Светлана Нарватова
Затерянные в Эльдорадо
Глава 12. Келли
Первым делом я осмотрелась. Мужчины могут вернуться в любой момент. И всё, что я не успею припрятать, придется отдавать. Конечно, главное мое оружие – остро отточенный интеллект, спрятанный в ножнах образа трепетной лани. Но нож был бы полезным к нему дополнением. Пассажиров проверяют на наличие оружия, запрещая к проносу в салон режуще-колющих предметов. А летный состав? Тем более, частных самолетов. Вдруг нештатная ситуация на борту? Неужели пилот не подстраховался на такой случай? Огнестрел в Колумбии запрещен[24], но нож, нож!.. Пилот, мужик ты или не мужик? Был.
Воспользовавшись отсутствием свидетелей, я проверила карманы трупа. Кто-то может сказать, что отсутствие страха перед мертвыми выбивается из моего образа. Но я же его никому не демонстрирую! А что до моего отношения к мертвецам, так если бы вы с моё повидали костей из захоронений, вы бы тоже к ним относились как к объектам для каталогизации.
Признаться, ничего любопытного в карманах я не нашла. Носовой платок, портмоне с документами и купюрами и календарик с парнем в спортивной форме, колумбийским флагом и подписью «Хамес Родригес»[25]. С обратной стороны на нем разноцветными кружочками были отмечены даты, как уже прошедшие, так и на будущее, которого у пилота не оказалось. В одном из карманов брюк лежала связка ключей. Негусто. Я рассовала всё по местам и вновь накрыла мужчину парусиной.
Как причудливо иногда поворачивается к нам судьба. Я летела на похороны отца и сама чуть не погибла при этом. Джунгли и приключения отнимали у меня внимание и любовь папы, а сегодня они отобрали меня у него. Такой вот кармический бумеранг. Рамона уже оборвала телефон, но здесь, без связи, я могу об этом лишь догадываться. Получив через справочную службу информацию о том, что рейс не прилетел, она подождет еще час и начнет похороны без меня. Прости, па. Мне очень жаль. Но, думаю, ты бы согласился: самое главное для меня сейчас – выжить.
Следующим в очереди на осмотр шло пилотское кресло. У носа самолета, который упирался в ствол дерева, для удобства перемещения привязали веревку с узлами. Конечно, при мужчинах я поднималась со слезами, стонами и из последних сил. Но сейчас зрителей не было. Я быстро, по-обезьяньи, забралась на фюзеляж, и через лобовое стекло – внутрь. Упаковки воды нашлись под креслом второго пилота. Я извернулась и ощупала пол под ним еще раз. Пусто. Не считая монетки в двести песо.
Таким же образом я обшарила пространство под креслом погибшего пилота. Ничего. Однако рука зацепилась за неровность сверху. Оу! К сидению была приклеена пачка сигарет, которые выглядели не совсем аутентично и не содержали фильтра. Нашему славному Тавиньо о них лучше не знать. В идеале, спалить их к чертям в костре. Но тогда захорошеть может всем, и непонятно, чем дело кончится. Я приклеила пачку обратно. А с правой стороны – ура-ура-ура! – обнаружился нож. Складной, с выкидным лезвием. Ты был мужиком, пилот! Я не зря верила в тебя!
Теперь, когда главное было найдено, я уже более спокойно приступила к осмотру остальной части самолета. В аптечке обнаружились лишь самые примитивные препараты, не было даже антибиотиков. Однако средства от высокой температуры, аллергии и бинты могут оказаться очень кстати. Упаковка антирвотного была вскрыта, но пилоту оно не помогло. В салоне больше ничего интересного не оказалось, и я забралась в багажное отделение. Оно было не очень большим. Среди грузов обнаружились несколько коробок с осколками посуды. Но, как ни странно, кружки, упакованные в индивидуальные коробочки, плотно уложенные в общем ящике, частично выжили. Ура-ура! Отдельно лежали баулы, забитые разного рода луковицами и корневищами в яркой упаковке[26]. Возможно, якобы-биолог найдет среди них что-то съедобное, но я бы употреблять их в пищу не рискнула, чтобы не отправиться вслед за пилотом. Было несколько мешков с кофе, и это было бы прекрасно, если бы у нас было, чем его смолоть. Впрочем, пара подходящих камней, грубая мужская сила, которой у нас девать некуда, – и мы с бодрящим напитком. Так что эта находка была отнесена к разряду небесполезных. Были еще какие-то железки, но даже если бы мужчины смогли собрать из них компьютер, подключить его всё равно было бы не к чему. Вот и все находки. Я смотрела на багажное «богатство» и думала: на что вообще живет владелец этой авиакомпании? Неужели вот это барахло окупает перелет в Венесуэлу и обратно? Уж пассажиры-то точно прибыли не приносят. Ладно, вопросы рентабельности авиатранспорта меня как честную блондинку интересовать не должны. Я девочка, я не хочу ничего решать. Я хочу платье.
Кстати, о платье. Надо бы переодеться, пока двукрылые твари не наградили меня какой-нибудь тропической гадостью. Я аккуратно распаковала свой чемодан (пленка еще может пригодиться) и задумалась, во что бы переодеться. Моим любимым стилем был бохо. Сложно представить что-то менее posh, чем он. Наверное, этим и определялся мой выбор дизайнерского направления. У меня были цветастые хлопковые шаровары, которые защищали ноги от укусов, и легкая кофточка с рукавами в две трети. По кустам в такой одежде не полазишь, но, к счастью, в джунглях кустам не место. Вытащила осенние ботиночки, в которых еще недавно ходила по Парижу. Может, и жарковато. Но от потных ног еще никто не умер. В отличие от ядовитых укусов. Я как раз наклонилась, чтобы зашнуровать обувь, когда неподалеку послышался оглушительный «бабах».
Я выглянула из дверцы. Ничего подозрительного не обнаружила. Но вскоре среди деревьев появился Брайан. Его шикарные плечи радовали глаз размахом и ровным загаром. Рельеф груди обтягивала лишь маечка без рукавов. Мускулатура на руках тоже вызывала слюноотделение. Оймама во всеоружии. В правой руке он тащил за хвосты двух попугаев. Левое плечо прореза́л широкий ремень ружья. На груди болтался бинокль. Через плечо, как сумка, висела завязанная за рукава (за спиной) и полочки (спереди) рубашка в оранжевых пятнах. Если бы Уэйда сейчас увидел его портной, у него случился бы инфаркт. А британец шел с таким видом, будто представлял на подиуме новую коллекцию от кутюр.
– Кушать подано! – он вытянул в руке дичь.
– Э-э-э. А от перьев их как-нибудь можно избавить? Удалось разжечь костер? – опомнилась я. Кажется, я и так непозволительно долго на него пялилась.
– Да, всё нормально, – кивнул он, поморщившись, и расставил ноги пошире.
– Кого-нибудь слышали?
Он снова кивнул.
– Птиц, – добавил британец, хитро поглядывая из-под сумко-рубашки, которую снимал через голову. – Хочешь манго?
– Ух ты! – восхитилась я. – Да мы живем!
– Мы живем с того момента, когда не разбились, – возразил парень и протянул ко мне руки, молчаливо предлагая помощь в спуске.
Ага. А потом обнимашечки с горячей грудью и обжигающее дыхание мне в затылок. Нетушки. Я изобразила испуг от высоты и полезла более безопасным путем через лобовое. Когда подошла, он протянул мне сочный фрукт. Я плеснула на него из бутылочки – на полноценное мытье драгоценную воду тратить было расточительно, и надкусила.
– М-м-м! – промычала я в восторге. – Самый вкусный манго, который я когда-либо пробовала.
Шкурка была терпкой, но я слишком проголодалась, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Уэйд лучился самодовольством. Ну заслужил.
– Могу ли я надеяться на награду? – он изобразил котика из Шрека.
– Можешь, – щедро разрешила я.
Он вытянул губы трубочкой, демонстрируя, на какую именно награду намекал.
– Так ты разделаешь птицу? – пришлось повторить мне.
– А как же награда?
– Я же сказала: ты можешь на нее надеяться.
Глава 13. Брайан
О, как она это сказала: «Ты можешь на это надеяться!» Прямо Королева Цыганской Кибитки! Признаться, я даже залюбовался этим вздернутым носиком. Интересно, как она запоет, когда узнает, кто я на самом деле. И запоет, и крылышками замашет. Но я буду непреклонен. Нет-нет-нет. Хотя… «Ты можешь на это надеяться…»
Всё же девочка премиленькая. Даже в этом клоунском наряде с монистами до пупа. И выбившиеся из сложной косы белобрысые локоны почему-то не выглядели неопрятно. Обычно я не обращаю внимания на таких, лишенных лоска высшего общества. Но раз уж судьба подсуетилась, нужно дать девочке шанс. Кх-м! «Ты можешь на это надеяться!»
Я помотал головой, наклоняя лицо к земле, чтобы не было видно смеха в глазах.
И уперся взглядом в ботинки. Замшевые ботиночки на рифленой платформе, высотой до голени, украшенные этническим орнаментом, перьями, под стать попугайским, бусинками и «монетками». Смежил веки и снова открыл глаза. Нет, не галлюцинация. Я поднял взгляд наверх.
– В Париже осень, представь! – понимающе кивнула блондинка на свою обувь.
Да, эта обувь не была предназначена для прогулок по сельве. В ней только голубей на Елисейских полях гонять. Но в сложившихся обстоятельствах это самая безопасная для девчонки обувка. Только откуда, – скажи, Господи, откуда? – легкомысленной парижанке знать, во что нужно обуваться в джунглях?! И чем она занималась, пока нас не было? Почему стала переодеваться только сейчас, когда я подошел?
Черная паранойя выпустила когти.
И этот шприц…
Может, конечно, кто-то всего лишь ширнулся герычем, чтобы снять стресс. Но никто, даже ударенный на голову колумбиец, не демонстрировал признаков серьезного наркотического опьянения. Выходит, с помощью этого шприца и бутылки самой обычной воды убили нашего курьера? Тогда, получается, маньяк среди нас, и в любой момент мы можем сыграть в «десять негритят»[27]?
Господь, а давай, ты всё переиграешь, и я останусь в Медельине, а?
Я внимательнее присмотрелся к блондинке. Зрачки нормальные, умеренно расширенные, с учетом освещения[28]. Убийца – она? Вдруг после аварии француженка хотела забрать бутылку, чтобы уничтожить улики? И теперь она знает, что я знаю, и я теперь в смертельной опасности?
Против всякой логики, кровь с журчанием хлынула в пещеристые тела, как ливневый поток в пересохшее русло. Еще нужно разобраться, кто именно здесь маньяк. Зато теперь я мог быть уверен, что скоростной спуск с дерева не лишил меня мужской «привлекательности».
– Ау-у! – голос блондинки вернул меня к реальности. – А ты можешь одновременно «надеяться», – она ткнула носом в сторону припухшей, чтоб ей неладно было, ширинки, – и руками работать?…
– Если тебе так надо, ты можешь меня простимулировать.
– Я не в этом смысле… – растеряла пыл девчонка.
– И я не в этом. Но мне нравится ход твоих мыслей, – ощерился я в тридцать два зуба. – Как успехи в освоении самолетного пространства?
Она стала перечислять находки. Упомянула сигареты под сидением, аптечку, обрадовала наличием какой-никакой посуды. Рассказала про обнаруженные растения.
– Говорят, среди орхидей есть съедобные. Может, посмотришь как биолог? – спросила Келли, и мне показалось, в ее голосе мелькнул сарказм.
– Не могу гарантировать, что содержание нитратов и ядохимикатов там не превышает норму, – злорадно возразил я. – А поскольку у нас есть фрукты и птица, мне кажется, рисковать здоровьем не стоит. Правда, я не представляю, как мы их, – я показал на попугаев, – сварим в одном маленьком котелке…
– Зачем варить? Мы их запечем, – предложила Келли, облизала по одному пальцы (дважды два – четыре, шестью семь – сорок два, семью восемь… черт! сколько будет семью восемь?) и полезла обратно в салон, где принялась целеустремленно свежевать небольшим ножом одно из кресел.
Хо-хо. Вооружена и очень опасна. Я взялся ощипывать попугаев, искоса поглядывая на француженку. Ладно, можно предположить, что у нее природный актерский дар, поскольку потрясение – и вообще все пляски вокруг пилота – были отыграны безукоризненно. Но как она рассчитывала спастись? Или не рассчитывала? Вроде, суицидальных симптомов у нее не наблюдается… Шантаж?…
В каком порядке мы заходили в самолет? Я тогда раздувал сопли, как старый индюк, и больше ни на кого не обращал внимания. Поднялся на борт последним. После меня был только пилот, который запирал багажное отделение.
Кто же был первым?
Девчонка уложила кусок кожзама и котелок на «порог», спустилась привычным путем, подошла ко мне и подобрала с земли пару длинных, ярких перьев. Она покрутила их в пальцах и с победным видом воткнула за ухо.
– Ну, как? – полюбопытствовала блондинка с таким видом, будто я был ее любимой подружкой. Или отражением в зеркале.
– Чем провинилось несчастное сидение? – всё-таки не удержался я, показав на «улики».
– Возле костра же на чем-то нужно сидеть…
– Мы туда притащили пару подходящих стволов.
Могу предложить свой.
Тьфу! Какая пошлость лезет в голову!
– Мало ли кто в этих стволах водится, – буркнула блондинка. В сочетании с моими фантазиями – весьма двусмысленно. – У тебя соль есть? – виртуозно перевела она тему и пошла за своими богатствами.
Я помотал головой. Соль с собой я не брал. Я же не собирался в лес ближайшие пару суток. Подошел к борту и протянул ей то, за чем она безуспешно подпрыгивала.
…Что верно, то верно. В джунглях на задницу любую гадость можно подцепить, если не там прислонишься…
Но откуда это знает она?
Чувство «что это было?» не отпускало меня и у костра, где, примостив попу на подстилку, француженка принялась заворачивать куски птицы в большие листья, сорванные по дороге. Да, именно ими пользовались мои коллеги-колумбийцы на охоте. Но откуда о них узнала, мать ее, парижанка, которая работает в индустрии моды? Подглядела в Энциклопедии Юных Сурков?[29] Девчонка умело обмазала получившиеся сверточки землей и закопала их под нагоревшие угли.
Смерть от голода нам, похоже, не грозит. Это радует.
А какая-то грозит?
Глава 14. Келли
Мы все надеялись на чудо. Но чуда не произошло.
Никто нас не искал. А если искал, то не здесь.
Наверное, в небесной канцелярии решили, что благополучного приземления с нас хватит. Да и в правду, что жадничать? У нас есть два ножа, одно охотничье ружье, котелок, зажигалка, вода, компас и даже карта. Три мужика с грубой силой, и я – со светлой головой. Мне кажется, «наверху» умыли руки, поскольку уже обеспечили нас всем необходимым для выживания. И если мы не справимся с таким стартовым набором, то нам не стоит передавать гены потомкам. Я считаю.
Пока я занималась едой, сильный пол обсуждал место погребения пилота. Время давно перевалило за полдень. Брайан спросил, не натыкалась ли я в самолете на какое-нибудь подобие лопаты. Я честно призналась, что нет. Наверное, никому в голову не приходило откапывать из песка или снега самолет. И толкать его потом по взлетной полосе всем летным экипажем. Но предложила воспользоваться осколками тарелок из багажа. Эндрю сказал, что нашел подходящий вывалень. Под ним корней было меньше. Меня лишили ножа, и мое сердце плакало кровавыми слезами, расставаясь с ним. Мы так недолго были вместе, но так успели полюбить друг друга… Брайан и Эндрю пообещали, что вернут его в целости и сохранности. А Отавиу предложил мне копать этой «тыкалкой» самой. Под давлением обстоятельств пришлось согласиться. В конце концов, англичанин и американец выглядели приличными людьми. И лучше отдать добровольно, чем провоцировать применение силы.
Мужчины вернулись почти через час, злые и грязные, и набросились на еду. Я выдержала попугаев до черной корочки, но зато была уверена, что не обогащу внутреннюю фауну новыми видами. Без соли, конечно, еда – не еда, но лучше, чем ничего. Эндрю восторгался моими кулинарными талантами, срезая пилотским ножиком обугленный слой с попугайского бедра. Отавиу беззастенчиво на меня пялился и ел с таким видом, будто был ягуаром, а подгорелая грудка – молодым оленем. Брайан поглядывал в мою сторону настороженно.
– А мы точно не отравимся от этих листьев? – спросил он, брезгливо сбивая прутиком и брендовым охотничьим ножом с куска дичи запекшуюся землю, исполнявшую роль «горшочка».
– Судя по тому, что Тавиньо принялся за третий кусок и еще жив, не должны, – поделилась я наблюдениями.
Колумбиец поперхнулся и закашлялся.
– Вы что, меня в качестве подопытной крысы держите? – возмутился он.
– Разве ты похож на крысу? – «поразилась» я. – Ты целый кабан!
Отавиу завис, видимо, пытаясь понять, есть ли что-то обидное в моих словах. И на всякий случай рассмеялся.
Британец тоже хохотнул, то ли шутке, то ли над колумбийцем. Физически ощущалось, как ему тяжело, бедному, без салфетки и рядов вилок-ложек по обе стороны от тарелки. Не было даже тарелки. Поэтому священнодействовал Уэйд на таком же листе, только свежем. Стряхнув отходы обратно в костер, он нарезал попугая тонкими ломтиками и ел, используя заточенную палочку как вилку, вприкуску с наструганным умеренно спелым манго. Ни дать ни взять – аристократ на званом обеде.
– Мне кажется, несколько жестковато получилось, – прокомментировал он с видом профессионального дегустатора. – И суховато.
– В следующий раз постарайся подстрелить попугая помоложе, – возмутилась я.
Я, между прочим, не шеф-поваром работаю.
– Брайан, мне кажется, ты слишком привередлив к нашей милой хозяйке, – вступился деликатный американец.
– К хозяйке у меня никаких претензий нет, – возразил британец, на этот раз бросив на меня плотоядный взгляд. Видимо, я представлялась Уэйду достаточно мягкой и сочной.
Оставшаяся трапеза прошла спокойно, без международных скандалов.
Потом я всё же попала на похороны, хотя и не на те, ради которых летела. Британец, присвоивший себе функции лидера, обшарил карманы уже начавшего подванивать пилота. Только всё, что он достал, в отличие от меня, сложил в отдельный пакетик.
– Нужно будет передать родным, – прокомментировал Брайан, и я восхитилась его оптимизмом.
Затем труп снова завернули в парусину. Могила вышла неглубокой, но всё же лучше, чем ничего. Эндрю прочел молитву. Я отметила, что возвращались мы по отметинам на деревьях, сделанным британцем с помощью ножа. Всё же предусмотрительный парень. Насыпал крошек, чтобы не заблудиться. Возможно, голова есть не только у меня. С двумя-то головами мы тем более должны выбраться.
К пяти часам стало заметно темнее. Солнце еще не село за горизонт, но в сельве горизонт начинается за ближайшим деревом. Начались приготовления к ночлегу. Американец в очередной раз продемонстрировал полную неприспособленность к автономному выживанию, предложив спать у костра, поскольку тут москитов меньше.
– У вас есть спальник и туристический коврик? – удивилась я.
– Зачем? Здесь же тепло, – ответил наивный он.
– Очень, – согласился британец, снимая палочкой со штанины Отавиу пиявку[30], повертел ее перед носом побледневшего Додсона и бросил в костер.
Американец задумался.
– Но в самолете будет душно, – сообщил он. – К тому же кто-то должен поддерживать огонь.
– Ночью будет ливень, – уведомила я. Слабость наползала на меня, как всегда, когда резко падало давление.
Брайан скептически посмотрел на чистое небо.
– Я бы посоветовала отнести немного сухих дров в самолет. Чтобы было, что разжигать утром. И выставить емкости под воду. Но вы можете мне не верить, – обиделась я.
Я что? Я ничего. Хотят – пусть спят на воздухе и укрывают костер зонтиком. Если есть желание. А я лучше попарюсь под сухой крышей, пока есть возможность. Я намеревалась встать и уйти, но джунгли огласил страшный рев.
Глава 15. Брайан
– Это кто? – тихо спросил Эндрю.
Всё же американец был самым непосредственным из нашей вынужденной компании.
– Тигр, – пояснил Отавиу. – Недавно наше правительство решило провести эксперимент и выпустило в джунгли несколько индийских тигров.
Колумбиец был предельно убедителен, как всегда, когда местные занимались вторым, после футбола, любимым развлечением. Оно называлось «Разведи лоха».
– А как же… экология. Местные виды?… – потрясенно спросил Додсон, клюнув на «развод».
И ведь в нем даже смысла не было. «Тавиньо» врал не из злого умысла, а из чистой любви к искусству.
– Да, – озабоченно согласился он. – Все переживают.
Келли переводила взгляд с одного нашего спутника на другого, впитывая каждое слово. А потом посмотрела на меня. Вот. Вот! Вокруг столько опасностей! Кто сможет защитить тебя от них? Кто сделает «пиф-паф» индийскому тигру?
– Это ревун[31], – посмеиваясь, влез я.
Благо, эту тварь я уже слышал. Хотя в первый раз мордатая «иерихонская труба» высотой метр с кепкой производит впечатление. Помню, тоже… присел слегка.
– У них всё, как у людей: чем мельче тестикулы, тем громче рев, – поделился я информацией.
– А-а-а, – сказала блондинка. – Ну, тогда я пойду.
– Так рано же еще, – подорвался Эндрю.
Парень, сиди смирно. Ревунов слушай.
– У меня сегодня был тяжелый день, – пояснила Келли, а потом усмехнулась. – Впрочем, не только у меня. Да и встать нужно бы пораньше. Спокойной ночи!
Три пары мужских глаз следили за ней, пока блондинка не скрылась в сумраке.
– Мужики, я, чур, первый, – заерзал Отавиу.
– Ты это о чем? – не понял я сразу. Потом дошло, и мне стоило большого труда не врезать колумбийцу в то, что у людей называется лицом.
– А ты думал, один будешь блондинку пялить? – набычился он, вставая.
– Я думал, что она – девочка взрослая и сама определит, кто ее будет «пялить», – с предупреждением ответил я.
– Да ее на всех хватит! – решил за девчонку колумбиец. – Не хочешь по очереди – давайте все сразу. Она же француженка. Они все об этом только и мечтают!
– Ты это из порнофильмов выяснил? – и волна ярости, застилая глаза, подняла меня.
– Давайте спокойно, – подскочил американец, вытягивая руки вперед. – Мне кажется, в этой непростой ситуации нам нужно остаться мужчинами и взять себя в руки.
– Сам себя в руки бери, козел! А я хочу ходе́р пу́та!
Скажу честно, до потасовки оставалось ровно три удара сердца, но со стороны веревки к самолету раздался треск ветки. И охладил всех лучше ведра ледяной воды. Американец и колумбиец стали похожи на подростков, пойманных директором школы за курением на заднем дворе. Хотелось бы надеяться, что сам я выгляжу лучше.
Но я – реалист.
Через бесконечную минуту в свете костра появилась Келли.
– А я вдруг подумала, что нужно бы подкрепиться перед сном, – улыбнулась блондинка. – А что у вас тут происходит? Я слышала какие-то крики…
Фух! Может, и не слышала ничего.
– Не поделили последний кусок попугая, – нашелся американец, пока все рассаживались с независимым видом.
– А-а…
Девчонка взяла с пожухших листов, служивших нам посудой, манго, и, подумав, протянула его с невинной улыбкой колумбийцу. Тот весь расцвел, как сакура по весне.
– Ты, главное, осторожнее кушай, – очень мягко сказала девушка. – А то знаешь, кто самый страшный в сельве?
Она сделала «запугаю_до_смерти» глаза.
– Ревун? – хохотнул Отавиу, вгрызаясь в плод и вытирая тыльной стороной кисти сок с подбородка.
– Нет, я читала в Интернете, что в тропических лесах нет никого страшнее муравьев. Еду чуют за десятки метров. Я читала, что здесь есть такие муравьи… Кусают очень больно. В некоторых индейских племенах есть обычай: чтобы мальчик считался мужчиной, ему на руку кладут таких муравьев. Они кусают, и рука чернеет, – произнесла она траурным тоном, глядя колумбийцу туда, где сходились его разведенные ноги, – и на несколько дней парализуется[32], – подняла француженка взгляд к его лицу. – Так что будь аккуратнее.
– Странные у тебя фантазии. – Футболист свел колени.
– Мой отец был скуп на похвалу, – призналась Келли. – Но говорил, что фантазия у меня просто убойная, – выпустила она контрольную улыбку колумбийцу в голову, подхватила своё манго и грациозно упылила в темноту.
Над костром повисло молчание. В небе, одна за другой, появлялись звезды. С чего девчонка взяла, что будет дождь?
– Бруха, – процедил сквозь зубы Тавиньо, глядя туда, где среди теней растворилась тонкая фигурка.
«Ведьма».
Очень даже может быть. Мысль об убойной фантазии снова подействовала на меня… неправильно. Темнота, джунгли, открытый огонь, небо, звезды, ощущение опасности… и эта девчонка – всё вместе действовали на меня совершенно диким образом, обостряя каждый нерв. Заставляя чувствовать мир, как никогда ранее. В моей привычной жизни у меня было всё. Кроме этого чувства… всемогущества на грани помешательства. Прости, Господи, но мне казалось, будто это я стою в центре мира и заставляю солнце двигаться по кругу. Даже дышалось теперь по-другому.
И мне не было скучно.
Мы еще какое-то время посидели у костра. Сначала молча. Потом Эндрю вспомнил, что я говорил о карте. Карта для GPS-навигации у меня действительно была. И хотя спутники по-прежнему не ловились, можно было попробовать сориентироваться. Потом мы втроем до хрипоты спорили, сколько же мы летели и куда же нас занесло.
А потом пошел дождь.
Первая тяжелая капля упала на экран смартфона. Следом по листьям деревьев застучали другие. Подхватив в подмышки подсохшие у огня ветки, мы, хохоча и улюлюкая, ломанулись к самолету. Как мальчишки, честное слово. Дрова закинули в багажное отделение. Я и Отавиу подтянулись в салон и помогли забраться американцу. Я захлопнул дверцу, и ливень обрушился на корпус самолета со всей своей тропической страстью. Посветив внутри фонариком телефона, мы обнаружили Келли, которая спала, свернувшись калачиком на своем разложенном кресле. А может, не спала, учитывая тот гомон, которым сопровождалось наше возвращение. А только делала вид.
Но никто не стал проверять.
Под барабанный бой капель мы разбрелись по креслам. По меркам цивилизации время было еще детское. Можно было бы залезть в Интернет или пойти в клуб, чтобы подцепить жаркую красотку. Но здесь, в зеленом море сельвы, действовали другие законы. Я немного поворочался и устроился на боку, глядя на блондинку. Ее губы были беззащитно приоткрыты во сне. Словно укрываясь от моего взгляда, она повернулась ко мне попой и нежными ступнями с маленькими пальчиками. Никогда не относился к фут-фетишистам, но сейчас мне захотелось перецеловать каждый из них.
Это всё джунгли. И афродизиаки. И первобытные инстинкты.
И ведьма Келли.
Первый сон Келли
Я думала, что долго не усну. Адреналин после подслушанного разговора бурлил в крови так, что пузырьки щипали в носу. Мне казалось, я была готова к такому. Трое молодых, здоровых самцов с полным боекомплектом тестостерона – разумно ожидать, что они захотят воспользоваться единственной доступной женщиной, чтобы разрядиться. Но слушать, как тебя делят, словно подстилку, оказалось невыносимо. Мне стоило огромного труда не ткнуть Отавиу пылающей веткой в причинное место.
Фух!
Однако стоило прилечь на кресло, сжав в кулачке подаренную отцом тунхас[33], как сон стал засасывать меня, словно трясина. Знакомое предчувствие наползало зловещей анакондой, гипнотизируя немигающим взглядом.
Чьим взглядом?…
Я пыталась сопротивляться, но даже шум вернувшихся мужчин не помог мне вынырнуть на поверхность. Я тонула, погружаясь всё глубже и глубже. Сон, словно вода у дна озера, заполнял легкие, и в какой-то момент я осознала бессмысленность борьбы. Нужно расслабиться. Завтра, с первыми лучами солнца, я вернусь в реальный мир. А пока…
А пока нужно подчиниться неизбежному. Быть покорной судьбе…
– …Научи меня быть покорной судьбе, Милостивая Бачу́е[34] , – говорила юная индианка, обращаясь к тунхас матери-прородительницы. – Подари отцу победы в боях, мамам, братьям и сестрам – здоровье, правителю сипе – долгую жизнь и процветание. Пусть Суачиас[35] обойдут наше селение стороной. И пусть мне позволят сегодня сходить на праздник, – смущенной скороговоркой добавила она. – Пожалуйста, – попросила она тихо-тихо. – А я отнесу тебе в храм самого красивого щенка из последнего приплода.
Со стороны храма Бочи́ка[36] послышался звон гонга. Громкий лай был ответом. Скоро всё начнется. Завершив молитву, девушка выбежала из женского дома. Прямо перед ее носом прожужжала стремительная, как стрекоза, сине-зеленая колибри. Апони решила, что это добрый знак.
Апони – «Легкокрылая» – было ее прозвищем. Имя, которое ей дал отец, – Кууоньяума, «Раскрывающая красивые крылья». Он назвал дочь в честь бабочек, в которых превращались души умерших. На коричневатых снизу крылышках умещались семь пар глаз, которыми предки следили за живыми. И когда они хотели дать знак, крылья вспыхивали на солнце голубым, переливчатым огнем[37] . Апони сама была, как бабочка – веселая и беззаботная, с яркими перьями, вплетенными в длинные черные косы, и красной лентой на лбу. Сегодня она надела белый наряд до колен из самой нежной ткани. Полотнище было скреплено брошами по бокам и подвязано красным, в цвет ленты, поясом. В честь праздника серьги были самые богатые, те, которые отец привез в подарок из последнего похода.
Апони была чудо, какая красавица. Отец не уставал повторять это. А ее умелые пальчики пряли самые тонкие нитки, из которых ткалось нежнейшая ткань. Скоро она вступит в брачный возраст, и род отдаст ее достойному мужчине. Отец позаботится о ней. Мамам повезло. Мичик и Сайа были родными сестрами. Отец взял в жены их обеих, и мамы во всём друг друга поддерживали. Сестренки Апони были еще маленькими. Но, да поможет ей Бачуе, у нее получится подружиться с другими женами. С одной стороны, хотелось бы, чтобы ее отдали первой женой. Тогда никто бы не посмел ее обидеть. С другой – отец теперь почти не проводил ночи с мамами, предпочитая молоденькую Хучуй, которая была всего на три года старше самой Апони. А мамы всё больше работали на полях и ткали плащи, которыми отец оплачивал выкуп за последнюю жену. Но они не жаловались. Женский дом большой, всем хватает места. У папы много земли, которая дает хорошие урожаи. Ему даже разрешается охотиться на оленей[38] . Дома всегда есть пища. Отец после походов балует всех подарками. О чем жаловаться? В любом случае, женщина должна быть покорна своей судьбе.
Девушка надеялась выскользнуть из дома незаметно, но во дворе столкнулась с отцом. Он казался Апони огромным и страшным. Широкие плечи, изрезанные шрамами. Мощные, как у ягуара, мускулы. Грудь прикрыта золотыми щитками. Уши и щеки проколоты бесконечными золотыми трубочками по количеству убитых в бою врагов. Апони встала как вкопанная и опустила взгляд. Не д о лжно юной девушке смотреть в глаза мужчине.
– Ты куда собралась? – строгий вопрос отца поймал ее врасплох, как силки – птицу.
– С-сегодня будут закладывать новый Дом, – выдавила она, теребя браслет из золотых священных животных. – Пожалуйста, отец. Можно, я тоже пойду посмотреть? – она бросила на родителя короткий взгляд.
Отец рассмеялся низким, грудным смехом.
– Лети, бабочка. Лети! – насмешливо произнес он.
– Спасибо, папа! – запрыгала от радости Апони, но тут же остановилась.
Отяжелевшие груди прыгали под покрывалом, норовя вывалиться наружу. Мамы говорили, что богиня Уитака[39] , назло мужу Бочике, наделяла женщин чувственным огнем, чтобы лишать разума мужчин. Нельзя распалять им никого, кроме супруга. Девушка одернула полотнище наряда.
