Александр Тамоников
Горный блокпост
ПРОЛОГ
Станица Разгульная, суббота, 18 сентября.
Молодой человек в джинсах и черной майке остановил белую «девятку» возле кафе на выезде из населенного пункта. В здание заходить не стал, устроился на улице, на площадке под навесом, за небольшим круглым столиком. Бросил перед собой пачку сигарет, зажигалку, закурил. К нему подошел парень-официант:
– Доброе утро, уважаемый! Что будете заказывать?
Молодой человек взглянул на часы: 11-02. Действительно, еще утро. Хотя… но это неважно.
– Чашку настоящего кофе.
– Еще что?
– Пока все. И пригласи ко мне хозяина кафе, надеюсь, он на месте?
– На месте. Недавно приехал.
– Иди.
Парень, поклонившись, отошел от столика и скрылся за стеклянными дверями кафе.
Вскоре к молодому человеку вышел мужчина лет сорока:
– Салам, Оман!
– Салам, Шота! Как у тебя, все спокойно?
– Было спокойно. Если только ты не притащил за собой «хвост» особистов из гарнизона.
– Не волнуйся, я чист, как стеклышко.
– В части искать не будут?
Молодой человек взглянул на хозяина кафе:
– Шота! Ты, конечно, старше, и я уважаю твой возраст, но не кажется ли тебе, что ты задаешь вопросы, ответы на которые тебя совершенно не касаются?
– Молчу. Расул ждет тебя в моем кабинете! Лучше, если зайдешь с черного хода, от туалета.
– Я так и сделаю.
Хозяин кафе удалился, подошел официант.
Выпив чашку кофе, Оман Мансуров, сержант-контрактник батальона специального назначения, дислоцирующегося на территории небольшого гарнизона в 10 километрах от станицы, встал, направился к туалету, оттуда прошел к зданию, вошел в кафе через тыловую дверь. Очутился в коридоре. И сразу же вошел в кабинет, который находился справа по ходу из зала в первой комнате. Там, устроившись в кресле за журнальным столиком, сидел мужчина неопределенного возраста, чьи годы скрывала окладистая, с проседью, аккуратная бородка. Увидев гостя, мужчина произнес:
– Ты опаздываешь, Оман. Нехорошо заставлять старших ждать.
Сержант ответил:
– Я прибыл вовремя, пил кофе, отслеживая обстановку, или Шота не доложил тебе об этом?
– Доложил, но в перестраховке нет никакой необходимости. Мои люди контролируют ситуацию.
– Это хорошо.
– Да, это хорошо. Что имеешь сказать?
– Наш взвод уходит к Катавану послезавтра, в понедельник утром.
– Так. Значит, следующую неделю на блокпосту будешь ты с Жаровым?
– Точно.
– Тогда караван пойдет в ночь со среды на четверг. В полночь он дойдет к утесу. Проводник будет ждать сигнала на три часа. В общем, все, как всегда.
– Хорошо, Расул. Караван пройдет через пост.
Расул усмехнулся:
– Не сомневаюсь. Как ведет себя старший лейтенант?
– Нормально. А как он еще может себя вести?
– Не нервничает? Иногда, знаешь, люди, связанные с нашим бизнесом, начинают нервничать. С Жаровым не происходит подобного?
Мансуров отрицательно покачал головой:
– Нет, лейтенант в порядке. Ему придает уверенность то, что он не один, и особенно, что вместе с ним работает и замполит части! Да и деньги, что он получает, сглаживают настроение. Так что старлей весел, за бабами ударяет. Вот только жаден, но этого уже не исправить.
Расул махнул рукой:
– Жадность не самое худшее качество офицера. Было бы хуже, если б он сорил деньгами, вызывая вполне обоснованный вопрос, а откуда у взводного такие «бабки».
– Жаров спросит, сколько за пропуск этого каравана ты отвалишь «зеленых».
– Передай, пятьдесят тысяч. Сразу после возвращения взвода с блокпоста. А значит, в следующий понедельник здесь же, в кафе.
– Наркота пойдет?
– Да. Ты можешь об этом знать, Жаров с Индюковым – нет!
– Они и не узнают. У тебя все?
– Все. Да, чуть не забыл, Мулат решил выставить пост наблюдения за вашим объектом. Наблюдатель начал работу вчера. Так что, если какие проблемы, сразу весточку мне.
– Где Мулат посадил наблюдателя?
– В пещере, рядом с трещиной, на противоположном от блокпоста склоне Катаванского ущелья.
– Зачем?
– А вот это, Оман, не твое, да и не мое дело. Мулат сам определяет, что и зачем делать.
– Ладно. Пошел я.
– Давай, брат. Удачи тебе.
– Спасибо.
Мансуров вышел, сел в «девятку», проехал до канала. У моста остановился. Искупался. После чего направил автомобиль через станицу в сторону военного городка. Проехав контрольно-пропускной пункт, встал возле офицерского общежития. Посигналил и, выйдя из салона, направился в беседку, что стояла у волейбольной площадки, и сейчас была пуста. Вскоре к нему присоединился командир первого взвода первой роты спецназа, двадцатитрехлетний старший лейтенант Игорь Жаров.
– Как съездил, Оман?
– Нормально, командир, встретился с Расулом, сообщил, когда заступаем на блокпост. Караван с той стороны пойдет в ночь со среды на четверг. Оплата за пропуск – полтинник.
– Это хорошо. Что еще сказал Расул?
– То, что Мулат на противоположном от объекта склоне установил пост наблюдения.
Взводный удивился:
– Зачем?
Сержант ответил:
– Вот и я его об этом спросил. Сказал: не наше дело.
– А если что, она без нас – никуда! Ладно, хрен с ним, с этим наблюдателем, пусть смотрит, если интересно. Оплата как обычно?
– Да.
– Добро. Ты сейчас переоденься и иди в роту. Займись подготовкой взвода к выходу, а я навещу замполита.
– А стоит? Расул наверняка уже с ним контактировал.
Старший лейтенант вздохнул:
– Не нравится мне все это! Мы должны работать единой командой, а получается не пойми что!
– Скорее всего так и задумано, чтобы никто до конца ничего не понимал.
– Это значит, и Расул, и Мулат не исключают варианта развала бизнеса. А для нас, Оман, развал равносилен провалу и грозит большими проблемами!
Мансуров успокоил подельника:
– Ничего, командир. Если что, успеем скрыться. Есть у меня и путь отхода, и место длительного отстоя, и проводник, который переправит за «бугор». Главное, иметь в запасе, как минимум, сутки. Но давай не будем о грустном. Работать нам немного. Поставят погранцы вместо блокпоста заставу – и хана проходу через Шунинское ущелье. И к нам никаких претензий. Все будет нормально, Игорек!
– Ладно, иди в подразделение. Я позже тоже подойду.
– А как же насчет дискотеки? Иди пропустишь?
– Одно другому не помешает. Все, разошлись.
Мансуров сел в автомобиль и проехал внутрь городка, где в доме с мансардой находилась его квартира, в которой он жил с супругой Розой.
Старший лейтенант, облачившись в форму, пошел в штаб батальона.
Дежурный по части, командир 2-го взвода все той же первой роты, капитан Юрий Бекетов стоял на крыльце штаба и курил, стряхивая пепел в урну. Увидев сослуживца, немного удивился:
– Привет, Игорек, тебя каким ветром сюда занесло?
– Здравия желаю, товарищ капитан. А занесло меня сюда ветром попутным!
– А если серьезно?
– А если серьезно, Юра, то Индюк вызвал. Не иначе, лишний раз проинструктировать перед выходом. Он любитель мозги посношать, да ты майора лучше меня знаешь!
Жаров говорил неправду.
Капитан только что вышел из дежурки, где сидел перед коммутатором более часа. За все это время ни замполит никому не звонил, ни с ним никто не связывался. Посыльного за Жаровым мог тоже послать только Бекетов. Он этого не делал. Так каким образом Индюков вызвал Жарова? И зачем старший лейтенант лжет? Ну, сказал бы, что сам решил зайти к майору, и все дела. Это его право.
Жаров тем временем прошел в штаб и зашел в кабинет заместителя командира по воспитательной работе. Вышел старлей минут через двадцать, и вышел со словами: «Ты сам знай свое место, майор!» Эта реплика удивила капитана еще больше. Индюков всегда держал себя с офицерами строго, не позволяя даже намека на фамильярность. А тут вдруг какой-то взводный явно и открыто грубит майору? Что просто необъяснимо. Капитан вышел из дежурки, когда Жаров проходил мимо. Сделал вид, что не слышал того, как старший лейтенант попрощался с майором. Спросил:
– Ну и что, получил инструкции, Игорек?
– Получил. Как он уже надоел с ними. Каждый раз одно и то же. Инструктаж замполиту удовольствие, что ли, доставляет? Но никуда не денешься, начальство. Пошел повышать моральный дух своих бойцов, как того потребовал наш Индюк!
– Давай!
Старший лейтенант покинул штаб.
Бекетов задумался.
В коридоре появился заместитель по воспитательной части. И никакого раздражения на его лице. Чудеса, да и только! Майор подошел к дежурному:
– Я в третью роту, затем в столовую. После обеда буду дома!
– Ясно, товарищ майор.
– Происшествий никаких?
– Никак нет, товарищ майор!
– Ну и ладно. Счастливо отстоять наряд, капитан.
– Спасибо!
Проводив заместителя командира батальона, Бекетов вернулся в дежурку, сел за пульт, на котором в углу был закреплен коммутатор. Взглянул на панель, ни один индикатор не светился. Значит, никто никуда не звонит! И все же, что произошло между Жаровым и Индюковым? Почему замполит проглотил очевидное хамство подчиненного? Или их объединяют особые, скрытые ото всех остальных офицеров батальона отношения? Странно. Все очень странно. Впрочем, шло бы все к черту! Сегодня дискотека. И сегодня Юрий вновь увидит Кристину. Пригласит на танец! Неужели и сегодня она откажет ему, как в прошлый раз? Но тогда он был сильно навеселе. Сегодня же пить не будет! Но не будет ли? В принципе, рюмашку для поднятия тонуса и снятия усталости принять можно. Или даже этого не стоит делать? Вот дилемма, мать ее! Но почему он должен идти на поводу связистки? Потому, что она нравится ему? А нравится ли он ей? Вроде нравится, об этом ему подруга Кристины сказала. Но раз он нравится Кристине, то она должна принимать капитана таким, как он есть. А она капризничает! С другими же танцует без выпендрежа! Что, все кавалеры всегда трезвы? Да ни один офицер, даже с женой, трезвым на дискотеку не пойдет! Трезвые дома сидят, телевизор смотрят. Черт, когда же кончится этот наряд. Бекетов очень хотел вновь увидеть женщину, которая появилась в его жизни три месяца назад с прибытием в гарнизон отдельной роты связи и которая сразу запал в душу офицера. А увидеть ее он мог только на дискотеке, до которой… капитан взглянул на часы и вздохнул… осталось ни много ни мало – восемь часов, семь из которых ему предстояло провести в наряде. Хорошо еще, что загремел в дежурные по части в пятницу. А если б в субботу?
От мыслей Бекетова оторвала трель звонка телефонного аппарата без цифрового диска. Звонил командир:
– Дежурный по батальону капитан Бекетов слушает вас, товарищ подполковник!
– Зайди ко мне!
– Есть!
Капитан поднялся, поправил портупею с кобурой, бросил помощнику:
– Я у командира, – и вышел из дежурки.
Служба дежурного по части продолжалась.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Горы, кругом горы, перевалы, ущелья, склоны, скалы, трещины. Редкая растительность, трава и кустарник. Низко проплывающие облака. Так низко, что кажется, протяни руку – и достанешь их, заставишь на время зависнуть, снимешь часть снежно-белой влажной массы, чтобы протереть пыльное, обветренное лицо. Но это обман. Облака недоступны так же, как и вершины гор.
Блокпост. Полевое стрелковое сооружение, искусственное сооружение из блиндажей, капониров боевых машин, огневых точек, связанных между собой вырубленными в горной породе ходами сообщений. Участок, занимающий по площади примерно один гектар юго-восточной оконечности плоскогорья, клином расположившегося по вершинам склонов Катаванского и Шунинского ущелий, захватившего усеченную высоту 204,0. Блокпост, охваченный по периметру колючей проволокой, смотрелся со стороны, особенно сверху, неестественно, грубо разрушая сложившийся веками ландшафт данной местности. Ничего и никогда ранее здесь не было. Как не было и границы, появившейся вдруг по велению тех, кто решил, что союзному государству больше не существовать. Границу политики худо-бедно по карте определили, а вот оборудовать ее в горах так и не смогли. Лишь обозначили, выставив где редкие пограничные заставы, где войсковые блокпосты, а где просто врубив в камень металлические столбы с двуглавым орлом на куцей табличке. Взгляд у пограничного орла был какой-то тусклый, запуганный, а вид жалкий, никак не олицетворяющий символ Державы Сильной и Великой! Ну и бог с ним! В конце концов, какова страна, таков и герб. Вернемся к блокпосту у слияния двух ущелий, одно из которых, а точнее дно одного из которых, Катаванского, и являлось границами России с сопредельным государством. Государством, совсем недавно считавшимся дружественным Москве, но после очередной цветной революции на постсоветском пространстве переставшим практически являться таковым. Государством, на территории которого нашли приют лагеря подготовки террористов для поддержания войны в Чечне и республиках Северного Кавказа, откуда подготовленные наемники и моджахеды направлялись в Россию. Как только в Кремле стало известно об этом, в высоких кабинетах зданий по соседству с Красной площадью приняли решение закрыть границу. Приняли решение как всегда быстро, легко и просто, чтобы вовремя отчитаться и показать, что держат нос по ветру. Но то, что просто сделать на бумаге, далеко не всегда так же просто осуществить на практике. Так оно и вышло. Границу начали оборудовать. Опять-таки, как всегда спешно и бестолково. Подразделения пограничных войск выставлялись не там, где этого требовала обстановка, а там, где было обозначено на карте. Иногда получалось так: штабные чины пограничников, прибывшие для рекогносцировки местности, с крайним удивлением обнаруживали, что участок оборудования заставы, обозначенный на карте районом чистого от растительности плоскогорья, в действительности представлял собой гряду неприступных скал, где не то чтобы поставить какой-либо заслон потенциальному врагу, а приземлить свой вертолет было негде! Но как доложить об этом в Москву? И принимались решения ставить заставы, где возможно. Но где возможно, это, как правило, не там, где надо! Хотя какая для штабистов разница, там или не там! Главное выполнить задачу и быстрее свалить в столицу, а уж погранцы званием пониже потом как-нибудь разберутся с обстановкой. Со временем все наладится. У нас на авось многое проходило. Да еще как проходило. Победоносно! Для штабных чинов важно не то, где по их воле предстояло нести тяжелейшею службу офицерам и солдатам горных застав, а то, что эти заставы выставлены! А если и не выставлены еще, так будут выставлены! Раз доложено наверх, то будут выставлены непременно, даже на скалах или в ущельях! Своевременный доклад для чиновников в погонах с большими звездами гораздо большее, нежели судьбы и жизни тех, кого они своим безграничным желанием остаться у кормушки на теплом местечке, в Москве, обрекают на Кавказе если не на немедленную гибель, то на адские условия службы точно. В результате подобных решений безответственных и безразличных ко всему, что не относится к их личному благополучию, чиновников слияние Шунинского и Катаванского ущелий, очень удобного места для переброски как отрядов боевиков, оружия, так и для транзита наркотиков, осталось на какое-то, весьма продолжительное время никем и ничем не перекрытым. Ближайшие заставы находились отсюда километрах в двадцати-тридцати, то есть не имели физической возможности для контроля над этим районом. И авиация объединенной группировки войск была бессильна даже в проведении периодической воздушной разведки района, так как Катаван, как еще сокращенно называли данную местность, часто затягивался сплошным туманом. Возможно, этот проход еще долгое время оставался бы открытым, если бы не комиссия Генерального штаба. Та быстро оценила обстановку. И 56-й отдельный батальон специального назначения, усиленный ротой связи и минометным взводом, дислоцирующийся в станице Разгульной совместно с полком внутренних войск, получил приказ силами одной роты оборудовать блокпост, с организацией на нем круглосуточного боевого дежурства. Приказ выполнили. Ровно год назад. Сейчас пост представлял собой достаточное мощное укрепление. По вершинам обоих склонов окопы с огневыми позициями для каждого стрелка. Два капонира с боевыми машинами пехоты, блиндажи для командного пункта и укрытия личного состава, полевая кухня и столовая. Все замаскировано, врыто в грунт. И это только с фронта. В тылу, правда, тыл для взводного опорного пункта понятие весьма относительное, и все же в тылу, а именно на высоте 204,0 позиции третьего отделения, расчет из шести минометов. Цель третьего отделения – прикрытие блокпоста с тыла и западного фланга, а также использование в качестве резерва командира дежурного взвода. Все это обнесено двумя рядами колючей проволоки, между которой обильно разбросана «путанка» с сигнальными звуковыми и световыми зарядами. И в завершение описания блокпоста, в восьмистах метрах от него, у начала лесного массива, вертолетная площадка, куда в 8-00 понедельника каждой недели прибывал очередной взвод для смены отстоявшего дежурство подразделения. Командованием батальона полчаса назад было определено, что чередовать на посту все взвода бессмысленно и нецелесообразно, так как батальону приходилось решать и другие задачи. Поэтому, дабы упорядочить несение дежурства на горном блокпосту, комбат подполковник Белянин принял решение «повесить» Катаван на первую роту майора Фирсова. Что так же безоговорочно было принято к исполнению.
И сегодня, в понедельник 20 сентября, в 7-30 четвертый взвод капитана Крабова начал активную подготовку к сдаче поста подразделению старшего лейтенанта Жданова, прибытие которого ожидалось в 8-30!
Двал «Ми-8» зависли над плоскогорьем ровно в 8-00, совершив перелет к месту назначения от военного городка у станицы Разгульной в сто с лишним километров. Поднимая пыль, одновременно плавно коснулись шасси самодельных вертолетных площадок. Тут же, не ожидая остановки двигателей, на землю из десантных отсеков начали выпрыгивать солдаты в камуфлированной форме, вооруженные кто автоматами, кто пулеметами, в бронежилетах, имея ранцы и шлемы за спиной. Вместе с вооружением и бронезащитой военнослужащие первого взвода несли в ранцах продукты питания и запас воды на неделю. После солдат из первой «вертушки» сошел статный, симпатичный офицер – старший лейтенант Игорь Леонидович Жаров. Он подал руку облаченной, как и все остальные военнослужащие, в камуфлированный костюм, единственной во взводе женщине. Та, приняв помощь, также спустилась на землю, видимо, по отработанной привычке тряхнув головой так, что ее длинные каштановые волосы, взлетев веером, рассыпались по плечам. Женщине было на вид лет тридцать, может, чуть больше. Но это не смущало двадцатичетырехлетнего старшего лейтенанта. Пропустив даму, которая являлась сержантом-связистом, вперед, офицер похотливо осмотрел ее со спины. И почувствовал желание. Женщина обернулась:
– Лейтенант! Нельзя ли поскромней? У меня ягодицы задымятся, если ты продолжишь прожигать их своим бесстыжим взглядом!
Жаров сглотнул слюну:
– Валечка! Тысячу извинений, но клянусь мамой, как говорят абреки, такой фигуры я еще не видел! Это нечто!
Сержант Губочкина не без удовольствия усмехнулась:
– Ты всем бабам подобные речи толкаешь, мальчик?
Жаров взял женщину под руку, та не отстранилась, но указала на солдат:
– Игорек! Ты не забыл, для чего прибыл сюда? На нас весь твой взвод пялится.
– Минуту, Валечка.
Старший лейтенант отошел от связистки, грозно, насколько хватило опыта, обратился к подчиненным:
– Ну, чего встали отарой баранов? Не знаете, что надо делать? Сержанты, в чем дело? А ну-ка живо построить взвод по отделениям, в колонну по двое!
Перед толпой вышел заместитель Жарова, сержант-контрактник Оман Мансуров, подал команду:
– Внимание, взвод! …
Старший лейтенант, не дожидаясь выполнения приказа, вернулся к связистке, кокетливо наклонившей голову немного вправо и приоткрыв полные, слегка подкрашенные губы так, чтобы стали видны ее ровные, белые зубы. Офицер поймал себя на мысли, что уже видел подобные жесты. В порнографических фильмах, которые частенько гонял по видаку у себя в номере общежития. Видимо, и Валентина не прочь побаловаться порнушкой. И не только глядя в экран. Несмотря на то, что подразделение связисток прибыло в гарнизон три месяца назад, о Губочкиной сразу расползлись слухи. О том, что и замужем она уже дважды побывала, последний раз за майором, непосредственным начальников. Который бросил ее из-за того, что лично застал в постели с молодым прапорщиком, вернувшись раньше времени из командировки. Говорили, что она баба развратная, но цену набить умеет, так просто ноги не раздвинет. Обязательно потребует что-нибудь взамен. Но уж если допустит к телу, то такую случку устроит, что не всякий и выдержит. На нее это похоже!
Жаров подошел к сержанту:
– Позвольте, Валечка, продолжить разговор?
– Отчего нет? Ведь нам с тобой, лейтенант, хочешь, не хочешь, а неделю в одном блиндаже провести придется. Правда, ночью через ширму, но … что такое ширма? Тряпка! Я права?
– Абсолютно! Абсолютно права, Валечка!
– Тогда догоняем взвод, Игорек!
– С удовольствием.
Он вновь взял связистку под руку. Парочка двинулась за подразделением. До периметра колючей проволоки, до прохода в нем, по равнине им предстояло пройти целых восемьсот метров. Жаров, ощущая рядом с собой тело зрелой, умудренной опытом, в том числе и сексуальным, женщины, проговорил:
– Удивляюсь, Валюш, как я раньше не замечал твоей красоты? Просто диву даюсь! Может, оттого, что редко видел тебя?
Женщина усмехнулась:
– Удивляешься? Диву даешься? Перестань играть, Игорек! В гарнизоне ты больше смотрел и обхаживал молоденьких девочек. Я же старуха!
– Ну, зачем ты так? Какая старуха? Дама в самом соку, не то что твои подруги!
– Однако в сауну ты затащил Галю Бондарук, а с дискотеки увел Голодовникову. На меня что-то даже не посмотрел. А сейчас Дон Жуаном серенады поешь! Да оно и понятно, эту неделю тебе со мной, а не с молоденькими придется на посту провести! Но не подумай, я не осуждаю тебя. Это естественно! Только учти, Игорь, моя любовь дорого стоит. Если хочешь попасть ко мне в постель, платить придется! Не деньгами, нет, я не проститутка. А вот подарок какой дорогой приму с удовольствием! Понял, дружок?
Жаров оскалился:
– Ну о чем разговор, Валюша? Одна неувязочка, подарок, поверь, дорогой подарок, я смогу тебе по возвращении сделать. Здесь ювелирных магазинов нет!
Губочкина снисходительно улыбнулась:
– Естественно, по возвращении. Я умею ждать! И оценивать щедрость кавалеров. Со мной, старший лейтенант, надо быть щедрым. Тогда познаешь то, что ни с одной шлюхой не познаешь!
Взводный ближе прижался к связистке:
– Валюша! От твоих слов я готов прямо сейчас увести тебя в ближайшую балку.
– Не торопись, Игорек, не торопись! Ночи дождись. А время пролетит быстро, смена бойцов, организация службы, ужин, а там и отбой! Так что отпусти меня и держись стороной. Не надо афишировать наши отношения. Это не в твоих и не в моих интересах.
Жаров выполнил просьбу-требование женщины, убрал руку. Они догнали взвод и вскоре подошли к периметру проволочных заграждений, где подразделение ожидал посыльный четвертого взвода роты специального назначения. Пройдя проход в полосе заграждений, солдаты вышли на позиции третьего отделения, или на усеченную вершину высоты 204,0. Здесь Жаров приказал одному из своих сержантов:
– Якункин, занимай точку! Как произведешь замену, связь со мной! Особо проверь целостность периметра проволочных заграждений, боекомплект и состояние блиндажа, но не тебя мне учить, сам знаешь что делать.
Сержант ответил:
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Я знаю, что надо делать!
– Вот и делай! Мы пошли дальше к передовой!
Жаров приказал своему заместителю и одновременно командиру первого отделения сержанту-контрактнику Мансурову вывести взвод на основные позиции и так же приступить к приему объекта.
Старший лейтенант со связисткой Губочкиной направились в главный блиндаж, служивший и командным пунктом взвода с центральным пунктом связи, и местом отдыха командира взвода и связиста. На одном столе стояла радиостанция с вынесенной наружу лучевой антенной, другой служил рабочим местом временного начальника блокпоста. Но, как правило, второй стол больше применялся для приема пищи и нередко для того, чтобы распить фляжку спирта под скорую закуску. Между амбразурами, служившими офицеру и для наблюдения за зоной ответственности поста через стереотрубу, и, при необходимости, для ведения огня по вероятному противнику, стоял старый диван. Раньше он красовался в кабинете заместителя командира батальона по воспитательной работе майора Индюкова. Кому пришла в голову идея перетащить в горы этот диван, неизвестно. В углу находилась кровать взводного, перпендикулярно ей, закрытая ширмой, вторая кровать – для связистки. На деревянном полу расстелена кошма. В пирамиде у стола связиста пулемет РПК с десятью сорокапатронными магазинами и снайперская винтовка, так же с десятью обоймами. Там же находилась ячейка штатного автомата временного начальника поста.
Жарова и Губочкину встретил командир четвертого взвода капитан Крабов.
Офицеры поздоровались. Валентина спросила у Крабова:
– А где Люда Конурок?
Капитан указал на блиндаж:
– Отошла по делам своим! Сейчас подойдет, и начинайте прием-передачу поста по линии связи, а мы с Игорем обойдем позиции. До нашего возвращения блиндаж не покидать.
Валентина ответила, усмехнувшись:
– Есть, товарищ капитан! Обязательно дождемся вашего возвращения.
Крабов ничего не ответил, потому что появилась Конурок, и Губочкина обняла подругу. Связистки скрылись в блиндаже.
Крабов предложил Жарову:
– Обойдем позиции?
Старший лейтенант согласился, тем более этого требовали и инструкции:
– Идем!
Офицеры прошли на западный фланг. Перед пустым капониром капитан остановился:
– За постом начали пасти, Игорь!
Жаров изобразил изумление:
– Да? Давно? Кто и откуда?
Капитан ответил:
– Бойцы заметили наблюдателя три дня назад, в пятницу, где-то часов в десять. На противоположном склоне, напротив того места, где стоим сейчас мы. Пройдем в капонир.
Западный сектор поста, где, как правило, несло службу второе отделение взвода, заступившего на дежурство, был оборудован капониром для третьей боевой машины пехоты. Но эта БМП так и не дошла своим ходом до блокпоста. На одном из участков дороги, в тридцати километрах от высоты 204,0, там, где грунтовка вплотную подходила к обрыву, после прохода первых двух боевых машин грунт «поплыл» – и третья машина попала в естественный капкан. Она начала сползать с плоскогорья. Хорошо, что в машине находился один механик-водитель, который успел выскочить из люка на броню и спрыгнуть на землю. БМП же рухнула в пропасть вместе с обширным участком склона. Таким образом и боевая машина была безвозвратно потеряна, и единственная сухопутная нить, соединяющая пост с равниной, оборвалась. Поэтому взвода стали доставлять на позиции вертолетами, а крайний, западный капонир так и остался пустым, превращенный в огневую точку станкового гранатомета «АГС-30».
Рядом с ней и устроились офицеры. Подняли бинокли. Крабов проговорил:
– Трещину, идущую по противоположному склону от вершины, видишь?
– Это где ряд кустарника?
– Да!
– Вижу! Ну и?
– Террасу, которой оканчивается трещина, наблюдаешь?
– Угу!
– Смотри слева – черная дыра. Похоже, пещера, и скорее всего – сквозная, с выходом на другую сторону перевала. Там-то и был замечен неизвестный наблюдатель за постом.
Жаров, рассматривая черную дыру, спросил:
– Почему ты решил, что там сквозная пещера? Дыра есть, вижу, но это может быть просто выемка в породе, достаточно крупная и способная укрыть наблюдателя. Но этот наблюдатель мог к дыре спуститься и по трещине! Мы ж не знаем, что она собой представляет?
Крабов отрицательно покачал головой:
– Нет, Игорь! Если бы наблюдатель появился один раз, тогда с тобой можно согласиться, но, заметив его в пятницу, в субботу я лично следил за дырой и трещиной. Неизвестный появился в пещере ровно в 11-00, а если шел бы от трещины, он по-любому засветился бы на террасе. Трещину и дыру разделяют не менее трех метров. Их наблюдатель не преодолевал.
– Ясно! Но непонятно, кто и почему решил установить контроль над постом?
Вопрос прозвучал вполне естественно, хотя Жаров прекрасно знал ответ на него.
Капитан ответил:
– Вот и я не пойму! Но ничего хорошего это не предвещает. Как бы какая банда не запланировала прорыв через Шунинское ущелье!
Старший лейтенант воскликнул:
– Но это невозможно! Даже ночью и в туман. У нас достаточно сил, чтобы прикрыть ущелье!
– Так-то оно, Игорек, так, но как может произойти все на самом деле, просчитать невозможно.
– Считаю, проход прощупывают. Но, оценив обстановку, противник вряд ли решится прорывать оборону поста! Проще пройти, прикрываясь перевалом между нами и соседней, восточной заставой. Крабов опустил бинокль:
– Ладно. Будь что будет. От нас мало что зависит, лишь отразить возможное нападение. Но ты за пещеркой понаблюдай. Не помешает. Да ночью усиль караул.
Жаров обернулся к капитану:
– Ты вот что, Кирилл, прибыв в часть, подожди докладывать комбату о наблюдателе.
Капитан удивился:
– Почему?
– Реакция Белянина непредсказуема, подполковник может тут же принять решение на усиление блокпоста и перебросить сюда еще взвод. Зачем отрывать ребят от мирной обстановки и здесь создавать чехарду без особой надобности. Это же придется рубить новые позиции, а ты помнишь, чего нам стоило создать эту систему обороны? Наблюдатель же, оценив пост, может больше не выйти на позицию, поняв, что прорыв на нашем направлении невозможен. И получится хрен что! Но если наблюдение с сопредельной стороны продолжится и проявятся хоть малейшие признаки угрозы нападения на пост, я сам обо всем доложу комбату. Считаю, что сейчас это делать рано. И так дежурство не сахар, но пока каждый из нас, взводных, выходит на блокпост раз в месяц. А после непредсказуемого решения Белянина мы реально можем начать зависать в этих горах по полмесяца. Тебе это нужно? Ладно, я холостой, а у тебя супруга, семья!
Капитан согласился:
– Ты прав, Игорек. Пока комбату лучше не знать о наблюдателе, а то действительно кашу заварит, не расхлебаем всей ротой.
– Это точно. Ну что, обойдем другие позиции?
– Пойдем. Высоту смотреть будем?
– А чего ее смотреть? Я же проходил через нее. Там, наверное, бойцы уже сменились, хотя доклада еще не последовало. Но мой отделенный может время тянуть. Хитроватый паренек! Понял службу!
– Тогда на восточный сектор?
– Идем на восточный!
Офицеры покинули капонир и траншеей, минуя командный пункт, направились к позициям, расположенным по вершине западного склона Шунинского ущелья.
В главном же блиндаже две женщины проводили свою смену, обсуждали личные вопросы, так как связь на посту функционировала нормально, в чем Губочкина сразу убедилась, вызвав дежурного по батальону в гарнизоне, а также командиров всех трех отделений взвода Жарова. После манипуляций с радиостанцией они устроились на диване. Губочкина положила руку на плечо подруги.
