Триумф и трагедия Эразма Роттердамского0 – Стефан Цвейг

Не каждому даны силы быть мучеником…

/Эразм Роттердамский/Книга написана в жанре биографических очерков, но с учетом присущего образного экспрессивного стиля Стефана Цвейга она выгодно отличается созданием ярких, живых и точных характеристик героев.Эразм Роттердамский – гражданин мира. Человек свободный от всего: национальности, родины, профессии, власти светской и церковной.

Добившийся своей независимости не путем борьбы и конфронтации, а путем союзов, сделок и хитрости. Дипломат.

Не герой.

…ни за одну идею в мире и ни за одно убеждение он не собирается мученически сложить голову на плахе.

Действие не его стихия. Он идеолог, теоретик, но не практик.

Первый пацифист.На основе этой характеристики, созданной Цвейгом, мне представляется что выражение «Никому не уступлю!», взятое Эразмом в качестве собственного девиза выглядит слегка приукрашенным и не совсем точно отражающим его сущность.

И все же он, его воззрения, его позиция, мне ближе, чем ярый фанатизм его оппонента Мартина Лютера.

В том числе и по отношению к пониманию завета и миссии Христа. По мнению Эразма, христианство – терпимость и миролюбие, а не неуступчивость и непреклонность, в том числе ценою гибели мира, свойственная Лютеру.

…для Лютера самым важным на земле была религия, для Эразма человечность.

Имя, осталось только имя. И место для его трудов – многословных и всеохватывающих – тоже осталось. На книжных полках. И судьба их – покрываться прахом времен и земель – пылью. Забытый миротворец, первый европеец и первый же гражданин мира, – так звали его современники. Эразм Роттердамский. Очень легко, кстати, запомнить место его рождения, так как имя его – в каждом супермаркете, от Шанхая до LA, что в Калифорнии. Гауда – сыр и место рождения нашего героя.

И ещё. Писал-писал труды свои в совершенно антисанитарных условиях, Эразм был щепетильным в этом отношении – как он вообще выжил? Вонючий туалет, блохи и вши, дикая холодина – не noir – реальность, которую отразил в письмах. Так вот: писал-писал, а в памяти остался одной-единственной книгой, написанной для собственного развлечения, в долгой дороге, так, безделица, пустяк. «Похвала глупости». Да, так бывает среди человеков: начатая как игра – оказывается судьбой. В смысле какой-нибудь встречи.Родился незаконнорожденным, родители рано умерли, жил у родственников, комплексов – куча и на всю жизнь: неуверенность, подозрительность, навязчивое избегание любых конфликтов, человек середины, как бы миротворец, по поводу которых Цвейц пишет: «Она (история) не любит людей меры, посредников и миротворцев, людей человечных. Любимцы ее – люди страстные, меры не знающие, неистовые авантюристы духом и делом; тихого служителя гуманности она пренебрежительно склонна не замечать. В гигантской картине Реформации Эразм стоит на заднем плане».

До кучи – нетрадиционная ориентация – сохранились письма к его возлюбленному-монаху, с которым Эразм познакомился, проживая в монастыре. Но странен результат такой «затравленности»: гибкость ума – необычайная, эрудиция – невообразимая. Цвейц пишет о том, что Эразм брал не глубиной, а широтой охвата; никогда не выясняя «последнюю правду» о мире и вещах. Сумел добиться привилегий невероятных: не держать пост, носить одежду и вести образ жизни той страны, где проживает. Посмотрите на дарителей: папа Римский, Карл V, «повелитель двух миров» – таков официальный титул (Америка и Священная Римская империя) – незаурядный правитель и личность. Генрих VIII Английский был среди почитателей Эразма.

По большому же счету лишь к 50-ти годам к нему пришла финансовая независимость, которая дала ему внутреннюю уверенность, позволила делать Выбор с большой буквы: занимать должность или нет, преподавать или не преподавать. А до этого – сколько откровенно льстивых посвящений в единственной надежде на, по сути, подачку. Явно финансовая несостоятельность едва ли способствовала укреплению уверенности. Нет, не принципов – в этом он был натурой цельной, можно сказать – несгибаемой. Поведения. Ведь дошло до совершеннейшего безобразия: он отказал в крове и покровительству человеку, которого называл прежде своим учеником. Отказал из-за т.н. общественного мнения.Триумф Эразма – в провозглашении гуманизма если не новой религией, то новым содержанием умонастроений той эпохи. Гуманизм – его кредо и знамя, он последователен и тверд. Он негодует против любых войн, он против любых смут, от которых лишь одни страдания. Его отношения с Лютером – от единомыслия до проклятий – символ кризиса и трагедии его эпохи, кризиса абстрактного гуманизма и, выразимся более современным термином, абстрактного же пацифизма.

Уклоняющийся от любой конфрантационности, Эразм тверд в своей главной вере – вере в разум и божественное начало в человеке (Лютер же, напротив, всегда говорил: «Для меня в человеке ближе человеческое, чем божественное»). Цвейц пишет: «Мудрый, он знает: суть всех страстей в том и состоит, что они рано или поздно выдыхаются. Всякий фанатизм, в конце концов, загоняет сам себя в угол – в этом его судьба. Разум же, вечный и терпеливый в своем спокойствии разум, может ждать и не отступаться. Порой, когда другие неистовствуют в упоении, он вынужден умолкнуть и онеметь. Но время его приходит вновь – оно приходит всегда».Эрамз свой выбор сделал, и не нам судить его. Выбор его – тишь кабинета, он – «человек литеры», но не улицы и борьбы. Буря той эпохи, эпохи Великой реформации, вынесла его на задворки Истории. Забытый Эразм. Абстрактный гуманист. Десятки пылящихся на полках томов его работ. И маленькая книжонка, сделавшего его бессмертным. Кто напишет более причудливую судьбу?Книга – на любителя. Из подборки «100 книг, которые нужно прочесть прежде, чем…»

Полагаю, что эту книгу глубокоуважаемого С. Цвейга можно считать идеальным образцом панегирика. Язык точен и убедителен, автор честен перед собой, неподдельно искренен и честно старается убедить читателя с помощью аргументов, но не подтасовок.

И несмотря на всё это цвейговское изображение Эразма мне кажется литературной патокой. Не из стремления С. Цвейга к льстивой лжи, но исключительно из-за того, что я лично не согласен с тем, что то, восхваляемое Цвейгом в Эразме, нужно столь ярко восхвалять.

Эразм у Цвейга получается выдающимся деятелем общественно-политической золотой середины, проповедником ненасилия, великим литературным стилистом с врождённым чувством вкуса. Всё это совершенно справедливо. Но пропаганда Эразма как праотца европейского гражданина мира мне не по духу из-за того, что ныне видно до чего выродилось в наши дни учение о толерантности и гражданах мира. В наши дни такая идеология целиком и полностью проявила свою абсолютную этическую и гуманитарную несостоятельность.

Ещё по книге. Эразм выступает как антипод любого и всяческого фанатизма. Я прекрасно понимаю контекст эпохи, когда написана книга (1934, нацизм подминает в Европе под себя всё, единственным орудием убеждения для него становится насилие, которое потом морально добьёт страстного поборника добра и справедливости Цвейга). Но я убеждён, что между фанатизмом и харизматичной пламенностью, не чурающейся предельной жёсткости во имя справедливости, есть две большие разницы. Фанатизм – это про таких извергов, как Гитлер, Пол Пот, римских императоров- гонителей христиан. А рассуждая о жизни и деятельности таких деятелей мировой истории как М. Лютер, И. Лойола, Ж. Кальвин (о них упоминает С. Цвейг), К. Маркс, О. фон Бисмарк, П. Столыпин, В. Ульянов- Ленин, И. Джугашвили- Сталин, У. Черчилль, Т. Рузвельт (их Цвейг не упоминает, но они встают в логический ряд) логичнее говорить именно как о пламенных харизматиках.

В противном случае (И ЭТО КРАЙНЕ ВАЖНОЕ, ОСНОВНОЕ В ЗАМЕТКЕ!!!) у нас не будет никакого нравственного мерила для неприятия нацизма. А без такого мерила того, что абсолютно неприемлемо, человечество озвереет, хотя скорее утратит коллективное психическое здоровье. Уверен, не этого хотел человечеству С. Цвейг.

–

А о сложнейших взаимоотношениях М. Лютера и Эразма Роттердамского я лучше когда-нибудь позже прочту у представителя богатого на выдающиеся таланты рода Маркишей, Симона Маркиша, и у Моисея Смирина. Признаюсь, иностранных исследователей деятельности Эразма знаю очень плохо, шапочно – только И. Хейзингу. Может, кто подскажет?