Стивен Кинг
Чужак
Детектив Андерсон: Как он был одет?
Болтон: Джинсы, желтая рубашка. На ремне – пряжка в виде лошадиной головы. Дорогие кроссовки. Я это запомнил, потому что кроссовки и вправду были крутые. Явно не из дешевых.
Детектив Андерсон: Вы были единственным, кто видел его в клубе?
Болтон: Нет, я видел, как ему махали, когда он шел к выходу. Два-три человека. Не знаю, кто это был, и вряд ли вы их найдете, потому что не каждый признается, что посещает подобные заведения. Такие дела. Я не удивился, что его узнали. Терри у нас вроде как знаменитость. Пару лет назад ему даже вручили какую-то награду, я видел в газете. Флинт-Сити только что называется Сити, а вообще это маленький городок, где почти все всех знают, по крайней мере, в лицо. И все, у кого есть сыновья с хоть какой-нибудь склонностью к спорту, знают тренера Ти по бейсбольной или футбольной секции.
Детектив Андерсон: Спасибо, Клод. Вы мне очень помогли.
Болтон: Я помню еще кое-что. Вроде бы ерунда, но вообще стремно, если он и вправду убил того мальчика.
Детектив Андерсон: Я слушаю.
Болтон: Это была случайность. Он направлялся к выходу, чтобы найти такси, так? А я протянул ему руку и сказал: «Хочу поблагодарить вас, тренер, за все, что вы сделали для племянников Тони. Они хорошие ребята, но чуток буйные, может быть, из-за того, что их родители разводятся. С вами они занимались делом, а так бы болтались по городу и точно нарвались бы на неприятности». Кажется, он удивился. Потому что сначала отпрянул, но потом все же пожал мою руку. Рукопожатие у него было крепкое. Видите эту царапинку у меня на руке? Он случайно задел меня ногтем мизинца. Ранка уже зажила, да и была пустяковой, но на секунду я вспомнил свои наркоманские времена.
Детектив Андерсон: Почему?
Болтон: Некоторые ребята – обычно «Ангелы ада» или «Апостолы дьявола» – специально отращивают на мизинце длинный ноготь. Я сам видел такие ногти. Покруче, чем у тех императоров в Древнем Китае. Некоторые байкеры даже украшают их эмблемами и черепушками. И называют кокаиновым ногтем.
17
После ареста на бейсбольном матче у Ральфа уже не было возможности сыграть доброго полицейского в сценарии «добрый полицейский/злой полицейский», поэтому он просто стоял, прислонившись к стене в комнате для допросов, и молча слушал. Он приготовился к новой порции укоризненных взглядов, но Терри лишь мельком взглянул на него, совершенно без всякого выражения, и сосредоточил внимание на Билле Сэмюэлсе, который уселся на один из трех стульев на другой стороне стола.
Глядя на Сэмюэлса, Ральф начал понимать, почему тот так быстро поднялся до таких высот. Когда они оба стояли по другую сторону зеркала, окружной прокурор просто выглядел слегка несолидным для своей должности. Теперь, сидя напротив насильника и убийцы Фрэнка Питерсона, Сэмюэлс казался еще моложе, словно стажер в юридической фирме, которому поручили (скорее всего из-за путаницы в документах) провести допрос матерого преступника. Даже смешной хохолок на макушке лишь добавлял достоверности его образу неопытного юнца, который искренне радуется тому, что ему поручили настоящее дело. Ты можешь рассказать мне все, говорили его широко распахнутые, заинтересованные глаза. Потому что я тебе поверю. Я впервые играю с большими ребятами и ничего не знаю.
– Здравствуйте, мистер Мейтленд, – сказал Сэмюэлс. – Я работаю в окружной прокуратуре.
Неплохое начало, подумал Ральф. Ты и есть окружная прокуратура.
– Вы только зря тратите время, – сказал Терри. – Я не буду ничего говорить, пока не приедет мой адвокат. Скажу только, что в скором будущем вас ждет большое судебное разбирательство за необоснованный арест.
– Я понимаю, что вы расстроены. В такой ситуации каждый расстроится. Возможно, у нас получится все уладить прямо сейчас. Вы же можете мне сказать, что вы делали в то время, когда был убит Питерсон? В прошлый вторник, после обеда. Если вы были где-то в другом месте, тогда…
– Да, я был в другом месте, – перебил его Терри. – Но прежде чем обсуждать это с вами, я хочу обсудить все с моим адвокатом. Его зовут Ховард Голд. Когда он приедет, я хочу поговорить с ним с глазу на глаз. Как я понимаю, это мое право? Поскольку, согласно презумпции невиновности, я ни в чем не виновен, пока не доказано обратное?
Быстро он взял себя в руки, подумал Ральф. Такое под силу не всякому закоренелому преступнику.
– Все верно, – сказал Сэмюэлс. – Но если вы невиновны…
– Даже и не пытайтесь, мистер Сэмюэлс. Меня сюда привезли вовсе не потому, что вы славный парень.
– На самом деле я славный парень, – совершенно серьезно ответил Сэмюэлс. – Если здесь какая-то ошибка, я не меньше вас заинтересован в том, чтобы ее исправить.
– У вас на макушке торчит хохолок, – заметил Терри. – Надо что-то с ним сделать. А то вы похожи на Альфальфу из старых комедий, которые я смотрел в детстве.
Ральф, конечно, не рассмеялся, но уголок его рта все-таки дернулся. Он ничего не мог с этим поделать.
На миг выбитый из колеи, Сэмюэлс провел рукой по макушке, приглаживая хохолок. Тот на секунду улегся, затем снова поднялся.
– Вы уверены, что не хотите все прояснить прямо сейчас? – Сэмюэлс наклонился вперед. Его искреннее выражение лица явно говорило о том, что Терри совершает большую ошибку.
– Уверен, – ответил Терри. – И уверен, что подам на вас в суд. Даже не знаю, какая может быть компенсация за то, что вы сотворили сегодня – и не только со мной, но и с моей женой и детьми, – но я это выясню.
Еще пару секунд Сэмюэлс просидел в той же позе – наклонившись вперед, глядя на Терри в упор с искренней надеждой в глазах, – потом резко встал. Его взгляд посуровел.
– Хорошо, мистер Мейтленд. Вы можете поговорить со своим адвокатом, это ваше право. Никакой прослушки. Никакой аудио- и видеозаписи. Мы даже задернем занавеску. Если вы поторопитесь, то мы закончим уже сегодня. Завтра мне рано вставать на гольф.
Терри словно ослышался.
– Гольф?
– Он самый. Игра, в которой нужно загнать маленький мячик в лунку. Я не силен в гольфе, но в этой игре я силен, мистер Мейтленд. И уважаемый мистер Голд подтвердит, что мы можем держать вас под стражей без предъявления обвинений сорок восемь часов. Но вряд ли это понадобится. Если мы ничего не выясним, то уже в понедельник утром состоится суд, на котором вам будут предъявлены официальные обвинения. К тому времени сообщение о вашем аресте пройдет в новостях по всему штату, и на суд съедутся репортеры. Я уверен, фотографы постараются вас заснять в выгодном свете.
Сказав свое предположительно последнее слово, Сэмюэлс прошествовал к выходу (Ральф подумал, что замечание Терри насчет хохолка все-таки его задело). Но прежде чем он открыл дверь, Терри сказал:
– Слушай, Ральф.
Ральф обернулся. Терри был абсолютно спокоен, что в сложившихся обстоятельствах можно считать выдающимся достижением. Или нет. Иногда настоящие социопаты проявляют непрошибаемое спокойствие после первоначального шока. Ральф уже с таким сталкивался.
– Я не буду ничего обсуждать, пока не приедет Хоуи, но кое-что я тебе все же скажу.
– Мы вас слушаем. – Сэмюэлс очень старался не выдать своего нетерпения, но изменился в лице, когда услышал следующие слова Терри:
– У Дерека был лучший дрэг-бант из всех, кого я тренировал.
– Не надо, – сказал Ральф. Он сам слышал, как ярость дрожит в его голосе, словно вибрато. – Давай не будем об этом. Не хочу слышать, как ты произносишь имя моего сына. Ни здесь, ни сейчас, никогда.
Терри кивнул:
– Я понимаю. Мне тоже, знаешь ли, не хотелось, чтобы меня взяли под стражу на глазах у жены, дочерей и еще тысячи человек, многие из которых – мои соседи. Так что чуть-чуть потерпи и послушай. Ты мерзко со мной обошелся, так что слушай.
Ральф открыл дверь, но Сэмюэлс прикоснулся к его плечу, покачал головой и указал взглядом в угол, где горел красный огонек включенной видеокамеры. Ральф закрыл дверь и снова повернулся к Терри, скрестив руки на груди. Он не сомневался, что месть Терри за публичный арест будет довольно болезненной, но Сэмюэлс был прав. Пусть лучше подозреваемый говорит, чем замыкается и молчит до приезда своего адвоката. Слово за слово, одно за другое, а там, глядишь, что-то и промелькнет.
Терри сказал:
– Когда Дерек играл в Малой лиге, он был там почти самым мелким. Четыре фута десять дюймов, от силы одиннадцать. Я потом его видел – сказать по правде, в прошлом году я пытался заполучить его в нашу команду Городской молодежной лиги, – и он уже тогда вырос дюймов на шесть. К окончанию школы он будет выше тебя, можешь не сомневаться.
Ральф молчал.
– Вот такая малявка – и никогда не боялся брать биту и выходить на базу. А ведь многие боятся. Но Дерек сам рвался в бой и вставал даже против ребят, швырявших мяч как бог на душу положит. Несколько раз ему здорово прилетало, но он не отступал.
Да, это правда. Ральф видел синяки на теле сына после некоторых матчей: на бедре, на ягодице, на руке, на плече. Однажды даже на затылке. Эти синяки сводили Джанет с ума, и ее совершенно не утешало, что Дерек, как и положено, играет в шлеме; каждый раз, когда Дерек вставал на позицию отбивающего, она вцеплялась в руку Ральфа, царапая кожу ногтями, в страхе, что единственный сын когда-нибудь все же получит мячом между глаз и впадет в кому. Ральф уверял ее, что этого не случится, но был рад не меньше Дженни, когда Дерек решил, что ему больше подходит теннис. Мячи там помягче.
Терри наклонился вперед и даже слегка улыбнулся.
– Обычно такие мелкие пацаны добывают команде уоки – как раз на это я и надеялся сегодня, когда выставил Тревора Майклза отбивать, – но Дерек был не из таких. Он бросался на все подряд. Вправо, влево, над головой, в землю – он все равно махал битой. В команде его прозвали Мельница Андерсон, потом переиначили в Мыльницу, и прозвище прилипло. Ну, на какое-то время.
– Очень интересно, – сказал Сэмюэлс. – Но может быть, лучше поговорим о Фрэнке Питерсоне?
Терри не сводил взгляда с Ральфа.
– Короче говоря, я понял, что уока от него не добьешься, и решил научить его банту. Многие мальчики его возраста – лет десяти-одиннадцати – не рискуют отбивать бантом. Ну, то есть они понимают, как это делается, но не хотят выставляться с битой вперед, особенно если питчер знает свое дело. Ведь может попасть по пальцам, а это ох как неприятно. Но только не Дерек. Смелости твоему парню точно не занимать. Кроме того, он еще и носится как угорелый, и много раз так бывало, что я просил его выполнить «дохлый» бант, а он в итоге брал хит за базу.
Ральф не кивнул и вообще никак не проявил интереса, но он знал, о чем говорит Терри. Он видел эти банты и сам вопил как оглашенный, когда его сын несся по полю, словно клюнутый жареным петухом.
– Главное было научить его ставить биту под нужным углом, – сказал Терри, выставив руки перед собой для наглядности. На ладонях осталась засохшая грязь, видимо, еще с тренировки перед сегодняшним матчем. – Направишь влево, и мяч летит к третьей базе. Скосишь вправо – к первой. Не надо далеко выносить биту, чаще всего пользы от этого никакой, только вручишь мяч питчеру на блюдечке. Просто в последнюю долю секунды надо немножко ее подтолкнуть – и готово. Он быстро ухватил идею. Ребята перестали звать его Мыльницей и дали новое прозвище. Когда ближе к концу игры кто-то из наших занимал первую или третью базу, противники понимали, что он сбросит мяч. Никаких кривляний – как только питчер заканчивал бросок, бита уже летела через базу, и вся скамья запасных – да и мы с Гэвином – вопили: «Давай, Дерек! Жми!» Так его и называли весь год после победы в окружном чемпионате, Жми-Андерсон. Ты знал об этом?
Нет, Ральф не знал. Может быть, потому, что такие вещи не выносятся за пределы команды. Но он знал, что в то лето Дерек изрядно подрос. Он стал больше смеяться и подолгу задерживаться с ребятами после матчей вместо того, чтобы сразу плестись к машине, понурив голову.
– Он всего добивался сам – тренировался как проклятый, пока не начало получаться, – но именно я уговорил его попытаться. – Терри помедлил и тихо добавил: – А ты так со мной обошелся. У всех на глазах.
Ральф почувствовал, что у него горят щеки. Он открыл было рот, чтобы ответить, но Сэмюэлс вывел его из комнаты, чуть ли не вытолкнул за дверь. На пороге Сэмюэлс на миг задержался и бросил через плечо:
– Это не Ральф так с тобой обошелся, Мейтленд. Это ты сам так с собой обошелся.
Когда они снова встали у одностороннего зеркала в соседней комнате, Сэмюэлс спросил, все ли с Ральфом в порядке.
– Со мной все в порядке, – ответил Ральф. Его щеки горели до сих пор.
– Эти ребята умеют залезть к тебе в душу. Не все, конечно. Но есть мастера. Ты же сам знаешь, да?
– Да.
– И ты знаешь, что это он? У меня еще не было дела, где все так прозрачно и очевидно.
Вот это меня и беспокоит, подумал Ральф. Раньше не беспокоило, а теперь беспокоит. Я понимаю, что Сэмюэлс прав, и все равно что-то меня беспокоит.
– Ты обратил внимание на его руки? – спросил Ральф. – Когда он показывал, как учил Дерека держать биту, ты видел его руки?
– Ну да. А что с ними?
– На мизинцах нет длинных ногтей, – сказал Ральф. – Ни на правой руке, ни на левой.
Сэмюэлс пожал плечами:
– Может, он их состриг. Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Да, – ответил Ральф. – Просто я…
Дверь между административными помещениями и отделением для задержанных зажужжала и распахнулась. Человек, быстро зашагавший по коридору, был одет по-домашнему, в старые джинсы и футболку с эмблемой Техасского христианского университета, рогатой лягушкой, но квадратный портфель в руках сразу выдавал адвоката.
– Привет, Билл, – сказал он. – Привет и тебе, детектив Андерсон. Кто из вас мне объяснит, почему вы арестовали почетного гражданина, которого в две тысячи пятнадцатом выбрали человеком года во Флинт-Сити? Это просто ошибка, которую мы сейчас быстро исправим, или вы тут совсем охренели?
Ховард Голд прибыл в участок.
18
Кому: Окружному прокурору Уильяму Сэмюэлсу
Начальнику полиции Флинт-Сити Родни Геллеру
Шерифу округа Флинт Ричарду Дулину
Капитану Эйвери Рудольфу, отделение № 7 полиции штата
Детективу Ральфу Андерсону, полицейское управление Флинт-Сити
От кого: Лейтенанта Юнела Сабло, отделение № 7 полиции штата
Дата: 13 июля
Тема: Транспортный узел Фогель, Даброу
По запросу ОП Сэмюэлса и детектива Андерсона сегодня, 13 июля, я прибыл на транспортный узел Фогель в 14:30. Фогель – главный узел наземного транспорта в южной части штата, где располагаются станции трех крупнейших компаний автобусных пассажирских перевозок («Грейхаунд», «Трейлуэйз» и «Мид-Стейт»), а также железнодорожный вокзал и ряд агентств по прокату автомобилей («Херц», «Эйвис», «Энтерпрайз», «Аламо»). Поскольку во всех зонах транспортного узла установлены камеры видеонаблюдения, я направился прямо в отдел безопасности, где меня встретил Майкл Кэмп, начальник охраны Фогеля. Он был предупрежден и уже все подготовил. Записи с камер видеонаблюдения хранятся в течение 30 суток, и база данных полностью компьютеризирована, что дало мне возможность просмотреть записи с 16 камер, сделанные вечером 10 июля.
По словам мистера Клинтона Элленквиста, диспетчера таксопарка Флинт-Сити, бывшего на дежурстве вечером 10 июля, водитель Ива Дождевая Вода позвонила в 21:30 и сообщила, что доставила пассажира на место. Ночной поезд в Даллас, на который, согласно показаниям мисс Дождевая Вода, должен был сесть объект текущего расследования, прибыл на станцию в 21:50. Пассажиры сошли с поезда на платформу 3. Посадка новых пассажиров, на той же платформе 3, началась в 21:57. Поезд отправился в 22:12. Время установлено точно, поскольку прибытия и отправления поездов отмечает компьютер.
Мы с мистером Кэмпом просмотрели записи со всех 16 камер, сделанные 10 июля с 21:00 (чтобы перестраховаться) до 23:00, то есть примерно еще 50 минут после отправления поезда Даллас – Форт-Уэрт. Копии всех интересующих нас фрагментов я сохранил себе на айпад и предоставлю их вместе с подробным докладом, но в силу срочности и чрезвычайного характера ситуации (по заявлению ОП Сэмюэлса) считаю необходимым сообщить вкратце самое основное:
21:33: Объект наблюдения входит в здание железнодорожного вокзала через северный вход, где таксисты обычно высаживают пассажиров. Проходит через вестибюль. Желтая рубашка, синие джинсы. Багажа нет. Его лицо четко видно в записи в течение 2–4 секунд, когда он смотрит на большое табло с электронными часами (стоп-кадры отправлены на электронные адреса ОП Сэмюэлса и детектива Андерсона).
21:35: Объект останавливается у газетного киоска в центре главного вестибюля. Покупает книгу в обложке, расплачивается наличными. Названия книги не видно, киоскер не помнит, но можно попробовать выяснить, если потребуется. На этих кадрах видна пряжка на ремне в виде конской головы (стоп-кадры отправлены на электронные адреса ОП Сэмюэлса и детектива Андерсона).
21:39: Объект выходит из здания железнодорожного вокзала на Монтроз-авеню (южный вход). Этим входом, хотя и открытым для публики, в основном пользуются сотрудники Фогеля, так как с той стороны здания располагается служебная автостоянка. На ней установлены две камеры слежения. Объект не зафиксирован в записях с этих камер, но при просмотре мы с мистером Кэмпом оба заметили скользнувшую сбоку тень. Возможно, это был наш объект, направлявшийся вправо, в сторону служебной дорожки.
Объект не приобретал билета на поезд Даллас – Форт-Уэрт ни в кассах вокзала, ни в билетных автоматах, ни за наличные, ни по банковской карте. Просмотрев несколько раз запись с камеры на платформе 3, я могу с большой долей уверенности утверждать, что объект не выходил на платформу и не садился в поезд.
Из чего я делаю вывод, что поездка объекта в Даброу, вероятно, являлась попыткой проложить ложный след и сбить с толку возможных преследователей. Я полагаю, что объект вернулся во Флинт-Сити либо с помощью неизвестного нам сообщника, либо поймав попутку. Также не исключено, что он попросту угнал машину. В полицейское управление Даброу не поступало ни одного заявления об угоне автомобиля из кварталов, прилегающих к Фогелю, вечером 10 июля. Но как говорит мистер Кэмп, машина могла быть угнана с долгосрочной автостоянки. В этом случае ее пропажа обнаружится только через неделю, если не больше.
Запись с камер видеонаблюдения на долгосрочной автостоянке также имеется и при необходимости будет предоставлена следствию, однако зона покрытия этих камер не охватывает всю площадь стоянки. Кроме того, мистер Кэмп говорит, что эти камеры часто ломаются и в скором времени будут полностью заменены. Я думаю, что на данный момент нам лучше заняться расследованием по другим направлениям.
С уважением,
лейтенант Ю. Сабло
См. прикрепленные файлы
19
Ховард Голд пожал руки Сэмюэлсу и детективу Андерсону. Потом внимательно посмотрел сквозь стекло на Терри Мейтленда в его футболке с эмблемой «Золотых драконов» и счастливой бейсболке, которую тот всегда надевал на матчи своих команд. Терри сидел, расправив плечи и высоко держа голову. Спина прямая, руки спокойно лежат на столе. Он не ерзал, не дергался, не бросал нервные взгляды по сторонам. И совершенно не производил впечатления виновного, подумал Ральф.
Наконец Голд повернулся обратно к Сэмюэлсу.
– Говори, – сказал он, словно подал команду собаке.
– Да пока нечего говорить, Ховард. – Сэмюэлс рассеянно пригладил хохолок на макушке. Тот секунду лежал, потом снова поднялся. Ральфу вспомнилась коронная фраза Альфальфы, над которой они с братом хихикали в детстве: Друзей, которых встречаешь всего раз в жизни, встречаешь всего раз в жизни. – Только скажу, что это не ошибка. И мы не охренели.
– Что говорит Терри?
– Пока ничего, – сказал Ральф.
Голд повернулся к нему, сверкнув голубыми глазами из-за стекол круглых очков.
– Ты не понял, Андерсон. Я имею в виду, не сегодня. Я знаю, что он ничего не сказал вам сегодня, он же должен соображать. Я имею в виду, на предварительном допросе. Все равно он мне расскажет, так что можно не делать из этого тайны.
– Не было предварительного допроса, – сказал Ральф. И он совершенно не должен был стыдиться своих решений, только не с расследованием, которое заняло всего четыре дня. Но Ральф все равно чувствовал себя неуютно. Отчасти из-за того, что Хоуи Голд обратился к нему по фамилии, как будто они никогда не угощали друг друга пивом в «Оглобле» через дорогу от здания окружного суда. У него вдруг возникло совершенно нелепое желание сказать Хоуи: Не смотри на меня, смотри на этого парня рядом со мной. Это он жал на газ.
– Что?! Погоди. Погоди, дай подумать.
Засунув руки в передние карманы джинсов, Голд принялся раскачиваться на месте, с мыска на пятку, с пятки на мысок. Ральф видел это не раз, в окружном и районном судах, и теперь мысленно взял себя в руки. Когда в перекрестном допросе участвовал Хоуи Голд, это был не самый приятный опыт. Но Ральф никогда не держал зла на Хоуи. Это был просто рабочий момент, одно из необходимых движений процессуальной пляски.
– То есть ты арестовал его на глазах у двух тысяч зрителей, даже не дав ему шанса объясниться?
Ральф сказал:
– Ты отличный адвокат защиты, но даже сам Господь Бог не сумел бы добиться оправдательного приговора для Мейтленда. Кстати, на стадионе было от силы полторы тысячи человек. Две тысячи там не поместятся при всем желании. Трибуны обвалятся.
Голд проигнорировал эту убогую попытку разрядить обстановку. Теперь он смотрел на Ральфа так, словно тот был насекомым какого-то нового вида.
– Но его арестовали в общественном месте, в момент, можно сказать, его апофеоза…
– Апофигея, – улыбнулся Сэмюэлс.
Голд проигнорировал и его тоже. Он по-прежнему смотрел на Ральфа.
– Ты мог бы выставить скрытое оцепление стадиона и арестовать его дома, уже после матча. Но его взяли под стражу прилюдно, на глазах у жены и дочерей. Это было осознанное решение. Что на тебя нашло? Господи, что на тебя нашло?
Ральф почувствовал, что у него опять горят щеки.
– Ты действительно хочешь знать, адвокат?
– Ральф, – сказал Сэмюэлс, предостерегающе положив руку ему на плечо.
Ральф стряхнул его ладонь.
– Я не присутствовал при аресте. Отправил двух офицеров, а сам ждал у машины. Потому что боялся, что придушу его голыми руками прямо там, на стадионе. Что подкинуло бы тебе работенки. – Он шагнул к Голду, намеренно вторгаясь в его личное пространство, чтобы тот перестал раскачиваться на месте. – Он заманил Фрэнка Питерсона к себе в машину и отвез в Хенли-парк. Изнасиловал веткой дерева и убил. Хочешь знать, как он его убил?
– Ральф, это не подлежит разглашению! – пискнул Сэмюэлс.
Ральф не обратил на него внимания.
– Предварительная экспертиза установила, что он разорвал мальчику горло зубами. И возможно, съел вырванные куски. После чего так возбудился, что спустил штаны и залил спермой все бедра парнишки. Видит бог, это самое жуткое, самое зверское, самое немыслимое убийство из всех, что нам приходилось расследовать. Вероятно, он долго вынашивал планы. Ты не видел, что было на месте преступления. Такое и в страшном сне не приснится. И все это сотворил Терри Мейтленд. Тренер Ти. Который не так давно трогал своими руками руки моего сына, когда показывал, как держать биту для банта. Он мне сейчас рассказал. Как будто это снимает с него вину.
Голд уже не смотрел на него как на редкое насекомое. Сейчас у Хоуи было такое лицо, словно он нашел у себя во дворе артефакт, оставленный на Земле космическими пришельцами. Ральфу было все равно.
– У тебя тоже есть сын… Томми, да? Он занимается в детской футбольной секции, которую ведет Терри. И ты пошел туда вторым тренером как раз потому, что там играет твой сын. Терри и его тоже трогал руками. А теперь ты собираешься его защищать?
– Ральф, давай ты сейчас замолчишь, – сказал Сэмюэлс.
Голд прекратил раскачиваться, но явно не собирался сдавать позиции и по-прежнему разглядывал Ральфа чуть ли не с антропологическим интересом.
– Даже не вызвал его для беседы… – выдохнул он. – Даже не допросил. Я никогда… Никогда…
– Да ладно тебе, Хоуи, – сказал Сэмюэлс с напускной бодростью. – Ты видел все. Многое даже дважды.
– Мне надо с ним поговорить, – отрывисто произнес Голд. – Отключайте свои записывающие хреновины и закрывайте шторку.
– Хорошо, – сказал Сэмюэлс. – У вас есть пятнадцать минут, а потом мы к вам присоединимся. Послушаем, что скажет тренер.
Голд заявил:
– Мне нужен час, мистер Сэмюэлс.
– Полчаса. Затем мы либо запишем его признание – что предположительно станет решающим фактором в выборе между смертельной инъекцией и пожизненным заключением в Макалестере, – либо он отправится в камеру до суда, который назначен на понедельник. Выбирайте. Но если ты думаешь, что это решение далось нам легко, то ты ошибаешься.
Голд подошел к двери. Ральф провел карточкой по считывающему устройству. Двойной замок щелкнул, и дверь открылась. Адвокат вошел в комнату для допросов. Ральф вернулся к одностороннему зеркалу. Сэмюэлс внутренне напрягся, когда Мейтленд поднялся навстречу Голду, протянув к нему руки. Но лицо Мейтленда выражало только облегчение, без всякой агрессии. Он обнял Голда, и тот бросил портфель на стол и тоже обнял Мейтленда.
– Крепкие дружеские объятия, – бросил Сэмюэлс. – Какая прелесть.
Голд повернул голову, словно услышал его слова, и указал пальцем на камеру с горящим красным огоньком.
– Выключите ее, – донесся его голос из динамика. – И звук тоже. И задерните шторку.
Выключатели располагались на настенной панели, рядом с аппаратурой для аудио- и видеозаписи. Ральф щелкнул рычажками. Красный огонек на камере в комнате для допросов погас. Ральф кивнул Сэмюэлсу, и тот закрыл шторку на смотровом зеркале. Шелест, который она издала, пробудил у Ральфа неприятные воспоминания. Трижды – еще до того, как Билл Сэмюэлс получил должность окружного прокурора, – Ральф присутствовал при исполнении смертного приговора в Макалестере. Там была точно такая же шторка (может быть, произведенная той же компанией!) на окне между камерой для казни и смотровой комнатой. Ее открывали, когда свидетели входили в смотровую комнату, и закрывали, когда врач констатировал смерть осужденного. Она издавала такой же неприятный шорох.
– Я пока сбегаю в «Зоуни» за гамбургером, – сказал Сэмюэлс. – Слишком нервничал и не пообедал. Тебе чего-нибудь взять?
– Возьми кофе. Без молока, одна порция сахара.
– Ты уверен? Я пробовал кофе в «Зоуни». Его не зря называют «Черной смертью».
– Я рискну, – ответил Ральф.
– Хорошо. Я вернусь минут через пятнадцать. Если они управятся раньше, без меня не начинайте.
Без него не начнут, можно не сомневаться. Уже было понятно, что теперь этим шоу заправляет Билл Сэмюэлс. Вот и хорошо, решил Ральф. Пусть вся слава достанется Сэмюэлсу, если в таком жутком деле можно говорить о славе. Ральф сел на стул рядом с копировальным аппаратом, тихонько жужжавшим в спящем режиме. Глядя на задернутую занавеску, попытался представить, о чем говорит Терри Мейтленд со своим адвокатом, какое он измышляет алиби.
Ральф поймал себя на мысли об огромной индейской женщине, которая забрала Мейтленда у клуба «Джентльмены, для вас» и отвезла на вокзал в Даброу. Я тренирую баскетбольную Лигу прерий в Юношеской христианской ассоциации, сказала она. Мейтленд частенько ходил к нам на матчи, сидел с родителями на трибунах, наблюдал, как детишки играют. Он мне говорил, что ищет таланты для своей Городской молодежной лиги…
Она его знала, и он тоже должен был ее знать. Колоритную даму таких габаритов трудно забыть. И все же в такси он обратился к ней «мэм». Почему? Потому что помнил ее в лицо, но не помнил, как ее зовут? Возможно, но как-то маловероятно. Ива Дождевая Вода – имя запоминающееся.
– Ну, у него был стресс, – пробормотал Ральф, обращаясь то ли к себе, то ли к дремлющему копировальному аппарату. – К тому же…
Всплыло еще одно воспоминание, а вместе с ним – объяснение, почему Мейтленд назвал Иву «мэм». Это последнее объяснение нравилось Ральфу гораздо больше. Его младший брат Джонни (между ними было три года разницы) совсем не умел играть в прятки. Частенько он попросту забегал в спальню и набрасывал на голову одеяло, рассуждая примерно так: если я не вижу Ральфи, то и Ральфи меня не видит. Могло быть такое, что человек, только что совершивший убийство, прибег к этому детскому «волшебству»? Если я не знаю тебя, то и ты меня тоже не знаешь. Логика совершенно безумная, да, но ведь и преступление было не самым обычным. Такое мог совершить только безумец. И тогда это многое объясняет. Например, почему Мейтленд подумал, что ему все сойдет с рук, и вернулся во Флинт-Сити, где его знали практически все.
Но были еще показания Карлтона Скоукрофта. Ральф очень живо представил, как Хоуи Голд берет ручку и подчеркивает ключевой фрагмент в показаниях Скоукрофта, готовя свою заключительную речь в суде. Возможно, стянув идею у адвоката Оу-Джея Симпсона. Раз перчатка ему не подходит, значит, надо его оправдать, сказал Джонни Кокран. Раз он не знал, надо его отпустить, может сказать Голд.
Конечно, это не сработает. Тут совсем другой случай, и все же…
По словам Скоукрофта, Мейтленд объяснил кровь у себя на лице и одежде кровотечением из носа. Мол, с ним такое бывает. Хлещет, как гейзер, сказал Терри. Тут где-то поблизости есть медпункт?
Вот только Терри Мейтленд прожил во Флинт-Сити всю жизнь, за исключением четырех лет, которые провел в колледже. Зачем ему указатели, чтобы проехать в больницу? Зачем он вообще спрашивал, где больница? Он сам должен был знать.
Сэмюэлс вернулся с завернутым в фольгу гамбургером, кока-колой и бумажным стаканчиком кофе для Ральфа.
– Тут пока тихо?
– Ага. У них есть еще двадцать минут, по моим часам. Когда они закончат, я все же попробую его уломать, чтобы он сдал мазок на анализ ДНК.
Сэмюэлс развернул гамбургер и с опаской приподнял верхнюю булочку.
– О господи, – сказал он. – Похоже на пробы, которые парамедики соскребают с обгоревших тел. – Но все равно начал есть.
Ральф подумал, что, может быть, стоит сказать Сэмюэлсу о разговоре Терри с Ивой Дождевой Водой и о странном вопросе Терри насчет медпункта, но промолчал. Подумал, что, может быть, стоит упомянуть еще одну странность: Терри даже не попытался изменить внешность, пусть хотя бы с помощью темных очков, – но опять промолчал. Он уже поднимал эти вопросы, и Сэмюэлс от них отмахнулся, вполне резонно заметив, что они не имеют значения, когда есть показания многочисленных свидетелей и вполне однозначные данные криминалистической экспертизы.
