внешнему виду?! Но никто из ваших дознавателей не удосужился спросить у завсегдатаев трактира: была ли среди них старуха? А ведь разгадка всегда маячила перед носом.
Три вопроса слились в один:
– Но откуда граф взял халат?
– И шерстяной платок?
– И клюку?
– Хороший разведчик… В смысле, человек, выполняющий поручения деликатного свойства, – Мармеладов подмигнул чиновнику железнодорожного ведомства, – всегда продумывает план побега заранее, на случай возможного провала. Не удивлюсь, если изнанка плаща Уварова нарочно сделана из грубой ткани с заплатками. Вывернешь – вот и халат. А платок он наматывал вокруг пояса, вместо кушака. С клюкой же просто повезло – забрал жердь, подпиравшую дверь трактира от ветра.
– Но если так… Почему граф не посвятил в свой план адъютанта? – недоумевал Клейнмихель. – Убивается ведь парнишка, горькую пьет. Неужели он и Бегичева подозревал?
