Светлана Алешина
Акула пера (сборник)
Глава 4
Вот так и получилось, что я вернулась туда, куда возвращаться не собиралась. Это говорит о том, что зарекаться не следует ни при каких обстоятельствах. Пользуясь формулой Джеймса Бонда, это можно изложить так: никогда не говори «никогда».
Увидев меня, врач Александр Михайлович расплылся в широкой улыбке.
– Я знал, что опять вас увижу! – заявил он. – Ей-богу, было такое предчувствие всю неделю! И еще говорят, что телепатии не существует… Какими судьбами к нам – просто соскучились или есть дело?
– Скучать нам некогда, – улыбнулась я. – Нам с Арнольдом Львовичем хотелось бы взглянуть на вашу пациентку.
Александр Михайлович сдержанно раскланялся с Григоровичем и опять обернулся ко мне.
– Взглянуть на пациентку? Ах, вы, наверное, имеете в виду Самойлову? Принесли еще какое-нибудь имущество?
– Нет, на этот раз мы с пустыми руками, – сказала я. – Хотя, наверное, следовало бы, отправляясь в больницу, запастись каким-то гостинцем. Но мы слишком спешили…
– И чем вам так приглянулась эта Самойлова? – с легким недоумением спросил Александр Михайлович. – Между прочим, совершенно вздорная баба! – Он испуганно посмотрел на адвоката и с тревогой сказал: – Простите, что я так выражаюсь – надеюсь, это не ваша родственница?
– Бог хранил от таких родственников, – холодно сказал Григорович. – Просто меня интересуют некоторые обстоятельства.
– Что ж, это вполне уважительная причина, – кивнул врач.
– Так мы можем взглянуть на Самойлову? – нетерпеливо спросила я. – Как она вообще себя чувствует?
– А что ей сделается? – благодушно сказал Александр Михайлович. – Как говорится, состояние соответствует тяжести полученной травмы.
– Но хуже ей не стало? – забеспокоилась я.
– Ну что вы! Просто прошло еще слишком мало времени, чтобы говорить о результатах лечения. Единственное, что можно утверждать определенно, – непосредственная опасность позади. Теперь все зависит от самой пациентки, от ее воли к выздоровлению. Но у этой женщины, скажу вам по секрету, воля просто стальная. Видели бы вы, как она гоняет медперсонал! К ней уже боятся заходить в палату.
– Ну, мы все равно попробуем! – сказала я. – Можем даже сделать это без вас.
– А я все-таки составлю вам компанию, – заявил Александр Михайлович. – Кто знает, когда вы еще здесь появитесь! – При этих словах он слишком выразительно посмотрел на меня, но я сделала вид, что не замечаю этого взгляда.
Кажется, Александр Михайлович относился к тому типу мужчин, которые наиболее уверенно чувствуют себя в пределах своей епархии, но на большее не дерзают. Такие мужчины меня никогда особенно не увлекали.
Впрочем, запретить ему сопровождать нас я не могла, и в палату Самойловой мы заявились втроем.
Больная находилась в той же позиции, что и неделю назад, – закованная в гипс и растянутая противовесами, она беспомощно лежала на спине и негодующе смотрела в потолок. Правда, кое-какие изменения имелись: исчезли повязки на лице, и теперь Татьяна Михайловна могла созерцать мир обоими глазами.
Лежать ей, наверное, было уже невмоготу. Когда мы вошли в палату, она живо повернула голову в нашу сторону и даже попыталась приподняться, опираясь на здоровую руку. Мне показалось, что меня Татьяна Михайловна не узнала.
Мы приблизились к ее кровати и поздоровались. Самойлова только скользнула по нашим физиономиям подозрительным взглядом и тут же сосредоточила все свое внимание на персоне Александра Михайловича. С места в карьер она принялась причитать о мучащих ее болях и заискивающе просила о каких-то дополнительных уколах. Врач слушал ее с отсутствующей улыбкой и машинально кивал.
Я посмотрела на Григоровича. Адвокат разглядывал женщину с недоуменной и немного брезгливой миной на лице. Похоже, он видел ее впервые.
Выглядела Татьяна Михайловна все-таки неважно. Вся левая половина лица была покрыта засохшими кровяными корками и пятнами зеленки. Под глазом темнел жуткий синяк, размерами и формой напоминавший диковинное фиолетовое яблоко. Сам глаз был красного цвета из-за лопнувших сосудов. Волосы на голове слиплись в грязные жидкие сосульки. Болезнь никого не красит, но Татьяна Михайловна выглядела так, что и врагу не пожелаешь.
Александр Михайлович терпеливо выслушал жалобы и кротко заявил:
– Мы все учтем, Татьяна Михайловна, не сомневайтесь! И уколы назначим какие нужно. Главное, терпение! Я ведь предупреждал, что терпением вам придется запастись!
– Да уж нет его, терпения! – капризно сказала больная.
– Значит, нужно изыскать резервы! – строго произнес доктор, добавив затем: – А тут к вам посетители, Татьяна Михайловна, узнаете?
Глаза Самойловой заметались, а потом сосредоточились на мне и Григоровиче. Казалось ли мне или так было на самом деле, но взгляд этой женщины был настолько неприятен, что я с трудом его выдерживала.
– Кого я узнаю? – недружелюбно сказала Татьяна Михайловна. – Никого вроде не узнаю… А, да это, похоже, опять та дамочка, которая моими вещичками интересовалась! И чего теперь нужно?
Я решила оставить без внимания странноватую интерпретацию событий и перешла сразу к делу.
– Татьяна Михайловна, простите, что вас беспокоим, – сказала я. – Но мы только на одну минуточку. И только один вопрос. Вот Арнольд Львович интересуется, кто вам дал его адрес.
Самойлова будто поперхнулась, и ее маленькие глазки чуть не выскочили из орбит. Левый глаз, красный как свекла, выглядел просто жутко.
– Какой такой адрес? – сварливо сказала она. – Ничего не знаю!
– Э-э, уважаемая… – протянул Григорович. – Пожалуй, стоит уточнить вопрос. Ольга Юрьевна утверждает, что видела у вас в сумочке бумажку с адресом: улица Леонова, семьдесят семь, двадцать четыре. Это мой адрес, адвоката Григоровича. Откуда он у вас?
– А-а, так она все-таки шмонала мою сумочку! – торжествующе завопила Самойлова. – Я сразу это поняла! Прикидывалась тут невинной овечкой!
– Вы не кричите! – строго заметил Александр Михайлович, который решил прийти мне на выручку. – Вам вредно кричать. И вообще, вам же вернули сумочку в целости и сохранности.
– Это еще надо доказать! – упрямо заявила Самойлова, но вдруг затихла и уже совсем другим тоном произнесла: – Только тут какая-то ошибка – не было у меня вашего адреса! Перепутала дамочка…
Она замолчала и, поджав губы, настороженно посмотрела в мою сторону. Если до сих пор мои вопросы носили несколько умозрительный и отчасти надуманный характер, то теперь у них появился совершенно реальный и весьма ощутимый подтекст. Татьяна Михайловна что-то от нас скрывала, и мне очень хотелось бы знать, что именно.
В самом деле, бумажку с адресом я видела своими глазами, вместе с сумочкой возвращала ее владелице – не Кружков же ее подкинул! На месте Татьяны Михайловны я не стала бы отрицать очевидное, разве что в том случае, если бы адрес действительно подбросили, но кому и зачем это было нужно?
Между тем Григорович нерешительно посмотрел на меня, явно сбитый с толку уверенным тоном Татьяны Михайловны. Она же сама вдруг состроила плаксивую мину и, обращаясь к своему доктору, пожаловалась, что плохо себя чувствует. Это был недвусмысленный намек на то, что нам пора закругляться. Однако я рассчитывала на снисходительность Александра Михайловича и потому рискнула продолжить.
– Как же так, Татьяна Михайловна! – с упреком сказала я. – Эту записку я сама видела. Не хотите же вы сказать, что я могла все это выдумать? Ради чего?
– А я откуда знаю, ради чего ты вокруг меня крутишься? – нелюбезно буркнула Самойлова. – Может, ты виды какие имеешь – откуда я знаю? А записку ты выдумала. Не было ее. Можешь хоть сейчас проверить. Вон она, сумочка, в тумбочке лежит. Пошарься, если хочешь. Тебе не привыкать!
И этот выпад я решила пропустить мимо ушей. Меня больше поразило неожиданное равнодушие хозяйки к своему имуществу, над которым она совсем недавно буквально тряслась. Это могло означать только одно: все дело было именно в той записке, которой сейчас наверняка в сумочке не было! Не стоило даже и проверять.
Однако Арнольд Львович не захотел упустить предоставившуюся возможность. Он быстро шагнул к тумбочке, пробормотав извиняющимся тоном:
– Если позволите, я взгляну!..
– Смотри-смотри! – проворчала Самойлова, торжествующе уставившись в потолок. – Много всех тут, халявщиков!
Коренастый Григорович дернул от досады щекой, но смолчал. Заглянув в тумбочку, он достал сумку, открыл ее и осмотрел содержимое. Затем застегнул замок и аккуратно положил сумку на место.
– Прошу прощения! – произнес он, оборачиваясь. – В самом деле, никакой записки нет. Но вы уверены, что ее и раньше не было?
– Покою мне нет! – жалобно проговорила Самойлова, и ее глаза налились слезами. – Мало того, что косточки все переломаны, так тут еще садисты измываются! В какой другой больнице такое позволяется? Надо бы мне жалобу написать, да рука не действует… Ну, ничего, я все равно на вас управу найду, не надейтесь!
На лице Григоровича появилось выражение испуга.
– Еще раз приношу свои извинения за беспокойство! – поспешно сказал он. – Не сердитесь, ради бога, Татьяна Михайловна! И поскорее выздоравливайте!
– Ишь ты, здоровье мое его интересует! – скорбно пропела Татьяна Михайловна. – Кабы интересовало, в палату ко мне не вламывался бы и по тумбочкам не рыскал! Совесть люди совсем потеряли!
Арнольд Львович изменился в лице, резко махнул рукой и, ни на кого не глядя, порывистым шагом вышел из палаты. Александр Михайлович, однако, ничуть не смутился. Он подмигнул мне и сурово сказал Татьяне Михайловне:
– А я, между прочим, предупреждал: не хранить ценные вещи в тумбочке! Вы не послушались, а теперь претензии предъявляете! А если я завтра к вам соседей подложу?
Эта идея поразила Самойлову в самое сердце. Она приподняла голову и испуганно спросила:
– Каких соседей, доктор?
– Обыкновенных, – пожал плечами Александр Михайлович. – Пациентов, другими словами. Поступают больные, а вы одна всю площадь занимаете…
– А может, их в какое другое место? – льстиво спросила Самойлова. – Мне ведь и без того тяжко – ночами спать не могу. А тут соседи – храпеть еще, чего доброго, будут…
– Ну ладно, там посмотрим, – сжалился доктор. – Только вы тоже ведите себя соответственно!
– А я что? – покорно откликнулась Татьяна Михайловна. – Я всегда навстречу. Меня что просят, то и делаю. Вон дамочке чего-то мерещится, так я ей не перечу. Ваши указания все выполняю, доктор.
– Ну, хорошо, – кивнул Александр Михайлович. – Отдыхайте пока. Скоро процедуры начнутся. А мы пойдем.
Он опять-таки исхитрился взять меня под ручку, и таким манером мы продефилировали до середины коридора. Александра Михайловича, похоже, нисколько не интересовало, чего я, собственно, ищу в его отделении, но он был настроен со мной поболтать и трещал, не переставая.
Меня же все больше одолевало беспокойство. Нужно было сосредоточиться и хорошенько подумать, чтобы решить, что же все-таки произошло. У меня имелись вопросы и к адвокату Григоровичу, но тот, похоже, уже ушел. Еще не хватало, чтобы он подумал, будто я его разыгрываю.
Догонять Арнольда Львовича было уже поздно, поэтому я решила уточнить кое-что у доктора. Прервав его треп, я спросила:
– Скажите, Александр Михайлович, после моего прихода кто еще навещал Самойлову?
Врач посмотрел на меня и сказал с улыбкой:
– Да навещал кто-то… Честно говоря, я за этим не слежу. Но можно поспрашивать у медсестер. Правда, они вряд ли много вам скажут: для нас посетители все на одно лицо. А что – что-нибудь случилось?
– Наверное, в истории болезни записано, где Самойлова работает? – проигнорировав слова доктора, поинтересовалась я. – Можно это узнать?
– Для вас всегда пожалуйста! – с энтузиазмом произнес Александр Михайлович. – Сейчас спросим у Валюши.
Он направился к столу дежурной медсестры, за спиной у которой в ячейках картотеки были разложены по алфавиту пухлые рукописи историй болезни.
– Валюша, – весело попросил Александр Михайлович, – ну-ка, пошукай нам Самойлову, золотко!
Полненькая белобрысая Валюша, почти не глядя, протянула руку и жестом фокусника извлекла нужную рукопись.
– Что вас интересует, Александр Михайлович? – деловито спросила она.
– Что там у нее записано в графе «работа»? – осведомился доктор.
– Второй хлебозавод, – прочла медсестра. – Бухгалтер. Что-нибудь еще, Александр Михайлович?
Доктор вопросительно посмотрел на меня. Я покачала головой и обратилась к медсестре:
– Валя, скажите, кто-нибудь навещал Самойлову в эти дни?
Девушка задумалась и не слишком уверенно сказала:
– Да вроде никто не навещал. В первые дни приходил кто-то, а потом как отрезало. Наверное, одинокая…
– А уточнить это можно? – поинтересовалась я.
Медсестра бросила озабоченный взгляд на Александра Михайловича.
– У девчонок можно поспрашивать, – полуутвердительно сказала она. – Только за один день не получится, наверное: все же в разных сменах.
Александр Михайлович ободряюще мне улыбнулся и заявил:
– Сделаем все возможное! Денька через три информация будет готова! – и добавил со значением: – И у вас появится повод еще раз заглянуть в нашу богадельню, да?
– Да, наверное, – согласилась я. – Пожалуйста, позвоните мне, когда что-то выясните, – и я протянула Александру Михайловичу свою визитную карточку.
Он с интересом на нее взглянул и отреагировал очень бурно:
– Вот не ожидал! Так вы, значит, пресса? Очень приятно! Слышишь, Валюша, про нас скоро в газете напишут!
Девушка не слишком одобрительно посмотрела на него – по ее мнению, симпатичный доктор чересчур много уделял внимания посторонним женщинам – и сухо сказала:
– Александр Михайлович, Зина просила посмотреть Петрова из десятой палаты. У него опять температура подскочила.
– Сделаем! – немедленно откликнулся Александр Михайлович, сразу становясь серьезным. Затем, разведя руками, он обратился ко мне: – Извините, служба! Но я вам обязательно позвоню, обещаю!
Он все-таки галантно проводил меня до дверей отделения и пожелал удачи. Я бы предпочла, чтобы бог послал мне разума разобраться во всей этой темной истории с адвокатом, бухгалтером и исчезнувшей запиской. Несомненно, что-то здесь было нечисто, но мне никак не удавалось понять – что.
Решив, что пришла пора вынести это дело на общее обсуждение, я поехала в редакцию.
Глава 5
В моем кабинете собрались все сотрудники нашего немногочисленного коллектива: мой заместитель Сергей Иванович Кряжимский, фотограф Виктор, семнадцатилетний Ромка, исполняющий обязанности курьера, Маринка и, естественно, я.
Маринка сварила великолепный кофе на всех, и коллеги с дымящимися чашечками в руках выжидающе поглядывали в мою сторону в надежде услышать что-то экстраординарное. Но я и сама не была уверена в том, представляет ли моя информация реальную ценность, и сразу же честно об этом предупредила.
Коллеги отнеслись ко мне снисходительно и предложили перейти от предисловий к сути дела. Тогда я рассказала во всех подробностях, каким образом познакомилась с гражданкой Самойловой и какие сомнения меня одолевают. Когда рассказ подошел к концу, я сделала небольшое пояснение:
– Боюсь, что профессиональная привычка искать повсюду преступный умысел сыграла со мной злую шутку, и теперь я пытаюсь записать в преступники невинного человека, хотя, кроме туманных подозрений, у меня ничего нет. Поэтому мне хочется выслушать ваше непредвзятое мнение, которое было бы основано только на фактах. Хорошо, что никто из вас не сталкивался с объектом моих подозрений, потому что, откровенно говоря, гражданка Самойлова – человек достаточно неприятный и расположения к себе не вызывает… Так что вы обо всем этом думаете?
Коллеги в ответ на это только озадаченно переглядывались. Наконец заговорил Сергей Иванович Кряжимский. Обычно он, как самый старый и опытный сотрудник, высказывался последним, но теперь, видя, что остальные находятся в затруднении, решил взять инициативу на себя. Говорил он, как всегда, витиевато и обстоятельно, выстраивая факты в логическую цепочку.
– Позвольте, я выскажу свое мнение, Ольга Юрьевна! – начал он. – Во-первых, мне понятны ваши сомнения, поскольку они хорошо знакомы и мне самому, и, думаю, любому из нас. Профессия на каждого накладывает отпечаток, и, в той или иной степени, каждый из нас склонен искать, как говорится, черную кошку в темной комнате, где ее, возможно, и нет… Наверное, эта избыточная подозрительность может показаться со стороны неоправданной и смешной. Но у медали есть и другая сторона. Именно эту сторону называют интуицией. Интуиция не возникает на пустом месте, поверьте мне! Она складывается по крупинке на основании профессионального и жизненного опыта – это не простые догадки и озарения. Наверное, все могут привести пример, когда интуиция указывала правильный путь, верно? Поэтому я склонен относиться серьезно к тому, что подсказывает интуиция. То же самое и в данном случае. Ведь подозрения у Ольги Юрьевны появились отнюдь не потому, что ей не понравилась личность незнакомой женщины. Эти подозрения возникли на основе интуитивного анализа фактов. Давайте же пристальнее рассмотрим эти факты.
Что мы имеем? Во-первых, преступление – ограблена квартира адвоката Григоровича. Преступник неизвестен. Также неизвестно, кто навел его на эту квартиру. Во-вторых, появляется женщина, в сумочке которой обнаруживается адрес адвоката. Сам факт ничем не примечателен, но прошу обратить внимание, что адвокат незнаком с этой женщиной и она, похоже, его тоже не знает. Тем не менее зачем-то хранит у себя его адрес.
– К тому же Григорович сейчас не практикует, – вставила я.
– Это представляется мне не столь существенным, – заметил Кряжимский. – Гораздо важнее то, что к этому времени адвокат уехал из города вместе с семьей. В квартире никого нет… Кстати, вы обратили внимание, Ольга Юрьевна, как выглядел листок бумаги с адресом – он был потрепан или…
– Нет, бумага была совсем свежей, – сказала я. – Не похоже, чтобы ее долго таскали в сумочке.
– Вот видите! – обрадовался Кряжимский. – Итак, адвокат уехал, а женщина, которая с ним незнакома, кладет в сумочку записку с его адресом и ночью идет на другой конец города, где ее неожиданно сбивает машина…
– Машина, кажется, здесь ни при чем, – сказала я. – Это некий посторонний элемент – эдакий дух из машины, извините за каламбур.
– Возможно, – откликнулся Кряжимский. – Но было бы неплохо побеседовать с водителем, совершившим наезд. Подозреваю, что нам удалось бы узнать кое-что интересное. К сожалению, вряд ли это представляется возможным – скорее всего, водитель находится в заключении…
– Можно попробовать, – сказала я. – Обратиться прямо к начальнику УВД – надеюсь, он не откажет нам в таком пустяке.
– Хорошо, пока вынесем водителя за скобки, – наклонил голову Кряжимский. – Посмотрим пристальнее на женщину. С тяжелыми травмами она попадает в больницу, но тем не менее находит в себе силы переживать за старенькую сумку, в которой самое ценное – паспорт, не так ли? Пожалуй, немного странно для человека, прикованного к постели, вы не находите?
– Разные бывают чудаки, – заметила философски Маринка.
– Это верно, – согласился Кряжимский. – Но обратите внимание: проходит неделя, и женщина уже гораздо спокойнее относится к своему имуществу – она больше не прижимает сумочку к сердцу и даже позволяет ее осматривать постороннему человеку. Что же изменилось за эту неделю, спрашиваю я. А вот что: записка с адресом адвоката исчезла из сумочки, а адвокат был ограблен.
– Значит, вы тоже видите связь между этими событиями? – спросила я.
– А как же не видеть, дорогая Ольга Юрьевна! – с чувством сказал Кряжимский. – По-моему, это просто очевидный факт! И в его пользу говорит то обстоятельство, что, избавившись от листка с адресом, женщина стала весьма бурно реагировать на любые упоминания о нем. Не было адреса – и все тут! Лежа в палате, она не могла знать, что адвоката ограбили. Почему же такая реакция? Остается одно: она заранее обо всем знала.
– Смелый вывод! – заметил молчавший до сих пор Виктор.
– У кого-нибудь есть другие соображения? – вежливо спросил Кряжимский. – Я с удовольствием их выслушаю.
– Больные часто ведут себя странно, – сказал Виктор.
– Поведение Самойловой не кажется мне странным, – возразил Кряжимский. – Напротив, оно на редкость последовательно – единственное, чего добивается эта женщина: чтобы про злосчастный адрес поскорее забыли. В случае с самим Григоровичем результат получился блестящим. Наша Ольга Юрьевна оказалась более упорной, но даже и она испытывает определенные сомнения… А главное – Самойлова избавилась от опасной бумажки…
– И куда она ее дела? – спросила Маринка. – Она же с постели встать не может!
– Она ее съела! – объявил Ромка.
Кряжимский покачал головой.
– Ничего подобного, – сказал он. – Позволю себе предположить, как все было на самом деле… Мне кажется, что Самойлова и является тем человеком, который навел вора на квартиру Григоровича. Раздобыв информацию об отъезде адвоката и его адрес, она отправилась на встречу с грабителем. В качестве гипотезы можно даже предположить, что этот грабитель проживает где-то поблизости от места аварии. Из вашего рассказа, Ольга Юрьевна, следует, что произошло это в 1-м Горном тупике… Практически там только одна дорога, никуда не свернешь… Поэтому я и думаю, что грабитель проживает где-то там. Или проживал, так будет точнее.
Встретиться они должны были ночью, чтобы Самойлова не попалась никому на глаза. Однако с ней случилось несчастье, и преступнику пришлось самому разыскивать ее. Думаю, через день-другой ему это удалось. Он навестил женщину в больнице и забрал у нее записку с адресом. Затем он ограбил квартиру адвоката и скорее всего теперь залег на дно. Вряд ли он еще раз появится в больнице, тем более что Самойлова не представляет сейчас для него интереса.
– Непонятно, а где она разузнала про адвоката? – задумчиво произнес Ромка. – Может, она рядом живет?
– Живет она совсем в другом районе, – сказала я, – да и работает, судя по записи в истории болезни, на хлебозаводе бухгалтером. В общем, в огороде бузина, а в Киеве дядька…
– Все равно, какая-то связь непременно должна быть, – заявил Ромка. – Предлагаю спросить эту тетку обо всем напрямик! Мы застигнем ее врасплох, и она сразу расколется, вот увидите!
– Ну что за жаргон, мальчик! – капризным голосом сказала Марина. – И неужели у тебя хватит совести мучить больную женщину?
– Мы не будем ее мучить, – покраснел Ромка. – Спросим, и все!
– Один раз уже спросили, – скептически заметила я. – Теперь она нас просто пошлет. Да еще и жалобу напишет – одной левой.
– А если она ни при чем? – холодно добавил Виктор. – Мы будем иметь весьма бледный вид.
– Лично мне представляется, что поиск следует вести по следующим направлениям, – сказал Кряжимский. – Хлебозавод, больница, адвокат. Ну, и плюс еще водитель. Но это больше для очистки совести. Скорее всего наезд произошел случайно.
– Вы забыли упомянуть 1-й Горный тупик, – напомнила я.
– Верно, – смутился Кряжимский. – Хотя это самое слабое место. Преступник, как я полагаю, вполне мог сменить место жительства. Хотя наведаться, конечно, туда тоже не помешает. Только это нужно сделать тонко, чтобы никто не догадался, будто мы кого-то ищем.
– Я могу поспрашивать, не сдает ли кто в том районе квартиру, – сказал Виктор.
– Что ж, это хороший предлог, – согласился Кряжимский. – А в больнице нужно выяснить, кто навещал Самойлову в первые дни после госпитализации.
– Они обещали сделать это дня через три, – сказала я.
– Хорошо бы еще раздобыть фотографию этой женщины, – задумчиво произнес Кряжимский. – Наверное, Виктор мог бы это сделать?
– Виктор, положим, и смог бы, – возразила я. – Объект для съемки самый подходящий – главное, все время на одном месте. Но толку от этого будет немного – Самойлова сейчас выглядит так, что ее и родная мама не узнала бы.
– Жалко! – сказал Кряжимский. – И ведь Григорович тоже не узнал Самойлову?
– Не узнал, – покачала я головой. – Во всяком случае, на его лице ничего такого не отразилось. Но я собираюсь еще раз с ним встретиться и уточнить подробности. Правда, хочу переждать некоторое время – сейчас он слишком зол на меня… Начну с хлебозавода. Самойлова – женщина одинокая, и рабочий коллектив – ее единственная семья. Что-то они должны знать о ее личной жизни…
– А если просто рассказать все, что мы знаем, следователю? – неожиданно предложила Маринка. – Пусть он и занимается этой Самойловой!
– Ничего себе! – возмутился Ромка. – Ольга Юрьевна напала на след, а ты хочешь, чтобы этим воспользовались другие! Мы сами распутаем это дело – не впервой!
Запальчивость Ромки выглядела немного забавно, но в душе я была с ним согласна.
– Милиция ловит грабителя, – сказала я. – У нее осведомители, собаки, эксперты и прочее. У нас только записка, которая к тому же бесследно исчезла. Вряд ли следователя сильно обрадует этот факт. Ему подавай то, что можно подшить к делу. Полагаю, никому не повредит, если мы будем параллельно вести свое расследование. В конце концов, как правильно говорит Ромка, оно у нас не первое, и мне вовсе не хочется никому его уступать!
– А если эта Самойлова вовсе и ни при чем? – сказала Маринка. – И окажется, что мы сели в лужу? Зачем это нам надо?
Иногда на Маринку нападали приступы совершенно необъяснимого скептицизма. Наверное, все дело было в том, что чисто женские инстинкты превалировали в ее душе над охотничьими, а настоящего папарацци без этого не бывает.
– Если сядем в лужу, это будут только наши проблемы! – сердито ответила я. – Но часто ли нам приходилось в нее садиться?
– Когда-то же надо начинать, – невозмутимо возразила Маринка, пожимая плечами. – На вашем месте я оставила бы бедную женщину в покое. Ей и без того тошно… У меня дядька лежал два месяца с переломом. Так через две недели он настолько озверел, что кидался на любого, кто подходил к его кровати…
– Никто не собирается мучить женщину, – возразила я. – Пусть себе лечится, мы будем искать записку.
– То есть прошлогодний снег, – уточнила Маринка.
– Как говорит физика, материя не возникает из ничего и никуда не исчезает, – сказала я. – Какой-то след все равно есть. И вообще, подруга, не доставай меня своими сомнениями – у меня и своих хоть отбавляй!
– Все равно ничего интересного у нас сейчас на примете нет, – вмешался в наш спор Кряжимский. – А это дело обещает закрученный сюжет и эффектную развязку. Ну, а уж если не судьба… – он развел руками. – Лично я считаю, что во всей этой истории что-то есть.
– Тогда будем считать дискуссию законченной, – решила я. – Поступим следующим образом: я прямо сейчас наведаюсь по месту работы Самойловой, Виктор завтра с утра прогуляется до 1-го Горного тупика, а вас, Сергей Иванович, я попрошу связаться с пресс-центром УВД, чтобы получить информацию о сходных ограблениях квартир…
Сергей Иванович деловито кивнул, а пылкий Ромка вскричал:
– Ну конечно, а я как всегда остался без дела!
– У тебя все еще впереди, мальчик! – злорадно произнесла Маринка. – Какие твои годы!
Маринка обожала поддразнивать нашего курьера, хотя он и не заслуживал тех насмешек, которые она периодически обрушивала на Ромку. Несмотря на все издержки, связанные с молодостью, Ромка был далеко не глуп, решителен, а главное, всегда готов принять участие в любом расследовании, жертвуя свободным временем и прочими радостями, на которые так падки молодые люди. Порой мне намеренно приходилось удерживать его от чрезмерной активности. Как-никак он был несовершеннолетним, а я несла полную за него ответственность.
– Не огорчайся, – посоветовала я ему. – Несмотря на вульгарную форму изложения, Маринка в чем-то права. Твое дело от тебя не убежит. А сейчас, сам видишь, твоя помощь не требуется. Но ведь расследование только начинается…
«И неизвестно, чем закончится», – хотелось добавить мне, но я посчитала, что это будет уж чересчур. Все-таки даже Кряжимский не оспаривал моих подозрений, а это кое-что значило.
По дороге на хлебозавод я прикидывала, что мне удастся разузнать о личности бухгалтера Самойловой у ее коллег. Вряд ли она поддерживает с кем-то близкие отношения, если даже соседи по дому характеризуют ее как человека одинокого и замкнутого. Но кто знает, может быть, какая-то незначительная деталь, обмолвка в разговоре, мимолетное воспоминание выведет нас на нужный след. Не бывает людей, о которых вообще ничего не известно.
Попасть на территорию завода мне удалось не сразу. На проходной меня остановили дюжие охранники, которые держались так неприступно, словно за спиной у них находился военный объект. Не знаю, как у хлебопеков обстояло дело с бизнесом, но с охраной у них было все в порядке.
После того как старший охранник минут десять вертел в руках мое удостоверение и минут десять созванивался с кем-то по внутреннему телефону, меня наконец пропустили во двор, подробнейшим образом объяснив, как найти административное здание.
Следуя этим указаниям, я уже без труда добралась до бухгалтерии и там, наугад остановив первую попавшуюся сотрудницу, спросила, с кем можно поговорить о бухгалтере Самойловой. Женщина наморщила лоб и с удивлением заметила, что не припоминает такой фамилии.
– Вообще-то я здесь недавно, – неуверенно добавила она. – Может быть, это девичья фамилия? Зайдите к Толубееву, он вам точно скажет.
– А кто это – Толубеев? – спросила я.
– Наш главный бухгалтер, – пояснила женщина. – Он сейчас у себя. Идите по коридору, третья дверь налево…
Я нашла третью дверь и, постучавшись, вошла. В глубине кабинета за письменным столом сидел довольно молодой мужчина в костюме с серебристым отливом и, приклеившись ухом к телефонной трубке, монотонно повторял: «Так… так…» Лицо у него было холеное и злое. Зачесанные назад волосы делали его лоб непомерно высоким. Скользнув по мне холодным взглядом, мужчина молча показал пальцем на свободный стул и продолжил свое бесконечное «так», которое с каждым разом становилось все нетерпеливее и выразительнее.
Наконец он рубанул ладонью по краешку стола и сказал в трубку:
– Короче, жду тебя сегодня в час! Мы вместе пойдем к Паницкому, и ты сам ему все это расскажешь, договорились?.. Не-ет, дорогой, я за тебя отдуваться не намерен! Все, разговор закончен! В час у меня!
Он положил трубку и слегка обиженно посмотрел на меня.
– Во люди, а?! – произнес он, словно призывая к сочувствию. – Палец в рот не клади – отхватят по самый локоть… А вы ко мне?
– Если вы – Толубеев, то к вам, – сказала я.
– Толубеев Дмитрий Петрович, – подтвердил хозяин кабинета. – А вы кто?
– Бойкова Ольга Юрьевна, – представилась я. – Из газеты «Свидетель».
В глазах Толубеева блеснула искорка интереса.
