Светлана Алешина
Не гони лошадей
Люблю, просто обожаю я свою работу. Всегда в курсе всех событий, все про всех знаешь, а уж тем для разговоров… И знакомых появляется такое количество, что про них просто забываешь, «hu есть hu», как говорится. В нашем репортерском деле без осведомителей-доброжелателей не обойтись, иначе конкуренты обскачут. А конкуренция у нас, у частных печатных изданий, ого-го какая! Но я, Ольга Бойкова, главный редактор газеты «Свидетель», и это без ложной скромности говорю, вне конкуренции. А все почему? Да потому, что умею общаться с людьми, умею их слушать. Вот и сегодня днем, пока я, философствуя, листала старые номера «Свидетеля», раздумывая, чем бы в очередной раз привлечь читателя, раздался звонок в приемной. Маринка, как всегда, где-то болталась. Маринка – это моя секретарша и подруга в одном лице. Дело, между прочим, неблагодарное, дружба-то дело хорошее, но никакой трудовой дисциплины не соблюдешь. Так вот, Маринки на месте не оказалось, и трубочку взяла я.
– Здравствуйте, – произнес юношеский голос, – мне бы Ольгу Юрьевну Бойкову, по срочному делу.
Голос мне был незнаком, но…
– Да, у телефона, – произнесла я, пытаясь угадать, что же за дело у юноши ко мне.
– Ой, здравствуйте, – поздоровался говорящий во второй раз, – а я вас не узнал…
– Я, собственно, тоже, так что извиняться не за что.
– Я Сергей Капралов, вы у нас в прошлом году были, когда писали о взятках на вступительных экзаменах…
Ага, теперь я вспомнила, был такой мальчик. Тогда еще абитуриент, мальчик с золотой медалью и мамой учительницей, пришли ко мне в газету рассказать о любопытных вещах, происходящих в стенах и моей альма-матер. Шуму было много, но мальчишке и еще десятку бывших школьников я помогла. Но, впрочем, песня совсем не о том…
– Да, Сергей, что случилось? – спросила я, пододвигая к себе пачку сигарет и пытаясь вспомнить, на каком факультете учится Капралов.
– У нас ЧП случилось… – произнес он, обдумывая, как бы поточнее сказать, – убит преподаватель нашего факультета (тут я наконец вспомнила, что Сережа поступал на филфак)… Убит преподаватель с истфака… прямо на пороге… Я решил вам позвонить, вы тогда говорили, чтобы я звонил если что…
Точно, говорила. Помнится, Сергей расспрашивал о работе журналиста криминальной газеты, вот я тогда и сказала, что если что интересное… Честное слово, я не убийство имела в виду, а так просто с языка сорвалось, чисто механически. Уж больно глазенки у пацаненка горели, оно и понятно, плох тот студент филфака, который не мечтает стать журналистом.
– Спасибо, Сережа, я сейчас подъеду. Там, наверное, уже милиция?
– Нет, уже все уехали и тело… Антона Павловича… ну, в общем, увезли уже.
Мы договорились с Сергеем о встрече в студенческом кафе «Гаудеамус», я быстренько собралась. Как назло, в этот час в редакции никого не было. Между прочим, рабочее время в разгаре… Отдать распоряжение некому. Хоть один человек должен быть на связи, но вечно, когда нужно, никого не найдешь. Я быстренько нацарапала записку и положила возле кофеварки. Вернется Марина или Виктор с Кряжимским, кофейку захотят – обязательно увидят.
«Ладушка», моя рабочая лошадка, завелась без проблем и вмиг домчала меня до университетского городка. Оглядевшись, я отметила, что собратьев-журналистов из конкурирующих изданий поблизости нет. Оно и понятно, все сейчас заняты – освещают конференцию по правам заключенных. Можно подумать, от этой болтовни жизнь в местах не столь отдаленных улучшится.
Вместо того чтобы выбрасывать деньги на ветер, отдали бы на кормежку зэкам.
Недавно, по долгу службы, пришлось мне там побывать, освещали «День открытых дверей» в одной обычной, не образцово-показательной колонии – придумают же такое. Как в том анекдоте насчет собрания в похоронном бюро. Начальник читает доклад и призывает сотрудников бороться за звание образцово-показательной похоронной конторы. («Выполним и перевыполним план по похоронам!») Юмора люди не понимают.
Завели толпу родственников, поводили, как в зоопарке, по зоне. Вот тут у нас столовая, готовят «профессионалы», вот тут у нас клуб, вот спальные корпуса. Вот комнаты отдыха, на каждый отряд своя, с цветным телевизором, кое-где даже видеоприставки, фикусы сочные в кадках. Все чистенькое, беленькое, травка, как по линеечке. Старушки-мамаши ходят, охают, ахают.
Только я воробей стреляный, меня на мякине не проведешь. Пальцем до чистенькой зеленой стенки дотронулась, так и прилипла. Ясно, покрашено в аккурат к этому самому дурацкому дню. В столовую пригласили отведать что бог послал. Первое, второе, третье. Курорт, да и только. Ну, этот фокус мы тоже знаем, какая же хозяйка для гостей не расстарается? А приглядишься: лица осужденных – синюшные, осунувшиеся, под глазами круги темные… А эти все конференции созывают – показушных дел мастера.
Так что я на конференцию не пошла, отправила Сергея Ивановича. Кряжимский – старейший по возрасту сотрудник нашей газеты, ему посидеть спокойно, послушать, вопросы позадавать в тепле – как раз по возрасту.
Ну а я благодаря звонку Капралова оказалась самой первой на месте трагедии, после представителей органов, разумеется. «Гаудеамус» ничуть не изменился со времени моего студенчества. Здесь все так же уютно, все так же пахнет хорошо сваренным кофе и свежими рогаликами (фирменный рецепт). Только обслуга новая. Но это понятно, в кафешке всегда подрабатывали студенты. Так было заведено очень давно, я и сама, помнится, на втором курсе семестр подрабатывала, пока в заводскую многотиражку не пристроилась. Платили там по тем временам прилично, а работы как раз столько, что она легко совмещалась с учебой, да плюс практика.
В этот час в кафе было малолюдно, вероятно, из-за происшествия отменили занятия, и все студенты разбрелись по домам. Сережа одиноко сидел за дальним столиком, перед ним стояла бутылка пива и тарелка с орешками. Это тоже нововведение, в наше время пиво было запретным плодом в студенческом кафе, «облико морале» запрещало.
– Здравствуй еще раз, – произнесла я, подсаживаясь к парню.
– Здравствуйте, Ольга Юрьевна. Пива хотите?
– Нет, спасибо, а вот от кофейку, пожалуй, не откажусь. Рогалики тут все такие же вкусные? – поинтересовалась я, доставая диктофон.
Капралов встал и через минуту принес мне кофе и тарелку с еще теплыми рогаликами.
Сережа рассказал мне, что произошло. На истфаке учится его подружка. Они договорились, что он подождет ее в библиотеке. У той оставалась еще одна пара, как раз у профессора Карташева.
Карташев был пунктуальный и дотошный, пропускать его лекции, а тем более семинары могли только камикадзе. Прогульщикам удавалось сдавать экзамены с третьей или пятой попытки. Профессор по четвергам работал в архивах и появлялся как раз к последней паре, ровно за пятнадцать минут до начала занятий. По нему можно было сверять часы, он ни разу не пропустил лекции и приходил даже с гриппом.
На сей раз все было как обычно. В положенное время он поднялся по ступенькам университетского крыльца, открыл дверь… Тут откуда-то из воздуха выскочил грязный, запыленный «жигуль», из него раздалась автоматная очередь, и Карташев упал замертво. Случившееся видел инвалид из окошка дома, чьи окна выходят как раз на университет. Передвигаться самостоятельно он не может, телефона в доме нет, а сиделка как раз в это время уходила в магазин. Вернулась она минут через десять после происшествия и только тогда позвонила в милицию (это я узнала чуть позже, по своим милицейским каналам). Короче говоря, когда профессор одновременно со звонком не вошел в аудиторию, никому в голову не пришло сбежать, подождали пять минут, десять. А потом зашел декан и сообщил о трагедии. Всех распустили.
Подружка примчалась в библиотеку и рассказала все Сережке, он тут же вспомнил обо мне и позвонил. Я выключила диктофон, допила кофе и отправилась на поиски декана исторического факультета. Нужно было срочно достать фотографию погибшего и собрать официальную информацию.
Заплаканная секретарша с покрасневшими глазами и распухшим носом, взглянув на мое удостоверение, прошептала, что декан будет через час. Придется ждать. Ожидание – одна из добродетелей хорошего журналиста. С этим у меня все в порядке. Все равно без дополнительной информации мне статью не написать. Карташева я не знала, хотя со многими преподавателями с истфака в мою студенческую бытность сталкивалась. Филологи и историки учились в одном корпусе, проводили совместные мероприятия, встречались в библиотеке. Так что мы, как водится, перемывали косточки преподавательского состава обоих факультетов.
На всякий случай я решила позвонить своей давнишней приятельнице, закончившей как раз истфак. Лена преподавала историю в одной из гимназий Тарасова, сеяла «разумное, доброе, вечное» среди маленьких монстров. Она, как всегда, посетовала на трудный учительский хлеб, маленькую зарплату, нервную работу, позавидовала моему «легкому» житью-бытью.
– Да, а ты, собственно, чего звонишь? – нажаловавшись от души, поинтересовалась она.
– Лена, ты такого профессора с истфака, Карташева, не знаешь?
Лена пару минут помолчала.
– Он в универе всего несколько лет работает, нас не учил… Но мы, кажется, на конференциях встречались… Он к нам откуда-то перевелся, из Питера, что ли… Занимается, по-моему, нэпом или Гражданской войной…
Да, негусто…
Декан, замотанный, нервный, уставший, с подозрением разглядывал мое журналистское удостоверение, а затем добавил к словам Елены информации с гулькин нос. Карташев работал на кафедре не так давно, считался перспективным ученым, имел несколько опубликованных трудов, пару аспирантов. Короче, «не был, не состоял, не участвовал»…
Почему перевелся из престижного города в наш университет? Во-первых, хотел быть поближе к архивам, изумительно подходящим к его теме, во-вторых, сырой климат Северной столицы был вреден его жене, а в-третьих… Ректором университета был друг его родителей, он и выбил квартиру для перспективного ученого. В Питере, сами понимаете, с жильем проблемы, а молодых ученых – перебор. У нас же таких преподавателей по пальцам перечесть, все уже предпенсионного возраста, старая гвардия.
Декан показал личное дело, там ничего криминального не обнаружилось. Скупые строчки автобиографии, внушительный списочек опубликованных работ, вот, пожалуй, и все. Я на всякий случай списала домашний адрес Карташева и взяла пару фотографий: конференция историков, вручение дипломов выпускникам. С фотографий глядело интеллигентное, даже привлекательное лицо. За что ж это его так?
В качестве довеска мне дали список аспирантов, которые тесно общались с профессором. Несколько фамилий. Почти все аспиранты оказались на месте, кроме одного, который в данный момент находился в научной командировке – Коган Павел Владимирович. На нет, как говорится, и суда нет. Я обзвонила всех остальных – по списку, но ничего особенного они мне не рассказали. С погибшим их связывали отношения аспиранта с научным руководителем, а таковые к откровенности не располагают и ответа на вопрос, за что был убит профессор, не дают.
Пытаясь ответить на сакраментальное «почему», я вернулась в редакцию. Часы показывали без пяти шесть. Никого из сотрудников в редакции не было (все еще или уже). Правда, по остаткам печенья в вазочке на кофейном столике, по грязным чашкам и полной окурков пепельнице я поняла, что они на работу являлись и снова разошлись по своим делам. «Посуду можно было вымыть», – отметила про себя. Ладно, я хоть и главный редактор, но все же человек. Ничего, пусть отдохнут. Завтра дел у нас невпроворот. Придется перепахивать почти сверстанный номер, но общими усилиями выпустим в срок.
Я сделала пару звонков своим знакомым в милицию, выяснила, кто занимается убийством Карташева, раздобыла кое-какую информацию о возможных версиях. Все эти манипуляции заняли у меня не больше часа, интересно, а к же… пардон, к вдове Карташева идти не поздно? Я закурила, пытаясь прислушаться к голосу совести и разума. Кто победит? Совесть тихонечко шептала, что нехорошо беспокоить несчастную женщину в день гибели мужа. Разум же орал во все горло, что ехать нужно срочно, пока другие коллеги не опередили. Тем более что сейчас, в стрессовой ситуации, вдова сможет рассказать что-нибудь важное.
Разум победил. Вот за что я не люблю свою работу, так это за то, что приходится лезть в душу несчастных родственников, копаться в грязном бельишке. Но если не я, тогда обязательно то же самое сделают другие. Например, мой заклятый друг, бывший однокурсник Артем Тарабрин, ведущий журналист «Криминального Тарасова». Этот шовинист до сих пор считает, что женщинам не место в криминальный хронике. Место женщины-журналиста в журнале «Космополитен», «Домашний очаг», «Крестьянка», «Работница» или в лучшем случае в газете «Вечерний Тарасов» в разделах «Поговорим о красоте» или «Аптека с грядки». Ну уж нет, не дождется, такого удовольствия я ему не доставлю. Я усмехнулась, представив, как вытянется физиономия Тарабрина, когда он возьмет в руки свежий номер «Свидетеля».
Карташевы жили в районе новостроек, в стандартной многоэтажке, на пятом этаже. Я поднялась в обшарпанном лифте, успев прочитать надписи аборигенов: «Колька дурак», «Спартак» – чемпион», «Мумми Троль» – муммитролеей всех».
Как начать разговор с вдовой Карташева, я так и не придумала. «Ладно, буду действовать по обстановке», – подумала я, нажимая кнопку звонка. Дверь отворили не сразу. На пороге стояла женщина лет тридцати пяти – сорока: зареванное лицо, потухшие глаза, спутанные волосы.
– Проходите, – произнесла женщина, даже не спросив, кто я и откуда.
Я прошла, незаметно оглядываясь. Обычная двухкомнатная квартира, крохотная прихожая, встроенный шкаф, зеркало, телефон, тапочки. В большой комнате, куда проводила меня хозяйка, много книг, стенка, телевизор, ковер, два кресла и диван. В углу письменный стол. Обстановка ничего конкретного о хозяйке, вернее о хозяевах, не говорила.
Я представилась, показала свое удостоверение, женщина внимательно выслушала меня.
– Я из редакции газеты «Свидетель», хотела бы написать про вашего му…
– Это уже не ко мне, – зло оборвала она меня.
Я уставилась на нее, ничего не понимая. «Уже» – это в каком смысле, «уже» теперь, по поводу кончины супруга или «уже» вообще? Видя мою растерянность, вдова профессора пояснила:
– Мы с Карташевым год как не живем, этот мерзавец со студенткой сожительствует, – женщина говорила, едва сдерживая рыдания. Непонятно, по поводу чего были эти слезы: то ли по поводу гибели, то ли по поводу измены супруга. Я, как могла, успокоила женщину, накапала ей валерьянки, но разговора у нас не получилось.
В деканате дали именно этот адрес, значит, там не знают о новой семье профессора. Образ положительного «морально устойчивого, перспективного, талантливого ученого» стал приобретать большую реальность. Что ж, и на солнце есть пятна. Ладно, моя газета криминального характера, с желтой прессой мы ничего общего не имеем.
Официальная жена Карташева дала мне адрес его новой подруги, и я решила отправиться к ней. Раз уж я влезла в это дело, нужно было выяснить все до конца.
Карташев со своей молодой подругой проживал в старом центре Тарасова. До главной улицы пешком минут двадцать, до университета десять минут езды, до Волги рукой подать. Двухэтажные особнячки, выстроившиеся квадратом, с внутренними двориками, пристроенные друг к другу, напоминали о купеческом прошлом Тарасова. Дом, в котором жил Карташев, имел и парадный, и черный ход, кое-где сохранилась лепнина. Лестница, ведущая на второй этаж, когда-то знавала лучшие времена. Я поднялась на площадку второго этажа и остановилась перед новенькой железной дверью. Надавила кнопку звонка и услышала мелодичную трель.
Дверь мне открыла заплаканная молодая женщина в джинсах и черной водолазке, в ее пышных каштановых коротко стриженных волосах виднелась черная креповая лента. На бледном лице выделялись огромные зеленые глаза с длинными пушистыми ресницами. Девушка была невероятно красива какой-то хрупкой, изысканной красотой.
– Здравствуйте, я по поводу несчастья с Антоном Павловичем, из газеты. Мы пишем статью об этом трагическом происшествии…
– Это вам она дала адрес? – спросила девушка, пропуская меня в квартиру.
Мне показалась что собеседница моя немного не в себе. Что-то неуловимое…
«Она» – это, вероятно, жена Карташева. Я кивнула и прошла вслед за девушкой по длинному широкому коридору. Пока я шла, насчитала три комнаты, кухню и ванную. Мы оказались в комнате с камином. «Интересно, действующий?» – мелькнуло у меня в голове. Казалось, мы перенеслись в другую эпоху, лет эдак на сто пятьдесят или двести назад. Мебель здесь была сплошь старинная. Огромные стеллажи с книгами, дубовый стол с компьютером (единственная современная вещь), два кресла перед камином. Вероятно, кабинет Карташева.
– Это кабинет моего отца… Антон очень любил тут работать, перенес все свои книги, компьютер…
Понятно, девушка из состоятельных, на профессорскую зарплату так квартиру не обставишь. В официальной квартире Карташева все гораздо проще.
– Извините, что я беспокою вас в такую трагическую минуту… – начала я.
– Вас как зовут? – перебила подруга Карташева, назвать ее женой я почему-то не могла.
– Ольга, Ольга Юрьевна, – произнесла я.
– А меня Элла, Элина. Антон любит… любил меня так называть… – Глаза девушки наполнились слезами, она покачнулась и чуть не села мимо кресла.
Я ринулась успокаивать девушку, поднявшись с места, что-то задела ногой. Это оказалась пустая коньячная бутылка. Вот откуда лихорадочный блеск в глазах и едва уловимый аромат.
Девушка подняла голову и жалобно произнесла:
– Посидите со мной, пожалуйста, мне страшно… У меня ведь никого нет… Это так страшно ходить по пустым комнатам, я даже спать не могу, боюсь… – Девушка поежилась. – Хотите выпить? У меня коньяк есть.
– Нет, спасибо. Элина, вы можете говорить? – спросила я, усаживаясь на свое место.
Она махнула рукой, мол, спрашивайте.
– Скажите, профессору никто не угрожал в последнее время? Телефонные звонки, записки?..
– Мы с Карташевым не афишировали свои отношения, о том, что он живет здесь, почти никто не знал. Если бы в деканате узнали, что мы вместе… Студентка и преподаватель… сами понимаете, я даже со всеми подружками перессорилась, в гости ведь никого не позовешь – разболтают.
– А как же жена Карташева?
– Жена? – Элина презрительно фыркнула. – Он ей деньги за молчание платил, алименты. Она ведь не работает, а денег его ей хватало на нормальную жизнь…
Надо же, все-таки профессора стали получать больше, если их жалованья хватает на два дома. Элиночка гамбургерами и одной жареной картошкой питаться не будет, коньячок вон дорогущий пьет… Не каждый себе такой позволит.
– Элина, а из-за вас, ну там ревнивый бывший друг…
Элина подняла на меня глаза, полные слез:
– Нет, он мой первый и единственный мужчина.
Так дело не пойдет, либо она скрывает, либо ничего не знает.
– Элина, а чем в последнее время занимался Антон Павлович?
– Все на столе, я в его бумагах не рылась…
– К вам из милиции еще не приходили? – попыталась я направить разговор в другое русло.
Элина вздрогнула:
– Зачем?
– Ну вы же… жили с ним последнее время. Они зададут вам вопросы, захотят посмотреть бумаги Антона Павловича. Вы не сможете скрывать, что были близки.
– Мне теперь все равно. Я из-за Антона только на занятия ходила, он считал, что я должна доучиться. Говорил, что у профессора молодая жена обязательно должна быть с высшим образованием, не только красавица, но и умница… Господи, сколько времени потрачено зря. Как я буду жить без него… Нет…
Элина забилась в истерике, я с трудом успокоила ее, напоив валерьянкой. В аптечке нашлись таблетки снотворного, и я дала ей одну. Все остальные убрала от греха подальше, мне было жаль девчонку. Потеряла любимого, единственного родного человека.
Я уложила девушку на маленький диванчик, стоявший в кабинете, укрыла пушистым пледом.
– Посидите, пожалуйста, со мной, пока я не засну. А потом уйдете, у меня замок захлопывается.
Я кивнула и присела возле нее, гладя по руке. Через десять минут девушка заснула.
Я собралась уходить, но любопытство взяло верх. Меня как магнитом тянуло к столу профессора, и я на цыпочках подошла, уговаривая себя, что взгляну одним глазом.
Среди бумаг я заметила два каталога с известных во всем мире аукционов. Шикарные издания на английском языке, с цветными иллюстрациями. В середине одного каталога лежал лист плотной бумаги. Я машинально раскрыла книгу в этом месте. Художник, картина, примерная стоимость… Одна фамилия была подчеркнута красными чернилами, напротив суммы стоял вопрос. Интересно, что привлекло внимание профессора? Я прочитала. Кажется, Леонардо да Винчи. Сумма, стоявшая рядом с фамилией, была просто фантастической. Элина зашевелилась на диванчике, и я аккуратно положила каталог на место.
Я осторожно прошла по коридору, захлопнула за собой дверь и спустилась на улицу. В «Свидетеле» я решила ничего про Элину не писать, в конце концов, у меня криминальная, а не бульварная газета.
Я поехала домой подводить итоги. Следовало бы перекусить по дороге, так как готовить ужин в десятом часу вечера я была не в состоянии. Я притормозила машину у первого попавшегося ночного кафе и прикупила джентльменский набор – пару гамбургеров и бутылку минералки.
* * *
Толком выспаться я не успела, будильник затрещал как сумасшедший, и его вой показался мне трубным гласом судного дня. Я с трудом разлепила глаза, приняла душ, перекусила и выскочила из дома. В очередной раз я воздала хвалу человеку, изобретшему автомобиль. Вместо того чтобы трястись в переполненном городском транспорте, бороться за каждый сантиметр площади в салоне, я быстро и спокойно добралась до редакции. Денек сегодня предстоял бешеный, в рекордно короткие сроки нужно было сверстать по-новому полосы, успеть в типографию, чтобы проконтролировать выпуск газеты, и прочее, и прочее. На месте были все, за исключением Марины.
Ромку, нашего курьера, командировала в ближайший магазин за прохладительными напитками и сигаретами. Виктор, фотограф, а по совместительству мой телохранитель и просто хороший человек, был отправлен на место происшествия. Сергей Иванович Кряжимский доделывал свою вчерашнюю работу – сообщение о посещении конференции.
Работа закружилась, завертелась, я взглянула на часы, Маринка опаздывала уже на час. Где ее только черти носят? Знает ведь, что по таким дням работы невпроворот. Ну опоздай на десять, на двадцать минут. Я даже рта не раскрою. Все мы люди, все мы человеки. Но на час!
Ни через час, ни через два, ни через три наша секретарша не появилась и не позвонила, в запарке я даже не смогла отправить к ней Ромку.
Мальчишке пришлось поработать и за секретаршу: печатать и по телефону говорить, с посетителями общаться. А они, как на грех, валили сегодня косяком. Какие-то полубезумные старушки, якобы видевшие НЛО и снежного человека вместе…
– Вот дела, в центре города, кормила в городском парке голубей, – заявила одна старушенция.
Короче, взмыленные, замотанные, мы едва-едва успели с этим выпуском.
И тут на пороге редакции появилась наша Марина. Она ворвалась в офис, бросила на ходу «здрасьте» и направилась к своему столу как ни в чем не бывало. Я кивнула, молча достала сигарету и, отвернувшись к окну, принялась курить. Виктор скрылся в фотолаборатории, Кряжимский недовольно хмыкнул, Ромка автоматическим движением снял трубку разрывающегося телефона и произнес стандартный набор фраз:
– Вы позвонили в редакцию газеты «Свидетель», внимательно слушаю вас…
– Я опоздала, – громко произнесла Марина, – но я не виновата, нашу квартиру пытались ограбить… – торжественно произнесла наша секретарша, будто она выиграла по билету «Русское лото» три миллиона рублей. Мы все прекрасно знали, что Маринка живет в коммуналке. Несколько соседей, в основном старушки-пенсионерки.
Я фыркнула:
– В следующий раз потрудись придумать что-нибудь более правдоподобное. Переводила, мол, через дорогу старушек из Дома престарелых или упала в канализационный люк…
– Не верите? – возмутилась Маринка. – Честное слово, напали, вооруженное ограбление. Можете нашему участковому позвонить.
Я никак не отреагировала на ее заявление. Ну опоздала, ну ладно, скажи правду. Зачем врать-то? Газету в срок выпустили, ничего не случилось, разве что попотели немного, понервничали.
– Сергей Иванович, вы тоже мне не верите? – жалобным голосом бедной овечки спросила она у Кряжимского.
Тот, как человек воспитанный, старого закала, ответил:
– Что вы, что вы, Мариночка, я дамам всегда верю.
Его слова не убедили Маринку, она вскочила со своего места и со слезами в голосе сказала:
– Какие вы все…
Девушка схватила свою сумочку со стола и выскочила из кабинета, Ромка кинулся за ней вслед. Я выглянула в окно. Мальчишка догнал ее и пытался успокоить. Может, правда, я того… погорячилась…
Ромка вернулся через полчаса и рассказал нам потрясающую историю. На коммунальную квартиру, где проживала Маринка, совершено разбойное нападение. Произошло это утром, когда Марина собиралась на работу. Дома, как на грех, никого не оказалось. Соседи разбрелись по своим делам. Вернее, на почту, получать пенсию. Дело это ответственное, очередь надо с утра занимать, а бабульки, они, как известно, бессонницей страдают. Вот и отправились с утречка занимать очередь.
Тут в дверь кто-то позвонил, представились электриками. Дом старый, с проводкой все время неполадки, электрики – частые гости. Маринка дверь и открыла, на нее набросились двое в масках, связали. В их коммуналке запирать двери комнат не принято, все друг друга как облупленных знают, доверяют друг другу. Бандиты прошлись по всем комнатам, задержались в одной, принадлежавшей тихонькой старушенции Варваре Никитишне Морозовой. Перерыли все вверх дном, что-то поискали и удалились с пустыми руками. Маринку, валяющуюся на полу, связанную, с кляпом во рту, нашли старушки, вернувшиеся с почты.
Что понадобилось грабителям, неизвестно. В Маринкиной коммуналке обитают несколько одиноких бабулек, у которых и взять-то нечего. Самой состоятельной из них можно назвать пенсионерку Серафиму Наумовну. Мне как-то пару раз довелось с ней столкнуться. Любительница хорошо поесть и вволю поболтать, сплетница, каких свет не видывал. Живет эта дама с холостым сыном Толиком, он, если я не ошибаюсь, в милиции работает. Ничего ценного в комнате Серафимы Наумовны не взяли, а там все же было чем поживиться. Как-никак бывший ресторанный работник. У других жильцов тоже ничего не пропало.
Вызвали милицию, те приехали, покрутились, для виду соседей поспрашивали – и все. Чего дело заводить, если ничего не похищено, никто не пострадал? Пока то да се, на работу Марина опоздала, позвонить забыла. А тут еще Варваре Никитичне сделалось плохо с сердцем, ее увезли на «Скорой».
Вот, собственно, и вся история, которую нам поведал Роман.
На следующее утро Маринка появилась в редакции как ни в чем не бывало, мы, естественно, принесли ей свои извинения и выразили сочувствие. Наша жизнерадостная секретарша уже оправилась от потрясения:
– Ладно, чего уж там, я все забыла, – произнесла она, колдуя над кофеваркой. Кофе наша секретарша готовила отменный, для меня оставалось загадкой, как она ухитрялась это делать. Кофеварка одна и та же, кофе тот же, технология приготовления вроде бы немудреная. Но Маринкин кофе в сто раз лучше любого другого.
Я смаковала любимый напиток, вполуха слушая Маринино щебетание:
– Милиция, как всегда, в своем репертуаре: будем искать, но найти очень сложно, тем более что ничего не пропало… А то, что меня чуть не прибили, это не в счет, ведь не прибили же! Представляешь?
– Угу, – произнесла я, допивая вторую чашку и разглядывая свеженький номер газеты.
Сообщение об убийстве Карташева, фотографии с места происшествия, статистика нераскрытых заказных убийств по России, по Тарасовской области, официальные версии из милиции, неофициальные версии, интервью со студентами и преподавателями университета. Получилось довольно остро, интересно. Темка Тарабрин уже с утречка звонил с критикой. Но меня не проведешь, это он из зависти, что первым не успел. Так что один – ноль в пользу женщин-журналисток.
Дела наваливались одно за другим: происшествия, мероприятия, события, требующие освещения на страницах нашей газеты, и прочее, прочее. Смерть Карташева пополнила список нераскрытых дел, неудачная попытка ограбления Марининой квартиры забылась. Жизнь вошла в привычную колею.
* * *
– Оля, у нас сегодня никакой срочной работы не намечается? – поинтересовалась Маринка, старательно наводя порядок в комнате, где сидели Кряжимский, Виктор и Роман.
С самого утра она вылизывала мой кабинет, привела в порядок бумаги в ящиках стола, до блеска протерла зеркало, напечатала массу материала, навела чистоту в фотолаборатории, короче, работала как пчелка. Ну, теперь понятно, чем вызван приступ хозяйственности.
– Кажется, нет, – ответила я, догадываясь, что последует за этим.
– Можно я тогда пораньше уйду? – просительно произнесла она и тут же торопливо добавила: – Я с Ромкой договорилась, он будет на телефоне.
– Что, опять? – произнесла я, глядя на Маринку.
Последние несколько дней в глазах мой подруги появился знакомый блеск. Блеск этот был первым сигналом к тому, что Маринка в очередной раз встретила «именно того мужчину». Если честно, я уже со счета сбилась, сколько этих потрясающих, в самом начале знакомства, и настоящих придурков, в конце бурного романа, встретила Марина. К тому же на столе подруги вот уже несколько дней красовался букет потрясающих роз.
Маринка закатила глаза и вздохнула:
– Оля, я тебе все-все завтра расскажу! Он такой… он… Мы сегодня в ресторан идем, в «Нить Ариадны», представляешь? А мне еще в парикмахерскую успеть нужно и вообще…
«Нить Ариадны» – самый популярный и элитный в этом году ресторан. Греческая кухня, сиртаки, оливки, вино в амфорах… Значит, на сей раз ей встретился состоятельный мужик, надеюсь, это серьезно.
– Ладно, иди, завтра все равно выходной, – отпустила я подругу, а сама принялась за работу, немного завидуя Маринке. Погода на улице превосходная, теплый весенний ветер, солнышко. Да, тяжела ты, шапка главного редактора. Сиди и разбирайся с текучкой, нудными посетителями, рекламодателями, счетами.
Я проторчала в редакции до позднего вечера, дома меня никто не ждал, торопиться готовить ужин или нестись по магазинам мне не нужно. Я стараюсь не обременять себя готовкой, полуфабрикаты – лучшие друзья современной работающей женщины. Этим добром мой холодильник забит до отказа: блинчики, пельмени, котлеты, биточки, рыбные палочки и прочие кулинарные стандарты.
