Кот снова оказался на дорожке между сугробов. «Это что? Опять? Нельзя было начать с момента, когда я проснулся в тот раз? Как это у людей называют? Автосохранение. Каменный век…» – ворчал Кот, торопясь по снежной дорожке к дому. Он снова проскользнул в приоткрытую дверь, потом в комнату. Теперь он был готов к тому, что сейчас случится и сразу бухнулся пузом на пол, но глаза не закрыл. Вон, на столе в противоположном конце комнаты чёрный кот ворует пирожок. Тянет его зубами из-под полотенца. Сзади раздались шаги.
– Кот! Брысь, паскуда! – над головой Кота пролетел веник и с шумом упал на пол у стены. Чёрный кот оглянулся и увидел чужака. Да, коты видят друг друга всегда, и это создаёт немалые трудности. Чёрный кот соскочил на пол, в один прыжок оказался возле непрошенного гостя, поднял шерсть на загривке и злобно взвыл. Его глаза разгорелись адовым пламенем, а острые клыки уже готовы были цапнуть Кота за нос.
– Брысь, чёртов кот! – раздался крик и чёрного кота пнула человеческая нога в шерстяном носке.
Чёрный выскочил в сени, загремели падающие предметы. Зверь заметался в поисках выхода, роняя всё на своём пути.
– Черныш! – закричала женщина и вышла в сени, закрыв за собой дверь.
Кот ещё послушал возню за дверью и огляделся. Комната выглядела странно. Как из сериалов, которые смотрела Юлька. Большая белёная печь, кровать с пирамидой подушек, круглый стол, а на нём скатерть с бахромой. Отличная, надо сказать, скатерть: плотная, длинная, с кисточками по краю. Прекрасно подойдёт как убежище и видно всё из-под бахромы. Кот прошёл по цветному коврику и запрыгнул на кровать, надо было отдышаться. Напротив кровати дверь в соседнюю комнату, завешена занавесками. В доме тихо.
Кот принялся нализывать заднюю лапу, выставив её вверх, как флагшток. Надо было смыть запах страха. Не каждый день Коту приходилось видеть таких монстров, как Черныш. Чем они его тут кормят? Это же волкодав среди котов. Котодав. Жуть жуткая. Одни глазища чего стоят. Знакомые, между прочим, глазища. Только никак не мог вспомнить, когда он их видел.
За занавеской раздался шорох. Потом ещё. Что это? Мышь? Пахнет странно. Может, Черныш вернулся? Звук затих, потом повторился. Вроде как что-то тащат по полу. Кот замер. Сердце его стало стучать медленнее и даже услужливо пропустило пару ударов, чтобы не шуметь. Кот затаил дыхание. Его жёлтые глаза остекленели и уставились в точку, в которую двигался подозрительный звук. Его лапа с растопыренными пальцами торчала совершенно неподвижно. Замерли даже блохи, выстроившись между шерстинками словно пограничники за ёлками. Штора колыхнулась. Из-под неё появилось странное существо. Вроде как человек, но маленький, размером с котёнка. Очень грязный и всклокоченный. Двигался человечек задом, таща за собой колечко домашней колбасы. Тащить было тяжело, он останавливался, пытаясь отдышаться. Потом снова брался за дело. Кот смотрел на него, совершенно оцепенев. Ничего подобного ему не доводилось видеть и Кот не понимал, кто из них будет добычей в случае чего.
Человечек остановился, повернулся, и тяжело выпрямился, придерживая спину согнутой рукой. И тут он увидел Кота. Усталый вздох так и не сорвался с его губ, человечек замер и стал пялиться на Кота. Кот отвечал ему взаимностью.
– Ещё одного взяли… – прошептал наконец странный обитатель дома.
«Так он ещё меня и видит», – удивился Кот.
– Ты кто? – спросил он человечка.
– Домовой, – ответил тот. – А ты?
– А я Инспектор. С проверкой у вас тут, – напустил на себя важности Кот.
Домовой вытянулся в струну, округлил грудь, отошёл на два почтительных шага и громко выдал:
– Здравия желаю, Ваше Благородие! На предмет чего проверять изволите? – глаза его горели самым честным огнём и преданностью, а нога в это время пыталась отпихнуть колбасу обратно за штору.
Кот понаблюдал за тщетными попытками Домового скрыть кражу, потом повторил про себя красивое слово «благородие», приосанился и тут вспомнил, что его задняя нога всё ещё торчит как мачта, совершенно не соответствуя образу. Опустив заднюю лапу, Инспектор принюхался.
– А чем это от тебя так пахнет? – спросил он Домового, подавшись ближе.
Домовой отступил ещё на два шага.
– Опытом вековым. И мудростью, – выдал он, несколько смутившись, но лихого вида не растеряв.
– Ты бы мудрость свою мыл, что ли. От её аромата тут, наверное, все мыши подохли, – посоветовал Кот.
Домовой всё ещё тянулся по стойке смирно. Грязная его рубаха была подпоясана куском шерстяной нитки. Волосы и борода неопределённого цвета торчали во все стороны. На ногах маленького человечка были лапти. Маленькие такие лапоточки.
– А как у вас тут с воровством? – спросил Кот, глядя, как нога Домового вновь принялась отпихивать колбасу.
– Нету у нас воровства, Ваше Благородие! – отрапортовал он.
– А это? – Кот выразительно посмотрел на колбасу.
– А-а-а… – протянул Домовой, ища, что сказать. – Это для Черныша…
– Взятка?
– Никак нет! Это для продления моей жизни, заел совсем зверюга, – тут Домовой напустил на себя страдальческий вид и даже всхлипнул для большей убедительности. Глаза его при этом смотрели внимательно и пытались определить, поверил ли Инспектор его варианту данного происшествия.
– Ну я и говорю – взятка. Дань то есть. Как тут это в ваше время называют? Мзда? Мздишь коту, чтобы не гонял?
– Мздю! – радостно согласился Домовой.
«Врёт, – подумал Кот. – Даже не врёт, а брешет. Нагло и безнаказанно.»
– Ладно, не тянись. Я тут не за этим, – сказал он вслух.
Домовой тут же расслабился и перестал пинать колбасу.
– Докладывай, кто в доме живёт.
– Есть докладывать, Ваше Благородие! – вновь вытянулся Домовой. – Бабка живёт и внучка ейная. Ещё чёртов кот Черныш паскуда. И я.
«Зачем я здесь? Кто-то здесь, видимо, Юлькина прошлая жизнь. Возможно, отгадка где-то рядом. Как понять кто из них?» – Кот задумчиво молчал. Домовой замер, как оловянный солдатик в ожидании приказаний.
– Расскажи про хозяев, – приказал Кот.
– Бабка – обычная бабка. Муж её был знатным разбойником, за это на каторге сгнил. Девчонка – дочь её сына. Они с женой в город уехали двумя зимами назад на заработки. Да по пути замёрзли. Зима была суровая, не как эта. Так и живут вдвоём. Да ещё котяра этот бешеный, спуску мне не даёт.
– Не отвлекайся! Расскажи про девчонку.
– Странная она. Может, после смерти родителей на голову повредилась. Сиротка, – вздохнул Домовой, демонстрируя человеколюбие и сочувствие. – Рисует она всё время. Кота этого поганого углем на печке намалевала. Бабка её за это выпорола и печь белить заставила. Всю бумагу в доме перевела. Хочет в город уехать и художником стать. По ночам рисует при свече, когда бабка не видит. Срам-то какой, – добавил Домовой, всё ещё пребывая в образе человеколюбца.
– Почему срам? – не понял Кот.
– Потому что девка не должна такими глупостями заниматься. Прясть должна, хлеб печь, вышивать крестиком. Приданое себе готовить. Потом замуж выйдет, детей будет рожать и бабку досматривать, – отрапортовал Домовой со знанием дела.
Кот непонимающе смотрел на Домового. Показалось, что рядом скрипнуло Колесо.
– Значит так, – решительно произнёс Кот. – Я сейчас уйду, дела у меня. А как вернусь, чтоб ты был чистый и не вонял. Одежду смени. И колбасу на место верни, проверю.
– А когда вернёшься? – преувеличенно радостно полюбопытствовал Домовой.
– В любой момент, – пообещал Кот.
Полумрак избы сменился закатным отблеском в чердачном окне. Кот проснулся и долго ещё лежал, прислушиваясь к привычным звукам улицы. Как же хорошо дома. Летнее солнце оранжевым желтком садилось за крыши домов. От соседнего двора, где жил трусоватый Гоги, пахло тушёным мясом. Кот вдруг почувствовал, как люто он проголодался и поспешил домой. Надо было столько обдумать. Хорошо бы погуглить, кто такой этот Домовой. Странный тип. Но у Кота были лапки и Гугл не понимал кошачьего языка.
Дома его ждал корм со вкусом курицы. Почему люди готовят не из курицы, а со «вкусом» курицы? Люди казались Коту странными существами. Например, они заводили себе богов. У котов богов не было. Их никто не сотворял по своему подобию, поэтому коты были бесподобны. В свою очередь, коты не сотворяли себе богов по подобию, чтобы потом их бояться, что-то жертвовать и жить по законам, которые придумали боги, которых придумали сами коты, чтобы бояться и… Ну разве можно это вообще понять?
Ещё Кот не мог понять суть человеческих мечтаний. Если ты хочешь чего-то – пойди и возьми. Кот не мог себе представить, чтобы он, желая поесть мяса на обед, стал есть пучками петрушку и обещать себе, что когда-то он обязательно поест мяса. Надо только вырасти над собой, стать достойным мяса на обед… А пока надо есть петрушку и верить во исполнение мечты. А то, что люди часто вообще ничего не делали для достижения мечты, вводило Кота в полное недоумение. Когда он хотел мяса – он ел мясо. Если содержимое миски не устраивало – он охотился или вопил до тех пор, пока Юлька не положит ему желаемой еды. Как бы то ни было, никаких «мечтов» у Кота не было, были планы. Планы выполнялись. Всегда. А у людей всё так сложно. Поэтому они с трудом и не все переходят из этого мира в следующий. Нянькаются со своими мечтами всю жизнь, жалуются, что чего-то не достигли.
Мечту заводят в детстве, потом её игнорируют, а к среднему возрасту извлекают из глубин памяти и начинают страдать по упущенным возможностям. Работают на нелюбимой работе, живут с нелюбимыми людьми. И ничего не меняют, только жалуются. Ну, хочешь ты быть поваром, так чего сидишь в бухгалтерах? Нет у тебя времени на новое образование? Почему сразу не получал нужное? Зачем было идти таким сложным окольным путём? А потом рыжим котам приходится это разгребать. Кот не мог представить себя в отношениях с кошкой, которую не хотел. Ладно, не любил… Хотя Кот просто не мог представить кошку, которую бы не хотел. А люди так жили. Ненавидели друг друга, гробили свои жизни и мечтали о большой и светлой любви. О том, чего никогда не будет просто потому, что для этого ничего не делалось. Юлька, наверное, тоже мечтала о чём-то. Кот наблюдал за ней уже год и никак не мог понять, где та искорка, которая могла бы перерасти в огонь вдохновения и счастья.
Нахрустевшись котокормом, Кот прошёл на кухню. Юлька читала за столом. Кот запрыгнул к ней на коленки, вытянул морду, разглядывая, что стоит на столе. Чашка с чаем и лимоном. Невкусно. Бутерброды с колбасой. Кот по-хозяйски поставил лапы на край стола и стащил колечко колбасы с бутерброда. Спрыгнув на пол, он принялся есть свою добычу под Юлькины причитания про «кота-ворюгу». Причитания были беззлобными. Поэтому, расправившись с колбасой, Кот повторил весь процесс со следующим колечком колбасы. Затем свернулся на хозяйкиных коленях и замурлыкал.
Сон, который он сегодня видел, говорил о том, что пора было приступать к работе. Но Кот понятия не имел, с чего начинать. Какие у Юльки мечты? Все её увлечения вспыхивали и гасли, как сырая спичка. В чём её счастье? В любви? Тогда бы она цвела, как Аллочка. Человеческие самцы падки на яркую внешность. Вот Аллочка знала в них толк. Девушки часто обсуждали её кавалеров и причины их перевода в статус «бывший».
Может быть, материнство? Танцы? Может, она правда мечтает станцевать эту птицу… Как её? Старого бройлера. Нда-аа… Не жизнь у Юльки, а кефир: никаких тебе воздушных пузырьков, не вредно, не вкусно, никак. Ну хоть какая бы завалящая страстишка вспыхнула бы в Юлькиных глазах, чтобы Коту было за что ухватиться.
Придётся вернуться в «Тогда». Приглядеться к живущим там. Может быть, станет понятно, от чего она отказалась в прошлом.
Вечером Кот совершил обход владений, пометил нужные кусты. Трещали сверчки, пахло сухой травой и преющими яблоками. Потом Кот вернулся домой через открытую форточку и улёгся спать на подоконнике.
****************************************************
Спать было жарко. Тепло разливалось под животом. Кот повернулся набок. Теперь жарко было под боком. В сон врывались какие-то чужие запахи и звуки. Кот открыл глаза. Он лежал на печи, на лоскутном одеяле. Было жарко. С этой точки вся комната была видна сверху. Сначала Кот убедился, что Черныша нет. Потом чуть подполз к краю лежанки и посмотрел вниз. Внизу за круглым столом сидела хозяйка дома. Она вязала что-то из серых ниток, и спицы в быстром мелькании посверкивали в свете свечи.
– Оксана, поди сюда, – позвала она. Занавеска в соседнюю комнату шевельнулась, появилась голова девочки.
– Чего?
– Иди, надо пряжу смотать.
Девочка покорно уселась за стол, поставила на колени корзину с остатками пряжи и стала в ней копаться, ища свободный конец нити. Бабушка чуть ближе к ней подвинула свечу. Кот стал разглядывать обитателей дома. Девочка была маленькой и худенькой. Лет, наверное, двенадцати. Может, больше, но из-за худобы она казалась моложе. Косица у неё светлая и жидкая. Ручонки тонкие. Некрасивая девочка, угловатая и бесцветная какая-то. Бабушка её была женщиной крупной. Круглое лицо почти без морщин, сурово поджатые губы. Жизнь всегда оставляет отпечаток на лицах. На этом лице читалась привычка справляться с трудностями самостоятельно и контролировать любой каприз судьбы. Её пальцы проворно двигали спицами, на них она почти не смотрела.
– Батюшка Инспектор, радость-то какая! – откуда-то возник Домовой и тут же вытянулся во весь рост в глубочайшем почтении.
– О, Домовой, – обрадовался Кот.
Странный человечек нравился ему. Был он похож на Кота своей безупречной наглостью и отсутствием чувства вины по любому поводу. Домовой был чистым, борода расчёсана, седые длинные волосы уложены на пробор. Его лицо со светлыми глазами улыбалось, разгоняя паутинку мелких морщинок. На Домовом была красная рубаха и широкие светлые штаны. Рубаха подпоясана пояском с кисточками. Смотрите-ка, прямо стиляга и первый парень на селе! Домовой сел на край лежанки рядом с Котом. Откуда-то в его руках возник маленький лапоть, который Домовой принялся быстро доплетать. Кот полюбовался ловкостью маленьких рук.
– Как хозяйку зовут? – спросил он.
– Да кто как… Кто бабой Машей, кто Марусей, кто просто бабкой. Слушай, сейчас она песню запоёт. Ты такого не слыхивал поди, батюшка Инспектор, – отозвался Домовой.
Кот положил морду на лапки и прислушался. Женщина за столом стала тихо напевать. Потом песня зазвучала громче, объёмнее и заполнила собой пространство комнаты.
Вы слышали, как поют народные песни? Нет, не со сцены профессиональным артистом с фонограммой. Вы слышали, как поют народные песни в сёлах, станицах, аулах? Без музыки, только душой. Когда песня становится осязаемой и густой, и поднимается в купольно-звёздное небо, заполняя собой всё до горизонта. Когда тихий голос вдруг становится единственным звуком во Вселенной. Когда перестаёшь слышать и видеть что-то ещё, кроме этого глубокого течения и звучания. Когда погружаешься в историю песни и плачешь над печальной судьбой её героя. Так поют из глубины души. И вплетаются в песню таинственные, мистические, древние силы рода. И вот уже видишь, как несутся по бескрайней степи орды кочевников, втаптывая в землю голубоватые кустики полыни. Как плачет юная красавица, потому что любимого забрали в рекруты. Кот не знал кто такие «рекруты» и зачем парня в них забрали. Он чувствовал, что это плохо. Глубокий грудной голос бабы Маши на протяжении трёх куплетов повествовал о страданиях юной невесты. Домовой стал всхлипывать, отложил лапоть и шумно высморкался в подол рубахи. Героиня песни всё плакала, воздевала руки к небу и упрекала его в бездушии и жестокости. А парня на четвёртом куплете, зарубил «нехристь проклятый» своей саблей. И покатилась буйная голова и полетела белая птица донести до невесты печальную весть. Домовой разрыдался в голос и припал мокрым лицом к кошачьему боку.
Тут в песню вступил юный, звонкий девчачий голосок. Дрожа и срываясь, он пел о том, как убитая горем красавица пошла топиться к ближайшему озеру. Ещё три куплета несчастная стояла на берегу и жаловалась на свою печальную судьбу. Домовой рыдал. Кот немного отодвинулся: «Хорош в меня сморкаться», – попросил он Домового. Тот поднял зарёванное лицо и Кот, удивившись искреннему горю на этом лице, придвинул Домового лапой к себе. Всё равно вылизываться. Песня закончилась предсказуемым утоплением. На месте, где стояла несчастная девица, оплакивающая своё горе, вырос куст калины. Ягоды на кусте потому и горькие, что полит этот куст слезами горючими. Кот чувствовал, как противно щиплет глаза набегающей слезой. Да, такого он никогда не слышал. Словно самое нутро его перевернулось. Чтобы не пустить слезу и не выглядеть перед Домовым слабаком, Кот решил переключиться на работу.