– Нет-нет, так не пойдет, – сказала молодая женщина в длинном черном платье.
Она повернулась к сцене спиной, взяла с обитого малиновым бархатом кресла цветастую шаль и набросила ее на плечи. У женщины были гладкий лоб, красивые глаза орехового цвета, точеный носик и небольшая родинка над верхней губой. Блестящие каштановые волосы были собраны в пучок. Нахмуренные брови и плотно сжатый рот придавали ее лицу жесткое и решительное выражение.
– Оксана, Лена, Света, – хлопнула она в ладоши, – еще раз все сначала! И не забывайте: вы на подиуме, а не на базаре. Голову ровнее, походка от бедра, взгляд должен быть спокойным и торжествующим: вы знаете, что прекрасны и глаза сотен человек устремлены на вас.
По сцене прошел нестройный шепот. Несколько высоких девушек в обтягивающих маечках и трико выстроились в ряд и приготовились к тренировочному дефиле.
– Сережа, давай, – скомандовала женщина в черном платье, посмотрев куда-то вправо, под самый потолок.
Парень, чья светлая кудлатая голова маячила в крохотном оконце в правом верхнем углу темного зала, едва заметно кивнул, и гулкую тишину помещения нарушила громкая ритмичная музыка.
– Света, Света, – гневно выкрикнула женщина в шали, – ну нельзя же так!
Она закусила от досады губы и раздраженно мотнула головой. Темная прядь выбилась из прически и упала на висок.
Коротко стриженная блондинка растерянно замерла посреди сцены, в то время как ее коллеги продолжали двигаться по подиуму. Музыка внезапно стихла, пятерка девушек в нерешительности остановилась.
– Марина Рудольфовна, – чуть не плача взмолилась блондинка, – вы же видите, мы стараемся…
– Нет, не вижу, – задыхаясь от возмущения, произнесла женщина в шали, – если бы старались, не шли бы как слонихи на водопой, а ступали бы как нимфы. Не забывайте, что мы будем представлять молодежную коллекцию «осень – зима». Никто не требует от вас, чтобы вы порхали как балерины, но нельзя же ходить по подиуму так, как вы ходите по улице! И ведь мы с вами уже не первый раз отрабатываем этот кусок, в чем же дело?
Глаза Марины Рудольфовны, перебегая с одной девушки на другую, метали молнии. Она села в кресло, закинула ногу на ногу и принялась нервно покачивать правой ногой.
– Максим, – резко обратилась она к сидящему в зале черноволосому парню с застывшим от напряжения бледным лицом, – дай мне сигарету и подумай, что нам делать с этими неповоротливыми клячами.
Она с ядовитым злорадством еще раз обвела глазами подиум и, не наклоняясь, прикурила от зажигалки поспешившего на зов Максима. Стоящие на подиуме девушки неодобрительно зашушукались между собой.
– Хватит болтать, – вскочила с кресла как ужаленная Марина Рудольфовна, – все – на исходную позицию! Вы здесь не бесплатно трудитесь, извольте выполнять мои распоряжения.
Девушки безмолвно повиновались.
– Ну, как тебе этот бордель? – выпустила струю дыма прямо в лицо Максиму Марина Рудольфовна.
– Не знаю, что сказал бы Лешка по этому поводу, – растерянно пожал плечами худощавый брюнет, – ему, конечно, виднее, да и тебе тоже, – поторопился он добавить, – а вот мне кажется, что не все так плохо.
– Мнение Лешки с некоторых пор меня не интересует, он тряпками занимается, а я – телами! Ему легче – сиди, изобретай. Он ни от кого, по сути, не зависит… Портные свое дело знают, тем более что ему повезло с мастерами. Многие вещи он сам делает, так что ему проще.
– Ну, это с какого бока посмотреть, – осмелился противоречить Марине Рудольфовне Максим, но, наткнувшись на ее свирепый взгляд, осекся и замолчал.
– Сергей! – Марина Рудольфовна подняла глаза к потолку.
Снова грянула музыка, и в такт ее стремительным аккордам по сцене пошли девушки. Марина Рудольфовна, изображая равнодушие, краем глаза наблюдала за их движениями.
– Бог ты мой, – сорвалась она, – ты посмотри, как эта тупица идет!
Реплика относилась все к той же коротко стриженной блондинке. Произнесенная довольно громко, она подействовала на последнюю как удар хлыста. Светлана застыла как соляной столп, а потом, закрыв лицо руками, зарыдала.
Максим озадаченно посмотрел на ухмылявшуюся Марину Рудольфовну.
– Эмоции свои прошу держать при себе. Сергей, останови пленку, у нас тут своя музыка!
Марина Рудольфовна открыто потешалась над бедной манекенщицей. Девушки таращили друг на друга глаза, ни одна из них не решалась посмотреть в зал.
– Отправляйся к себе, приведи себя в порядок и снова за работу, – резко произнесла Марина Рудольфовна. – Объявляю перерыв. Десять минут.
Девушки кинулись к кулисам. Им не терпелось освободиться от присутствия Медузы Горгоны.
– Ты не представляешь, как я устала, – тяжело вздохнула Марина Рудольфовна и потянулась. Взгляд Максима потеплел. Ленивая грация жестокосердной укротительницы стройных девичьих тел подействовала на него магически.
– Может, поужинаем сегодня вместе? – вкрадчиво шепнул он, накрывая ладонью узкую кисть Марины.
– Ни в каких авантюрах я участия больше не принимаю, – холодно сказала она, высвобождая руку, – у меня завтра показ, дел по горло.
– Плутуешь, матушка, – с приторной фамильярностью отозвался Максим, – пара часов ничего не значит.
– Но может и значить… – лукаво улыбнулась Марина, поправляя на плечах свою испанскую шаль.
– …если проводишь ее с человеком, который тебе действительно не безразличен. Так что, поужинаем?
– Если бы не твои бархатные глаза, – с иронией в голосе сказала Марина, – я бы отказалась, но ты умеешь так проникновенно посмотреть на женщину в минуту, когда она колеблется…
Теперь в голосе и жестах Марины было столько соблазнительной томности и изящества, что оставалось загадкой, как она могла сочетать в себе свирепость тигрицы и кротость небесного ангела, хотя скорее, подумал Максим, ангела-искусителя.
– Ты видела Лешкину коллекцию? – с безразличным видом осведомился Максим.
– Кое-что… – уклончиво ответила Марина, – не бог весть что, надо сказать. Раньше он проявлял большую изобретательность. Пойми, юбки в крупную складку и широкие брюки хаки – для Запада вчерашний день. А он из этого хочет сделать революцию! Представляю, что об этом напишут газеты: «Замуруев представил потрясающую осенне-зимнюю коллекцию. Последний писк сезона – юбки в складку, пуловеры крупной вязки и объемные комбинезоны, асимметричные манто из искусственного меха и расшитые золотом унты». Ха-ха! Да это же мода для тинейджеров. Он что, уже настолько чувствует себя старым, что решил предложить дамам подростковые юбочки и брючки? Сдается мне, что теперь он руководствуется девизом: нам не до красоты и роскоши – лишь бы было доступно! Я бы назвала его новую коллекцию «Геронтофобия».
– Забавно, – усмехнулся Максим, – а ведь Лешка действительно уверен, что его новая коллекция произведет фурор.
– О да, не сомневаюсь в этом, вот только боюсь, что Ложка не поймет Лешку, – рассмеялась своему каламбуру Марина, – и лишний раз будет иметь повод задуматься, кого он снабдил миллионами и зачем это ему надо.
– Мне кажется, ты излишне критична по отношению к Лешке. Он по-настоящему талантлив…
– О да, Готье и Гальяно в одном лице! – язвительно сказала Марина, вставая с кресла. – Ладно, – пренебрежительно махнула она рукой, – оставим это. У меня с Замуруевым договор, я должна выполнять его параграфы, а все остальное мне глубоко безразлично. И потом коллекция твоей сестры мне нравится намного больше.
– Ну, это ты льстишь Марго, ей до Лешки, как мне до балерины!
– А не завелся ли в тебе, Макс, червячок мазохизма? Ты ведь должен ненавидеть Лешку, – Марина пристально посмотрела на Максима. – Или мужское начало…
– Я пытаюсь быть объективным, только и всего, – поднял на Марину невинный взгляд Максим, – не более. А насчет мужского начала… – Он поднялся с кресла и, приблизившись к Марине, обнял ее и приник к ее рту губами.
– Я не это имела в виду, – запротестовала та, отстраняя его. – Прекрати петь Лешке дифирамбы, или ты специально меня злишь?
Максим опять привлек к себе Марину, но в этот момент на сцену одна за другой стали выходить манекенщицы.
– Пусти! – Марина отпихнула Максима и обратилась к девушкам: – Итак, продолжим. Света, Лена и Оксана – в первый ряд, Оля и Мария – следом. Прогоняем весь кусок, а потом – в костюмах. Марго приготовила нам подарок. – Марина обворожительно улыбнулась Максиму.
– Ты прелесть, – шепнул он ей на ухо. – Лешка ни хрена не понял…
Если вы думаете, что еженедельник «Свидетель» освещает только криминальные события, происходящие в провинциальном Тарасове, то вы ошибаетесь. Мною как владельцем и главным редактором «Свидетеля» перед коллективом газеты поставлена вполне определенная и, в сущности, не такая уж сложная задача: быть свидетелем всего мало-мальски интересного в нашем городе.
Мой зам – Сергей Иванович Кряжимский – постоянно пытается мне доказать, что не надо распыляться, а лучше сосредоточить свои усилия на нескольких наиболее привлекательных для читателя рубриках. В принципе я с ним согласна: он человек с огромным жизненным и журналистским опытом, но нельзя же оставить без внимания такое событие, как показ осенне-зимней коллекции моделей, тем более что модельеры – наши доморощенные кутюрье. Один Алексей Замуруев чего стоит! Его последняя летняя коллекция, с которой он ездил в столицу, даже там не осталась незамеченной, и после ее показа в московских газетах пару раз упоминалось имя Замуруева.
Итак, бросив все дела, которых, честно говоря, у меня стараниями Сергея Ивановича было не так уж много, и прихватив с собой «Никон» на широком ярко-желтом ремне, я устроилась в своей «Ладе» и отправилась в Дом молодежи.
Как сообщалось в пригласительном билете, показ должен был начаться в двадцать часов, то есть почти через час. Но на такие мероприятия хорошо – знаю по опыту – приезжать заранее, чтобы занять места получше и вообще разведать обстановку. Так что за сорок минут до начала я, миновав двух грозных секьюрити на входе, поднималась по широкой лестнице городского Дома молодежи на третий этаж.
Народу было еще не очень много – в основном наша журналистская братия: ну как же они могут пропустить такое событие! С некоторыми я была лично знакома, кого-то знала только в лицо, а двоих молодых фотокорреспондентов так и вообще видела впервые. Ну ничего, Тарасов город маленький, обязательно еще где-нибудь столкнемся нос к носу. А может, еще и сегодня разузнаю, кто такие.
Высоченные двери зала были распахнуты, и через них туда-сюда сновали приглашенные и обслуга. Вырядились, конечно, все как на парад. Словно не им будут демонстрировать новую коллекцию моделей, а они сами решили блеснуть обновками. Я в своих скромных джинсиках «Big star» выглядела, как ворона, случайно залетевшая в стаю попугаев. Не то чтобы я не могла себе позволить что-нибудь подороже, просто не люблю выпендриваться. Кстати, покрой у «Big star» один из самых лучших, они так облегали мою попку и длинные ноги, что у некоторых крутых, припершихся на праздник моды со своими женами и подругами, просто отвисла челюсть.
Когда я сопливой шестнадцатилетней девчонкой приехала покорять Тарасов, моими любимыми нарядами были желтенькие маечки и оранжевые кофточки, которые я напяливала, отправляясь как на лекции, так и на дискотеки. Кажется, это было так давно…
Поприветствовав знакомых, я прошла в зал, который начал понемногу заполняться. Я не стала пробиваться к самому подиуму, откуда и снимков-то приличных не сделаешь, а решила занять крайнее кресло возле одного из проходов, радиально разрезавших зрительские места, тем более что «Никон» позволял мне снимать практически с любого расстояния. Отсюда мне было видно и сцену, и дорожку, по которой будут ходить манекенщицы, и можно было встать, не мешая зрителям, если понадобится изменить ракурс.
Рядом со мной сидели двое «новых русских» в одинаковых клубных пиджаках. Да и сами они были настолько похожи, что я сперва приняла их за близнецов. Они сразу же обратили на меня внимание, но, к моему счастью, не могли выказать свое восхищение, потому что постоянно давали по мобильникам какие-то распоряжения и читали послания, приходящие им на пейджеры.
Время подходило к восьми, зрители потихоньку подтягивались, и к началу представления в зале не осталось ни одного свободного места. Играла негромкая музыка, которую легко заглушал гомон переполненного зала. Наконец в зале погасили свет, и софиты вырвали из мрака сцену, на которой появился невысокий лысый мужчина в темно-сером костюме. Он поприветствовал публику, отпустил несколько плоских шуток и представил хозяйку шоу, владелицу модельного агентства «Сириус» Марину Киселеву.
Марина широко улыбнулась, открывая ровные, ослепительной белизны зубы. Она взяла у лысого микрофон и, сделав несколько шагов по подиуму, произнесла:
– Добрый вечер, дамы и господа. – Ее сильный, уверенный голос подействовал на публику завораживающе. – Сегодня агентство «Сириус» представляет осенне-зимнюю коллекцию нашего молодого талантливого модельера Алексея Замуруева. Многие из вас уже знакомы с его летней коллекцией, которую заметили даже в столице, а теперь у вас есть возможность первыми посмотреть новые работы Алексея. Те из вас, кому приглянется что-то из показа нашего кутюрье, могут тут же в конце вечера сделать Алексею заказы.
Киселева походкой модели прошла по подиуму к сцене, передала микрофон лысому в сером костюме и, плавно покачивая бедрами, скрылась за кулисами, из-за которых под грянувшую музыку начали выходить манекенщицы. Коротышка, подхватив микрофон, стал комментировать происходящее. Публика негромко переговаривалась, приветствуя аплодисментами особо понравившиеся модели. Зал то и дело озарялся вспышками фотоаппаратов. Я тоже сделала десятка полтора снимков и немного заскучала, озираясь по сторонам.
Мой сосед наклонился к своему «брату».
– Этого закройщика Гришка башляет, – громко произнес он, – столько «капусты» уже в него вбил.
– И че? – откликнулся второй.
– Да дохляк, кажись, – первый пожал плечами, – но он все это из-за сеструхи своей затеял. Этот фраер на ней женился, вот Гришка и суетится.
– Ему все равно бабки девать некуда, – завистливо произнес второй, – он уже третий джип меняет. Видел его последний «Линкольн»?
– Да уж, сарай крутой. – Первый выпятил губы и поднял глаза на сцену, где в это время снова появилась Марина Киселева.
– Дорогие друзья, – с улыбкой сообщила она, – сейчас небольшой перерыв, во время которого вы можете немного подкрепиться, а потом Алексей еще раз представит свою летнюю коллекцию, включающую в себя бикини с военной тематикой. А пока вы будете отдыхать, на сцене для вас работает тарасовская рок-группа «Ноги вниз».
Вспыхнул свет, зрители потянулись к шведским столам, установленным вдоль стен. На освободившуюся сцену вышли четверо музыкантов, непонятно во что одетых, и ошарашили присутствующих песенкой под названием «Кончай лясинг-трясинг», содержание которой сводилось к тому, что вместо того, чтобы болтать языком, приятель, лучше бы ты занимался делом.
Я сделала несколько снимков гостей в непринужденной обстановке, потом подошла к столу, чтобы перекусить немного.
– Лелек, привет! – Кто-то положил руку мне на плечо.
Обернувшись, я увидела художественного редактора «Тарасовских вестей» Мишку Голубя. Он широко улыбался, показывая прокуренные зубы. В руке он держал бокал с шампанским.
– Выпьем? – Кажется, он не собирался убирать руку с моего плеча.
– Миша, – я в упор посмотрела на него, освобождая плечо, – во-первых, ты знаешь, что я не пью…
– А во-вторых? – Он обхватил меня за талию.
– Во-вторых, где ты успел так набраться? Бар только открылся.
Мишка был на несколько лет старше меня и закончил университет в тот год, когда я туда поступила. Мы познакомились уже позже, когда я начала сотрудничать с газетой, где он трудился. Он постоянно клеился ко мне, но до сих пор безрезультатно, если не считать результатом несколько безответных поцелуев на редакционных праздниках. Вообще-то он был неплохим парнем, вот только в последнее время начал чересчур много пить. С другой стороны, кто сейчас не пьет, кроме трезвенников и язвенников, а уж какая для кого доза считается чрезмерной, по-моему, каждый должен знать сам. Мишка свою знал. Мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы он вырубился окончательно.
– Да я сюда похмелиться пришел, – весело произнес он, – на халяву. А ты, я смотрю, работаешь вовсю.
– Куда деваться, – вздохнула я, убирая со своей талии его руку, – кушать-то всем хочется.
– Да ладно прибедняться-то, – Мишка в два приема опорожнил бокал, – знаем, сколько ты имеешь со своего «Свидетеля».
– Это нетрудно подсчитать, зная тираж. – Я взяла со стола небольшой бутерброд с ветчиной.
– А что же ты тогда скромничаешь? – Он выпучил на меня свои светлые глаза. – Ладно, можешь не отвечать. Скажи лучше, ты здесь будешь? Я сгоняю еще за шампанским.
Я посмотрела, как он удаляется в сторону бара, и взяла еще один бутерброд. В это время всех пригласили на свои места. Я подождала, пока в моем ряду в середине все усядутся, дожевала бутерброд и приземлилась рядом с «братьями», но многие зрители вообще не стали садиться, а остались рядом со столами, откуда все происходящее было прекрасно видно.
Второе отделение началось с демонстрации пляжных костюмов. Сплошные купальники сменили раздельные, но довольно-таки широкие, а под занавес манекенщицы выходили на подиум почти совсем голые. Публика, особенно ее мужская половина, разогретая пищей и шампанским, неистово реагировала на мелькание голых женских ляжек и животов. Я сделала снимки двух особенно открытых купальников и собиралась уже отчалить, чтобы не достал Мишка, который сидел через ряд передо мной и подавал мне знаки руками, когда на подиум снова вышла Киселева и торжественно произнесла:
– А сейчас я прошу вас поприветствовать виновника сегодняшнего торжества, автора коллекции, которую вы посмотрели, нашего молодого, но уже известного модельера Алексея Замуруева.
Расшумевшийся было зал снова затих, ожидая объявленную знаменитость городского масштаба. Манекенщицы выстроились в ряд у задней стенки сцены, лысый коротышка стоял с одного края подиума, Марина с протянутой к кулисам рукой – с другого, когда, ослепленный ярким светом софитов, на сцену вышел высокий – выше стоявших рядом манекенщиц – молодой мужчина в темно-синем бархатном костюме. Его кудрявые волнистые волосы красиво обрамляли правильный овал лица с мужественным подбородком. Я даже поднесла «Никон» к глазам, чтобы лучше его рассмотреть.
Что-то сразу показалось мне в нем странным. Даже не то чтобы странным – каким-то болезненным. Лицо его было бледным, будто его посыпали сахарной пудрой, а в больших карих глазах читался испуг. Он слабо улыбнулся Марине, сделал несколько шагов по подиуму, согнулся вперед, как будто его ударили ногой в живот, потом распрямился, но не до конца, а так, словно он нес на плечах тяжелый металлический рельс, и упал на колени.
Мне прекрасно было видно в объектив, как гримаса ужаса и боли исказила его лицо, изо рта появилась слюна, превратившаяся в пену, и он повалился на бок, конвульсивно сгибая ноги и руки, будто сломанная марионетка. На этом его мучения, можно сказать, закончились, он каким-то образом дополз до края демонстрационной дорожки, перевернулся на спину, свесив голову вниз, и, дернувшись в судорогах, затих. Его лицо с хлопьями пены вокруг рта и страшно выпученными глазами смотрело прямо в объектив. По моей спине пробежал предательский холодок.
В зале повисла гробовая тишина, музыка, лившаяся из динамиков, оборвалась.
– Врача! – выкрикнул кто-то, и тут все забегали и зашумели. Поднялся настоящий переполох. Дамы истошно визжали.
Какой-то плотный мужчина в коричневом костюме из первого ряда кинулся к Замуруеву и стал щупать у него пульс.
«Неплохо бы вызвать милицию», – мелькнуло у меня в голове, и я уже потянулась за мобильником, как вдруг, словно услышав меня, над залом пронеслось четкое:
– Милиция, всем оставаться на местах!
– Так что пока приехала специальная бригада из прокуратуры, пока у всех взяли адреса… – сидя у себя в кабинете с Кряжимским, пересказывала я ему, позевывая, приключившуюся со мной вчера историю. – В общем, я попала домой после двух часов ночи.
– Что же с ним случилось? – Кряжимский потягивал кофе, с интересом слушая мой рассказ.
– Предположительно – отравление. – Я закурила сигарету.
– Отравление? – переспросил Сергей Иванович, поднимая на меня глаза. – Кого-нибудь подозревают?
– Подозревают всех и никого конкретно. В дальнем углу, за сценой и служебными помещениями, обнаружили пять ампул из-под стрихнина.
– Стрихнина? – удивился Кряжимский. – Очень редкий препарат.
– А вы что, интересуетесь ядами?
– Специально – нет. – Кряжимский покачал головой. – Просто вспомнил, что моему знакомому советовал его ветеринар. Для собаки.
– Он что, хотел умертвить собаку? – настал мой черед удивляться.
– Нет, Оленька, просто его собака перенесла какую-то редкую болезнь и получила осложнения, а стрихнин в небольших дозах, как, впрочем, и почти все другие яды, является лекарством. Вот мой приятель и просил меня помочь ему найти этот самый стрихнин.
– И что же, вы помогли ему?
– К сожалению, нет. Ты знаешь, оказывается, это сейчас большая редкость, не говоря уж о том, что яд хранится, соответственно, под строгим контролем. Так что даже я, с моими старыми связями, не смог ему помочь.
– Значит, если найти источник стрихнина, – во мне проснулся охотничий азарт, – то можно будет выйти на преступника?
– Наверное, – пожал плечами Кряжимский, – а ты никак собираешься снова заняться расследованием? – Он внимательно посмотрел на меня сквозь стекла очков. – Разве этим делом уже не занимается прокуратура?
– Заниматься-то занимается, – я хитро взглянула на него, – но все это произошло у меня буквально на глазах, и, если мы найдем преступника раньше, кому от этого будет хуже?
– Никому, конечно.
– А для тиража нашего еженедельника такая сенсация очень даже не повредит, а? Представляете, заголовки крупным шрифтом: «СМЕРТЬ НА ПОДИУМЕ», а дальше шрифт помельче: «Молодого тарасовского модельера убили за…»
– За что? – спросил Кряжимский, ставя пустую чашку на блюдце.
– Вот это-то нам и предстоит выяснить. Его могли убить из зависти – он не бесталанный, из ревности – он молод и красив, из мести, – начала перечислять я, – да мало ли из-за чего. Для начала надо собрать побольше информации о Замуруеве и его окружении: друзьях, родственниках, знакомых, работниках его ателье – это первое, этим займусь я.
– Только не надо мне никаких заданий, – взмолился Кряжимский, поднимая руки вверх, – у меня газета…
– Газета не убежит, Сергей Иванович, вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, и я уже подумываю о том, чтобы повысить вам жалованье…
– Оленька, спасибо тебе, конечно, но мне, одинокому старику, вполне хватает денег, так что…
– Я ничего не хочу слушать, Сергей Иванович, – махнула я рукой, – если вам хватает денег, можете съездить отдохнуть куда-нибудь за границу, а поручение у меня к вам будет не такое уж и сложное: попытайтесь все-таки узнать, где в нашем городе можно найти стрихнин.
Если на Кряжимского надавить, он перестает сопротивляться и начинает сосредоточенно работать. Так и сейчас, зная, что перечить мне бесполезно, он тут же успокоился.
– Хорошо, я попробую, конечно, но ничего обещать не могу, я тебе уже говорил, что занимался этим вопросом.
– Попытка не пытка, – подбодрила я его, – если у вас ничего не получится, подключим еще кого-нибудь. Кстати, вы никогда раньше не слышали о Замуруеве?
– Только то, что он модельер, – развел руками Кряжимский.
– Ладно, Сергей Иванович, давайте выпьем еще по чашечке кофе для согрева и займемся каждый своими делами: я отправлюсь в ателье Замуруева, а вы…
– …а я – искать стрихнин, – закончил мою фразу Кряжимский.
– Молодец, Сергей Иванович, хватаете все на лету. Только вам не обязательно куда-то идти, можете заниматься поисками и по телефону.
– Ладно уж, я сам разберусь, – буркнул он и, выглянув за дверь, попросил Марину – нашу секретаршу и мою подругу – приготовить нам кофе.