Светлана Поделинская
Полнолуние
Глава 4
Спала Лаура недолго. Когда она открыла глаза, ее волосы еще оставались влажными после душа. Солнечные зайчики плясали на стенах комнаты, золотистые лучи расчерчивали пол. Она потянулась, разминая окоченевшее тело, и кровь быстрее побежала по венам. Первое, что попалось ей на глаза, – черный камзол, брошенный на стул.
Так трудно поверить в реальность происходящего. Незнакомые места, готический замок, да и сам Эдгар напоминали Лауре декорации жуткого, но безумно красивого фильма. Однако при свете утра все сделалось куда более простым и ясным, чем мнилось во мраке минувшей ночи. Украденная кровь текла в ней, Лаура ощущала себя живой, и настроение у нее заметно улучшилось. Она была молода, и умирать ей вовсе не хотелось. Более того, Лауре казалось, что все свои девятнадцать лет она провела во сне, бесцельно и уныло. Она вдруг почувствовала себя избранной, не такой, как все, хотя в полной мере не осознавала своего бессмертия. История Золушки знакома каждой девушке, и многие мечтают о прекрасном принце, который одним мановением руки превратит их бессмысленную жизнь в сказку. Такой принц неожиданно воплотился из сновидений Лауры, и он обещал положить к ее ногам весь мир.
Она взяла камзол и забралась обратно в кровать. От гладкой блестящей ткани исходил слабый аромат жасмина. Лаура испытывала к Эдгару неоднозначные чувства. Она успела убедиться, что он не сон и существует наяву. Девушка побаивалась вампира, но ее неудержимо влекло к нему, одолевало детское любопытство и желание разгадать его тайну. К тому же Лаура понимала, что без Эдгара не сумеет разобраться в своем нынешнем состоянии, у нее просто не было выхода. Погладив атласную ткань камзола, она случайно нащупала листок бумаги. Это оказалась записка, набросанная изящным витиеватым почерком, каким уже не пишут в наши дни.
«Доброе утро, Лаура, – говорилось там. – Что бы ни случилось, буду ждать тебя в яблоневом саду, когда рассветет. И не бойся солнца после восхода. Эдгар».
Лаура заметалась по комнате, стараясь как можно скорее собраться. Ей не терпелось увидеть Эдгара. Она устремилась в ванную, чтобы умыть лицо и почистить зубы, и тут же застыла, посмотрев в глаза своему отражению. Гляделась в зеркало и не узнавала себя: лицо определенно было ее, но при этом какое-то незнакомое. Брови и ресницы по-прежнему оставались светлыми, но Лауре как будто добавили красок. То, что раньше было неброским, акварельным, сейчас приобрело яркость и выразительность: в глазах появилась головокружительная небесная синева, губы стали коралловыми и сочными, а фарфоровая кожа засветилась изнутри. Девушка поняла природу потусторонней красоты Эдгара, у которой была столь высокая цена. Лаура поспешно расчесала волосы, надела первое, что попалось в шкафу, сунула ноги в шлепанцы и выбежала во двор.
Она не привыкла вставать так рано – был только седьмой час утра, и все в «Магдале» еще спали после ужасной ночи. Солнечное сияние внезапно обрушилось на девушку, окружило непроходимой золотой стеной, и она на миг ослепла. Лаура невольно вскинула глаза на солнце, проглядывающее сквозь листву черемухи. Оно, как всегда, переливалось негасимым пламенем, и смотреть на него без темных очков было невозможно. Зрачки Лауры расширились, и она, не в силах отвести взгляд от солнца, вдруг стала различать на нем пятна, будто бы смотрела сквозь закопченное стекло. Это меркнущее светило внушало ей страх. Лаура с усилием проморгалась и побежала в сад, желая скрыться в тени деревьев.
Сад звенел голосами утренних птиц, цветущие яблони стояли как невесты, окутанные розоватой дымкой, сквозь их ветви щедро лились потоки солнечных лучей. Эдгар сидел на траве в картинной позе, до странности реальный, и не таял в свете дня. Он не был похож на привидение, а скорее напоминал кота, вальяжно греющегося на солнышке. Его длинные золотистые волосы искрились, белоснежная рубашка подчеркивала бледность кожи, а кобальтово-синие глаза почти не пропускали света, что делало их цвет приглушенным на солнце и насыщенным в тени.
Эдгар беззастенчиво окинул девушку взглядом снизу вверх, и его брови едва заметно вздернулись. Лаура словно увидела себя со стороны: растрепанная, в тесной майке и джинсовых шортах, обрезанных до самых бедер, в пляжных тапочках – выглядела она как девчонка-подросток. Ноги у нее были незагорелые, бледные до синевы. Лучше бы она надела то длинное белое платье со следами крови!
Элегантным жестом, отточенным за века, Эдгар пригласил ее сесть.
– Присаживайся, милая, побеседуем!
Лаура опустилась рядом на траву и подтянула к себе ноги, неловко обхватив руками колени. Эдгар ласково погладил ее по открытому плечу, оно слегка вздрагивало.
– Прости, я был жесток с тобой вчера. Но у меня не оставалось другого выхода. Я должен был заставить тебя это сделать любой ценой. Однажды я уже допустил роковую ошибку, не довел дело до конца. И моя дочь умерла.
– У тебя была дочь? – несказанно изумилась Лаура.
– Да. – В глазах Эдгара промелькнула едва уловимая тень. – Это было очень давно.
– Сколько же тебе лет?
– Мне двести сорок восемь лет от рождения, если быть точным. И двести шестнадцать я существую как вампир.
– Обалдеть можно! В это трудно поверить, – потрясенно выговорила Лаура и задала извечный вопрос: – Почему ты выбрал меня? Что во мне такого особенного?
– Ты мой потомок по прямой линии, – объяснил Эдгар, он ждал этого вопроса, – моя прапраправнучка в десятом поколении. Элеонора была девятая. Ты десятая. Глаза у тебя сейчас такие, как будто ты проглотила луну.
Лаура зачарованно слушала, не отрывая от него взгляда, и то, что он рассказывал, не укладывалось у нее в голове. Немыслимо! Известие о родстве ошеломило Лауру, но где-то на уровне подсознания она ощущала их кровную связь. Однако ее не покидало чувство: Эдгар чего-то недоговаривает, все гораздо сложнее. И она должна развеять свои подозрения, выяснить, кто ее настоящий отец.
– Это не единственная причина, по которой я тебя избрал, – продолжал Эдгар. – Твоя мать была вампиром, когда родила тебя. Ты можешь стать очень сильной, Лаура, если, конечно, захочешь. В тебе превосходные задатки – столько кровей намешано.
Страшная догадка вдруг поразила Лауру, и она осмелилась спросить:
– Если моя мать была вампиром, то кто мой отец? Я должна знать правду! Неужели это ты?
– Нет, моя прелесть, – весело рассмеялся Эдгар. – Я не твой отец, и у меня ничего не было с твоей матерью. Твой отец – Филипп Уэйн. Тебя зачали во время перерождения Элеоноры, она и сама не подозревала о зародыше, который рос внутри нее. Мой невольный создатель, Низамеддин, обратил ее, не зная этого. Беременных женщин нельзя убивать и превращать в вампиров – таков неписаный закон. Так уж совпало, что через девять месяцев Элеонора убила своего создателя, выпила его кровь, которая оказалась слишком сильна для нее. Я спас ее и перелил свою кровь. Светлые волосы и голубые глаза – это у тебя от меня, влияние моей крови, хотя я не твой отец. Беременность не замерла, а стала стремительно развиваться, и всего через три дня, в полнолуние, на свет появилась ты. И как думаешь, чем ты питалась все эти девять месяцев в материнском чреве?
– Кровью, – одними губами прошептала Лаура.
Эдгар вдруг заметно помрачнел.
– Я должен сказать тебе кое-что неприятное. Ты никогда не сможешь иметь детей. Мертвая плоть не способна воспроизвести живую. Это жертва, которую мы приносим в уплату вечности. Ты никогда не мечтала о детях, потому что не создана для материнства. И приобрела гораздо больше.
– Я как-то не задумывалась об этом… – растерянно обронила Лаура. – Но как тогда я родилась у Элеоноры уже после ее смерти?
– Ты исключение и этим уникальна, – ответил Эдгар и нежно коснулся ее верхней губы, обрисовав красивый изгиб. – В твоем сердце кровь трех вампиров: Элеоноры, Низамеддина и моя. Ты родилась только благодаря мне. Следовательно, твоя жизнь принадлежит мне. Все очень просто: тебе на роду написано стать вампиром, Лаура, и никогда у тебя не было другой судьбы, как и выбора. Отныне твое место – рядом со мной. Ты стала моей вечной спутницей, и обратного пути нет. Это навсегда. Твоя жизнь теперь неподвластна времени, она зависит лишь от меня. Чем быстрее осознаешь и примешь этот факт, тем лучше для тебя. Это я извлек тебя из утробы матери. Я дал тебе имя – Лорелия-Вирджиния. Знаю, что твой любимый цвет – голубой. Ты плохо плаваешь, хотя выросла возле океана. Боишься высоты, но любишь грозу. Я знаю о тебе все.
Лаура не сводила с Эдгара глаз, не в силах осознать непостижимую правду, которая содержалась в его словах. Смириться с тем, что жизнь ей не принадлежит, было сложно, еще сложнее оказалось ощутить себя игрушкой, безвольной куклой.
– Ты должна еще кое-что узнать. Твои родители мертвы, – доложил Эдгар, глядя в даль, словно прозревая сквозь время и пространство. – Он дал ей свою кровь, но этого оказалось недостаточно.
– Боже мой! – в отчаянии всплеснула руками Лаура. – Бедная Джемайма! Она так любила отца!
– Вот еще что, – предупредил Эдгар. – Сестра наверняка будет тебе звонить, звать вернуться. Ни в коем случае не соглашайся. Тебе не следует видеться с ней по крайней мере пару месяцев, если ты дорожишь ее жизнью. Ты пока не умеешь контролировать себя, а наша тяга к родной крови бывает очень сильна.
– Но бросить ее в такой момент – предательство, – засомневалась Лаура.
– Пусть она думает что угодно, но откажи ей. Ты знала, что твоя мать чуть не убила ее, когда та была маленькой?
Лаура похолодела от ужаса и недоверчиво помотала головой.
– Если бы не твой отец, ее сейчас не было бы. Ты должна пережить переходный период здесь, хотя бы месяц. Потом, если захочешь, мы поедем в Америку, и ты увидишься с сестрой. Но жить с ней вместе больше не сможешь. Ты должна это понимать.
– Как же мне теперь жить? – пробормотала Лаура в смятении.
– Днем ты будешь существовать вместе с людьми, в «Магдале». Изучать поверья и традиции, ты ведь за этим приехала. Но на рассвете тебе придется плотно закрыть шторы и спать. Лучше у меня, потому что в это время мы становимся мертвецами. Не дышим, коченеем и выглядим неживыми. Днем мы можем передвигаться, как все, разве что прямые солнечные лучи причиняют нам легкое неудобство. Приходи ко мне сегодня ночью, я покажу тебе замок. – Эдгар приветливо улыбнулся.
– Хорошо, – со вздохом кивнула Лаура. – То есть мы тоже должны спать?
– Да, но это не совсем сон, больше похоже на маленькую смерть. Мы отличаемся от людей. Не едим, не пьем, не испражняемся. Не стареем. Но у нас растут волосы и ногти.
– А как насчет секса? – Лауру разобрало любопытство, и она не могла не задать этот вопрос, но при этом ее щеки порозовели.
Эдгар странно посмотрел на нее и ответил:
– У нас нет такой насущной потребности, как у людей. Но если мы влюбляемся, то все точно так же.
По выражению ее лица он понял, что Лаура кое-чего не помнит. Что ж, это было к лучшему, не придется ничего объяснять, и, пожалуй, такой расклад даже интереснее. Эдгар признавал, что поступил с ней не совсем благородно. И теперь можно начать все заново, действуя постепенно, как будто ничего не произошло. Он подождет, пока девушка не созреет и не полюбит его всей душой, что рано или поздно случится. А терпения ему не занимать.
– Как же я прожила всю свою жизнь рядом с вампиром и не заметила этого? – протянула Лаура, смутившись и решив перевести разговор на другую тему. – И что, она убивала?
– Нет. Но ты вспомни ее ежемесячные отлучки в больницу. Она держалась за счет донорской крови благодаря твоему отцу.
– А что, так можно? – поразилась Лаура. – Жить вечно, никого не убивая?
– Как оказалось, можно. Только это не жизнь. Не стоит того.
Губы у Лауры жалобно задрожали.
– И как часто нам надо убивать? Каждую ночь?
– Слава высшим силам, нет, – ответил Эдгар, вызвав у нее вздох облегчения. – Одна жертва в месяц. Мы проживаем цикл от полнолуния до полнолуния. Начиная с новой фазы луны наши силы тают. Иногда, если мы потеряли много сил, требуются две жизни. Но такое случается редко.
При воспоминании о Мариэдит Лаура не сумела сдержать слез. Она приникла к его плечу и безудержно заплакала, не видя, что ее слезы окрасились выпитой кровью. Эдгар поморщился и протянул ей платок – кровавые капли оставляли следы на его белой рубашке.
– Я бы советовал тебе беречь слезы. Чем больше ты плачешь, тем тяжелее будет дожить до полнолуния. Если хочешь реже убивать, поменьше плачь.
Девушка взглянула на платок и с ужасом увидела розовые разводы, но не смогла остановиться и перестать лить слезы.
– Я не хотела убивать ее! – рыдала Лаура, утопая в тоске и безысходности. – Это так тяжело… Она была хорошая. Уж лучше бы это была противная Бернадетт!
– Мексиканочке не повезло просто потому, что она жила одна и на третьем этаже, – бесстрастно разъяснил Эдгар. – На твоем пути иногда будут попадаться те, кому не повезет. Но чаще выбирать станешь ты. Прекрати убиваться, ты ничем ей уже не поможешь.
– Но у нее ведь, наверное, были близкие… – продолжала терзаться Лаура.
– У всех есть близкие: родители, друзья, любимые. Кроме нас с тобой. – Он проникновенно заглянул ей в глаза. – У нас нет никого, кроме друг друга. Твоя сестра не в счет – она на редкость цельная и самодостаточная личность. Джемайма прекрасно обойдется и без тебя.
– А ты убивался по своей первой жертве? – спросила Лаура с возмущением. – Или сожалел? Ты хотя бы ее помнишь?
– Нет, нисколько не сожалел, – нахмурился Эдгар и изящно взмахнул рукой, словно отгоняя непрошеное воспоминание. – Я знал ее, она была нехорошей женщиной. У меня имелись веские причины лишить ее жизни, не связанные с жаждой. Когда-нибудь я тебе все расскажу. Иногда люди заслуживают смерти и не вызывают жалости. Да и тебе, по большому счету, наплевать на людей.
Лаура судорожно всхлипнула, но тут же умолкла, опешив.
– Это неправда! – принялась доказывать она с жаром. – Я никогда никому не делала зла. Я добрый человек!
– Конечно, душа моя. – Эдгар успокаивающе погладил ее по руке. – Все мы были людьми, хорошими в той или иной мере. Но ты уже не человек. Ты высшее существо и вправе выбирать, кому стоит умереть.
– Ты говоришь ужасные вещи!
– Вовсе нет, – язвительно усмехнулся он, – я говорю правду. Ты ненавидишь людей.
Лаура приоткрыла было рот, чтобы возразить, и тут же закрыла, пораженная этой мыслью.
– Что, скажешь, я не прав? – невозмутимо продолжал Эдгар. – Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Ты маленькая эгоистка. Кого ты любила в жизни, кроме своей сестры?
– А ты? – огрызнулась Лаура, обиженная его словами.
Он посмотрел на нее с вековым снисхождением и произнес покровительственным тоном:
– Я как раз много любил. Но теперь мне нужна только ты, Лаура. Ты поверишь в вечную любовь, ведь я тот, кто будет любить тебя вечно.
Ее кровь в его венах смягчала, вызывала у Эдгара жалость и щемящую нежность к ней. Лаура была такая беззащитная, бело-розовая, как яблоневый цвет, со смертельно израненной душой. Он видел скорбную тень в изломе ее сомкнутых губ, прозрачные от слез глаза, трогательные ямочки на локтях. Щечки у нее были по-детски круглыми, скулы еще не начали заостряться. Эдгар придвинулся к Лауре и заключил в по-мужски сильные, оберегающие объятия.
– Милая девочка! Ты такая чистая… Чистый лист, белый воск. Что ты хочешь? Я все сделаю для тебя.
Лаура замерла на минуту, но вовсе не растаяла в его ласковых руках, а погрузилась в раздумья. Странная мысль об их родстве снова промелькнула в сознании, однако не вызвала неприятных эмоций – это очень призрачная связь. Лауре требовалось время, чтобы обдумать этот факт, но сейчас страсть к Эдгару оказалась сильнее. И она не собиралась так легко сдаваться: ей хотелось взять реванш за свой ужасный первый поцелуй. Лаура вытерла слезы платком и с вызовом посмотрела Эдгару в глаза.
– Поцелуй меня! Но не так, как вчера. По-настоящему. Вчера мне не очень понравилось.
Лицо Эдгара радостно озарила ее кровь, он наклонился к Лауре, и она ощутила обманчивое тепло его губ. Поцелуй был иным – не таким темным и убийственно опасным, как накануне ночью. Эдгар явил ей светлую сторону, желая выразить свою любовь и приоткрыть горизонты того нечеловеческого счастья, что ожидает ее с ним. На сей раз он целовал Лауру неторопливо и сладостно, до головокружения. Ее душа затрепетала и рванулась к нему, как бабочка на огонь. Они вдвоем парили в сети солнечных лучей, сплетаясь, словно язычки пламени, и устремлялись ввысь, в чистое безоблачное небо. Этот поцелуй ангела стер из памяти вчерашний кровавый, вернул Лауре полнокровное и страстное желание жить, несмотря ни на что. Девушка впитывала упоительное дыхание весны, цветущие яблони таинственно шептались и осыпали их вихрем душистых лепестков. Мир вокруг утратил очертания и поплыл в ароматной розовой дымке. Земля плавно ушла из-под ног, и Лаура поняла, что любила Эдгара всю свою жизнь, только не знала об этом. Их поцелуй длился вечность, а затем Эдгар отстранился и взглянул на нее с улыбкой, явно довольный собой.
Лаура встряхнула волосами и произнесла с полным самообладанием, в то время как глаза еще туманились пережитым восторгом:
– Да, так гораздо лучше. Ну ладно, пока!
Она решительно встала и пошла прочь сквозь солнечный свет, хрупкая, но не сломленная, и ее ноги в коротеньких шортах казались бесконечными. Лаура даже ни разу не обернулась.
Эдгар смотрел ей вслед с нескрываемым восхищением, а затем удивленно рассмеялся и произнес:
– А у девочки есть характер. Посмотрим, что из нее вырастет.
Глава 5
Как и предсказывал Эдгар, утром Лауру позвали к телефону на международный разговор. Звонила Джемайма, так что девушке предстояло тягостное объяснение. Лаура совсем не умела врать и не могла придумать сносное оправдание. Ей хотелось поддержать сестру, дотянуться до нее через океан слез, обнять, поделиться своим теплом, но Лаура была бессильна это сделать. Прежняя жизнь теперь навсегда отрезана от нее.
– Лолли, наши родители погибли в Лондоне, – рыдала Джемайма на противоположном конце телефонного провода. – Причина пока неясна, будет вскрытие. Тебе нужно приехать в Лос-Анджелес.
– Джемми, я пока не могу вернуться и помочь тебе, – мягко ответила Лаура. – Никак не могу. Я при встрече все объясню. Но пока тебе придется справляться самой.
– Ты слышала, что я сказала? – вскричала Джемми, не в силах понять безразличие младшей сестры. – Наших родителей больше нет и никогда не будет!
– Да, я просто в шоке, – выдавила Лаура, – но пойми, я на другом конце света и просто не смогу выбраться отсюда так быстро.
Джемайма помолчала, и прошло, наверное, полминуты, прежде чем Лаура снова услышала ее тихий голос.
– Да, я все понимаю. Ты только приехала в Румынию, и теперь так сразу лететь обратно… Это, наверное, невозможно. Достать билет и все остальное. Ты все равно не успеешь. Оставайся там. Тела прибудут завтра. Я организую похороны сама.
– Держись там, сестренка. Я тебя люблю, – произнесла Лаура, чувствуя себя последней дрянью, и повесила трубку.
Закончив разговор, она села на пол, в раздумьях обхватив голову руками.
Лауру настолько поглотили эгоистические переживания, что смерть родителей почти не затронула ее душу. Она прислушивалась к себе и чувствовала только глухую пустоту, тогда как прежняя Лаура билась бы в рыданиях. Странно, но ей не было жаль их, она переживала только за Джемайму. Разве что об отце немного сожалела: главным образом о том, что толком не узнала его, хоть и жила с этим человеком под одной крышей. Филипп всегда относился к Лауре со сдержанной добротой, несмотря на то, что не считал ее своей дочерью. Это был мягкий и отзывчивый человек, но он старался не привязываться к Лауре, понимая, что не сможет уберечь ее от уготованной судьбы. Ненависть Элеоноры к младшей дочери теперь была понятна и даже, наверное, оправданна. За всю жизнь Лаура не услышала от матери ни одного ласкового слова, не получила ни единого проявления нежности. Впрочем, от Эдгара в ней теперь было больше, чем от Филиппа и Элеоноры, вместе взятых. Лаура оказалась отделена от старого привычного мира пропастью, полной крови, и только Эдгар остался на ее стороне.
Смерть Мариэдит засвидетельствовали как самоубийство, и ее тело в цинковом гробу отправили в Америку. В остальном день прошел спокойно, насколько это возможно при таких обстоятельствах. Лаура уже не думала о Мариэдит, оплакав свою первую жертву, и в ней начали намечаться неуловимые перемены. Девушка томилась в ожидании ночи.
Когда стемнело и в здании «Магдалы» погасили огни, Лаура выскользнула из своей комнаты и легкой поступью направилась в сторону замка. Она почти позабыла прошлую жизнь и наслаждалась красотой лунной ночи. Впитывала незнакомые звуки и запахи, которые измененное сознание распознавало как родные, словно у нее прежде была другая жизнь и иное воплощение. Под покровом мрака Лаура различала призрачные очертания цветущих деревьев и мигающие огоньки ближайшей деревни. Улавливала прелые запахи болот, слышала глухой шелест листвы и отзывалась душой на загадочный переклик ночных птиц. Идя вдоль озера, она даже разглядела выпь, скрывающуюся среди камышей. Мимо Лауры бесшумно пронеслась летучая мышь, похожая на лоскуток темноты, и задела ее за плечо. Девушке тоже хотелось воспарить в ночное небо, но летать она пока не умела. Дорога до замка заняла около часа неспешным шагом.
Эдгар ждал ее. Он отворил дверь, и Лаура сразу очутилась в его объятиях.
– Я рад, что ты пришла. Пора начать учиться, Лаура.
Он взял ее за руку и отвел наверх, в спальню, где стояло большое зеркало.
– Зеркала – нечто большее, чем кажутся, они имеют магические свойства. Из любой отражающей поверхности можно создать портал. Через это зеркало кровь Элеоноры перешла к тебе.
– То есть это я виновата в смерти родителей? – встревожилась Лаура.
Эдгар повернулся к ней и решительно возразил:
– Нет. Ты ни в чем не виновата, запомни это раз и навсегда. То, что произошло, было неминуемо и закономерно. С помощью своего отражения ты можешь перейти на другую сторону, – продолжал он, – перенестись в другое место – телепортироваться, если угодно. Попробуй!
Лаура вытянула руку, и блестящая поверхность слабо задрожала от ее прикосновения.
– Ты пока не умеешь ничего делать, но уже его чувствуешь, это прекрасно. В случае опасности ты можешь уйти сквозь зеркало или почерпнуть в нем нужную энергию. Разбив зеркало, ты вызовешь разрушительный взрыв. Существует поверье, что вампиры не отражаются в зеркалах, но это неправда. Зеркала – наши друзья, особенно такие старые.
– А что насчет чеснока, серебра, осинового кола? – спросила Лаура, вспомнив фильмы о Дракуле.
– Про чеснок ерунда, просто неприятный запах. А вот про серебро правда, оно для нас сильный аллерген. Про осиновый кол я не уверен, не пробовал, но думаю, если нам проткнуть сердце и отрезать голову, наше существование прекратится.
Они проговорили почти до утра. Эдгар с безжизненным вздохом глянул в окно, предчувствуя рассвет, и сказал:
– Пора готовиться ко сну.
Предвидя свое смущение, Лаура захватила любимую пижаму, мягкую и уютную, с нарисованными совами. Девушке была остро необходима какая-то привычная вещь, принадлежавшая только ей.
– Как это мило, – улыбнулся Эдгар при взгляде на Лауру, – какое ты еще дитя в душе.
Рассвет надвигался неотвратимо, и белый призрак утра возник между ними. Луна таяла в темных небесах, как кусок сахара в чашке чая. Лаура почувствовала холод, туманный и удушливый, почти неосознаваемый. Кровь густела в венах, облачко ее дыхания стыло в воздухе, и жизнь медленно прекращала пульсировать в теле Лауры.
– Мне холодно, – тихо сказала она.
В посветлевших глазах Эдгара сквозило сочувствие.
– Тебя покидает жизнь, к сожалению, это неизбежно. Моя смерть была гораздо менее приятной, чем твоя. Я постарался убить тебя нежно, но смерть – это всегда смерть, никуда от нее не деться. Придется потерпеть. Со временем ты привыкнешь, и будет не так больно. Я уже практически ничего не чувствую, и видения меня не беспокоят, разве что иногда. Ложись, милая, я укрою твои ножки.
Лаура медлила: мысль о том, что придется разделить с ним постель, волновала воображение, но и вызывала вполне объяснимые опасения.
Эдгар заметил ее сомнения и поспешил их развеять:
– Не бойся, я не трону тебя. Обещаю! Ты еще не готова, твои чувства незрелы. И пока ничего не можешь дать мне взамен, ты как пустой сосуд. Похожа на неоперившегося птенца. Ничего не будет, по крайней мере пока. Если хочешь, я положу между нами нож.
Лаура бледно улыбнулась:
– Не надо, я верю тебе.
Она опустилась на кровать, уткнулась лицом в подушку и свернулась клубочком, ее бил озноб. Шея леденела, и Лаура снова почувствовала, как из нее по капле уходит жизнь. На сей раз это была лишь иллюзия, созданная предрассветной мглой. Эдгар прилег рядом и не отпускал ее холодеющую руку. Рассвет навалился крышкой гроба, девушка задохнулась и канула в небытие, перед этим вспомнив мерцание глаз Эдгара в ту лунную ночь – так на Лауру глянула ее великолепная смерть.
Пробуждение наступило после восхода солнца. Сон, столь же слепой и непроглядный, как смерть, потихоньку отпускал окоченевшую Лауру. Сквозь щели неплотно задернутых портьер сочился солнечный свет, и пылинки весело плясали в его лучах. Лаура открыла глаза и ахнула: рядом с ней на кровати покоился красивый труп. Она приподнялась на локте и воспользовалась случаем, чтобы детально рассмотреть лицо Эдгара – незнакомое и любимое, лик ее сна. Лаура пристально всматривалась в аристократические черты, неподвижные в своем скульптурном совершенстве: высокие скулы, прямой нос, чувственные губы и ямочку на подбородке – такую же, как у нее. Лаура помнила из школьного курса биологии, что эта ямочка является доминантным геном, который может передаваться через поколения. Кожа у Эдгара была безупречно гладкой, хотя выглядел он не на двадцать лет, а на свои земные тридцать два. Изогнутые брови и пушистые ресницы золотились в полумраке, отливая медью. Вдруг взгляд Лауры привлекла одна деталь – на правом виске Эдгара розовел незаживающий шрам. Обычно он был прикрыт локоном, который привычно сползал на глаза. Лаура прежде не замечала этого страшного шрама, но он отчего-то притягивал ее, и она осторожно дотронулась до него кончиками пальцев. Шрам отозвался на прикосновение и запульсировал, как живой.
В этот момент Эдгар открыл глаза и увидел над собой растерянное лицо Лауры.
– Доброе утро, любовь моя, – радостно сказал он.
Эдгар резко перевернул Лауру на спину, сам оказавшись сверху, и наклонился к ней с поцелуем. Его руки забрались под ее пижаму, касаясь нежно и настойчиво. Ошеломленная Лаура не могла противостоять такой пылкости, сердце ее сладостно замирало и катилось в пропасть. Она млела от его прикосновений, но разрешить перешагнуть последнюю черту не была готова. Ее чувства к Эдгару оказались весьма противоречивыми, и она боялась своих желаний. Если бы Лаура не считала себя девственницей, то в тот же миг позволила бы ему овладеть собой. Но, как и любой девушке, ей было страшно, все происходило слишком стремительно.
Лаура заерзала под его тяжестью и сбивчиво пролепетала в перерывах между поцелуями:
– Нет, Эдгар, нет! Ты обещал!
Он с сожалением вздохнул, неохотно отпустил Лауру и встал с кровати.
– Прости, я забылся! Ты такая сладкая в этой пижаме. И пахнешь, как ванильное пирожное. Меня извиняет лишь то, что уже более двухсот лет я не просыпался в одной постели с женщиной.
– Ну уж нет, со мной этот трюк не пройдет! – лукаво улыбнулась Лаура, приподнявшись на постели.
– Как скажешь, милая, – с легкостью согласился Эдгар. – Знаешь ли, два с половиной века жизни на этой земле научили меня терпению. У нас с тобой впереди целая вечность. Я не намерен тебя торопить.
Он направился в ванную, включил воду и принялся умываться.
– Скажи, а тебя не смущает, что я твоя правнучка? – с сомнением поинтересовалась Лаура.
– Нет, – отозвался Эдгар из ванной, пряча улыбку, и девушка не увидела, как сильно его рассмешил этот наивный вопрос. – А тебя?
– Не знаю. Я пока не определилась.
– А я считаю девять поколений между нами достаточно дальним родством, – пояснил Эдгар, покосившись на нее.
Он вышел из ванной, открыл шкаф и начал выбирать костюм на сегодня.
– Ты всегда так одеваешься – как в другом веке? – спросила Лаура, с восхищением наблюдая за ним.
– Нет, – лучезарно улыбнулся Эдгар, – только чтобы произвести на тебя впечатление. Когда бываю в мире, я одеваюсь как все, по современной моде.
– Где ты берешь эти красивые костюмы?
– Мне их шьют на заказ, – небрежно сообщил Эдгар. – Это не проблема, когда есть деньги. А их у меня более чем достаточно. За двести лет мой капитал существенно вырос. И если понадобится, я всегда могу достать еще.
Лаура тоже переоделась и стала рассматривать спальню при дневном свете. Та была довольно просторна, со стенами, обшитыми дубовыми панелями. Кроме кровати и шкафа, здесь находилось несколько резных стульев и камин.
– Камин исправен, при желании его можно разжечь, – рассказал Эдгар. – Мебель осталась из прошлого, большой ценности она не представляет, поэтому не разграблена во времена войн.
– Это твой замок? – полюбопытствовала Лаура, когда они шли по галереям, заглядывая в комнаты. – Ты тот самый граф, о ком нам рассказывали у костра? У которого умерла дочь?
– Нет, я не граф, и замок не принадлежал мне. Но дочь была моя. И замок этот теперь тоже мой. Здесь осталось несколько комнат, пригодных для жизни. Кухни нет, но она нам не нужна. Остальная часть лежит в руинах. Замок ветшает с каждым днем и когда-нибудь превратится в груду камней. В народе он считается проклятым, поэтому никто меня не беспокоит.
– Зачем же ты купил его?
– Здесь, в склепе, погребена моя дочь, – сказал Эдгар, помрачнев. – А теперь иди к людям, наступает день.
Лаура на секунду замерла, порывисто поцеловала Эдгара в щеку и убежала в день, увлекаемая ослепительным солнечным светом, который не мог затмить воспоминания о луне, невзирая на золотую красу.
Дни замелькали, черемуха облетела, зацвела сирень. Лаура вела двойную жизнь: дни пережидала в «Магдале», ездила с экспедицией по окрестным деревням, слушала песни и записывала предания, которые переводил Уолли. Ночи она коротала в замке Эдгара. Время неуловимо исчезало внутри ласкового сумрака, где крепли призрачные отношения между их разлученными веками. Лаура доверяла Эдгару и чувствовала себя необыкновенно легко с ним, будто бы знала его всю жизнь. Эдгар постепенно передавал ей свои знания и приучал к новому образу жизни. Он говорил чарующим бархатным голосом, его слова волновали Лауру и уводили в иные миры, утоляя жажду неизведанного.
