Святослав Яров
Мягкое золото
– Хочешь сказать, он мог сперва подельникам наводку дать, а потом на своем «утиле» вывозить алкоголь малыми партиями, – предположил Александр Валерьевич.
– Почему нет? – Пожал плечами Балаев. – Это я к тому, что причастность пенсионера к убийству Свиридова и к похищению алкоголя, огульно отрицать нельзя… Если, разумеется, кто-то кого-то вообще убивал и что-то похищал, – предусмотрительно оговорился он.
Ну, к чему ты клонишь, понятно, рассуждал Антушев, слушая начальника розыска. Единственным
*«Подснежник» – труп, скрытый в снегу, который удается обнаружить только когда снег растает.
осязаемым доказательством и связующим звеном между Пименовым и Свиридовым как был, так и остается девайс от компании «Хуавей». Остальное вроде особого значения не имеет, а сложи в кучку, и получается, что пенсионер, прикарманивший телефон Свиридова, пусть чисто гипотетически, но мог быть соучастником… Только все это вилами по воде писано! Да и трупа пока нет, напомнил себе Александр Валерьевич. А если даже и есть, обнаружить его мы имеем шанс, как вы верно заметили, Сергей Николаич, не раньше весны, потому как сейчас в лесу снега по пояс. Что до груза, то раздербанить его мог кто угодно.
– На одних косвенных далеко не уедешь, – озвучил свои мысли полковник и поинтересовался: – Раньше у вас по области случалось нечто похожее?
– Такой «жести», чтоб с убийством, не упомню. Но вообще не без того, – подтвердил Сергей Николаевич. – Прошлым летом возле Липина Бора дальнобойщика под стволы поставили, бытовой техники на два с половиной лимона забрали… В феврале в Усть-Кубинском районе грузовик «Магнита» под раздачу попал. Остановился мужик на обочине, по нужде сходить. Подкатили трое на «приоре». Водитель отделался легкими побоями, а продукты уехали… Но по тем делам все уже сели и надолго. Так что, примерять не на кого.
Всего пара случаев за полтора года? Сразу видно, дорожный гоп-стоп в здешних краях не в почёте, подытожил Антушев.
– Сам Пименов происхождение телефона как-то объяснил? – спросил он.
– Я ж говорю, пролопотал, что нашел, на том все и закончилось! – с ухмылкой ответил Балаев. – Его в отдел доставили в чем был, разве что без парика. Следователь, когда такое увидала, сразу вызвала психиатра. Тот провел… Как там его… – Он напряженно наморщил лоб.
– Однократное освидетельствование человека, чье психическое состояние поставлено под сомнение, – рефлекторно подсказал Александр Валерьевич, который уже догадался, чем все закончилось.
– Вот-вот, – поддакнул Балаев. – После того, как специалист однозначно подтвердил наличие психических отклонений, встал вопрос о возможной невменяемости задержанного. И законопатили его, бедолагу, в «дурку» на предмет проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы.
– Это не есть здорово, – помрачнев, заключил Антушев.
– Кто бы спорил! – присоединился к его мнению Сергей Николаевич.
Они отлично понимали друг друга. Судебно-психиатрическая экспертиза – процесс нескорый. Как правило, это месяц. В особо сложных случаях допустимо и все три. Прошло чуть больше двух недель. Ну, а «не есть здорово» и «кто бы спорил» относились к тому, что до окончания экспертизы проведение каких-либо следственных действий с участием Пименова строго-настрого запрещалось законом. Его даже официально допросить пока было нельзя.
– Это еще не все, – вторгся Балаев в не больно-то веселые думы Александра Валерьевича. – У нас, как в сказке – чем дальше, тем страшнее. Через пару дней после задержания Пименова, мои ребята наведались в МФЦ – так, чисто для проформы, – и выяснили, что у него помимо квартиры в Вологде, имеется недвижимость в Кириллове: участок шесть соток и дом… Ну, как дом! Халупа, которой сто лет в обед. Что-то, типа, дачи. Зато, прямо на берегу Сиверского озера и с видом на монастырь. Опять же, для проформы, следователь выписала постановление о производстве там обыска и направила отдельное поручение в местный ОУР. Тамошние сыскари пришли, начали обыск и, в общем-то, случайно в сарае обнаружили тот самый пикап, о котором я тебе рассказывал, а в кузове – два полуразложившихся трупа мужчины и женщины с множественными рубленными ранами.
– Во как! – Встрепенулся Антушев.
Теперь, по крайней мере, понятно, почему к Пименову прилипло прозвище «мясник».
– Обыск в рамках вологодского дела, само собой, по боку! Вызвали бригаду, и в тот же день – двадцатого ноября – Кирилловский межрайонный следственный отдел возбудился по 105.2, – покончил с вводной частью Балаев.
– Поделись подробностями! – потребовал Александр Валерьевич.
– Страшными картинками, если будет желание, можешь полюбоваться в уголовном деле. Личности убитых установлены – у них были при себе паспорта. Один на имя Водниковой Алевтины Ивановны, 1984 года рождения, второй – на имя Сидоренко Владимира Петровича, того же года. Оба родом из Грязовецкого района. Публика та еще! Вели асоциальный образ жизни, пьянствовали, бродяжничали, не брезговали попрошайничеством и мелкими кражами… Последний раз попадали в поле зрения полиции 27 сентября, когда в нетрезвом состоянии приставали к гражданам у входа в Кирилло-Белозерский монастырь. За что и были доставлены патрульным экипажем в кирилловский отдел. Там у них проверили документы, промурыжили часок, типа, провели воспитательную беседу и отпустили. С тех пор их никто больше не видел.
– А что судмедэксперт сказал по поводу даты смерти? – спросил Антушев.
– На! Сам почитай! – предложил Балаев, протянув ему копии заключений судебно-медицинской экспертизы по каждому из убитых, извлеченные из той же папки, в которую он за десять минут до того убрал фото Пименова.
Полные данные потерпевших и описательную часть с подробным перечнем причиненных потерпевшим телесных повреждений Антушев опустил. К чему забивать голову лишними подробностями, тем более, что, если понадобится, копии заключений всегда под рукой. Главным образом его интересовали выводы судмедэксперта, относительно давности произошедшего. Они оказались неутешительными: «В связи с поздними трупными изменениями дату смерти потерпевшего установить не представляется возможным». Относилось это к обоим телам, вернее, к тому, во что они превратились. Так же в обоих случаях «смерть наступила в результате открытой черепно-мозговой травмы, причиненной твердым предметом, имеющим заостренный край».
– Орудие убийства – топор? – почти не сомневаясь в утвердительном ответе, спросил Антушев.
Сергей Николаевич кивнул.
– Где обнаружили?
– Там же в сарае. По характеру ран и остаткам биоматериала на лезвии криминалист подтвердил, что зарубили бомжей именно им.
– Пальчики?
– На топорище ничего. Его чем-то протерли.
– А в доме?
– Из относительно свежих – самого Пименова, обоих убиенных, и еще чьи-то. По базам не бьются.
Разговор профессионалов с стороны мог показаться скучным. Может оно и так, но бессодержательным он уж точно не был.
– Интересно, что за четвертый такой? – буркнул Антушев себе под нос.
– Кому интересно, а кому и без того все уже ясно, – ухмыльнулся начальник розыска.
– Шеленкова имеешь в виду? – напрямик спросил Антушев.
– Ну ты, москвич, даешь! – уважительно воскликнул глава вологодского розыска. – В управе меньше часа, а уже мосты навел! Когда успел?
Антушев интригу нагнетать не стал и честно признался:
– Чтоб ты понимал, я с вашим полицмейстером на лекциях и семинарах четыре года бок о бок сидел. Вот он по старой памяти и просветил, что приездом в славный город Вологду я обязан его не в меру торопливому заместителю по оперативной работе… Кстати, что-то его не видно и не слышно, – заметил московский гость. – По логике, давно уже должен был вокруг меня хороводы водить.
– А тебе разве Дерюгин не сказал?
– Не успел. На совещание спешил.
– Шеленков вчера укатил в Питер, – объяснил Балаев, – тоже на какое-то совещание руководящего состава территориальных органов Севре-Западного округа. Вернется только через три дня.
Может, оно и к лучшему, подумал Антушев, не будет под ногами путаться. А начальник вологодского розыска тем временем как бы подвел итог их получасовому общению:
– Короче, картинка вырисовывается следующая. Полная определенность только по убийству Рябова. По двум другим делам реальной доказухи на Пименова чуть да немножко. Даже то, что есть, не закреплено толком, потому как из-за этой долбаной психэкспертизы все застопорилось. Тем не менее наш зампоопер приказал дать в сводку раскрытие. Мне-то что, я дал – один хрен, за его подписью прошло. А потом он вообще запретил Пименовым заниматься, дескать, это теперь – забота следствия… Там работы непочатый край, а этот гений сыска уже, видишь ли, серию раскрыл! Перед журналюгами речь толкнул. По ящику выступил. Нарисовался – не сотрешь! В Москву победную реляцию отправил, дескать, «Вологодский мясник» задержан! – не скрывая раздражения закончил он.
– И хрен бы с ним, с Шеленковым, – невозмутимо заметил Антушев. – В случае чего, с него стружку снимут. Да и вообще, кесарю кесарево, а оперу оперово. Будем разбираться.
– Всецело поддерживаю! – В глазах Балаева вспыхнул огонек азарта, да и вообще он как-то сразу повеселел. – Я за любой кипиш, кроме голодовки.
– Кстати о голодовке… – зацепился за слово Антушев. – Время обеденное, а я так даже и без завтрака сегодня. Где тут у вас, чтоб уютно, вкусно и что-нибудь традиционное?
– Есть такое слово в этой букве, – раздухарился Балаев. – Ресторан «Паровозов».
– Далеко отсюда? – поинтересовался Антушев. – Не хотелось бы время терять. Сегодня еще много чего успеть надо.
– Запомни, Александр Валерич, в Вологде все близко, – наставительно произнес Балаев, поднимаясь со своего места. – Так что, не беспокойся, все успеем. Посидим, поедим, заодно и о делах наших скорбных покалякаем, – процитировал он одного известного кинозлодея.
Работать, так работать!
Ресторан «Паровозов» действительно находился неподалеку от Управления, практически в центре, около здания администрации города. Интерьер впечатлял с порога. Дизайнеры порезвились на славу. Часть зала стилизована под вагон-ресторан с окнами, подсвеченными снаружи. Нарочито грубая неоштукатуренная кирпичная стена в одном месте якобы проломлена въехавшим прямо в обеденный зал черным паровозом с красной звездой на фронтоне. Причем, все в натуральную величину. К некоторым столам подведена миниатюрная железная дорога, по которой игрушечный локомотив в прицепленном полувагоне доставляет гостям бутылки и бокалы. Уж, в чем в чем, а в изобретательности ребятам не откажешь.
Внутрь Александр Валерьевич вошел один, потому что, когда они уже поднимались по ступенькам крыльца, Балаеву кто-то позвонил, и тот остался разговаривать на улице, жестом дав понять москвичу, мол, иди, я сейчас подтянусь. Ну, Антушев и пошел. Пока он осматривался, метрдотель занимался какой-то парочкой – мужчиной и женщиной средних лет. Александр Валерьевич невольно подслушал, по-видимому, уже самое окончание их беседы.
– И рад бы, но ничем помочь не могу. У нас вход только по предварительной записи, – извиняющимся тоном объяснял метр.
– Но у вас же половина столов свободна, – упрашивал мужчина. – Может как-нибудь…
– Все они зарезервированы, – отбрыкивался как мог метрдотель, продолжая настойчиво выпроваживать внеплановых посетителей. – Еще раз извините.
Расстроенная отказом пара удалилась, а распорядитель с самой радушной улыбкой переключился на Антушева.
– Здравствуйте! У вас забронирован столик?
– Здравствуйте! – ответил Александр Валерьевич. – Насчет столика, не уверен.
– Видите ли, в чем дело… – завел было метрдотель свою шарманку, но тут в дверях появился Балаев.
– Я вас приветствую! – по-свойски кивнул он распорядителю обеденным залом: – Товарищ со мной!
Все вопросы в миг отпали. Метрдотель без лишних слов провел их к свободному столу в углу и, пообещав через минуту прислать официанта, удалился.
– Похоже, это место пользуется бешенной популярностью, – заметил Антушев.
– А то! – фыркнул Балаев. – Абы куда я бы тебя не привел.
– Как я понял, попасть сюда можно только по записи, а ты как к себе домой входишь… – поддел коллегу москвич.
– Так, у меня абонемент, – с ухмылкой отреагировал Сергей Николаевич.
– Злоупотребляешь служебным положением? – ненавязчиво полюбопытствовал Александр Валерьевич.
– Разве что самую малость, – улыбнулся Балаев и, посерьезнев, дал-таки объяснение: – Тут какая штука… С восемнадцатого по девятнадцатый год в городе орудовала банда. Похищали состоятельных людей, вымогали выкуп… Немало бизнесменов от них пострадало. Владельца этого заведения в Череповец вывезли, неделю держали на хлебе и воде, пытали… Короче, так получилось, что мне довелось самолично его из плена вызволить. С тех пор я здесь – дорогой гость. Бессрочная пятнадцатипроцентная скидка. Ничего столбить заранее не надо – достаточно предупредить минут за двадцать… Я ж говорю, абонемент у меня! – Он расплылся в неунывающей улыбке.
Подобные ситуации Антушеву были знакомы. Да чего уж юлить, он и сам не раз побывал в роли спасителя со схожими вытекающими последствиями. Где грань между искренней благодарностью и тем самым зээспэ, на котором погорели многие и многие, поди разберись. Я уж точно не из тех, кто бросит в него камень, покосившись на Балаева, подумал он.
Тут к ним подошел официант и приготовился принять заказ. С молчаливого согласия Антушева выбор блюд Сергей Николаевич взял на себя. Он заказал две сборных солянки, корейку на косточке, блюдо под названием «скоблянка» и пару соков. Напитки принесли сразу. В другой ситуации после непродолжительной пешей прогулки по морозцу Александр Валерьевич возможно и принял бы для сугрева что-нибудь посерьезнее, но не исключено, что ему сегодня предстоял еще визит в Следственное управление, а являться туда даже с намеком на запах было как-то неудобно.
– Ничего, – потягивая апельсиновый фреш, размечтался Балаев, – еще изыщем время и возможность… Как ты смотришь на шашлычок из свежей баранинки, да в зимнем лесу, да под водочку?
– Уже слюна капает. Но такое удовольствие еще заслужить надо, – отшутился Антушев. – Вот разгребемся, тогда можно и в лес.
Официант принес заказ и принялся расставлять блюда на столе.
– Солянка здесь отменная, – не скупился на хвалебные комментарии Балаев. – Ну, корейка – она корейка и есть. Это для меня. А тебе персонально – ты же хотел что-нибудь традиционное – скоблянка. Рекомендую. Не знаю, насколько вологодское, но старинное русское блюдо – без сомнения.
Солянка действительно была хороша. Скоблянка же оказалась смесью двух видов мяса, грибов и картофеля, предварительно раздельно обжаренных, после чего запеченных в сметанно-горчичном соусе. Причем, по словам Балаева, мясо – свинину и говядину, – предварительно заморозили до стеклянного состояния, а потом настругали тонкими ломтиками – как здесь говорят, соскоблили. Отсюда и название. Вкусная штука получилась, не мог не признать Александр Валерьевич, воздав должное здешней кухне.
Отобедали на славу.
– Ну и какой будет секретного завода план? – поинтересовался Сергей Николаевич, покончив с едой.
– Знать бы, где тот завод, – подыграл ему Антушев. – Перво-наперво мне нужно с делом ознакомиться. Вы тут варитесь в собственном соку, глаз замылился, а я свежим взглядом может за что и зацеплюсь.
– Что ж, дерзай! – благословил его Балаев.
– Все три дела соединены в одно? – скорее констатировал, нежели спросил Александр Валерьевич.
Балаев кивнул.
– Я так понял, что следователь – дама? – продолжил уточнять нюансы Антушев.
– Да, – подтвердил начальник розыска. – Алена Семичастная…
– Не Елена, а именно Алена? – переспросил Антушев.
– В удостоверение к ней я не заглядывал, – ответил Балаев, – но документы за ее подписью видеть приходилось. Инициалы «А.П.», значит все-таки Алена, иначе было бы «Е.П.», – замкнул логическую цепочку начальник вологодского розыска.
Сыщик – всегда сыщик, усмехнулся Александр Валерьевич. Чего не знает, то вычислит. А что скрывается за «П», я уж как-нибудь сам разберусь.
– Девчонка молодая, но толковая, – кратно охарактеризовал следователя Сергей Николаевич. – Я с ней уже переговорил. Выездов на сегодня у нее не запланировано, так что весь день будет на месте. Готова с тобой пообщаться.
– Это хорошо, что готова, – обрадовался Антушев, в практике которого бывали случаи, когда следователя приходилось вылавливать по нескольку дней. – Где у вас Следственное управление обосновалось?
– На Комсомольской. Дом пятьдесят три.
– Это далеко?
– Пешком минут пятнадцать. Я же говорю, у нас все рядом, – не в первый уже раз повторил Сергей Николаевич.
– Тогда я отсюда сразу к ней, – Антушев решительно поднялся из-за стола и надел пальто. – Потом к тебе загляну. Ты обязательно дождись меня. Глядишь, какой-никакой план завода и состряпаем, – подмигнул он Балаеву.
– Да уж дождусь, куда я денусь. Тем более, что я сегодня дежурю от руководства. Если гром не грянет, буду до 22:00 на месте, – сказал тот, натягивая дубленку. – Ну а если грянет, набери!
И привычно полез в карман за визиткой.
Следственное управление Следственного комитета находилось на относительно тихой улице. На входе все как обычно: арочный металлодетектор, полицейский с автоматом, предъявление удостоверения, звонок по телефону. Затем: пройдите туда-то. В кабинете Антушева встретила молоденькая, тоненькая как тростинка, довольно миловидная русоволосая девушка. Назвалась она Аленой Павловной Семичастной. Форменный китель с погонами старшего лейтенанта юстиции, красноречиво свидетельствовал о том, что барышня не так давно закончила академию Следственного комитета – Московскую или Питерскую, не суть. С порядком присвоения специальных званий сотрудникам СК Антушев был знаком: по окончании академии – лейтенант; через год безупречной службы – старший лейтенант; еще через три – капитан и так далее. Раз старлей, стало быть, год как минимум отработала, но точно меньше четырех. Скорее все же год с хвостиком, вынес вердикт Александр Валерьевич при взгляде на столь юное создание. Опыта, понятно, кот наплакал – где-то, что-то, как-то, но до волчицы с мертвой хваткой, девочке еще далеко. Впрочем, благодаря предупреждению Балаева, неожиданностью это для него не стало.
Антушев снял пальто и присел на предложенный стул.
– Громкая у вас фамилия, – видя, что хозяйка кабинета держится чересчур уж скованно, с улыбкой заметил он, чтобы, как говорят в таких случаях, растопить лед.
Сказал без дальнего прицела, исключительно для налаживания неформального контакта. Максимум на что он рассчитывал, это ответный вопрос: в каком смысле? Ну в самом деле, откуда девушке двадцати с небольшим лет знать, что когда-то был такой председатель КГБ СССР Владимир Ефимович Семичастный, приложивший руку к свержению Хрущева в далеком 1964 году? Об этом помнят разве что любители основательно покопаться в истории. Но неожиданно выяснилось, что она не только в курсе, но и имеет к названному лицу самое непосредственное отношение.
– Родителей не выбирают, – довольно индифферентно отреагировала старший лейтенант юстиции. – А мой папа приходился Владимиру Ефимовичу внучатым племянником.
– Даже так?! – Антушев смущенно поскреб затылок и спросил: – А почему, извиняюсь за любопытство, вы не пошли по стопам двоюродного прадедушки? С такой родословной в ФСБ вам точно зеленый свет был бы обеспечен.
– Потому что не пошла, – сухо ответила Алена Павловна.
С растопкой льда не задалось, вынужден был признать Александр Валерьевич. То ли разговор на эту тему был ей почему-либо неприятен, то ли она пыталась таким образом добрать солидности: дескать, мы сами с усами, я человек самостоятельный и сама решаю, по чьим стопам идти. Был еще и третий вариант: вам-то какое дело? Впрочем, разобраться Антушев не успел, потому что правнучка Семичастного деловито напомнила:
– Вы, кажется, хотели ознакомиться с делом.
– Разумеется.
Александр Валерьевич нисколько не обиделся на столь холодный прием. Обычное дело. Девчонка ершится, потому что хочет выглядеть в глазах возрастного московского сыщика взрослее и опытнее, чем есть на самом деле. Да и пусть себе…
– Вот, пожалуйста. – Следователь придвинула к нему папку и занялась своими делами, не обращая больше внимания на визитера.
– Спасибо, – поблагодарил Антушева, которого такой подход вполне устраивал.
Наладить отношения можно и позже, рассудил он, и устроившись на углу стола, который в кабинете был единственным, погрузился в изучение материалов дела, точнее, сразу трех дел, сведенных воедино. В каждом из трех случаев следственные действия проводили разные сотрудники. Безусловно ситуация осложнялась и тем обстоятельством, что после назначения стационарной СПЭ какая бы то ни было работа по всем трем эпизодам, вменяемым так называемому «Вологодскому мяснику», практически прекратилась.
Хорошо еще, что опера подсуетились и успели хоть как-то зафиксировать показания Пименова – среди бумаг Александр Валерьевич нашел стандартный бланк объяснения, заполненный пенсионером собственноручно. Не то чтобы Антушев надеялся почерпнуть оттуда что-то кроме того, что уже тезисно довел до него ранее Балаев, но в пересказе хорошо, а из первых рук все же предпочтительнее.
В прошлом году он, сам того не желая, какими-то окольными путями забрел на сайт Института графоанализа Инессы Гольдберг – организации, базирующейся в Тель-Авиве и занимающейся мультидисциплинарным исследованием почерка. Там была размещена статья «Графология: почерк серийных убийц». Автор – некая Шейла Лоу, англичанка с сорокалетним опытом работы в судебной графологии. Строго говоря, серьезные ученые во всем мире к графологии относятся кто с презрением, кто с подозрением, и соответственно называют либо недонаукой, либо чуть помягче – научно сомнительной практикой. Александр Валерьевич был об этом конечно же наслышан, но на присутствовавшее в названии статьи словосочетание «серийных убийц» не среагировать не мог и естественно принял стойку, как пойнтер, учуявший прячущуюся в высокой траве птицу. А вдруг?
Во вступительном слове говорилось о, в общем-то, разумных вещах. Ну кто станет оспаривать постулат о том, что почерк, так же, как и личность, состоит из тысячи переменных? Да и следовавшее за ним утверждение, что почерк дает важную информацию о мотивации, личностных особенностях, психологическом благополучии или неблагополучии человека, не противоречило чисто интуитивным соображениям Антушева на сей счет. Но далее следовал графологический анализ писем, написанных несколькими известными британскими маньяками, отправившими на тот свет множество людей, и на основании этого анализа, автор брала на себя смелость предложить ряд критериев, по которым, якобы, можно с высокой степенью объективности установить, принадлежит ли тот или иной почерк серийному убийце.
Тогда – год назад – Александр Валерьевич, которого работа в розыске превратила в закоренелого скептика, вынес суровый приговор прочитанному: чушь собачья! Но с оговоркой: пока не доказано обратное. После чего, казалось, позабыл и о Лоу, и о ее статье. Теперь вот выяснилось, что не позабыл. Больше того, намеревался проверить спорную теорию на практике. Как там у нее? Почерк в высшей степени ригидный, тесный, в форме доминируют углы? И вместо того, чтобы, как он обычно поступал, вчитываться, скрупулезно вникая в содержание, полковник Антушев на полном серьезе стал всматриваться в особенности написания.
Как он не примерялся, ничего не вышло. То ли глаз у него был не под то заточен, то ли сформулированные Шейлой Лоу особенности почерка были недостаточно четко преподнесены читателям, то ли это и впрямь была чушь собачья… Так или иначе, но графологом Антушев оказался никудышным. Поупорствовав некоторое время в намерении добиться хоть какого-то результата, он эту затею бросил. Единственным плодом титанических усилий бывалого оперативника стала выявленная им в слове «пистолет» грамматическая ошибка – Пименов почему-то написал его через «а», причем, дважды. «Серийник» же он или нет с точки зрения британской графологини, так и осталось за кадром. А и нефиг было лезть в чужой огород! – сказал себе сыщик, оставив в покое объяснение и переключившись на другие документы…
В общей сложности на ознакомление с делом у него ушло пятьдесят три минуты. А если учесть, что четверть часа он потратил, пытаясь влезть в шкуру графолога, то и того меньше. По большому счету, не с чем там было знакомиться. Лишь с убийством наркомана Рябова все было просто и понятно. К слову, возбуждала и вела это дело с самого начала сама Семичастная, она же подавала в суд ходатайство о назначении психиатрической экспертизы. В деле наличествовали протокол обыска квартиры, заключение экспертизы по изъятому «ТТ», и то самое собственноручно написанное Пименовым объяснение, которое можно было счесть чистосердечным признанием. Оставались дождаться заключения судебно-психиатрической экспертизы, утрясти кое-какие следственные формальности, и можно направлять в суд.
Что касается, осторожно выражаясь, исчезновения Свиридова, то по сути ничего, кроме протоколов осмотра места обнаружения грузовичка, допроса жены и двух дальнобойщиков да копии накладной на груз, там не было. Впрочем, нет – прилагалась еще справка эксперта-криминалиста насчет группы крови, обнаруженной в салоне «исузу». Короче, конь не валялся! По кирилловскому двойному убийству картина вырисовывалась примерно та же: протокол осмотра, два заключения судебно-медицинской экспертизы и заключение криминалиста по орудию убийства – вот, собственно, и все…
Хлипко! – грустно подытожил Антушев и сочувственно посмотрел на следователя, сосредоточенно заполнявшую какую-то форму отчетности. А чего собственно ждать от такой, с позволения сказать, «юниорки», тем более, когда несколько дел сведены в одно, да еще и подозреваемый отправлен в «психушку» на предмет выяснения степени душевного здоровья? И, самое смешное, что девочка ни в чем не виновата. У нее просто навыка маловато – и профессионального, и даже житейского.
Понятно, что начиналось все, как элементарная бытовая разборка: между двумя людьми возник конфликт, и один другого застрелил. Вот и досталось ей простенькое дело, с которым молодой следачке справиться было вполне по силам. Но дальше-то начались чудеса! В квартире задержанного пенсионера нашли телефон бесследно исчезнувшего водителя фургона, а в кирилловском домике Пименова обнаружили два несвежих трупа. И кто знает, что еще по ходу нарисуется… При таком раскладе руководство здешнего следствия должно было сразу забрать дело у этой «соплюшки» и передать его кому-то поопытнее. Однако ничего подобного не произошло. Почему? – недоумевал Антушев… Впрочем, это их эскашные заморочки.
Тем не менее, не воззвать к здравому смыслу Александр Валерьевич просто не мог.
– Извините, что отвлекаю, Алена Пална… – негромко сказал он.
Семичастная оторвалась от своей писанины и посмотрела на него.
– Все три дела были соединены в вашем производстве, – продолжил Антушев, – еще двадцать третьего ноября. Сегодня пятое декабря. Две недели прошло, а вы так ничего не предприняли.
– А что, по-вашему, я должна была предпринять? – не раздумывая, с присущей молодости дерзостью немедленно ощетинилась на него девушка. – Вам наверняка известно, что до окончания судебно-психиатрической экспертизы проведение следственных действий с задержанным недопустимо.
Примерно такой реакции он и ожидал.
– Ну, не хлебом единым, как говорится… – Александр Валерьевич как можно мягче, чтобы не уязвить ее самолюбие, попытался подоходчивее донести до закусившей удила собеседницы то, что намеревался ей сказать. – Вы поумерьте пыл и просто выслушайте меня, а там уж сами решайте, как поступать.
Кажется, увещевание возымело действие. Во всяком случае Семичастная всем своим видом продемонстрировала готовность слушать, что само по себе уже было прогрессом.
– С Рябовым все ясно. Там и обсуждать нечего, – начал Антушев и не преминул напомнить: – Но вы ведь расследуете предполагаемую серию. Скажу прямо, после ознакомления с делом у меня не возникло даже намека на уверенность, что Пименов и есть «Вологодский мясник» – маньяк, на совести которого смерть трёх, а возможно и четырех человек. Согласитесь, оно дело – сгоряча, а может и с испуга, выстрелить в человека, который, по его словам, покусился на несколько десятков килограммов медного лома, сложенного в гараже, и совсем другое – зарубить топором двух бомжей, забравшихся в дом. Опять же, ни прямых, ни косвенных доказательств причастности нашего трансгендера к их убийству пока нет. Ручка топора, орудия убийства, девственно чиста, в том смысле, что ни отпечатков пальцев, ни потожировых следов, которые позволили бы однозначно идентифицировать Пименова, как убийцу, на ней не выявлено. Еще менее убедительно выглядит предположение, что он имеет отношение к истории с грузовиком «Красное и Белое». Не думаю, что суд сочтет обнаруженный в его вологодской квартире смартфон Свиридова неопровержимым доказательством причастности Пименова, даже не к убийству, а на сегодняшний день, всего лишь к безвестному исчезновению месячной давности водителя из Великого Устюга…
Он взял паузу, давая девушке время осмыслить сказанное, потом продолжил рассуждать вслух:
– В этом смысле, заключение психиатров мало на что повлияет. Конечно, если Пименова признают невменяемым, на него можно будет списать все что угодно – с сумасшедшего какой спрос! А если не признают? Неужели вы всерьез полагаете, что по завершении экспертизы, он, как в случае с Рябовым, и по остальным эпизодам покается в содеянном? Да с какой стати? Особенно, если он этого не совершал. Исключать такую возможность я бы не стал. И что тогда? Рискуете остаться у разбитого корыта.
Семичастная промолчала.
– Включайте уже голову! – по-салдофонски грубовато порекомендовал Антушев.
От этих слов та вспыхнула было, но быстро взяла себя в руки.
– Что вы предлагаете? – без околичностей спросила она, тем самым как бы проявив готовность к конструктивному сотрудничеству.
– Уж точно, не сидеть сложа лапки, – ответствовал Александр Валерьевич и с удовлетворением отметил, что девушка впервые за все время их общения, хоть и несколько натянуто, но улыбнулась. – Для начала я бы вам посоветовал, провести повторный обыск в кирилловских владениях Пименова. Вы ведь, насколько я понимаю, на место преступления сами не выезжали.
Алена Павловна отрицательно помотала головой.
– Нет. Тогда проведение обыска показалось мне формальностью, – объяснила она, – вот и я ограничилась отправкой отдельного поручения в Кирилловский отдел полиции. Кто же мог предположить, что там такое обнаружится?
