Стивен Кинг
Нужные вещи
6
Когда через десять минут клуб любительниц бриджа с Эш-стрит покинул «Нужные вещи», Синди Роуз Мартин несла в руках бумажный пакет. В нем лежала стеклянная ваза, аккуратно завернутая в упаковочную бумагу. Синди Роуз отдала за вазу почти всю свою наличность – тридцать один доллар плюс налог, – но была так довольна, что чуть ли не мурлыкала.
Обычно после таких спонтанных покупок она ужасно злилась на себя, уверенная, что ее обсчитали, а то и вообще злобно надули, – но только не в этот раз. Эту сделку она обстряпала на высшем уровне. Мистер Гонт даже попросил ее зайти через несколько дней, сказав, что у него есть пара к этой вазе и она прибудет с доставкой на неделе – может быть, даже завтра! Эта ваза будет прекрасно смотреться на столике в гостиной, но если к ней будет пара, их можно будет поставить по краям каминной полки. И смотреться такой комплект будет просто потрясающе.
Подруги тоже считали, что покупка получилась удачной, хотя их слегка раздражало, что из мистера Гонта не удалось вытянуть ни слова о его прошлом. Но несмотря ни на что, у них сложилось довольно высокое мнение о нем.
– У него такие красивые глаза. Зеленые, – мечтательно произнесла Франси Пелетье.
– Зеленые? – удивленно переспросила Синди Роуз. Ей показалось, что они были серые. – Я не обратила внимания.
7
Ближе к полудню, в обеденный перерыв, в «Нужные вещи» зашла Розали Дрейк из ателье Полли. Нетти Кобб, домработница Полли, составила ей компанию. В магазине крутились несколько женщин, в дальнем углу двое мальчишек из окружной школы рылись в картонных коробках с комиксами и восторженно перешептывались – так много тут оказалось всего для пополнения их коллекций. Оставалось только надеяться, что цены будут не слишком высокими. А цены надо было узнать у продавца, так как на пластиковых пакетах, в которых лежали комиксы, ценников не было.
Розали и Нетти поздоровались с мистером Гонтом, и Гонт попросил Розали еще раз поблагодарить Полли за торт. Его взгляд остановился на Нетти, которая отошла в сторонку и теперь задумчиво рассматривала небольшую коллекцию цветного стекла. Он оставил Розали изучать фотографию Элвиса рядом со щепкой ОКАМЕНЕЛОГО ДЕРЕВА СО СВЯТОЙ ЗЕМЛИ и подошел к Нетти.
– Вас интересует цветное стекло, мисс Кобб? – тихо спросил он.
Она испуганно вздрогнула – Нетти Кобб относилась к тому типу женщин, которые дергаются от любого голоса, не важно, тихого или громкого, со спины или сбоку, – и нервно улыбнулась.
– Миссис Кобб, мистер Гонт, хотя мой муж давно умер.
– Мои соболезнования.
– Не стоит. Уже четырнадцать лет прошло. То есть времени уже немало. Да, у меня есть небольшая коллекция цветного стекла. – Она очень нервничала и чуть ли не дрожала, точь-в-точь как мышь при виде приближающегося кота. – Но я себе вряд ли могу позволить что-то из этих вещей. Они такие прелестные. Наверное, именно так должны выглядеть вещи в раю.
– Послушайте, – сказал Гонт. – Я закупил чуть ли не целую партию цветного стекла вместе с этими образцами, и они вовсе не такие дорогие, как может показаться. Здесь у меня выставлено далеко не все, и другие предметы намного лучше. Может, зайдете завтра – посмотрите?
Она снова вздрогнула и отодвинулась в сторону, как будто он предложил ей зайти не за тем, чтобы взглянуть на товар, а чтобы он мог развлечься, щипая ее за зад… до тех пор, пока она не начнет кричать.
– Ой, я не знаю… В четверг я всегда занята, понимаете… у Полли… По четвергам у нас генеральная уборка, понимаете…
– Неужели нельзя будет выкроить полчаса? – настаивал он. – Полли мне говорила, что вы испекли тот торт, который она принесла мне утром…
– Вам понравилось? Правда понравилось? – В ее глазах читалось испуганное ожидание: вот, сейчас он скажет, что нет, не понравилось, Нетти, у меня от него были рези в желудке, меня от него страшно пучило, и за это я накажу тебя, Нетти, сделаю тебе больно, затащу в заднюю комнату и буду щипать тебе сиськи и крутить соски, пока ты не взвоешь.
– Понравилось – не то слово. Это был восхитительный торт, – успокоил ее Гонт. – У меня мама пекла похожие… а это было так давно.
Это была чувствительная струнка Нетти: она обожала свою мать, несмотря на все побои, достававшиеся ей после частых материнских попоек. Она даже слегка расслабилась.
– Ой, как хорошо. Ужасно рада, что вам понравилось. Вообще-то это идея Полли. Она такая милая. Она – самая лучшая.
– Да, – согласился Гонт. – Теперь, когда мы с ней познакомились, вполне могу в это поверить. – Он взглянул на Розали Дрейк, но та все еще рассматривала витрины. – Я просто решил, что теперь я вам очень обязан.
– Ой, нет! – запротестовала Нетти, снова встревожившись. – Вы мне ничего не должны. Ничего-ничего, мистер Гонт.
– Пожалуйста, заходите. Я вижу, у вас есть вкус к цветному стеклу… кстати, я через вас передам Полли коробку из-под торта.
– Ну… может быть, в перерыв… – Судя по испуганным глазам, Нетти сама не верила, что она только что это сказала.
– Отлично, – кивнул Гонт и быстренько отошел, пока она не передумала. Он подошел к мальчиками и спросил, как у них дела. Те нерешительно протянули ему несколько старых выпусков «Невероятного Халка» и «Людей Х». Минут через пять они вышли из магазина с радостно-ошарашенными лицами, держа в руках чуть ли не всю подборку комиксов.
Едва за ними закрылась дверь, в магазин вошли Кора Раск и Майра Эванс. Они оглядели торговый зал горящими и жадными – как у белок в сезон сбора орехов – глазами и тут же бросились к витрине с фотографией Элвиса. Кора и Майра нагнулись над ней, восторженно перешептываясь и демонстрируя окружающим задницы шириной в два топорища.
Гонт с улыбкой смотрел на них.
Колокольчик над дверью опять зазвенел. Новое поступление было почти таких же размеров, как Кора Раск, только Кора была просто толстой, а эта новая женщина выглядела еще и сильной – такой вид имеет здоровяк-лесоруб с пивным брюхом. У нее на блузе красовался большой белый значок с надписью красными буквами:
Ночь в казино – будет весело!
По обаянию и шарму лицо этой леди могло соперничать со снеговой лопатой. Бо́льшая часть ее невзрачных и тусклых каштановых волос была скрыта под платком, немилосердно затянутым под широким подбородком. Она встала на пороге и обвела взглядом зал. Ее маленькие, глубоко посаженные глазки бегали туда-сюда, как у стрелка с Дикого Запада, когда он оглядывает салун, перед тем как распахнуть двери-крылья и устроить внутри милую дружескую потасовку. Потом она вошла.
Почти никто не обратил на нее внимания, лишь Нетти Кобб уставилась на «лесорубшу» со смешанным выражением смятения и ненависти. Она отпрянула от стойки с цветным стеклом и тем привлекла внимание вновь пришедшей, которая одарила Нетти взглядом, полным не просто презрения, а концентрированного презрения, после чего отвернулась.
Колокольчик над дверью звякнул опять – в этот раз дверь закрылась за Нетти.
Мистер Гонт наблюдал за происходящим с нескрываемым интересом.
Он подошел к Розали и прошептал:
– Боюсь, миссис Кобб ушла без вас.
Розали удивленно огляделась.
– Какого… – начала было она, но тут ее взгляд наткнулся на новую посетительницу со значком «Ночь в казино» на богатырской груди, изучавшую турецкий ковер на стене с видом студента-гуманитария в художественной галерее. – Ой, – вдруг спохватилась Розали. – Извините, мне пора бежать.
– Между ними нет особой любви, как я понял, – заметил мистер Гонт.
Розали растерянно улыбнулась.
Гонт указал глазами на женщину в платке.
– А кто это?
Розали сморщила носик.
– Вильма Ержик. Извините… мне надо догнать Нетти. Она такая нервная, вы не представляете.
– Да, да. Разумеется, – согласился Гонт и, проводив Розали внимательным взглядом, буркнул себе под нос: – А кто, скажите, сейчас не нервный?
Кора Раск подошла к нему сзади и легонько похлопала по плечу.
– Сколько стоит эта фотография Короля? – поинтересовалась она.
Лиланд Гонт с улыбкой обернулся к ней:
– Что ж, давайте обсудим. Во сколько вы сами ее оцените?
Глава третья
1
Примерно часа через два после закрытия нового форта коммерции Касл-Рока Алан Пангборн подъехал к зданию муниципалитета на Главной улице, где размещались офис шерифа и полицейское управление Касл-Рока. Он сидел за рулем совершенно обычной, ничем не примечательной машины. Фордовский фургон 1986 года выпуска. Семейный автомобиль. Алан устал и был полупьян. Выпил всего-то три пива, а в голову шибануло изрядно.
Проезжая мимо «Нужных вещей», он одобрительно – в точности как Брайан Раск – взглянул на зеленый навес над входом. Он знал о навесах намного меньше (поскольку не состоял в родственных отношениях ни с кем из сотрудников фирмы «Фасады и двери Дика Перри в Южном Париже»), но подумал, что этот навес придал определенный шик Главной улице, на которой большинство хозяев контор и магазинов разорялись разве что на фальшивый фасад, наверное, полагая, что «для сельской местности» сойдет и так. Алан еще не знал, что продавалось в этом магазине – Полли ему все расскажет, она собиралась зайти в магазинчик сегодня утром, – но он почему-то напомнил ему уютный французский ресторанчик, куда водят девушек, чтобы потом затащить их в постель.
Едва Алан проехал магазин, он тут же вылетел у него из головы. Через два квартала он включил правый поворотник и свернул в узкий проезд между приземистым кирпичным зданием муниципалитета и управлением водоснабжения. Вдоль разметки шла надпись: ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ТРАНСПОРТА.
Здание муниципалитета было построено в форме буквы Г, и между двумя перекладинами располагалась небольшая стоянка. Три места были предназначены для сотрудников офиса шерифа. На одном из них уже стоял старый неуклюжий «фольксваген»-«жук» Норриса Риджвика. Алан припарковался рядом, выключил фары и зажигание и потянулся к двери. Депрессия, в которой он пребывал с тех пор, как закрыл за собой дверь судебного зала в Портленде, – она не то чтобы сильно его угнетала, но кружила где-то поблизости, как кружат вокруг костра волки в приключенческих романах, которыми он зачитывался в детстве, – теперь навалилась уже в полной мере. Он отпустил дверную ручку. Он вообще ничего не делал – просто сидел в машине, надеясь, что это мерзкое состояние скоро пройдет.
Весь день он провел в Портлендском окружном суде, где давал показания на четырех заседаниях как свидетель обвинения. Их округ состоял из четырех округов поменьше: Йорк, Камберленд, Оксфорд и Касл, и из всех представителей закона, служивших в этих округах, Алан Пангборн жил дальше всех от Портленда. Окружные судьи старались составить расписание заседаний так, чтобы они проходили сериями и представителям округов нужно было приезжать не чаще раза-двух в месяц. Это давало Алану возможность проводить больше времени в округе, который он присягал защищать, а не в пути между Касл-Роком и Портлендом. Но в конце всех этих заседаний он чувствовал себя как школьник после выпускных экзаменов, которые он сдал все скопом. И он давно уже понял, что не следует усугублять это кошмарное состояние пивом. Но в дверях суда он столкнулся с Гарри Кроссом и Джорджем Кромптоном, и те затащили его в бар. У него, кстати, был повод: цепь явно связанных между собой краж со взломом во всех их округах, которые надо было обсудить. Но настоящая причина, почему он согласился, имела общие корни со всеми неправильными решениями: тогда ему показалось, что выпить пива – это самая что ни на есть замечательная идея.
И вот теперь он сидел за рулем фургона, который раньше был настоящим семейным автомобилем, и пожинал то, что сам и посеял. Побаливала голова. Его тошнило. Но хуже всего была депрессия – она вернулась, мстительная и ехидная.
Приветик! – кричала она издевательски. А вот и я, Алан! Ужасно рада тебя видеть! Знаешь что? Вот закончился еще один длинный и трудный день, а Энни и Тодд по-прежнему мертвы. Помнишь ту субботу, когда Тодд разлил свой молочный коктейль на переднем сиденье? Как раз там, где сейчас лежит твой портфель, правильно? И ты на него накричал. Ого! Ты ведь этого не забыл? Забыл?! Ну ладно, ничего страшного. Я тебе напомню, Алан. Я, собственно, и пришла, чтобы напомнить. Работа у меня такая – напоминать! Раз за разом! Раз за разом!
Он поднял портфель и вгляделся в сиденье. Да, следы от пролитого молока еще оставались, и да, он накричал на Тодда. Какой же ты неуклюжий! Что-то вроде того. Так, пустяк… но он никогда бы не стал говорить даже этого, если бы знал заранее, что его ребенку осталось жить меньше месяца.
Впрочем, такое узнать невозможно.
Ему вдруг пришло в голову, что дело вовсе не в пиве – дело в этой машине. Он провел этот день в компании призраков мертвых – жены и младшего сына.
Алан открыл бардачок, чтобы вытащить книжку штрафных талонов – он всегда носил ее с собой, даже когда ездил в Портленд давать показания, – это было нерушимое правило. Рука наткнулась на какой-то цилиндрический предмет, который вывалился на пол. Алан положил книжку на портфель и нагнулся, чтобы подобрать выпавшую вещь. Потом поднес ее к свету уличного фонаря и долго рассматривал, вновь ощущая щемящую боль утраты и горя, скрытую глубоко внутри. Артрит у Полли живет в руках, а у него как будто в самом сердце, и кто скажет, кому из них двоих хуже?
Это была банка Тодда. Если бы маленьким мальчикам можно было жить в магазине, то Тодд бы точно поселился в обернском магазинчике «Смешные приколы и розыгрыши». Малыш был очарован копеечной «магией» этих забавных штуковин: хохотунчиками, чихательным порошком, дырявыми стаканами, мылом, придававшим рукам цвет вулканического пепла, пластиковыми собачьими какашками.
Эта штука все еще здесь. Они мертвы уже девятнадцать месяцев, а она все еще здесь. Как я ее пропустил? Боже…
Алан покрутил банку в руках, вспоминая, как сын упрашивал его, чтобы он разрешил ему купить эту штуковину на свои карманные деньги, и как сам он упирался, цитируя любимое присловье своего отца: дурак и деньги расходятся быстро. И как Энни мягко переубедила его.
Ты послушай себя, мистер Волшебник-Любитель. Что еще за пуританские речи?! Нет, как вам это понравится? Как ты думаешь, откуда у мальчика эта страсть ко всяким приколам и фокусам? В моей семье никто никогда не вешал на стену портрет Гудини, да еще в рамочке. Ты хочешь сказать, что сам ни разу не покупал стаканов-непроливаек в дни своей бурной юности? Что ты не отдал бы полжизни за эту «змею в банке с орехами», если бы их продавали тогда?
Он что-то мямлил и бурчал – иными словами, вел себя как напыщенный идиот. Наконец ему пришлось прикрыть рукой смущенную улыбку. Но Энни ее все равно заметила. Она всегда все замечала. Это был ее дар… и очень часто – его спасение. Ее чувство юмора – равно как и умение видеть вещи под новым углом и в перспективе – всегда было лучше. Острее.
Пусть он купит себе эту банку, Алан. Детство бывает раз в жизни. И потом, это действительно весело.
И он позволил Тодду купить эту банку. А…
…А через три недели он разлил молоко на сиденье, а еще через месяц он был уже мертв. Они оба были мертвы. Ничего себе! Ты представляешь?! Как летит время, Алан. Но ты не волнуйся! Ты ничего не забудешь, потому что я тебе напомню! Да, сэр! Я буду периодически освежать твою память, потому что это моя работа, а я всегда выполняю свою работу на совесть!
На банке было написано: ВКУСНЫЕ ОРЕШКИ – ЖУЙ НА ЗДОРОВЬЕ. Алан снял крышку, и наружу выпрыгнула зеленая змея, сжатая в тугую пружину длиной пять футов. Она ударилась о ветровое стекло и шлепнулась ему на колени. Алан посмотрел на нее, услышал смех своего мертвого сына и заплакал. Это был тихий и опустошенный плач, без драматичных рыданий и всхлипов. Его слезы имели кое-что общее с теми вещами, которые принадлежали его погибшим любимым людям: они не кончались. Их было много, слишком много, и как только ты чуть расслабишься и решишь, что «все, с этим покончено», обязательно найдется что-то еще, что напомнит тебе о твоем неизбывном горе. А потом еще. И еще.
Почему он разрешил Тодду купить эту проклятую штуку? Почему он не выкинул ее сразу, а оставил лежать в бардачке? И почему, черт возьми, он до сих пор ездит на этой проклятой машине?
Алан достал носовой платок и вытер лицо. Потом медленно уложил змею – дешевую жатую бумагу с металлической пружиной внутри – обратно в поддельную банку с орехами. Закрутил крышку и взвесил банку в руке.
Выброси эту дрянь.
Но он не мог этого сделать. Во всяком случае – не сегодня. Закинув банку обратно в бардачок – последний прикол, купленный Тоддом в лучшем в мире магазине, – он с силой захлопнул крышку, открыл дверцу, взял с сиденья свой портфель и вышел наружу.
Он глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух в надежде, что это поможет. Но не помогло. В воздухе пахло древесными опилками и химикатами – противный запах, который периодически доносился сюда с целлюлозно-бумажного комбината в Румфорде, что в тридцати милях к северу. Надо будет позвонить Полли и пригласить ее в гости – это должно помочь.
Очень мудрая мысль! – тут же согласился голос ехидной депрессии. Да, кстати, Алан, ты помнишь, каким счастливым был Тодд, когда купил эту змею? Он испытывал ее на всех подряд! У Норриса Риджвика чуть инфаркт не случился, а ты сам едва не обоссался от смеха. Помнишь? Какой он был живой и веселый! А Энни – помнишь, как она смеялась, когда ты ей рассказал про его проделку? Она тоже была живой и веселой, правда? Разумеется, в самом конце она была уже не такой оживленной и совсем не веселой, но ты этого не заметил, да? Потому что у тебя были свои заботы. Например, случай с Тедом Бомоном – он никак не шел у тебя из головы. Что там у них произошло, в домике на озере, и как он напился и позвонил тебе, и как потом его жена забрала близнецов и уехала от него… Все это добавило лишних хлопот, а ты и без того зашивался с городскими делами, правильно? Ты был слишком занят, чтобы заметить, что происходит у тебя дома. Жаль! Если бы ты заметил это еще тогда, кто знает, может, они сейчас были бы живы? Я тебе буду об этом напоминать… раз за разом… раз за разом… Договорились? Ну вот и славно!
На борту фургона, чуть выше крышки бензобака, была царапина длиной около фута. Она появилась уже после гибели Энни и Тодда? Или все-таки до? Алан не помнил, но это было и не важно. Он провел по ней пальцами и подумал, что надо бы отвести машину в мастерскую к Сонни, чтобы заделать эту царапину. Но с другой стороны, зачем? Почему бы не отогнать эту колымагу в Оксфорд к Гарри Форду и не обменять ее на что-то поменьше? Пробег у нее маленький; получится неплохая скидка…
Но Тодд пролил молочный коктейль на переднем сиденье! – возмущенно воскликнул голос у него в голове. Он сделал это, пока был ЖИВ! Алан, старик, как же так? А Энни…
– Послушай, заткнись! – сказал Алан вслух.
Он подошел к зданию муниципалитета и остановился. Совсем близко ко входу, так близко, что полностью открытая дверь поцарапала бы ему бок, стоял большой красный «кадиллак-севилья». Алану даже не нужно было смотреть на номера. Он и так знал, что это будет: КИТОН 1. Он задумчиво провел рукой по гладкому верху машины и вошел к себе в офис.
2
Шейла Брайхем сидела в застекленной диспетчерской и читала журнал «People», попивая «Yoo-Hoo». Больше в офисе не было никого, кроме Норриса Риджвика.
Норрис сидел за старенькой электрической пишущей машинкой и трудился над отчетом – с той болезненной, бездыханной сосредоточенностью, на которую был способен только он, и никто другой. Со стороны это смотрелось так: он застывал, вперив взгляд в машинку, потом резко нагибался вперед, как человек, у которого свело живот, и обрушивал на клавиши град энергичных ударов. После этого он опять замирал в скрюченном положении, читал только что напечатанное и тихо охал. Потом раздавалась серия звуков типа: Щелк-хрусь! Щелк-хрусь! Щелк-хрусь! – это значило, что Норрис долбит по корректирующей ленте и исправляет ошибки (в среднем у него уходит одна лента в неделю). Потом он опять выпрямлялся, впадал в трехсекундный ступор, и весь цикл повторялся по новой. По прошествии примерно часа Норрис опускал готовый отчет в лоток «входящие документы» на столе у Шейлы. Иногда – с периодичностью раз или два в неделю – отчет получался вполне даже связным.
Норрис поднял глаза и улыбнулся Алану.
– Привет, босс, как дела?
– Ну, ближайшие две-три недели Портленд мне не грозит. Происшествия были?
– Не, все как обычно. Алан, у тебя глаза красные, как у черта. Опять курил свой дурацкий табак?
– Ха-ха, – кисло сказал Алан. – Я пропустил пару пива с парочкой копов, а потом тридцать миль таращился на фары встречных машин. Аспирин, кстати, найдется?
– Всегда наготове. Ты же знаешь.
Нижний ящик стола представлял собой личную аптеку Норриса. Норрис открыл его, откопал гигантскую бутылку каопектата с земляничным вкусом, уставился на наклейку, помахал головой, бросил бутылку обратно в ящик, порылся еще минут пять и наконец извлек упаковку настоящего аспирина.
– У меня для тебя работа, – сказал Алан, высыпав на ладонь две таблетки аспирина. Вместе с таблетками на руку осело немного пыли, и он подумал, почему от простого аспирина бывает значительно больше пыли, чем от фирменного. А еще он подумал, что, если так пойдет и дальше, он точно сойдет с ума.
– Нет, Алан. Мне еще надо заполнить две формы Е-9, а потом…
– Остынь. – Алан подошел к баку с водой и вытянул бумажный стаканчик из привинченного к стене цилиндра. Вода забулькала, наполняя стаканчик. – Тебе надо всего лишь встать, пройти через комнату и открыть дверь, через которую я вошел. Это даже ребенок сделает.
– Что…
– И не забудь свою книжку штрафных талонов, – добавил Алан и проглотил таблетки.
Риджвик сразу разволновался:
– Твоя вон лежит, рядом с портфелем.
– Я знаю. И там она и останется. Сегодня, по крайней мере.
Норрис задумчиво посмотрел на него и спросил:
– Бастер?
Алан кивнул:
– Бастер. Снова припарковался на месте для инвалидов. В прошлый раз я ему сделал последнее предупреждение.
Глава городского управления Касл-Рока Дэнфорд Китон III, по прозвищу Бастер[4], как его звали все… кроме муниципальных служащих, желавших сохранить свои места. Когда он находился поблизости, они звали его или Дэн, или мистер Китон. Только Алан, который по своей должности не подчинялся городскому совету, мог позволить себе называть его Бастером прямо в лицо. Впрочем, такое случалось лишь дважды, и оба раза, когда был взбешен. Однако Алан не сомневался, что такие разы еще повторятся. Дэн Китон по прозвищу Бастер был из тех людей, которые просто созданы для того, чтобы бесить других.
– Ну чего тебе стоит? – взмолился Норрис. – Сам его оштрафуй!
– Не могу. На следующей неделе у меня встреча с чиновниками городской управы насчет выделения ассигнований.
– Он уже меня ненавидит, – с отвращением скривился Норрис. – Я это знаю.
– Бастер всех ненавидит, кроме своей жены и матери, – сказал Алан. – Впрочем, я не уверен насчет жены. Но факт остается фактом: только в прошлом месяце я семь раз его предупреждал, чтобы он не парковался на нашей единственной площадке для инвалидов. Пора принимать меры.
– Ага, предупреждал его ты, а рисковать своим местом буду я. Замечательно. – Норрис Риджвик выглядел как живая иллюстрация к печальному рассказу «Когда с хорошими людьми случаются гадости».
– Расслабься, – успокоил его Алан. – Ты налепишь ему на ветровое стекло квитанцию на пятидолларовый штраф. Он придет ко мне и потребует тебя уволить.
Норрис застонал.
– Я откажусь. Потом он скажет, чтобы я порвал квитанцию. Я опять откажусь. А на следующий день, когда он немного остынет и выпустит пар, я ему уступлю. И когда я приду на следующее заседание по ассигнованиям, он будет мне обязан.
– Да, а чем он будет обязан мне?
– Норрис, ты хочешь новый импульсный радар или как?
– Ну…
– А как насчет факса? Мы уже больше двух лет говорим про факс.
Да! – завопил деланно оживленный голос у него в голове. Ты начал говорить об этом, когда Энни и Тодд были еще живы, Алан. Помнишь? Помнишь то время, когда они были живы?
– Наверное, – сдался Норрис. Он потянулся за своей книжкой штрафных квитанций. У него на лице было написано огроменными буквами: Капитуляция и Уныние.
– Молодец, – с наигранной сердечностью отозвался Алан. – Я буду у себя кабинете.