Наверняка зрителей было мало не только в тот вечер. Об этом можно было судить по старой технике и оборудованию, а также по отношению крашеных блондинок – сотрудниц клуба.
Конечно, и мой «Стинкер Белл» – совсем даже не гигантский клуб, да и техника с оборудованием новизной не отличаются. Но у меня играют довольно-таки популярные инди-группы, и если сравнить с площадками такого же масштаба, зрителей приходит много.
По окончании концерта я ждала Юкино у выхода из «Ниши».
Первыми вышли мужчины средних лет, которые слушали концерт у сцены. Было очевидно, что они осознают присутствие друг друга, хотя они не разговаривали, просто некоторое время постояли у выхода, будто тени. И молча разошлись, как только появились ребята из игравших групп, шумно обсуждая, куда они пойдут отмечать сегодняшнее выступление. Через некоторое время вышла Юкино с гитарой в футляре и сумкой на плече. Я подошла и заговорила с ней.
– Скажу честно, жалко закапывать себя здесь.
Я объяснила ей, что являюсь управляющей ночного клуба, который находится в большом городе, и дала ей визитную карточку.
– Думаю, ты можешь добиться успеха. Извини, но здесь это вряд ли получится. У тебя будет больше возможностей, если ты переберешься в Токио.
Я четко помню каждое слово, которое я ей сказала. Но что я чувствовала, говоря эти слова, не могу толком объяснить до сих пор.
– У меня есть свободная комната, так что о жилье можешь не беспокоиться.
Наверное, больше всего это было похоже на те чувства, которые я испытывала в начальной школе к одной своей подружке. Мне было досадно, когда она болтала с другими девчонками. Мне хотелось, чтобы она всегда была со мной. Я все время мечтала привести ее после школы к себе домой. Поэтому каждый день – каждый божий день – я придумывала новые способы это сделать. Я звала ее домой всеми правдами и неправдами, рассказывая, что купила новые фигурки, что мама принесла мне дорогие сладости, что из шкафа, где никого нет, доносятся странные звуки. Вечером, когда она собиралась уходить, я останавливала ее, выглядывая в окно и сообщая, что на улице стоит какой-то странный дядька.
Один раз, когда, несмотря на мои уловки, она собралась уходить, я неосознанно взяла ее за руку. Рука у нее была белая и гладкая, словно длинный леденец. Она неловко улыбнулась и, когда я убрала руку, заговорив о каких-то дурацких завтрашних уроках, ушла. С тех пор она ко мне домой не приходила. Мне казалось это страшным предательством с ее стороны, и я ее вдруг возненавидела.
Когда я стала старше, мне уже не нужно было что-то придумывать или брать человека за руку. Потому что ценой собственных усилий я смогла ухватить суть. Я обладаю силой, которая может заинтересовать напряженно стоящую передо мной молоденькую девушку.
– Ты пробовала писать собственные песни?
Юкино потупила взгляд, отведя назад свой маленький подбородок – точь-в-точь как ребенок, признающийся, что вел себя плохо, – и ответила:
– Пробовала. Но нет ни одной, которую бы я довела до конца.
– Это не проблема. Если какой-то материал есть, я могу его подправить и доделать. Или же могу сочинить сама и выпустить песню под твоим именем – мне не важно, – сказала я.
Тут она впервые посмотрела мне прямо в глаза.
– Так не годится.
И тут же снова опустила взгляд, как будто испугавшись своих слов.
– Все это слишком внезапно, дайте мне подумать.
Она схватила мою визитку обеими руками и медленно поднесла ее к сердцу. На ней был свитшот, скрывавший ее небольшую грудь, и я смотрела, затаив дыхание, как мои имя и фамилия приближаются к ней.
– Если тебе нужно согласие родителей, то я, разумеется, с ними встречусь и поговорю. Могу даже прямо сейчас.
Но время было уже позднее, и я ограничилась тем, что проводила Юкино до дома на такси. Она жила довольно далеко от города – тьма кромешная, никаких фонарей, только свет из прямоугольных окон домов падает то тут, то там.
Юкино позвонила мне три дня спустя. Я в это время в опустевшей квартире бессмысленно смотрела на пустые стальные полки, которые оставил мне человек, которого я любила.
– Я подумала и решила.
Голос у нее был уверенный, моему правому уху стало жарко.
– Я хочу попробовать.
Неделю спустя она приехала на синкансэне4 на Токийский вокзал с минимумом вещей и гитарой.
На следующий день мне домой доставили картонные коробки с музыкальным центром, кучей компакт-дисков, одеждой и пижамами Юкино. Я сразу же возобновила работу «Стинкер Белла». И два раза в неделю ставила в программу выступления Юкино. Я оплачивала взнос за аренду зала сама, держа это в секрете от подрабатывавшего у меня Кодзимы и других исполнителей.
– Вот оно что… – Единственная фраза, которой Кицуги отреагировал на мой рассказ в полицейском участке. – Не могли бы вы рассказать о друзьях Тагами Юкино, если вы что-то о них знаете?
На этот вопрос я не смогла дать полезного для следствия ответа. Юкино всячески сторонилась чужих людей, никогда не разговаривала по душам с теми, кто выступал вместе с ней на сцене. Кроме меня, друзей в Токио у нее не было. Я видела, как после ее выступления часто парни пытались заговорить с ней, но она обладала умением не отвечать на их вопросы, так что диалога не получалось.
– А как у нее было с молодыми людьми?
Я четко и определенно сказала, что у Юкино не было бойфренда. Я, конечно, не знаю, встречалась ли она с кем-то в Нагано. Мне не хотелось расспрашивать, а сама Юкино не рассказывала. По крайней мере, после того как она перебралась в Токио, Юкино ни с кем не проводила время, кроме меня. Мы вместе ходили в супермаркет, в магазины музыкальных инструментов и одежды. Каждый день без исключения я говорила ей «доброе утро» и «спокойной ночи». В те дни, когда у нее не было выступлений, а я работала в «Стинкер Белле», она приходила смотреть выступления других исполнителей и садилась в уголочке зала, говоря, что пришла учиться. На относительно долгое время мы расставались, когда я раз в неделю на несколько часов уезжала на осмотр к кардиологу.
– Мы бы хотели осмотреть комнату потерпевшей.
После того как закончился стандартный допрос, мы с Кицуги (он был за рулем) выехали из полицейского участка и поехали ко мне домой. Он тщательно осматривал одну за другой вещи в комнате Юкино, иногда снимал их на фотоаппарат, иногда делал записи в своем блокноте. Чехол для одежды, который я заказала ей в интернете, прямоугольная коробка из-под печенья, в которой хранились гитарные струны вперемешку со всякой всячиной. Верхняя одежда и рубашки, висевшие в шкафу. Под ними – сложенный футон5, который мы купили вместе в торговом центре в тот день, когда она перебралась ко мне. На стальных полках, доставшихся мне от любимого человека, стояло множество компакт-дисков, которые Юкино доставили из дома, лежал альбом с выпускными фотографиями с начальной школы и папки с аккордами, написанными Юкино от руки.
– Скажите, а тело Юкино… сейчас находится в полицейском участке? – спросила я.
Кицуги остановился и посмотрел на часы на стене. Часы с кошачьим хвостиком вместо маятника мы тоже купили в торговом центре вместе с футоном.
– Наверное, сейчас уже в больнице на экспертизе.
– А смогу ли я ее увидеть после того как она закончится?
– Пока не могу вам ничего сказать, так как порядок действий после экспертизы еще не определен.
Как только Кицуги продолжил осмотр комнаты, зазвонил его смартфон. Звонил еще один следователь – ему удалось связаться с семьей Юкино. То ли они нашли номер телефона в ее личных вещах, то ли смогли подобрать пароль от ее смартфона – я не спросила, так что точно не знаю.
Вскоре Кицуги закончил осмотр и ушел.
Я просидела в комнате Юкино, обняв колени, всю ночь не смыкая глаз, и когда пришло утро, позвонила по номеру телефона, написанному на визитке Кицуги.
– Я хочу с ней попрощаться.
Я снова попросила дать мне возможность увидеть Юкино.
Но то, что я услышала в ответ, ответом и назвать не получается.
– Тело сейчас находится на хранении в полиции, завтра оно будет передано семье.
Видимо, почувствовав мое замешательство, после недолгого молчания он добавил:
– Родственники потерпевшей… велели не подпускать вас к телу.
– Почему? Я поговорю с ними напрямую. Скажите, пожалуйста, как с ними связаться?
– Они просили координаты для связи вам тоже не давать.
– Почему?
– Я передам им ваш номер телефона, вероятно, они сами вам позвонят.
Но семья Юкино со мной не связалась.
На следующий день тоже никто не позвонил, и наконец я вышла на улицу – мое терпение закончилось.
С пересадками на синкансэне и такси я добралась до того места, где жила Юкино с родителями. Дом Тагами выделялся на фоне вечерней тьмы. Ворота и входная дверь были открыты, из дома доносились рыдания и всхлипывания. Иногда туда входили и выходили люди в трауре. Я сразу поняла, что сегодня поминальная ночь. Проклиная себя за то, что приехала в обычной одежде, я некоторое время постояла в тени забора. У входа в дом стоял мужчина средних лет – наверное, родственник. Он что-то тихо говорил каждому приходящему. Наблюдая за происходящим, я вскоре обратила внимание на одну вещь. Он обращался не ко всем гостям, а только к женщинам. Я решилась и с нехорошим предчувствием пошла к нему. Мужчина тихонько спросил мои имя и фамилию.
Услышав мой ответ, он изменился в лице.
– Подождите здесь.
Он быстро скрылся в доме и вернулся вместе с женщиной лет пятидесяти. Она была одета в черное кимоно и лицом напоминала Юкино. Только в лице ее не было ни кровинки. Белая, как бумага, она смотрела на меня гневным холодным взглядом.
Затем за одну минуту я узнала сразу несколько вещей. Она мать Юкино. Полгода назад она была категорически против, когда Юкино советовалась с ней по поводу выступлений в токийском ночном клубе. А через десять дней Юкино, можно сказать, сбежала из дома.
– Она даже не собиралась сообщать нам, где живет. Мы с мужем узнали ее адрес, только когда нам позвонили из полиции с сообщением, что ее убили.
Ее тихая речь – каждое слово – впивалась мне в грудь подобно ножу. Я ничего не могла возразить. Даже если бы попыталась что-то сказать, я бы начала задыхаться, горло бы показалось забитым, и я не смогла бы проронить ни слова. Но тем не менее я как-то сумела объяснить, насколько заблуждалась, полагая, что Юкино переехала ко мне с разрешения родителей. Я склонила голову в глубоком поклоне. Хотя понимала, что мои извинения ровным счетом ничего не стоят.
– Позже я свяжусь с вами, – сказав напоследок только эту фразу, она вернулась в дом.
Незаметно людей в траурной одежде вокруг стало больше, они стояли как вкопанные, обратив на меня свои полые глаза и лица с отсутствующим выражением.
Вчера утром мать Юкино позвонила со скрытого телефонного номера. Сказав, что приедет с мужем через два дня ко мне и заберет вещи своей дочери, она сбросила вызов, даже не дождавшись моего ответа. Как будто она разговаривала не с живым человеком, а оставила сообщение на автоответчике.