Сьюзан Деннард
Испытание кошмаром
Глава 9
Квартира Дэриана – это лофт в индустриальном стиле над рестораном «Тре Жоли»[6] – единственным в округе, не считая «Неупокоенной дочери». Если, конечно, вы не хотите ехать час до ближайшего города нонов. В отличие от «Неупокоенной дочери», в «Тре Жоли» подают высокую кухню, поэтому семья Винни тут бывала только по особым случаям, а теперь не бывает вовсе.
В квартире всегда пахнет свежим багетом, и на Винни тут всегда сразу нападает голод. Поэтому, стоит Винни появиться на пороге, Эндрю, благослови его боже, всегда отрывается от работы, чтобы соорудить ей перекус на открытой кухне.
Сегодня на кухонном островке (он же обеденный стол, он же бар) ее уже ждет торт, который Эндрю явно испек сам.
– На вкус он лучше, чем на вид, – предупреждает Эндрю, бросая виноватый взгляд в сторону поникших свечек в форме цифр один и шесть. Их робкое мерцание поблескивает на его острых скулах теплого темно-коричневого оттенка.
Родители Эндрю – выходцы из кенийского сообщества светочей, но сам он родился здесь, а потому носит фамилию Понедельникс.
Он учится на фельдшера, а в редкие минуты досуга пытается воспроизводить рецепты из шоу «Лучший пекарь Британии». Например, сегодняшний торт украшен шоколадной глазурью и синими завитушками, которые на вкус, вероятно, лучше, чем на вид.
– Спасибо, Эндрю. – Винни выдавливает улыбку, но выходит неестественно, и он это явно чувствует и переводит взгляд с нее на Дэриана. – А что у вас стряслось?
– Да ничего, – начинает Винни.
И тут Дэриан, который буквально секунду назад клятвенно обещал ничего не рассказывать Эндрю, выдает:
– Винни собралась на испытание сегодня. Прошу тебя, отговори ее. – И, поймав гневный взгляд Винни, добавляет: – Ну прости. Мы ничего друг от друга не скрываем.
Он подкрадывается к Эндрю, похлопывает его по плечу и удаляется в спальню под чердаком.
Эндрю просто таращится на Винни, а она, в свою очередь, яростно задувает свечи. «Пожалуйста, дай мне пройти испытание, – загадывает она. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, лесной дух, дай мне пройти испытание».
Эндрю склоняется над кухонным островком. Он – полная противоположность Дэриана с его трикотажными жилетами и безупречно отутюженными сорочками, застегнутыми на все пуговицы. Тема Эндрю – это мятые футболки со спортивными логотипами и треники.
– Тебе нельзя на испытание, Винни, – говорит он.
– А вот и можно. – Она выдергивает свечку в виде единицы и слизывает крем. – В большом, полном «Официальном своде правил» нет ни слова о том, что мне нельзя.
– Когда это ты изучила «Официальный свод правил»… Ох, – стонет он. – Так вот зачем тебе надо было в библиотеку? Это что за дела? Ты меня развела!
Он отодвигает от нее торт.
– Когда ты начала это планировать?
– Какое-то… много времени назад.
– А ты хотя бы, ну знаешь, тренировалась хоть немного?
– Да, – отвечает она, а Дэриан при этом кричит из спальни:
– Не по-настоящему, не считается!
Потом он появляется собственной персоной. В руках у него что-то похожее на старое тренировочное обмундирование охотника.
– А значит, ее ждет не только унизительный провал, но, вероятно, и гибель. На вот, примерь-ка.
Он сваливает на стол кучу объемных черных вещей.
Винни хлопает глазами, тут же позабыв, как Дэриан только что напророчил ей провал и вероятную гибель:
– Где ты все это взял?
Она подтягивает вещи к себе: кевларовый нагрудник, кевларовые набедренники и две ловушки с ядовитым туманом.
– Это вещи Эндрю, – отвечает Дэриан, примеряя ей нагрудник, а Эндрю морщится.
Так он обычно выражает весьма широкий спектр эмоций. Конкретно сейчас это значит: «Мне неловко».
– Хотел быть охотником, – признается Эндрю. – То есть я так думал, пока не встретил Дэриана и не понял, что, кроме леса и светочей, бывают другие вещи, ради которых стоит жить.
– Пфф. – Дэриан закатывает глаза, хотя Винни успевает заметить, как у него медленно краснеет шея. – Он хочет сказать, пока папа не разрешил ему изучать медицину вместо всего этого.
– Ну, это тоже, – скалится Эндрю, пододвигая торт обратно к Винни.
Пока он не передумал, она извлекает вторую свечку и набрасывается на крем. Ее живот отзывается урчанием.
– Это не настоящее охотничье снаряжение, а тренировочное. – Дэриан расстегивает липучку нагрудника – хррпп! – Но хоть какая-то защита, не идти же тебе в лес без всего.
Он пристраивает части амуниции к ее телу – сначала нагрудник, затем набедренники.
Винни кладет свечку на стол.
– Оно… Оно мне велико, – выдыхает она.
Дэриан прерывает возню с липучками:
– Ты ведь не обязана это делать, Вин.
– Обязана.
– Если провалишься…
– Не провалюсь. – Она не хочет снова начинать этот разговор и лишний раз видеть, насколько он в нее не верит.
А больше всего она не хочет видеть, сколько надежды при этом прячется в глубине его глаз. Он желает ей успеха так же, как она сама. Он хочет, чтобы его принимали в Совете, хочет, чтобы они снова были уважаемым семейством, хочет зарабатывать достаточно, чтобы Эндрю не приходилось тянуть бо́льшую часть арендной платы.
Когда папа исчез, Дэриан пострадал больше всех. Дэриан и папа не просто были похожи внешне, они ходили, говорили и организовывали пространство одинаково. Если Винни была жесткой и резкой, как мама, Дэриан был мягким и деликатным, как папа.
И если Винни делила с папой игры – «Охоту на мусор»[7] или секретные шифры, – Дэриан делил с ним более глубокие вещи. Книги, музыку, полуночные философские дебаты и споры о местной политике. Но особенно их сближала любовь к выращиванию садовых и диких растений.
Сейчас в квартире Дэриана нет ни одного росточка зелени.
Зато есть рамочка с рисунком Винни, на котором Дэриан и Эндрю держатся за руки и улыбаются. Это не лучший рисунок Винни. Ей было всего двенадцать, и она только училась передавать человеческие пропорции, поэтому голова Дэриана смахивает на вампскую, а туловище Эндрю вышло как у дролля. И все же оба вполне узнаваемы и нарисованы явно с большой нежностью.
Потому что Дэриан и Эндрю, ну и мама, конечно, – это самые важные люди в жизни Винни. А раз так, Винни знает, что не провалится. Отступать ей некуда. Никаких вторых шансов. Никаких летних курсов в Херитедже, где она «расцветет». Через семь часов она будет входить в лес. Через пять часов она будет делать то, ради чего тренировалась, и наладит жизнь своей семьи.
– Спасибо за снарягу, – говорит она Эндрю, стаскивая с себя части брони. Ххххрррп, хххрррп, хрррп. – И за тортик. Я съем его завтра, после того, – она стреляет в Дэриана убийственным взглядом, взглядом Средансов, – как я пройду испытание.
Потом она запихивает броню в рюкзак. А Дэриан вздыхает:
– Ну что ж, поехали. Отвезем тебя домой. Мама уже, наверное, гадает, куда ты запропастилась.
Ужин с мамой – тихая кухонная идиллия. Одинокое окно над покосившейся большой квадратной мойкой запотело, несмотря на сквозняк (окно очень старое, и створка плохо закрывается).
– Еще праздничной лазаньи? – предлагает мама, поднося ей керамическое блюдо.
Моцарелла у нее кончилась, и она вместо этого добавила сыр «пеппер джек», что, конечно, изменило вкус до неузнаваемости. Теперь это скорее кесадилья, чем лазанья.
– Я наелась, – отвечает Винни.
Она и первую-то порцию с трудом одолела – слишком сильно нервничает, чтобы есть. Мама все равно начинает накладывать добавку.
– Стой, мам, стой! – Винни берет ее за запястье. – Я же сказала, что больше не хочу.
– Ой. – Мама хмурит лоб и роняет сервировочную ложку обратно на блюдо. – Прости.
Она вскакивает на ноги и быстро подходит к мойке. Эпичная гора посуды свидетельствует о том, что готовка для мамы – подвиг.
Мама включает воду и начинает мыть посуду под мощной струей, напевая какую-то из песен «Бич Бойз»[8]. Она взвинчена еще больше, чем обычно, и не замечает, как встревожена дочь. И хотя Винни это сейчас на руку, ее огорчает, что мама никак не успокоится.
Но в ее день рождения всегда так. Каждый год папа каким-то таинственным способом посылает Винни открытку, и мама борется сама с собой, решая, стоит ли эту открытку показать. Показать, разумеется, не дочери. С Винни она этим никогда не делится. Винни вообще узнала о существовании открыток случайно – два года назад нашла одну раньше мамы. Обратного адреса не было, но Винни сразу узнала папин почерк.
Папа всегда писал печатными буквами (прописные для слабаков). А точки над «ё» расставлял в самом конце, поэтому они никогда не находились точно над нужной буквой. И вообще, там так и было написано: «Моей дочери Винни».
Письмо она тогда не открыла – ей было неинтересно, что хотел сказать папа (да и сейчас ей все равно). Вместо этого она вернула конверт в почтовый ящик, чтобы мама не догадалась, что Винни его видела. И стала ждать маминой реакции на письмо.
Франческу тогда колбасило так же, как и сейчас. Поначалу Винни думала, что мама колеблется, вручать ли открытку дочери… Но в прошлом году Винни случайно услышала, как мама бормочет: «Дело превыше всего. Преданность до мозга костей». С этими словами она сунула письмо в сумочку и исчезла.
Винни остается только предполагать, что мама сделает то же самое и в этом году: отдаст письмо Совету. И Винни это устраивает. Пусть открытка попадет к светочам. Пусть они сами разбираются с папой.
– Пойду немного домашку поделаю, – говорит Винни. И формально это даже не ложь: она же идет готовиться к испытанию, а это в ее случае домашняя работа. Поэтому сказанное прозвучало почти естественно. – А потом, наверное, спать лягу. – Это тоже не ложь, ведь Винни в конце концов обязательно ляжет спать.
Мама просто кивает, не отходя от раковины, и пытается улыбнуться:
– Твои очки прекрасно смотрятся, Винтовка. Хорошо в них сегодня было видно?
Винни кивает:
– Отлично все видно. Спасибо, мам. И за ужин тоже.
Из маминой улыбки уходит напряжение. Она отодвигает волосы со лба мыльной рукой и, кажется, впервые по-настоящему смотрит на дочь с тех пор, как та пришла домой. Мамин взгляд скользит по ней, а выражение лица смягчается. Как будто лесной туман проник сюда и сгладил резкие черты лица Франчески – такие же, как у Винни.
– Знаешь, я очень тобой горжусь.
У Винни пересыхает в горле. Зубы начинают стучать.
Ну нет. Ей сейчас нельзя такое слышать, иначе ее прорвет и она во всем признается. Дэриан поворчал-поворчал, да и отпустил ее на испытания, а как поведет себя мама, неизвестно. Может одобрить и даже поддержать больше, чем Дэриан. А может привязать к стулу и сторожить до рассвета.
Если честно, Винни, пожалуй, предпочла бы второе. Видеть проблеск надежды в глазах Дэриана было очень тяжело. Увидеть его в маминых было бы невыносимо.
– Люблю тебя! – кричит она.
Потом пулей вылетает из кухни, проскакивает гостиную с низким потолком, взмывает по скрипучей лестнице (третья ступенька – просто жуть, осторожно). И вот в конце коридора – ее комната со скошенным потолком, где все лето слышно топот беличьих лапок.
Винни «занимается» час, подпрыгивая всякий раз, когда ей кажется, что мама идет наверх, и выбегая пописать каждые десять минут – похоже, ее мочевой пузырь ни с того ни с сего сжался до размера изюма.
Наконец городские колокола вызванивают восемь. И Винни переходит к действиям. Она запихивает подушки под одеяло, включает генератор белого шума, собирает снаряжение Эндрю, берет новую кожаную куртку и на самых кончиках мысочков прокрадывается в комнату Дэриана. Он не живет дома уже почти два года, но, как все, к чему он прикасается или хоть раз прикоснулся, его комната – это сводная таблица. Даже цвета какие-то экселевские – оттенки зеленого и серого, с черными разделительными линиями.
Винни открывает сизые шторы, и первый лунный луч копьем пронзает комнату. Этого света недостаточно, чтобы что-то рассмотреть, но достаточно, чтобы одеться. Вот это окно с кривым стеклом, не знавшее ремонта со времен постройки дома, то есть почти сто лет, сегодня послужит Винни выходом. Крыша под ним выступает, и можно легко спрыгнуть на поленницу, а затем на землю. Винни неоднократно это проделывала, проходя свою импровизированную домашнюю «полосу препятствий».
Винни натягивает старые черные джинсы, которые ей немного тесны и сильно коротки, – прошлой осенью она неожиданно резко вытянулась. И черную водолазку, найденную месяц назад, когда они с Дэрианом копались в закромах секонд-хенда.
Внизу свистит кипящий чайник. Включается телевизор: показывают местные новости мира светочей.
«Стаи вампов снова активизировались», – сообщает диктор Джонни Субботон.
У Винни перед глазами возникают его уложенные гелем черные волосы. Мама раньше в шутку вздыхала о том, как он хорош собой. Папа в шутку бормотал, что не видит ничего особенного.
А все-таки любопытно, куда мама в этот раз спрятала открытку.
«Также наблюдается повышение активности в горячих точках, – продолжает Джонни. – Лодочникам рекомендуется держаться подальше от красных буйков в Малом озере, а также от всех зон, отмеченных вешками за пределами обычных границ. Полный список координат доступен на сайте охотников». – И Джонни диктует адрес сайта.
Винни тянется за кожаной курткой и вдруг замирает. Со всеми сегодняшними треволнениями она начисто забыла про Марио. Наверное, он уже отправил ей электронное письмо.
– Черт, – шепчет она, мысленно подкладывая доллар в банку-руганку, которая стоит у них на кухне и пополняется в основном мамиными усилиями.
О том, чтобы проскользнуть вниз, к семейному компьютеру, и проверить почту, нечего и думать. А мобильного телефона у нее нет, в отличие от большинства тинейджеров Цугута-фоллз. Мобильная связь здесь не работает – лес создает помехи, нет сигнала. Правда, для телефонов существует местная сеть вайфай, но у Винни нет доступа – и не будет, пока не закончится срок наказания ее семьи изгойством.
Придется отложить проверку до завтра. К тому же ответ едва ли поменяет что-то прямо сейчас. Выиграла она спор с Марио или нет, она идет на первое испытание. Она идет в лес.
Надев кожаную куртку, Винни находит в шкафу Дэриана коробку с надписью «сумки» и вытягивает одну – почти целиком черную. Она старая, с потертыми ручками, но в нее поместится ксерокопия страниц из «Свода правил» и мамина старая копия сокращенного «Справочника кошмаров». Еще туда влезут амуниция Эндрю и ловушки с ядовитым туманом.
В довершение она надевает медальон, который получила в подарок от Дэриана, и заправляет его под водолазку, ощущая сердцебиение на кончиках пальцев. Она жалеет, что наелась в ужин. И ей снова надо по-маленькому. Но поворачивать назад слишком поздно. Время действовать.
Лес ждет.
Глава 10
Пеший путь до усадьбы Четвергссонов занимает больше времени, чем она рассчитывала. Семейный велосипед она решила не брать – мама могла заметить. А позаниматься с Винни вождением Фрэн пока так и не успела, хотя сама же на этом все время настаивает. Ну, если не считать нескольких занятий месяц назад. Раньше, когда Винни дружила с Эрикой, она регулярно ходила пешком в их усадьбу. В памяти как-то отложилось, что полторы мили – это близко.
Выясняется, что память – обманщица. Особенно когда тебе надо кровь из носа оказаться на месте в девять часов. И тем более когда ты имела глупость поужинать и тебе охренеть как приспичило в туалет.
В итоге бо́льшую часть пути она пробегает трусцой, и пот льет с нее градом под кевларовой броней, которую она натянула за сараем. Когда в поле зрения появляется длинный подъезд к усадьбе, Винни уже умирает от жажды.
Она переходит на шаг. Мимо проезжают машины – никто не предлагает подбросить. Даже скорость никто не снижает, хотя Винни чувствует на себе взгляды водителей.
Когда-то поход в усадьбу Четвергссонов был захватывающим приключением, ведь мама Эрики возглавляет клан, поэтому Эрика живет в самой усадьбе. Винни всегда представляла себя богатой, поднимаясь в комнату подруги на верхнем этаже, проходя по прохладной плитке мимо высоченных окон.
Если усадьба Понедельниксов напоминает кампус, у Четвергссонов скорее музей современного искусства: четкие линии серых каменных построек, вписанных в карман между горой и лесом. Усадьбу окружают пруды, заросшие лилиями и обрамленные камышом.
Когда Винни добирается до конца подъездной дороги и усадьба предстает перед ней во всей красе, она видит полную иллюминацию. Лучи прожекторов перед зданием выхватывают идеальные прямые углы живой изгороди – так подстричь кусты способен только Четвергссон.
Культура гуще крови.
Винни по старой привычке бросает взгляд на окно комнаты Эрики. Свет не горит, но в глубине мерцает огонек, как если бы кто-то смотрел телевизор. Странное дело: мама Эрики всегда была категорически против телевизора в спальне.
Под широким каменным навесом, который ведет к парадной двери, припаркованы черные внедорожники. Рядом болтаются тинейджеры, облаченные в такую дорогую, такую новую броню, что Винни и не снилась. Она насчитала пятерых и всех узнала – видела в школе. Двое Воскресенингов, один Вторниган, один Четвергссон и Фатима Среданс.
Правило гласит, что любой светоч, кроме выходцев из нонов, может попытаться стать охотником в месяц своего шестнадцатилетия. Но если он потерпит неудачу, на этом все. Никаких пересдач. Никаких вторых шансов. Ставки слишком высоки, чтобы пускать в лес того, кто недостаточно хорош, подвергая его жизнь риску.
– Винни! – щебечет жизнерадостный голос.
Потом второй:
– Господи, что ты тут делаешь?
Из-за ближайшего внедорожника вылетают Бретта и Эмма в новейшем обмундировании на все тело (число претендентов вырастает до семи). Винни приходится бороться с желанием свернуться калачиком. Близняшки бегут к ней вприпрыжку и заворачивают в объятия, несмотря на ее откровенную попытку отступить.
Они пахнут каким-то цветочным парфюмом. Похоже на сирень. Вообще-то аромат довольно приятный.
– Ты оказалась права! – захлебывается Эмма.
– Он и правда был там! – звенит Бретта.
– Кто? – спрашивает Винни, выскальзывая из объятий.
– Джей!! – Эмма теребит себя за косички. – Мы не знали, что ему сказать, но нам удалось взять с него обещание пообщаться с нами после субботнего выступления.
– С нами и с другими, там еще было человека четыре, – хихикает Бретта. – Командный дух требовал позвать Анхелику, Кети, Марисоль и Ксавье. Ох, Винни, спасибо, что ты нам подсказала. И, слушай, куртка на тебе смотрится офигенно! – Она пощипывает кожанку пальцами в перчатках.
Между тем Эмма мнется. Потом поднимает голову и спрашивает:
– Но почему ты здесь, Винни? Разве ты идешь на испытание?
Шею Винни обдает жаром. Она стягивает очки.
– Ну да. Мне же сегодня шестнадцать, значит, мне можно. – В ее голосе больше желания защититься, чем ей бы хотелось. Ведь в тоне близняшек, на их лицах, в их позах нет и тени обвинения.
Бретта улыбается, и ее кудряшки, собранные в хвост, пружинисто подпрыгивают.
– Сегодня на трупном дежурстве молчала как рыба! – Она игриво тюкает Винни кулаком.
Та смущается. Но близняшки, похоже, вовсе не расстроены. Эмма радуется:
– Это же так здорово, Винни! Мы пройдем испытание все вместе, втроем. А еще Фатима!
Прежде чем Винни успевает согласиться, что это здорово, чей-то голос обрывает воодушевленный смех близняшек:
– Что это ты тут делаешь?
Тетя Рейчел.
Винни знала, что этот момент наступит. Все Ведущие Охотники присутствуют на испытаниях, и Винни много раз представляла себе эту ситуацию.
– Кошмар на горизонте, – шипит стоящая рядом Эмма.
– Тревога! Высший уровень опасности, – вторит Бретта.
Близняшки разворачиваются и сматываются.
У Винни начинают стучать зубы. Она бы, наверное, захихикала, если бы не умирала от желания улизнуть вместе с близняшками. К несчастью, «кошмар» уже настиг Винни, и ее язык завязывается в узел. Стук, стук, стук.
– Повторяю, – говорит тетя Рейчел. – Что ты тут делаешь?
– Пришла на первое испытание.
Тетя фыркает:
– Ну конечно.
Она отворачивается, давая понять, что разговор окончен. Потом замирает. Хмурится. И снова смотрит на Винни, смеривая взглядом кевларовый нагрудник и набедренники.
– Мать твою, да ты серьезно!
– Да.
Стук, стук, стук. Винни стягивает с плеч рюкзак и расстегивает его дрожащими пальцами. Тут молния не такая послушная, как на куртке. Замок заедает и приходится дерг-дерг-дергать эту заразу туда-сюда. Рейчел наблюдает с возрастающим ужасом.
Ужасом и чем-то еще. Возможно, гневом.
Винни извлекает ксерокопии страниц и сует их Рейчел.
– Вот-страницы-из-свода-правил-и-тут-нигде-не-сказано-что-мне-нельзя-на-испытания. – Заученный текст вырывается у нее, как гной после укуса мантикоры. – Все-эти-четыре-года-я-тренировалась-самостоятельно-и-я-готова-и-если-ты-посмотришь-на-страницу-семь-ты-увидишь-что-раз-я-явилась-вовремя-в-месяц-моего-шестнадцатилетия-вы-должны-меня-допустить.
Рейчел не берет страницы. У нее отвисла челюсть и дергается левый глаз. Да, это определенно гнев. В любой другой ситуации такое выражение лица запугало бы Винни. Так на нее смотрели все светочи, когда поймали папу. Так она сама хочет посмотреть на папу, если он однажды снова здесь покажется.
Вот бы тетя Рейчел отвернулась. Вот бы не видеть, как все собираются вокруг, шепчутся, показывают пальцем. Вот бы не слышать, как Кейси Вторниган говорит: «А ведьмино отродье у нас тут вроде наживки?» И как на это смеется Астрид Сёнда[9].
Наконец Рейчел разрывает зрительный контакт, и Винни приходится бороться с реакцией своего тела, которому хочется сразу осесть на землю. Вместо этого она так и остается стоять с висящим на плече рюкзаком и протянутой рукой с распечатками.
Рейчел выхватывает страницы из воздуха. Она даже не смотрит на них, просто рвет пополам.
– Проваливай отсюда, – говорит она, – пока не опозорила меня окончательно.
И Винни проваливает.
Как бы.
Неожиданно для себя она приходит в такую же ярость, как и Рейчел. Удаляясь от усадьбы под всеобщий смех, Винни воображает всевозможные способы сломать тетке нос. Она вообще-то не склонна к насилию, но сейчас ею овладело внезапное желание что-нибудь разгромить.
И это, оказывается, такое сладостное чувство! Оно распрямляет Винни спину и разогревает кровь. Она непобедима, опасна. Наверное, то же самое чувствуешь, испив крови мелюзины. Теперь понятно, почему светочи относят это редкое вещество к наркотическим: такие ощущения могут вызвать зависимость.
Винни добирается до главной дороги, ведущей на север. Лишь редко расставленные фонари указывают ей путь. Усадьба Четвергссонов – одна из трех на восточном берегу реки. Пешком отсюда до леса далеко. К счастью, есть вариант поближе: узкий перелесок, который тянется вдоль усадьбы Средансов.
Это далеко от сердца леса – кошмаров там меньше, чем в той части, где будут остальные кандидаты. Но теоретически Винни может пройти испытание и там. В сущности, кошмар есть кошмар. Какая разница, где эту тварь убивать.
Главное – зайти в лес, дождаться, пока поднимется туман, убить первое попавшееся чудовище и уйти.
Опаснее? Конечно, риск выше, ведь рядом не будет охотников, готовых прийти на помощь. Но у нее есть броня для защиты и ярость в качестве топлива. Она – сошедшая с той старой фотографии бабушка Вайнона, а значит, у кошмаров нет шансов.
Тетя Рейчел скоро увидит. Дэриан и Эндрю скоро увидят. И этот тупица Данте со своей дебильной именинной песенкой, он тоже скоро увидит. А еще тупица Кейси со своими дебильными шуточками про наживку, и тупица Маркус со своей самодовольной лыбой и писклявым голосишкой – вот она им всем покажет.
И тупица Джей, и тупица Эрика. Даже тупица мисс Морган с ее курсами живописи и распечатанными бланками. Винни они все не нужны, никогда не были нужны, и скоро все светочи увидят, что она, Винни Среданс, рождена быть светочем, несмотря ни на что.
Она может пробежать милю за восемь минут. Даже за шесть с половиной, если местами поднажать. Оставаясь одна дома, она так много тренировалась падать и переворачиваться, что у нее теперь затвердевшие мозоли на локтях и голенях. Она знает наизусть каждую статью «Справочника кошмаров», каждую статью «Приложения». И ту же мантикору может нарисовать с закрытыми глазами во всех деталях.
Это все чего-то да стоит. Должно чего-то стоить.
Через считаные минуты Винни замечает первую вешку, отмечающую границу леса: желтую, со светоотражателем, блестящим от света ближайшего фонаря.
Это значит, если она зайдет глубже, то найдет край леса. Природный туман в этот час обычно что-то шепчет, но не здесь – здесь тишина. Машин нет, а ночные обитатели леса – еноты, лисы, козодои и летучие мыши, которым должно быть раздолье в такое время, – предпочитают жить подальше от этих мест, где сны духа становятся явью.
Ведь скоро над землей поднимется другой туман – более густой, клубящийся. Тот, что каждую ночь приносит кошмары. Винни еще не доводилось видеть его вблизи, и живой кошмар она тоже никогда не видела. Но ей не страшно: она чувствует лишь воодушевление, слезая с плеча дороги, выбираясь из ярких объятий фонаря.
Сквозь ее новые очки мир кажется более четким. В мышцах играет приятное напряжение, а разум листает «Справочник кошмаров», словно он у нее прямо перед глазами. Страницу за страницей, которые Винни медленно, ночь за ночью учила по ксерокопиям, когда мама думала, что она спит. Все анатомические схемы, которые она перерисовывала линером, потом снова рисовала – уже по памяти, а потом совершенствовала, когда начала ходить на трупные дежурства.
Подменыши: эти дневные странники умеют превосходно перевоплощаться в любого человека, которого увидят. Выдают их только длинные когти и неспособность к речи.
Волки-оборотни (вервольфы), кошки-оборотни, олени-оборотни: днем человек – ночью чудовище. Эти редкие дневные странники в своем человеческом обличье неотличимы от людей и легко внедряются в общество.
Мелюзины: эти прекрасные существа, похожие на русалок, обитают в лесных реках и озерах. Они не агрессивны, но могут напасть, если люди подходят близко.
Призраки, банши, дролли, мантикоры – мозг Винни жужжит, проматывая их всех. Как распознать, как победить, чем питаются, как передвигаются. Она абсолютно готова к этому моменту.
И потому она в последний раз поправляет очки, поглаживает на удачу новый медальон и делает шаг в гущу деревьев.