Такаббир Эль Кебади
Династия. Белая Кость
~ 25 ~
Половину жизни Янара провела в небольшой женской общине при мужском монастыре. Монашки и девочки-прислужницы ни разу не видели монахов: их обитель находилась в конце сада за высоким каменным забором. Настоятельница раз в неделю носила наставнику какие-то бумаги. Когда она уходила, старшая из монахинь собирала девушек в одной келье и заставляла молиться, чтобы святая мать вернулась. Она говорила, что мужчинам нельзя верить, даже если на мужчине ряса и он дал обет целомудрия. Говорила, что надо обходить солдат стороной, а при виде наёмников бежать куда глаза глядят. И обязательно подкрепляла свои слова какой-нибудь душераздирающей историей о том, как наёмники насилуют женщин и детей, как измываются и в конце концов убивают.
Низкое происхождение не позволяло Янаре принять монашеский обет, и она исполняла обязанности прислужницы. Невестами Бога становились только дворянки. Родители, богатые или не очень, не желали дробить приданое между несколькими дочерьми и отдавали младших в монастырь. Янара же оказалась там по прихоти отца. Флос надеялся, что она придётся настоятельнице по душе, и её оставят. И очень огорчился, когда Янара вернулась домой.
Семья еле сводила концы с концами и к появлению лишнего рта оказалась не готова. Янару и раньше отпускали из монастыря – на день или два – увидеться с родными. И всякий раз она чувствовала себя дома ненужной. Теперь, по её возвращении, домочадцы и вовсе превратились в глухонемых. Даже мать, рассеянная и задумчивая, избегала разговоров с Янарой.
Флос отвёл четырнадцатилетнюю дочь в деревню к зажиточному крестьянину и отдал в наймитки. А крестьянин на следующий день привёл её обратно, мол, дикарки ему не нужны. Янара не сумела объяснить расстроенному отцу, что произошло. Как признаться, что она панически боится мужчин? И отца боится тоже. Он бывший наёмник и этого никогда не скрывал, а наёмники насилуют, измываются и убивают. Монашка на протяжении восьми лет рассказывала истории, от которых стыла кровь, – не станет же невеста Бога лгать! Янара знала эту девушку, а отца совершенно не знала. Он был чужим.
Наверное, Флос что-то рассмотрел в её глазах. Он больше не пытался куда-то пристроить дочку и поручил ей ухаживать за козами. Занятие несложное: кормить, поить, доить. Только резать она отказывалась.
Целых два года Янара привыкала к отцу и брату. Не оставалась с ними наедине, не разговаривала и, перед тем как лечь в постель, подпирала дверь табуретом. Потом задумалась. Они не походили на насильников. И приятели брата не походили. Даже пастух, бывший солдат, с которым Янара иногда сталкивалась на лугу, всегда улыбался ей и кланялся. Может, свои истории монашка взяла с потолка?
Встречаясь с отцом на кухне или во дворе, Янара мысленно твердила: «Он рыцарь. Он рыцарь. Рыцарем становится только хороший человек. Так написано в хрониках!» В монастыре хватало книг с описанием жития прославленных воинов; Янара много читала. Грамоте она обучилась вместе с теми, кому прислуживала и оказывала посильную помощь в подготовке к занятиям.
Когда она начала думать об отце как о доблестном рыцаре и потянулась к нему – её отдали замуж. Три года унижений Янара пережила благодаря вере: если она будет покорной мужу, если примет горести со смирением, то обязательно попадёт в рай. Там она встретится с Богом и попросит наказать всех, кто её обижал.
…В воздухе кружил снег. Под копытами коней потрескивала промёрзшая земля. Как несколько лет назад, Янара снова возвращалась в отчий дом. Кутаясь в одеяла, она смотрела в стылое небо и с трудом вспоминала об осаде крепости и смерти отца. Всё казалось выдумкой, кошмарным сном. Труп, лежащий рядом, тоже казался ненастоящим. Иногда перед внутренним взором возникал образ черноволосого молодого мужчины, и Янара спрашивала себя: она видела его наяву или он ей приснился? Скрип колёс, звон кольчуг, храп лошадей время от времени выдёргивали её из состояния потерянности, и она понимала: ей ничего не привиделось, это не сон. И тогда разумом завладевал хаос: горечь утраты смешивалась со страхом перед будущим и с радостью – она вырвалась из замка!
Дни и ночи проплывали словно в тумане. Янара то бродила по закоулкам своего разума, то изводила себя мыслями о предстоящей встрече с братом и сестрой, то задыхалась от горя.
Порой воины делали остановки, чтобы она умылась, поела или просто погрелась в жарко натопленной таверне и отдохнула от тряски на телеге. Если бы они знали, как у неё болит живот…
Янара старалась не думать о спутниках. И вдруг в одной харчевне послышался шёпот за соседним столом: «Это же Выродки… Наёмники, они самые… Душегубы проклятые…»
Наёмники! Это слово вернуло Янару в реальность. Их двое, а она одна. Они вооружены, а у неё нет даже ножа, чтобы перерезать себе горло. У неё ничего нет… У неё ничего нет! Только миска с похлёбкой и ложка.
Мелькнула мысль: меч!
Выйдя из харчевни, Янара забралась на телегу и первым делом нашла отцовский меч. Он всегда лежал рядом, замотанный в тряпку, поэтому не попадался ей на глаза. Укрывшись одеялами с головой, Янара сжала рукоять в кулаке и затаила дыхание. Сколько дней они едут? Куда её везут? Она не говорила, куда ехать! Или говорила?..
В полдень наёмники предложили ей снова перекусить. Не получив ответа, решили, что их пленница спит, и продолжили путь. А она представляла, как вытаскивает меч из ножен. И кусала губы, чтобы не расплакаться: ей не поднять тяжёлый клинок. Видать, такая у неё судьба – покончить с собой и вместо рая отправиться в ад.
Тряска прекратилась. Кто-то похлопал по ноге.
– Просыпайся. Приехали.
Выглянув из-под одеяла, Янара уставилась на дозорную вышку. Какая же она маленькая и неказистая по сравнению с замком! Сарай – развалюха. Навес над колодцем прогнил. Под открытым небом – куча хвороста.
Более ничего не сказав, наёмники пришпорили коней и полетели к горизонту как птицы.
Янара пробежала глазами по тёмным бойницам. Брат однозначно за ней наблюдает и ждёт, когда воины скроются из вида.
Снег повалил хлопьями, словно кто-то разорвал огромную пуховую перину. Брат не появлялся. Янара насилу выпрягла лошадь и повела её в добротную конюшню – единственное, что отец построил, вкладывая душу.
Из небольшого загона испуганно таращились козы. В соломе возились щенки. Собака вытянула морду и вяло махнула хвостом. Признала как гостью, которая когда-то здесь уже была.
Янара открыла ворота пошире – то ли вечерело, то ли перед глазами стоял туман. Взяла бадью и, подойдя к бочке, упёрлась рукой в стену. Что делать?
– Давай я, – прозвучал простуженный голос.
– Там отец, – сказала Янара, отдавая бадью брату.
– Видел.
Пока Бари чистил лошадь, Янара сидела на тугом валике из соломы, ожидая вопросов. А брат как воды в рот набрал.
– Замок сгорел. Мне негде жить. Мужа убили. Я не хочу быть обузой, – путанно проговорила Янара и поморщилась: ей лучше молчать. Вспомнив, что брат старше её на восемь лет, спросила: – Ты женился?
– Теперь женюсь, – ответил он, насыпая в ясли овса.
Теперь… У простолюдинов нет фамилий. Раньше брат значился в документах как «Бари, сын Флоса». Когда отца посвятили в рыцари и одарили каланчой с клочком земли, брат стал «Бари из дома Флосов». Теперь он мелкий землевладелец Бари Флос… Звучит непривычно.
– Как Рула? – спросила Янара, хотя догадывалась, что в жизни старшей сестры-бесприданницы нет никаких изменений.
Бари пропустил вопрос мимо ушей. Повозившись возле лошади, отряхнул штаны:
– Значит, герцог убит.
– Да.
– Замок сгорел.
– Да.
– А деньги? Твоё приданое. Монеты же не горят.
Янара опустила голову:
– Не знаю, Бари.
– Утром съезжу в деревню, продам пару коз и куплю дров для погребального костра, – проговорил брат, закрывая решётчатую дверь стойла. – Идём, поможешь мне укрыть тело, чтобы за ночь бродячие псы не съели.
Немного погодя Янара сидела на кухне, занимающей весь первый этаж каланчи. Наблюдала, как сестра суетится возле очага, и чувствовала себя непрошеной гостьей. Этот дом никогда не станет ей родным. Давили почерневшие стены и закопчённый потолок. Мамино кресло из лозы вызывало в горле спазм. Отцовский прохудившийся плащ, тоскливо висящий на гвозде, напоминал Янаре о сиротском детстве при живых родителях. Но они были – родители. И любили её – по-своему. Жаль, что ничего нельзя вернуть.
Поставив меч в угол, Брат соскоблил с сапог грязь. Подбросив в очаг хворост, сполоснул руки в ведре:
– По закону я обязан содержать тебя, Янара. Мне горько признаваться… Вас двоих я не потяну.
Рула бросила половник в казанок и резко обернулась. Её миловидное лицо исказилось от злости.
– Я в наймитки не пойду!
Бари поспешил её успокоить:
– Я говорю не о тебе.
Янара прижала ладонь к животу. Когда же эта боль прекратится?
– Пусть идёт в свой монастырь, – продолжила Рула, разливая похлёбку по мискам. – Она теперь у нас вдова герцога. Будет монашкой.
– Монашкой – это хорошо, – кивнул Бари, присаживаясь к столу. – Я хочу жениться, а денег особо нет. Заеду завтра в холостяцкий дом, договорюсь, чтобы её взяли. Мужиков, правда, сейчас там немного, зато это лучше, чем сидеть у брата на шее.
– Я не хочу в холостяцкий дом, – пробормотала Янара.
Бари ударил кулаком по выскобленной доске:
– Тебя никто не спрашивает! Разбаловалась у своего герцога. Я тебе не герцог, сюсюкаться с тобой не стану.
– Может, на мельницу? – робко предложила Янара.
– Там ребята ушлые. Придавят тебя мешком, а мне потом возиться. – Бари потёр лоб. – Мне самому не нравится холостяцкий дом. Грязь, вши… Пойми, отдать тебя больше некуда.
Янара посмотрела на узкие окна, забитые досками. Перевела взгляд на стоящий в углу отцовский меч:
– Почему вы не расспрашиваете об отце?
– Потому что… – Бари запрокинул голову и уставился в потолок. – Не надо говорить о смерти. Пусть он немного побудет живым.
Рула шмыгнула носом:
– Я сейчас. – Схватила тряпку и побежала вверх по каменной лестнице.
Хлопнув ладонью по столу, Бари вышел во двор.
Янара смотрела на огонь и слушала доносящиеся сверху рыдания.
~ 26 ~
Войско герцога Хилда двигалось по королевскому домену, не видя ничего, кроме безлюдных деревень и брошенных полей. Эти земельные владения переходили от короля к королю – как трон, корона и прочие атрибуты верховной власти. Целых двадцать лет у домена не было истинного хозяина. Никто не препятствовал произволу разбойничьих отрядов, никто не наказывал за насилие и мародёрство.
К концу третьего дня Рэн пожалел, что прислушался к совету лорда Айвиля. Сыны Стаи охотились, и воины не испытывали голода – в полноценном питании нуждались кони. Они обгладывали ветки кустарников, слизывали с земли и стволов деревьев заиндевелый мох, на лесных полянах щипали пожухлую траву. Благо не требовалось искать воду: путь лежал вдоль бойкой речушки с каменистым дном.
Наконец войско добралось до королевского охотничьего замка, рассчитанного на многочисленную свиту и большое количество гостей. И хотя Рэн не являлся королём, ворота открыли перед ним без пререканий. Кастелян исполнял свои обязанности на протяжении многих лет и нередко принимал великих лордов, желающих поохотиться на чужих землях. А лорды заботились, чтобы в замке было достаточно вина, съестных припасов, овса и сена.
Купание в бане, плотный ужин и ночлег в чистых палатах подняли воинам настроение и придали сил.
Следующие два дня всадники скакали к столице под прикрытием леса и цепи холмов. Феоды и открытые пространства пересекали ночью. На дозорных вышках загорались сигнальные огни. Доносились крики крестьян, спешно покидающих деревни. Тем не менее ни дозорные, ни дворяне не знали точно, кто нарушил границу: наглый сосед, разбойники или войско герцога Хилда.
Перед тем как выехать на тракт, ведущий в Фамаль, Рэн сделал остановку во владениях своего сторонника, великого лорда Пялы. При его содействии численность войска приблизилась к тысяче. Можно сделать крюк и пополнить ряды ещё двумя-тремя сотнями рыцарей, однако Киаран торопил Рэна: теперь, когда они раскрыли своё местонахождение, времени терять нельзя.
Над землёй зависли предрассветные сумерки. На горизонте появилась неровная линия огней – факелы на городской стене. Выродок дважды протрубил в боевой рог, извещая о приближении к столице вооружённого отряда. Издалека донёсся ответный сигнал.
На восходе солнца всадники подъехали к главным воротам. На стене – лучники. Внизу, у закрытых створ, выстроились мечники. Никто не проявлял враждебности.
Командир защитников города выступил вперёд. Посмотрел на штандарт с двумя лебедями. Чуть дольше задержал взгляд на флагах с пурпурными лентами.
– Мы ждали вас, ваша светлость. Но меня не предупредили, что с вами прибудет целая армия.
Рэн глядел сверху вниз и молчал. Оказавшись в сложной ситуации, командир нервничал, хотя старался не показывать вида. Лорды – в том числе члены Знатного Собрания – сбежали в свои феоды и тем самым лишили командира военной поддержки. Королевская гвардия подчиняется королю, а короля нет, и нет тех, кто его замещает. Более того, гвардейцы охраняют Фамальский замок, на жителей столицы им плевать. А городских стражников не так уж и много – по сравнению с войском гостя.
– Ваша светлость, – вновь заговорил командир. – Когда мне доложили, что вы уже на подъезде к столице, я хотел вооружить горожан. Потом подумал, что это неправильно. Фамаль – мирный город. Я хочу верить, что и вы приехали с миром.
– Я приехал с миром, – заверил Рэн.
Командир вскинул руку. Стражники распахнули ворота.
Разбуженные цокотом копыт и ржанием коней, жители Фамаля высунулись из окон. По улицам двигалась колонна рыцарей, наёмников, щитоносцев, эсквайров… Люди, разбирающиеся в военном деле, позже скажут, что насчитали под тысячу воинов. Рядовые горожане, не знающие, что такое боевая единица, возразят: «Их намного больше!»
Рэн смотрел вперёд, а хотелось смотреть по сторонам. Ведь когда-то он проезжал по этим улицам. Давно, слишком давно, чтобы помнить.
Войско пересекло площадь, примыкающую к храму Веры. Обогнув это мощное здание, двинулось к Фамальскому замку, окружённому высоким каменным забором. К воротам вёл барбакан – фортификационная постройка в виде узкого прохода, ограждённого с двух сторон стенами с бойницами. Чтобы проехать по барбакану, войску надо растянуться, а всадникам перестроиться по трое в ряд. Защитники замка, стоя на стенах, занимали заведомо выигрышную позицию.
Рэн приказал своим людям оставаться на месте и послал коня вперёд. Не доезжая до ворот, натянул поводья. Из калитки вышел мечник в белой длиннополой накидке и представился коннетаблем королевской гвардии. Известил, что члены Знатного Собрания в отъезде, поэтому Фамальский замок закрыт для посещений.
– Королевская гвардия несуществующего короля! – крикнул Рэн, бегая глазами по бойницам. – За кого вы готовы отдать свои жизни? Назовите его имя, и я сообщу этому человеку о вашей смерти.
– Ваша светлость… – начал коннетабль.
– Ни одна вещь в этом замке не стоит того, чтобы за неё умереть! – прокричал Рэн. – На трон вы не сядете, корону не наденете, потому что трон и корона принадлежат мне по праву. Я хочу знать имя человека, за которого вы будете биться до своего последнего вздоха.
Рыцари Рэна принялись бить мечами по щитам, стучать древками копий о землю и орать во всё горло: «Рэн Хилд! Рэн Хилд!» К рыцарям присоединились сыны Стаи: «Рэн Хилд!» Воины лорда Пялы, сторонника Рэна, стали размахивать вымпелами: «Герцог Хилд!» Знаменосец поднялся на стременах и резким движением поднял пурпурный штандарт, удерживая его одной рукой: «Рэн Хилд!»
– Герцог Хилд! – донеслось со стены.
– Герцог Хилд! – прозвучало из бойниц.
И тут королевские гвардейцы гаркнули в один голос:
– Герцог Хилд!
Коннетаблю ничего не оставалось, как открыть ворота. Это не считалось сдачей замка, который всегда был и всегда будет собственностью короля. Ну а кто станет королём – не его, коннетабля, дело.
Оставив войско возле казарм, Рэн взял с собой несколько воинов и направил коня вслед за коннетаблем гвардейцев.
Фамальский замок представлял собой удивительное белокаменное сооружение. Двенадцать различных по размеру и высоте башен, замысловатые павильоны и террасы образовывали гармоничное целое. Из стен выпирали балконы, в скупых лучах солнца переливались окна. В таком замке приятно жить и принимать гостей. Для укрытия от врагов предназначалась Королевская крепость, возведённая за пределами столицы. В неё из замка вёл подземный туннель.
Подъехав к главной башне, называемой Престольной, Рэн спешился. Немного постоял под портиком, скользя взглядом по величественным строениям, возвышающимся тут и там. Опять-таки в сопровождении коннетабля и своих людей проследовал в Тронный зал. Сел в кресло, обитое алым бархатом, и осмотрелся. Под потолком бронзовые люстры, рассчитанные на сотни свечей. Вдоль стен чёрные шандалы. На мощных колоннах вымпелы с гербами всех знатных домов Шамидана. Мрачно и торжественно.
Наблюдая, как сыны Стаи раскладывают в центре зала флаги сдавшихся на его милость дворян, Рэн снял шлем и подшлемник, взъерошил волосы. Мелькнула мысль: а не провозгласить ли себя королём прямо сейчас?.. Нет. Он не самозванец.
– Что здесь происходит? – прозвучал резкий голос.
Через зал шёл, зыркая на рыцарей и наёмников, старый человек. Голова не покрыта ни капюшоном, ни колпаком. Седые длинные волосы спадали с плеча на грудь. На бесформенном чёрном одеянии позвякивали серебряные кольца.
Старик посмотрел на штандарты, разложенные на полу. Обменялся непонятными знаками с коннетаблем гвардейцев и приблизился к возвышению:
– Ваша светлость! На троне может сидеть только король.
Рэн положил руки на лакированные подлокотники:
– Вы кто?
Незнакомец растерялся:
– Я… Я Святейший отец.
– Из храма, который стоит неподалёку?
– Это храм Веры, ваша светлость, – произнёс священнослужитель назидательным тоном.
– Старой веры или новой? – спросил Рэн, прекрасно зная, какую веру насаждают в Шамидане.
Святейший отец раскраснелся от возмущения:
– Вера одна! Всё остальное ересь! Прошу вас, встаньте с трона!
– Хотите сказать, что я не король?
– Не король, ваша светлость! На вашей голове нет короны.
Выпрямив спину, Рэн сжал подлокотники кресла:
– Осул носил корону, хотя не являлся законным королём. Он украл корону у моего деда.
– Вы плохо знаете историю, ваша светлость.
– История – не всегда то, что происходило на самом деле. Зачастую это то, что нам навязали.
Святейший склонил голову – не для того, чтобы выказать смирение, а желая спрятать злость в глазах.
– Не хочу с вами спорить, ваша светлость.
– Если бы в Шамидане соблюдались законы, я бы давно взошёл на престол. Мой отец был бы жив. Моя мать не провела бы двадцать лет в изгнании. Я хочу взять то, что принадлежит мне по праву. Посмотрите, Святейший отец, на моём мече нет ни капли крови. Я ни с кем не вступил в заговор и никого не предал. Если королевству нужен другой король, скажите прямо.
– Не я решаю, – растерялся Святейший.
– Для меня верность и честь не просто слова, а смысл моей жизни. Стране нужен такой король, как я? – напирал Рэн.
Святейший оглянулся на коннетабля.
– Ну же! Отвечайте! – настаивал Рэн.
– Да. Нужен.
– Если завтра вы скажете обратное, коннетабль королевских гвардейцев и мои доблестные рыцари будут считать вас лжецом и предателем. – Рэн принял расслабленную позу. – Созывайте лордов на коронацию, Святейший. Всех! Великих и малых!
– На это потребуется время. Королевство большое.
– Я подожду.
Отвесив поклон, Святейший отец неровной походкой направился к выходу. Рэн смотрел ему в спину и думал: он нажил себе врага, который никогда не выступит против него открыто. Интересное противоборство намечается.
~ 27 ~
Выехав на вершину холма, Киаран натянул поводья и окинул взглядом низину. На ветвях плакучих ив сверкала изморозь. Гладь Немого озера будто покрылась слюдой. Солнечный морозный день идеально подходил для прогулки, однако Лейзы нигде не было: ни на причале, ни в крохотном дворике монастыря. Лишь старуха-настоятельница возилась возле кучи хвороста.
Решив привести себя в порядок и только потом предстать перед матерью герцога Хилда, Киаран отпустил сопровождающих его Выродков в военный лагерь, называемый логовом, и углубился в лес. Дорога петляла между оврагами и взгорьями. Впереди над макушками деревьев возвышалась серебряно-чёрная крепость. Над господской башней развевался коричневый флаг.
Послышался топот копыт. В просветах между мохнатыми елями замелькали силуэты всадников. Из-за спутанных зарослей появился Гилан на гнедом иноходце. За ним скакала дюжина подростков. Вместо щитов за их спинами виднелись луки и колчаны со стрелами.
Поприветствовав хозяина, Выродки отъехали в сторону.
– Куда собрались? – спросил Киаран.
– Хотим поохотиться на белок, – ответил сын и прошёлся растопыренной пятернёй по конской гриве. – Тихо, Шакал. Тихо!
Иноходец раздувал ноздри и грыз удила. Не конь, а зверь! Кусал всех: лошадей, людей, одного Гилана не трогал. Такого пусти на поле брани – зубами дорогу проложит.
– Охота отменяется, – проговорил Киаран.
– Что-то случилось?
– Ты едешь со мной в Фамаль. На коронацию.
На лице Гилана промелькнуло удивление.
– Я? С вами?
– Посмотришь столицу, увидишь короля. Познакомлю тебя с лордами.
– Неожиданно, – произнёс сын, робко улыбаясь. – Кто будет проводить ритуал с отказниками, пока нас нет?
– Я что-нибудь придумаю, – сказал Киаран уклончиво.
Он уже решил поручить это дело кому-то из своих незаконнорождённых дочерей. Из всех бастардов только у них наблюдались какие-никакие колдовские способности.
Гилан свистнул подросткам:
– Возвращайтесь в лагерь! – Поглаживая иноходца, вздохнул. – Не хотел вас расстраивать… Мать в монастыре.
Киаран нахмурился:
– Что она там делает?
– Не знаю. Она ходит туда через день. Я говорил ей, что неприлично навязывать своё общество вдове графа Хилда. Она меня не слушает.
Киаран развернул коня и поскакал обратно.
С пригорка, на котором он недавно стоял, не просматривался парадный вход в обитель. Если бы Киаран объехал монастырь с другой стороны, то увидел бы у коновязи серую кобылу и сообразил, где его супруга. С трудом сдерживая злость, он спешился. Бросил поводья подбежавшему слуге. Силясь взять себя в руки, потоптался на крыльце, сбивая с сапог комочки грязи. Склонить Лейзу к близости будет крайне тяжело, если она проникнется симпатией к Ифе. Недаром он не хотел их знакомить.
Греясь возле жаровни, Ифа и Лейза повернули головы на звук открывшейся двери. Переступив порог кельи, Киаран на миг пришёл в замешательство. В этом намоленном и забытом богом месте встретились тьма и свет. Ифа темноволосая, темноглазая, полногрудая. Лейза – её противоположность: белокурая, с серыми прозрачными глазами. Огонёк масляной лампы за её спиной создавал вокруг хрупкой фигуры туманный ореол. Внешний вид обманчив, эта женщина и есть тьма.
Ифа спохватилась, вскочила со стула и низко присела:
– Милорд.
– Подожди меня снаружи.
Супруга попрощалась с вдовой, взяла с кровати плащ и удалилась.
Лейза сцепила на коленях руки:
– У вас такой сердитый вид, что я боюсь даже спрашивать.
– Коронация через три недели.
– Слава богам, – прошептала Лейза.
Странная семейка. Рэн верит в сущность с тремя голосами. Его мать славит несколько богов. Святейший отец, поборник истинной веры, будет «счастлив».
В душе впервые зашевелился червячок сомнений. Если Лейза обладает способностью находиться в двух местах одновременно – почему она не побывала в Фамале и не проверила лично, как обстоят дела у сына? Почему не проникла к нему в сон и не расспросила о походе? Неужели никакого дара у неё нет? Сердце упорно стучало: мы одной породы!
– Когда выступаем, лорд Айвиль?
– Как только вы будете готовы, – ответил он, осматриваясь.
Обшарпанные стены, облезлый потолок, прогнивший пол. Окно закрыто ставнями и завешено одеялом. К узкой кровати придвинут хлипкий стол. Не келья, а каземат.
– У вас найдётся лишняя лошадь? – спросила Лейза. – Моя кобыла чертовски пугливая, шарахается от собственной тени.
Киаран невольно улыбнулся. Мужицкое словечко, слетевшее с губ благородной дамы, позабавило.
– Да, конечно.
– И мужское седло.
– Зачем?
– Какой же вы непонятливый! Я раздвину ноги и поеду по-мужски.
У Киарана отвисла челюсть.
– Говоришь как леди – тебя не понимают. Говоришь с мужчинами на их языке – они теряют дар речи. – Лейза подошла к столу и принялась складывать бумаги. – Я не хочу плестись со слугами. Они сами доберутся до Фамаля. Вы же дадите им охрану?
Киаран прочистил горло:
– Да, конечно. Хотя можно не торопиться. Герцог Хилд уехал из города.
Лейза обернулась:
– Уехал? Куда?
– Я не вправе это обсуждать. Вам не стоит беспокоиться, миледи. В столицу прибыли ваши сторонники. Выродки патрулируют улицы. Святейший отец лично занимается подготовкой к коронации. Всё идёт своим чередом.
– Меня беспокоит герцог Лагмер. Вы знаете, где он? Знаете, что он замышляет?
– Он ничего не замышляет.
Перед тем как заплатить за убийство герцога Мэрита, Лой Лагмер мог бы спросить у Киарана, на чьей он стороне. Лагмер этого не сделал и теперь оказался на крючке. Чтобы его тайна ушла в могилу, он будет очень осторожен в словах и в поступках.
Покинув монастырь, Киаран сел на коня и поскакал в крепость. Ифа на своей серой кобыле еле поспевала за ним.
Когда обитель осталась позади и лес укрыл всадников, Киаран поехал медленнее:
– Я разрешал тебе покидать замок?
Жена потупила взгляд:
– Нет.
– Я разрешал тебе встречаться с вдовой?
– Нет.
– Я говорил, что в моё отсутствие Гилан остаётся за старшего?
– Да. – Ифа подняла голову. – Я хотела узнать, что она ест, на чём спит, в чём нуждается. Я не понимала, почему ты поселил вдову графа в обветшалом монастыре, где нет ни каминов, ни ковров. Там даже посуды нормальной нет.
– Поняла? – спросил Киаран тоном, от которого самому стало не по себе.
– Поняла, – огрызнулась Ифа. – Она красивая, умная…
А ты глупая, подумал Киаран. Разве можно нахваливать женщину, к которой ревнуешь мужа? И унижать эту женщину нельзя – муж встанет на её защиту.
– …дама с деревенскими манерами, – продолжила Ифа. – Я предложила принести из замка пуховые подушки и перину – она сказала, что может спать под открытым небом, в солдатской палатке, на телеге и даже на лавке в таверне. Она этим гордится! Представляешь? Она чистит зубы порошком из угля. Как можно? Она же дворянка, а не забитая холопка. А как-то я застала её на лошади. Без седла, в мужских штанах. Срам-то какой! Спасибо, что избавил меня, наших девочек и Гилана от общества этой «леди».
Последнее слово прозвучало с издёвкой.
Развернув коня, Киаран преградил жене дорогу:
– Мне придётся отдать наших дочерей твоей кузине на воспитание.
– Что на тебя нашло? – побледнела Ифа.
– Ты рассуждаешь как трактирная баба. У тебя нет ни чувства такта, ни уважения к тем, кто выше тебя. Ты не умеешь ценить и оберегать то, что имеешь. Чему ты можешь научить наших девочек? Не повиноваться мужу? Унижать его гостей? Насмехаться над матерью короля?
Ифа замотала головой:
– Киаран… Пожалуйста… Этого больше не повторится.
Он качнулся в седле, конь понёс его в замок.
Когорта слуг и охранников выдвинулась в путь после полудня. Глядя на гружённых тюками лошадей, Киаран лишний раз убедился в здравомыслии Лейзы. Плестись с неповоротливой толпой им не хватило бы никаких душевных сил.
Второй отряд, малочисленный и привилегированный, полетел к столице напрямик: через чужие феоды и королевские владения. Ветер полоскал штандарт дома Айвилей, трепал суконные накидки Выродков, развевал плащ Лейзы и приподнимал подол её платья, открывая взору шерстяные штаны и кожаные сапоги со шпорами. С хлыстом в руке, в шляпе с пером вдова выглядела как лихая наездница.
Немного погодя начался заболоченный участок. Кони перешли на шаг. Под копытами крошилась тонкая корка льда. Грязь шипела и чавкала.
Лейза придержала лошадь и поехала рядом с Гиланом.
– Нас не представили друг другу. Я Лейза из дома Хилдов.
Тот покраснел от смущения:
– Я Гилан из дома Айвилей, миледи.
Она бросила взгляд на Киарана:
– У вас взрослый и очень обаятельный сын, лорд Айвиль.
– Скоро мне исполнится тринадцать, миледи, – сказал Гилан с гордостью в голосе.
– Моего сына опоясали мечом в четырнадцать лет.
Гилан посмотрел изумлённо:
– В четырнадцать?
– Он много тренировался.
– Я тоже много тренируюсь. Правда, милорд?
Глядя на дозорную вышку, стоящую неподалёку от дороги, Киаран кивнул:
– Правда, Гилан.
Наблюдающие за ними стражники не торопились разжигать сигнальный огонь. Кучка Выродков, сопровождающих даму, не вызывала у них опасений.
– Я тренируюсь в латах, – вновь заговорил Гилан. – Умею садиться на коня без посторонней помощи. Если меня сбили с ног, я быстро поднимаюсь. И это всё в тяжёлых латах. Конным или пешим владею мечом и копьём. Хотя мне больше нравится стрелять из лука. Я хочу быть рыцарем и хочу быть лучником. И не знаю, как это совместить.
– Вы удивительный человек! – сказала Лейза с неподдельным восхищением.
Гилан и вовсе смутился. Украдкой покосился на отца, погладил коня по шее:
– Учитель словесности говорит, что я сложный человек. Говорит, что надо быть проще.
– Никого не слушайте! – воскликнула Лейза. – Сложного человека окружают только сильные люди. Вам ведь не нужны слабые друзья?
– Не нужны, – улыбнулся Гилан. – Где учился ваш сын? В королевском корпусе?
– В Дизарне нет королевского корпуса. Тем не менее у моего сына было много учителей. Например, географию преподавал Тадеска.
– Тадеска?!
– Вам знакомо это имя?
Гилан аж подпрыгнул в седле:
– Конечно! Знаменитый путешественник и первопроходец! Я читал его книги.
– Какие? – поинтересовалась Лейза.
– «Бескрайний свет», «Пряное Заморье». Как же вашему сыну повезло!
– Повезло. Тадеска приезжал в Дизарну лечиться. Там целебный горный воздух, источники живой воды и таинственные соляные пещеры.
– Целые пещеры соли?
– Я попрошу короля взять вас с собой, если он поедет к горным лордам в гости.
Гилан с мечтательным видом уставился в небо:
– Я буду сопровождать короля…
Отряд тем временем выбрался на сухую землю.
Лейза вскинула руку:
– Давайте, кто первый до того бугра.
– У вас хорошая кобыла, миледи, – откликнулся Гилан. – Молодая, резвая. Но мой конь лучше.
– Чур, не поддаваться! – крикнула Лейза и пустила лошадь с места в карьер.
Гилан помчался за ней, подгоняя коня свистом. Киаран дал Выродкам знак, и всадники полетели следом с гиканьем и улюлюканьем.
