Стивен Кинг
После заката (сборник)
– Сучка, мерзкая сучка! – где-то рядом, совсем рядом заорал Пикеринг, но Эмили уже шагнула в пустоту.
9
Сила тяжести – наше все
В детстве Эмили считалась сорванцом и предпочитала мальчишечьи игры (любимая называлась просто «Войнушка») в лесу за домом в предместье Чикаго бестолковой возне с Барби и Кеном. Она, не снимая, носила джинсы с кроссовками, а волосы убирала в хвост. Вместо сестер Олсен они с лучшей подругой Бекки смотрели по телевизору Иствуда со Шварценеггером, а после очередной серии «Скуби-Ду» представляли себя именно Скуби или Скраппи, а не Вельмой или Дафной. Первые два класса начальной школы все, что они ели на ленч, называлось скубиками.
Разумеется, девчонки лазали на деревья. Одно лето они, в ту пору девятилетние, только этим и занимались. Помимо папиных советов о том, как правильно падать, из того лета Эмили запомнила белый крем, который каждое утро мама намазывала ей на нос, и строгим – только посмей ослушаться! – голосом говорила: «Ни в коем случае не вытирай, поняла, Эмми?»
Однажды Бекки потеряла равновесие и чуть не упала на лужайку Джексонов с высоты пятнадцати футов (может, всего десяти, но для девчонок они были все равно что двадцать пять или даже пятьдесят). Спасла Бекки лишь толстая ветка, за которую она ухватилась и повисла, жалобно взывая о помощи.
В то утро Расти косил лужайку. Он подошел к дереву – да, неторопливо подошел, а не подбежал, успев даже выключить косилку «Бриггс энд Страттон», – и поднял руки. «Прыгай!» – велел он, и доверчивая Бекки, лишь двумя годами раньше верившая в Санту, спрыгнула. Расти без труда ее поймал, позвал дочь: «Спускайся, Эм!» и усадил обеих девочек у подножия дерева. Бекки глотала слезы, а Эмили боялась в основном того, что лазанье по деревьям переведут в разряд запрещенного, как, например, походы в круглосуточный магазин без взрослых после семи вечера.
Расти не запретил лазать по деревьям (хотя мать Эмили, выгляни она в окно кухни, поступила бы именно так). Вместо этого он научил девочек падать. После объяснений Бекки с Эмили целый час оттачивали навык на практике. День получился прекрасным: ярким и запоминающимся.
Выпрыгивая в окно, Эмили увидела, как далеко от нее мощенный плиткой дворик. Может, лишь в десяти футах, но вылетающей из разбитого окна в изрезанном покрывале Эм казалось, что в двадцати пяти, а то и в пятидесяти.
«Берегите колени! – учил их с Бекки Расти шестнадцать или семнадцать лет назад, в пору белых носов и лазанья по деревьям. – Не заставляйте их гасить силу удара. В девяти случаях из десяти так и случится, особенно если высота небольшая, но за это можно поплатиться переломом бедра, голени или особенно часто – лодыжки. Запомните, сила тяжести – наше все. Не сопротивляйтесь ей, а, наоборот, доверьтесь, используйте. Поджимайте колени, группируйтесь, сворачивайтесь в клубок».
Сгруппировавшись еще в воздухе, Эмили упала на красную, в испанском стиле плитку двора и осторожно повела плечом, переместив тяжесть тела влево. Боль не появилась, по крайней мере сразу, зато все тело дрожало, как пустая шахта мусоропровода, в которую швырнули тяжелый предмет. Хорошо, голову о каменную плитку не расшибла и не сломала ноги, хотя последнее окончательно прояснится, лишь когда она встанет.
Эм с силой толкнула стоявший неподалеку столик, и он опрокинулся. Ну вот, теперь можно подниматься! Она выпрямилась в полный рост, убедившись, что серьезных повреждений не получила. Обернувшись, она увидела в разбитом окне Пикеринга: скривившись от злобы, тот размахивал ножом.
– Стой! – заорал он. – Стой на месте, не смей убегать!
«Ну конечно!» – подумала Эмили. Дождь успел превратиться в туман, мгновенно покрывший лицо росой. Как хорошо! Она подняла средний палец и покачала им для убедительности.
– Сука, что ты мне показываешь?! – взревел Пикеринг и швырнул в нее нож.
Меткостью он явно не отличался: нож упал далеко, со стуком покатился по плитке, а у газового гриля раскололся на рукоять и лезвие. Когда Эмили снова подняла голову, в разбитом окне никого не было.
Голос отца предупредил: Пикеринг приближается, но предупреждения ей и не требовались. Она подошла к краю дворика – легко, без малейших признаков хромоты, хотя списала это на повышенный выброс адреналина – и глянула вниз. До песка и униолы три жалких фута – ерунда по сравнению с прыжком-полетом, который она только что совершила. За двориком простирался пляж, где она десятки раз бегала по утрам.
Посмотрев в противоположном направлении, то есть на дорогу, Эмили расстроилась. Уродливая бетонная стена была слишком высокой, а Пикеринг приближался. Конечно, как же иначе!
Она оперлась на декоративную кирпичную кладку и спрыгнула на песок. Униола защекотала обнаженные бедра. Эмили побежала вверх по дюне, отделяющей «Секретный объект» от пляжа, то и дело подтягивая лопнувшие шорты и оглядываясь. Никого, снова никого… А потом из черного хода вылетел Пикеринг. «Не смей убегать! – истошно кричал он. – Не смей!» Желтый дождевик он, судя по всему, оставил дома, зато захватил какой-то острый предмет и размахивал им, летя через дворик. Что именно было у Пикеринга в левой руке, она не видела и видеть не хотела, ведь для этого следовало подпустить его поближе.
Эмили чувствовала: Пикерингу ее не догнать. Бежал он словно типичный спринтер, который быстро устанет, как бы сильно ни подгоняли его безумие и страх перед разоблачением.
«Я будто специально тренировалась все эти месяцы», – подумала она. Тем не менее она едва не допустила непоправимую ошибку, когда, добравшись до пляжа, хотела свернуть на юг. Четверть мили, и она достигла бы оконечности Вермиллион-Ки. Естественно, она позвала бы дежурного по мосту (точнее, заорала бы во все горло), но, если Пикеринг «разобрался» с Диком Холлисом, а Эмили не сомневалась, что случилось именно так, ей пришел бы конец. Даже если ее крик услышат проплывающие мимо на лодках, Пикеринг вряд ли стушуется. В нынешнем состоянии ему море по колено – он попытается заколоть ее даже в киноконцертном зале «Рэдио-Сити» в разгар выступления шоу-группы «Рокетс».
Поэтому Эмили повернула на север. Две мили по пустынному пляжу, и она попадет в «Зеленый шалаш». Она скинула кроссовки и побежала.
10
Ее удивляла лишь красота
Эмили далеко не впервые бегала по пляжу после короткого, но сильного дождя, поэтому влага, конденсирующаяся на лице и руках, была ей знакома. Равно как усилившийся шум прибоя (прилив уже начался, и пляж превращался в узкую полоску), а еще запахи соли, водорослей, цветов и даже сырого леса. Собственный страх ее не удивлял – участникам военных действий, которые обычно, хотя и не всегда заканчиваются благополучно, всегда страшно – ее удивляла красота.
Из Мексиканского залива приполз туман. Сквозь белую пелену вода тянулась к берегу блеклым зеленым призраком. Рыба, видимо, устремилась на нерест, потому что пеликаны устроили настоящий «шведский стол»: ешь, сколько можешь. Большинство птиц складывали крылья и бросались в воду навстречу своему отражению. Другие покачивались на волнах у самого берега, на вид безучастнее целлулоидных уточек, хотя сами пристально следили за бегущей Эм. Слева тусклой бронзовой монеткой поблескивало солнце.
Она боялась, что правую икру снова сведет судорога – в этом случае ей несдобровать. Только ее икры давно привыкли к бегу, поэтому мышцы оставались мягкими и эластичными, хотя, пожалуй, слишком теплыми. Вот поясница беспокоила больше – каждые три-четыре шага ее терзала острая резкая боль, а каждые десять – двенадцать – вспышка посильнее. Эмили мысленно уговаривала поясницу, умасливала, как ребенка, обещала горячие ванны и массаж шиацу, когда этот кошмар закончится и несущегося по ее следу монстра благополучно запрут в тюрьме округа Колье. Помогли либо щедрые посулы, либо сам бег являлся неплохим массажем, во всяком случае, у Эм были причины в это верить.
Пикеринг дважды орал, чтобы она остановилась, потом затих – вероятно, решил не сбивать дыхание. Когда Эм оглянулась в первый раз, их разделяло ярдов семьдесят, и в густой вечерней дымке четко просматривалась лишь красная тенниска «Изод». Когда оглянулась снова, фигура преследователя стала четче: теперь Эмили видела и окровавленные шорты цвета хаки. Пикеринг приблизился ярдов на двадцать, но дышал тяжело и неровно. Отлично! Сбившееся дыхание – это просто отлично!
Она перепрыгнула через кучу плавника, и шорты поползли вниз. Не дай бог наступить на них и потерять равновесие! Снимать шорты элементарно не было времени, поэтому она судорожно дернула за пояс, жалея, что шорты не затягиваются шнурком: сейчас мигом завязала бы его потуже, да хоть в зубах бы зажала!
Сзади послышался вопль, в котором звучали и страх, и ярость. Похоже, Пикеринг наконец сообразил: сегодня удача не на его стороне. Эм рискнула оглянуться еще раз и поняла: ее надежды не напрасны – Пикеринг споткнулся о кучу плавника, через которую она перепрыгнула, и упал на колени. Новое оружие серебристой буквой «Х» лежало перед ним на песке. Это ножницы, большие кухонные ножницы, такими повара разрезают хрящи и кости. Пикеринг схватил их и спешно поднялся на ноги.
Эмили неслась по берегу, понемногу увеличивая темп. Сознательно она это не планировала, неужели тело действовало бесконтрольно и самостоятельно? Вряд ли. Скорее включилась область контакта тела и разума, некий симбиоз. Этот симбиоз хотел абсолютного контроля, и Эмили не возражала. Хотел включаться медленно и незаметно, чтобы летящий по пятам монстр ни о чем не догадался. Хотел подразнить Пикеринга: пусть сам увеличит темп и немного сократит отставание. Хотел измотать и измочалить маньяка. Хотел, чтобы маньяк хрипел и сипел, даже в кашле заходился, если он курильщик (нет, уповать на это вряд ли стоит). Тогда Эмили задействует ускоряющую передачу, которую до сих пор почти не использовала, считая это искушением судьбы вроде полетов на восковых крыльях в солнечную погоду. Только сейчас выбора не было. А судьбу она искусила уже когда за глянула на мощеный дворик «Секретного объекта».
«А что мне оставалось после того, как я увидела окровавленную прядь? Может, это судьба искусила меня, а не наоборот».
Она бежала дальше, отпечатывая шаги на влажном песке. Когда обернулась снова, Пикеринг отставал на сорок ярдов, что вполне ее устраивало. Сорок ярдов и красное взмокшее лицо устраивали более чем.
Чуть западнее тучи разошлись с характерной тропической быстротой, мгновенно сделав унылый серый туман сверкающе белым. Казалось, на пляже включили прожектор: на песке появились ярко освещенные островки. Эмили пронеслась сквозь такой, почувствовав, как температура и влажность подскочили, но, стоило вернуться в объятия тумана, тут же упали. Ощущения были такими же, как при пробежке мимо открытой двери «Лондромата» в холодный зимний день. Впереди меж облаков появилась брешь, напоминающая глаз сиамской кошки, а в ней – двойная радуга с четкими сияющими полосками. Один ее конец нырнул в рассеивающийся туман и окунулся в воду, другой дотянулся до материка и утонул среди пальм и вощеного лиродревесника.
Задев левой ногой правую лодыжку, Эмили споткнулась, едва не упала, но все-таки удержала равновесие. Теперь Пикеринг отставал лишь ярдов на тридцать, что казалось недостаточным. Все, хватит глазеть на радугу! Если не взять себя в руки, эта радуга станет последней в ее жизни.
Отвернувшись от Пикеринга, она увидела мужчину, который стоял по колено в воде и изумленно на них таращился. Из одежды на нем были только джинсовые шорты и насквозь промокший шейный платок красного цвета. Смуглая кожа, темно-карие глаза, каштановые волосы – незнакомец вышел из воды, и Эмили машинально отметила, что, несмотря на невысокий рост, сложен он прекрасно. На загорелом лице читалась тревога. Слава богу, что не апатия или равнодушие!
– Помогите! – закричала она. – Помогите, пожалуйста!
Незнакомец встревожился еще сильнее.
– Seсоra? Quе́ ha pasado? Quеґ es lo que va mal?[9]
По-испански Эмили почти не понимала: так, отдельные слова, но, услышав мексиканское произношение, забыла и их. Не важно! Этот парень наверняка обслуживал один из богатых домов и, воспользовавшись дождем, решил искупаться в Заливе. Вероятно, у него не было грин-карты, но ведь для спасения ее жизни она и не требовалась! Перед ней стоял мужчина, физически сильный и, к счастью, неравнодушный. Эмили бросилась к нему, чувствуя, как футболка намокла от его влажной кожи.
– Он сумасшедший! – заорала Эмили прямо в смуглое лицо. Получилось это без труда, потому что они с мексиканцем были почти одного роста. Тут, к счастью, вспомнилось очередное испанское слово, и не какое-то, а очень нужное в этой ситуации: – Loco! Loco! Loco![10]
Парень крепко обнял ее за плечи и обернулся. Проследив за его взглядом, Эмили увидела Пикеринга. Маньяк улыбался. Улыбка получилась славной, немного смущенной. Ее искренность снимала все вопросы, возникающие при виде бурых пятен на шортах и опухшего от побоев лица. А где… где же ножницы? Правая рука с глубоким порезом между большим и указательным пальцами оказалась пустой!
– Es mi esposa, – проговорил Пикеринг. И смущения, и искренности в его голосе было не меньше, чем в улыбке, а сбившееся от бега дыхание лишь усиливало нужный эффект. – No te preocupes. Ella tiene…[11] – Он забыл, или якобы забыл, нужное испанское слово и с той же обезоруживающей улыбкой развел руками. – Проблемы. У нее проблемы.
В глазах мексиканца мелькнуло неподдельное облегчение.
– Problemas?
– Si, – согласился Пикеринг и поднес левую руку ко рту, изобразив стакан или бутылку.
– А… – понимающе кивнул мексиканец. – Алкоголь?
– Нет! – закричала Эмили, чувствуя: еще немного, и мексиканец спихнет ее Пикерингу. Не нужна ему странная seсora c ее непонятными problemas! Она дыхнула ему в лицо – пусть почувствует, что спиртным от нее не пахнет – и выразительно показала на свою разбитую губу. – Это он сделал! Loco!
– Не верь, брат, она сама постаралась, – возразил Пикеринг. – Понял?
– Угу, – кивнул мексиканец, но Эмили не оттолкнул.
Он явно пребывал в нерешительности. Неожиданно Эмили вспомнила еще одно слово, усвоенное в глубоком детстве, когда они с Бекки в перерывах между «Скуби-Ду» смотрели детские обучающие шоу.
– Peligro[12], — произнесла она, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Нет, нельзя, кричат только безумные esposas. – Он peligro! – Эмили впилась взглядом в мексиканца. – Seсor Peligro!
Засмеявшись, Пикеринг потянулся к Эмили. Господи, он близко, совсем близко, у аквариума с пираньями выросли руки! В панике она оттолкнула Пикеринга, который этого никак не ожидал и не успел восстановить дыхание. От удивления его глаза округлились, но он не потерял равновесия, а лишь неловко отступил на шаг. Из-за пояса шорт выпали ножницы – хитрый мерзавец прятал их на правом боку, – и несколько секунд все трое завороженно смотрели на металлическое «Х», тускло поблескивающее на влажном песке. Монотонно ревел прибой. В рассеивающемся тумане пели птицы.
11
Она поднялась и побежала
На губах Пикеринга снова заиграла славная обезоруживающая улыбка, которой он наверняка покорил немало «племянниц».
– Я бы объяснил, да на твоем языке плохо болтаю. Ладно, постараюсь подоходчивее. – Он стукнул себя кулаком в грудь – получилось очень в стиле Тарзана. – No Seсor Loco, no Seсor Peligro, понял? – Это прозвучало еще более или менее правдоподобно, только Пикеринг точку не поставил. Продолжая улыбаться, он ткнул пальцем в Эм. – Ella es bobo perra[13].
Эм не представляла, что значит bobo perra, зато увидела, как изменилось выражение лица Пикеринга, когда он это говорил. В основном изменения касались верхней губы, которая приподнялась, как у оскалившейся собаки. Взмах руки, и мексиканец оттолкнул Эмили назад, фактически заслонив собой. Он явно решил ее защитить и даже нагнулся за металлическим «Х», тускло поблескивавшим в песке.
Потянись он за ножницами прежде, чем отталкивать Эм – все могло получиться. Только Пикеринг сообразил, что ситуация выходит из-под контроля, и нырнул за ножницами сам. Он добрался до них первым и вонзил острые концы в левую, облепленную песком ногу мексиканца. Тот вытаращил глаза и закричал от боли.
Мексиканец хотел дать сдачи, но его обидчик упал на бок, поднялся («Да, молниеносная быстрота никуда не делась», – с досадой подумала Эм) и ловко ускользнул от удара. Буквально через секунду он по-дружески обнял мексиканца за мускулистые плечи и вонзил ножницы ему в грудь. Несчастный закричал и попытался вырваться, только Пикеринг держал его крепко и колол, колол, колол ножницами. Удары получались неглубокими – уж слишком быстро махал ножницами Пикеринг – только кровь лилась ручьем.
– Нет! – закричала Эмили. – Нет, нет, перестань!
Пикеринг обратил к ней полыхающий безумным огнем взгляд, а в следующий миг вонзил ножницы в рот мексиканца с такой силой, что стальные кольца ударились о передние зубы.
– Ну, понял? – осведомился Пикеринг. – Теперь понял, ты, немытый мексикашка?!
Эмили огляделась по сторонам. Где же плавник, хоть одна ветка, чтобы ударить негодяя? Не обнаружив ничего подходящего, она повернулась к дерущимся. Только драка уже закончилась – ножницы торчали из левого глаза мексиканца. Он медленно, словно отвешивая глубокий поклон, осел на землю, а Пикеринг нагнулся вслед за ним: ему нужно было вытащить ножницы.
Она с криком налетела на безумного маньяка и плечом двинула в живот, машинально отметив, что живот мягкий: мерзавец отлично питался.
У Пикеринга сбилось дыхание. С ненавистью взглянув на Эмили, он повалился на спину, но далеко беглянку не отпустил: ловко схватил за ногу и вонзил в лодыжку ногти. Совсем рядом бился в конвульсиях истекающий кровью мексиканец. Он лежал на спине, и Эм с ужасом поняла: то, что тридцать секунд назад было красивым лицом, разбито в фарш, серьезно не пострадал лишь нос.
– Иди сюда, леди Джейн! – Пикеринг подтянул ее к себе. – Давай позабавимся! Ты ведь не против забав, а, мерзкая сучка?
Он был явно не обделен физической силой и, как ни цеплялась за песок Эмили, все равно выигрывал. Сперва ее стопу обожгло горячее дыхание, а потом в пятку вонзились зубы.
Никогда в жизни она не чувствовала такой боли; расширившиеся от ужаса глаза четко различали каждую песчинку. Вскрикнув, Эмили лягнула правой ногой и, к счастью – о том, чтобы целиться, речь не шла, – пнула не воздух, а Пикеринга, и пнула сильно. Он взвыл, резкая боль в левой пятке исчезла так же внезапно, как появилась, оставив лишь жжение. На лице Пикеринга что-то хрустнуло – Эмили не только услышала это, но и ощутила. Что же хрустнуло: скула или нос?
Она встала на четвереньки, и вывихнутое запястье пронзила боль, тотчас заглушившая жжение в пятке. На миг она превратилась в замершую на старте бегунью, хотя к старту в рваных шортах не допускают, а потом, словно услышав выстрел судьи, побежала. Техника заметно изменилась: укушенная пятка заставляла прихрамывать. Эмили спустилась к самой воде. В голове царил хаос (теперь она казалась не стайером, а хромой помощницей шерифа из старого вестерна), но недремлющий инстинкт самосохранения подгонял: «Беги, беги по влажному песку!» Эмили судорожно подтянула шорты и заметила: ладони испачканы кровью и песком. Обреченно всхлипнув, она по очереди вытерла их о футболку и обернулась: вдруг все-таки… Напрасные надежды – Пикеринг приближался.
Она старалась, бежала что было мочи, холодный влажный песок успокаивал укушенную пятку, но об обычной технике и обычной скорости оставалось только вспоминать. Пикеринг приближался, очевидно, вложив в финишный спурт последние силы. Двойная радуга бледнела на глазах: облака расходились, и температура стремительно повышалась.
Эмили понимала: ее отчаянных усилий недостаточно. Она могла бы сбежать от старика, старухи, своего зануды-мужа, но не от бешеного ублюдка, который несся за ней по пятам. Пикеринг ее поймает. Чем бы треснуть, когда случится неминуемое? Она огляделась по сторонам, но увидела лишь кострище – памятку о чьем-то пикнике. Увы, оно было слишком далеко и от нее, и от береговой линии – там, где песок сменяют поросшие униолой дюны. Если свернуть в опасный рыхлый песок, погоня закончится еще быстрее. Однако даже у воды положение становилось критическим. Пикеринг приближался: Эм слышала, как он хрипит и фыркает, давясь кровью, текущей из разбитого носа. Она слышала даже частый стук кроссовок о влажный песок. В тот момент ей так хотелось кого-нибудь встретить, что воображение услужливо нарисовало высокого седовласого мужчину с большим носом и высушенной солнцем кожей. Это же отец, ее последняя надежда! Стоило осознать это, и мираж растаял.
Пикеринг подобрался почти вплотную, дотянулся до ее спины, и чуть не вцепился в футболку, но пальцы соскользнули. В следующий раз не соскользнут. Эмили вошла в воду – сперва по колено, затем по пояс. В воспаленном мозгу появилась идея, расплывчатая, еще не сформировавшаяся окончательно: от Пикеринга можно уплыть или хотя бы дать ему бой в воде, где силы будут более или менее равны. По крайней мере вода погасит бешеную скорость атаки – естественно, если забраться поглубже.
Прежде чем она нырнула в воду и сделала первый гребок – какое там, она даже по пояс не зашла, – Пикеринг схватил ее за футболку и потащил назад, к берегу.
Едва над ее левым плечом мелькнули ножницы, Эмили вцепилась в них и попыталась вырвать из рук Пикеринга. Увы, ничего не получилось. Ноги на ширине плеч, стопы плотно прижаты ко дну, Пикеринг стоял по колено в воде, и отливные, шуршащие прибрежным песком волны ему не особо мешали. А вот Эмили споткнулась и упала на Пикеринга, повалив его в воду. Даже суматошное барахтанье среди волн не помешало ей оценить обстановку мгновенно и безошибочно. Поразительная догадка яркой вспышкой озарила ее сознание – Пикеринг не умел плавать! Владел домом у Мексиканского залива, но не умел плавать! Хотя определенная логика просматривалась: все его визиты на Вермиллион-Ки посвящались игрищам в закрытом помещении.
Эмили отодвинулась, а Пикеринг даже не попытался ее схватить. Он сидел по грудь в бурной воде Залива и явно мечтал лишь встать и уберечь свое драгоценное дыхание от стихии, с которой так и не научился справляться.
Если бы не усталость, Эмили непременно поддела бы его. Например, сказала бы: «Знай я правду заранее, не стала бы терять времени и спасла бы жизнь тому нечастному». Вместо этого она глубже вошла в воду и схватила Пикеринга.
– Нет! – заорал он, отбиваясь обеими руками. Ножниц в них не было: вероятно, утонули, а запаниковавший Пикеринг даже не думал о том, чтобы сжать кулаки. – Не смей! Отпусти, сука, отпусти!
Эмили не отпускала. Более того, тащила его на глубину. Перестань он паниковать, запросто вырвался бы, но он не мог, и Эмили поняла: дело не просто в неумении плавать. Пикеринг страдал водобоязнью.
«Зачем нужен дом на берегу Мексиканского залива, если у тебя водобоязнь? Это же безумие, чистое безумие!»
Эмили развеселилась, хотя Пикеринг бешено хлестал ее сначала по правой щеке, затем по левому виску. В рот попала вода, и Эмили быстро сплюнула. На глубину, скорее на глубину! Увидев высокую, блестящую на солнце волну с белым барашком на вершине, она окунула туда Пикеринга. Вода накрыла его с головой, и испуганные крики превратились в сдавленное бульканье. Пикеринг отчаянно бился в ее объятиях. Пару секунд оба были под водой, и, задержав дыхание, Эмили увидела, как его лицо превращается в бледную маску ужаса; нечеловеческое лицо нечеловека – что ж, все встало на свои места. В зеленоватой воде танцевали мириады песчинок, мимо проплыла мелкая, ни о чем не подозревающая рыбка.
Глаза Пикеринга вылезли из орбит. Течение трепало его волосы, постриженные в абсурдно дорогом салоне, и Эм следила за ними во все глаза. Когда короткие темные пряди повернуло в другом направлении – не к Флориде, а к Техасу, Эмили изо всех сил толкнула его, затем коснулась ногами песчаного дна и вынырнула на поверхность.
Воздух, блестящий, сияющий воздух! Эмили жадно глотала его: еще, еще и еще. Надышавшись, медленно побрела к берегу, что оказалось непросто, несмотря на его близость. Отливные волны, скользившие у ее ног, с небольшой натяжкой можно было бы назвать откатом, а чуть дальше от суши – и без натяжки. Чуть дальше начинался водоворот, в котором погиб бы даже опытный пловец, если бы потерял голову и не рассчитал оптимальную траекторию движения.
Запнувшись, Эм потеряла равновесие, села, и ее тут же окатила подлетевшая волна. Как здорово! Холодно, но все равно здорово! Впервые со дня смерти дочери ей было хорошо. Даже не просто хорошо: болела каждая клеточка тела, по щекам текли слезы, но она чувствовала себя прекрасно.
Эмили поднялась, ощущая, как липнет к груди промокшая футболка. Волны уносили от берега что-то голубое, и, взглянув на себя, она поняла, что потеряла шорты.
– Ну и ладно, все равно порвались, – сказала Эм и, громко смеясь, начала отступать к берегу. Сперва вода доходила до колен, потом до голеней и, наконец, лишь до щиколоток. На такой глубине она могла стоять сколько угодно. Холодная вода почти успокоила саднящую боль в пятке, а морская соль наверняка отличный антисептик, ведь говорят же, что человеческий рот – настоящий рассадник микробов. – Да уж, – хохотала Эмили, – но какого черта…
Тут на поверхность воды вынесло Пикеринга. Он был уже футах в двадцати пяти от берега, бешено махал руками и кричал: «Помоги! Помоги! Я не умею плавать!»
– Знаю, – спокойно сказала Эм и сделала ему ручкой. – Может, акулу встретишь. На прошлой неделе Дик Холлис говорил, у них нерест.
– Помог… – очередная волна накрыла Пикеринга с головой, Эмили решила, что окончательно, но его вынесло на поверхность уже футах в тридцати от берега, – …мне! Пожалуйста!
Надо же, какой живучий! А ведь то, что он делал – молотил руками, словно надеясь чайкой взлететь над волнами, в принципе не могло принести результат. Течение уносило Пикеринга все дальше, а спасать его было некому.
Разве что Эмили.
Вернуться он не мог даже теоретически, но Эмили все равно добрела до брошенного кострища, схватила самую большую из обугленных палок и вместе со своей удлинившейся тенью осталась смотреть на залив.
